Луна-месяц

               

        Плотогонщиков, широконосый, мясистый мужик, посадил за стол своего сына первоклашку  Борьку уроки учить с наказом: « Пока уроки не выучишь – жрать не получишь».
       Брать ненавистный букварь в руки да что-то там ещё читать – для  Борьки было несносной пыткой. Лучше бы батя сказал: «Нечего глаза дома мозолить, иди, пинай ветер на улице». Вот это было бы дело, там всё  Борьке знакомо, каждый закоулок его знал, каждый камень, каждая собака. А тут об эти проклятые буквы надо рот ломать. Но родитель подналёг на Борьку всерьёз. Дыша пьяным перегаром и пуская на него папиросный дым, он смотрел, как тот водит пальцем над картинкой месяца, трудно и долго растягивая по слогам:
      – л-у-у-н-н-а-а, – Борька даже ещё не успел дотянуть, как на него обрушилась затрещина,
      – Ме-ся-ц, – отец показывал рукой на картинку.
      Борька округлил глаза и опять по буквам у него выходит:
      – л-у-у-н-н-а-а, – Вторая затрещина выбила слёзы из Борькиных глаз.               
      Отец  рычал:
      – Ме-ся-ц, – тарабаня рукой по картинке.
      Борька в тумане от слёз вновь выводит:
      –  л-у-у-н-н-а-а.
      Третья затрещина сразила Борьку. Он не удержался и, заревев, выскочил из-за стола.
      – Это наглая несправедливость, – зароптала жена.
      – Наглость – второе счастье, – как вбил гвоздь в доску Плотогонщиков, –
Вот какая упрямь настырная, мне лучше гору угля лопатой срушить, чем его одолеть. На это школа есть, они там деньги получают, пускай и учат. Я не специалист. А то рисуют одно, а пишут другое, смотри, – стучал он рукой по букварю.
      Шло время.
      Шатко и валко Борька уже перевалил в пятый класс. Спит он как-то ночью – проснувшись, слышит – громы.  Выглянул в окно, а там зарево – аптека пылает, шифер на крыше, взрывной канонадой грохочет, люди бегут. Борька сорвался и тоже туда. Благо, отец пьяный спит, не слышит, у него сейчас хоть под самым ухом из пушки пали – всё равно не услышит. 
      Впервые в жизни такая предстала картина перед глазами  Борьки.
      Огонь жаром дышит, всё трещит, люди бегают, кричат, все что-то из окон кидают. Шныряют туда-сюда, все что-то собирают, кто во что: кто в ведро, кто в мешок. Кто-то тащит какие-то ящики. Весело стало Борьке, и он прихватил ящик.
      Борька слышал как кто-то крикнул: «В ящике деньги»! Спрятав ящик в сарае, он взял мешок и вновь – на пожарище. Тут пожарные приехали, вначале без воды, посмотреть, чтоб хорошо сгорело, потом уехали за водой.  Борьке кое-что ещё удалось бросить в мешок от остатков разграбленного. 
       На развалинах пожара появился запоздалый участковый милиционер и немедленно стал разгонять свидетелей. Но участковый не запоздалый, он появился вовремя, вовремя с расчётом, чтобы дать углям дотлеть до конца. Ведь весь его сторожевой порядок, чтобы всё скрыть в саже, и чтобы не за что ухватится было. Чем больше сгорит, тем больше пепла, и все делишки пепел скроит. А потом, поди, разбери, где дело чёрное, а где белое – всё спишут на огонь. И все правые, виновных нет. Чем больше таинственности, тем милиция в цене.
      Осколок ночи и утро Борька спал сладко.
      Встав с разбитой от пьянки головой,  Плотогонщиков решил опохмелиться. Шаря  в стайке заначку хмельного, он наткнулся на ящик с пачками бумажных кульков. Слёту он вначале принял их за деньги, уж больно они походили по размерам на пачки денег. У него аж залпом брызнула кровь в голову, но, переведя дыхание, собравшись с духом, он, озираясь, чтоб, не дай бог кто увидит, потихоньку вынес пачку на свет, и кровь тут же отхлынула назад. Он присел, кумекая. «Что это значит, никак  Борькина блажь, дурья башка, видать втемяшил что-то в голову. М-м-м, да, не прилипают деньги к нашему рылу», – заключил Плотогонщиков и с горя опорожнил заначку.
      Взбодрившись хмельным, он объявился во  дворе, там народ и посвятил его о прошедшем пожаре и даже, более того, было намекнуто о кое-каких догадках поджога аптеки.
       «Вот месяц светит для всех одинаково, – стал развивать мысль  Плотогонщиков, – но для одних это луна светит, для других – месяц.  Так и для  Борьки достались бумажки, а для аптекарши – деньги,  А почему?  А потому, что Борька – дурак, всё на веру берёт».
      И обидно стало  Плотогонщикову за  Борьку.         
      Обида овладела им без остатка. Придя домой, он дал волю своему нутру.
      – Ну и дурак же ты, Борька, бумажки за деньги принял! Ты чё думал, там деньги будут, на-ка – выкуси! Деньги у аптекарши дома спрятаны, там горит  то, что ей не нужно. Аптекарша – баба с ширмочкой. Для ширмы мужа держит, а за ширмой  хахаля имеет для сладкой жизни. А ведь хахаля ублажать надо, на это деньги нужны, на её зарплату не ублажишь. Вот и горит аптека. А ты, дурак, кинулся, что деньги там. А мужики на спирт хотели налечь, да спирт у неё давно припрятан. Мужикам досталась одна чесночная настойка да пацанам – завалявшиеся витамины. У неё всё рассчитано, как в аптеке. Кому надо – на лапу даст и всё шито – крыто.
      Плотогонщиков даже полюбовался своим красноречием и откровенным измышлением загордился.
      Шатаясь по закоулкам, Борька во многих местах находил выкинутые пачки бумажных кульков: «Значит, не он один накинулся на  халявские деньги. Ну и аптекарша, обфунтила всех, ну ни чё, я фунтить буду пудово» – дал зорок себе  Борька.  Не  зря он слышал поговорку «Как в аптеке, так и тут: сорок фунтов – так и пуд».  Пригодилась она ему.
      И чем  Борька становился старше, тем изощрённее подходил к своему небогатому житейскому опыту.
       Как-то он шёл за пьяной компанией отца. Отец играл на гармошке, компания пела:
                «Мы – калинински барбосы,
                на гулянку ходим босы.
                А кто наступит на носки,
                того изрежем на куски…»
       Навстречу им шла другая капания, и тоже во хмелю. Завязалась драка.  Отец бросил гармошку в грязь и,  засучив рукава, кинулся в толпу дерущихся и разгулялась рукопашная. 
      Наблюдая драку, Борька обнажил смекалку.
      – Опупел батя, зачем гармошку в грязь кинул, нужно гармошкой по репе бить.
      От этого и пошёл  Борькин отсчёт в опережении отца в смекалке. И чем больше опережал отца, тем яростней ожесточался. Стал подворовывать, стащит, где что плохо лежит.
      Наколотил как-то, предку по «репе», понравилось, силу почувствовал и утверждение. Однажды пировал отец в компании мужиков, где был и Борька, вспыхнула ссора. Отец с одним из мужиков стали выяснять отношения. Они схватились в кулачной. В Борьке вскипела родственная кровь, он вступился за родителя и разбил бутылку водки о голову противника отца. Разбил бутылку о голову человека и сокрушался: «водяру жалко, пропала».
       Человека схоронили, а Борька твердо поселился в тюрьме.
       Плотогонщиков не одобрял Борьку.
       – Дурак, ну кто же так дерется, сопляк даже драться по-человечески не умеет. Чему в школе его научили?.. 
       Мать жалела Борьку и укоряла отца, что он ни когда доброго слова Борьке не сказал, и не было у него хорошего отцовского напутствия, а все только ругал его.