Письмо

               

    

        В дверь постучали, и в комнату вошёл моряк с чемоданом и рюкзаком.
        – Щёкина здесь живёт?
        – Да, – оторопело протянул парнишка, насторожась в любопытстве:
«что же дальше будет?» 
        Моряк улыбнулся и стал располагаться. Поставил у печки чемодан, снял
рюкзак и, присев, стал расшнуровывать ботинки.
       – Да, корочки мои насквозь. Ну и погодка. Придётся нырять в сапоги.
       Мальчишка недоумённо уставился на незнакомца. Заметив это, моряк
продолжал.
      – Малость поплутал я. Мать, вроде мне разъяснила, как попасть, а я
вначале влетел, да не туда. Ну, счас, кажется, причалил.
      Оставшись в носках, поставив ботинки у порога, он подошёл к мальчишке, протянул руку.
       – Ну, давай знакомиться. Валентин. Жить у вас буду. А тебя зовут
Денисом, мать мне сказала.
        Небольшая, уютная, чистая комнатка кружевной белизной радует глаз моряка. Пол устлан самоткаными полосатыми половичками. Всё прибрано заботливой аккуратной женской рукой.   
       Денис обрадовано встретил поселение моряка. Жить теперь будет
веселей. Моряк сдобрит их жизнь, и всё пойдёт по-новому. И окружающие теперь на них будут смотреть по-другому, как на людей. И мать не будет теперь его бить, постесняется при нём. А то, как придёт с работы, грызёт и бьёт, причитая: «Почему зола из печки не выгребена, почему не подметено в комнате?  До каких же это пор я тебе об этом тростить буду, да когда же это я тебя к порядку приучу? Опять друзья были, хаос устроили. На работе
наворочаешься, а придёшь и дома опять ворочаешь. Уж сдыху мне нет
никакого. Неслух ты эдакий. Да когда же это я отмучаюсь? Господи, да
прости мою душу грешную».
       Мать била Дениса, чтобы не пошел по плохой дорожке, чтобы не
повторил её тяжёлой, обездоленной жизни. Битьем она старалась увести сына из того мира, где с плевком, с ухмылкой оценивают жизнь.
      Теперь Денису при моряке будет житься не боязно, и он, Денис,
 справится с овладевшим им страхом.
       В их бараке жила девушка, молодой специалист – экономист. В
прошлую холодную зиму она жарко натопила печь и улеглась спать, сильно прикрыв вьюшку. Легла и не проснулась. На работе её потеряли и лишь через несколько дней, взломав дверь, обнаружили её мёртвой, лежащей в постели с пеной у рта. Приехали родственники, девушку схоронили, а Денису видится, что призрак её живёт в бараке и подстерегает его за каждым углом и за каждой дверью, чтобы наброситься на него и своими костлявыми руками душить и злорадно наслаждаться его трепетом и мукой. Теперь, с моряком, у него будет сила и приведению он станет не по зубам.
      Вскоре с работы пришла мать. Для Дениса она была какая-то новая,
оживлённая, суетливая. Внесли с моряком где-то раздобытую железную
койку, поставили на место сундука. Сундук отодвинули к столу.
      Валентин две ночи на ней переспал, а на третью ночь койка осиротела.
Моряк перебрался на кровать хозяйки. Когда Денис обнаружил, что
Валентин и мать спят вместе, он их возненавидел и тяжело переживал. Он
возненавидел мир. Возненавидел за то, что потерял мать, которую сильно
любил, за то, что мать теперь будет принадлежать не ему. За то, что моряк бесцеремонно забрал любовь, принадлежащую Денису.
      Поселение моряка отметили застольем. Пригласили недавно
въехавших в барак соседей, живущих через стенку. Дружной весёлой
компанией накрыли стол и стали пировать. Соседи Панковы недавно
поженились, Панков был намного старше жены. У них были две девочки.  Старшая девочка была Панкову неродная.
      Разносольный стол раздобрил сердца, и захмелевший Панков
 вывалил закваску своего нутра.
       – Э-э-эх!  Загарцуем всю вселенную! – И он запустил пирожком в
 потолок.
       – У Сталина, глаз, наметан, метко он стрельнул, чем дальше в
социализм, тем свирепее классовая грызня! Цепкий он мужик был!
Переломал хребты разным краснобаям да кровопивцам, в горы сгрёб холмы российски! А Никитка-пирожник за хлеб ухватился, целину пашет! Ничё-ё, обкрутит земной шарик социализм, во-от, заживё-ём, тогда!
       Моряк к политике был равнодушен. Он поглядывал на Раю, жену
 Панкова, а та одаривала его многообещающей улыбкой.
       Постепенно Валентин овладел сердцем Дениса. К тому времени ему исполнилось пятнадцать лет, и он стал заглядываться на девчонок. Валентин охотно делился с Денисом своим опытом, как можно увлечь девушку,
рассказывал об анатомических особенностях и тайностях противоположного пола. Советовал, чтоб сила была, ешь не белый хлеб, а чёрный. Для Дениса Валентин стал и товарищем, и другом, и переходным рубежом от детской жизни ко взрослой.
       Длинными, зимними вечерами, когда мать была на работе, они пекли печёнки и досыта наговаривались, до полуночи: о военных надводных
кораблях, о подводных лодках, о морской службе, и морских приключениях.
       У Валентина не было родителей, вначале он жил с бабушкой, а потом в детском доме. После службы на Северном флоте он решил
попутешествовать по свету, насмотреться на жизнь, погреться у чужих
семейных очагов, которых ему недоставало, по которым он тосковал.
       От замужества у Тамары остались сын Денис да утраты. Жили под
 жгучим призывом: «Общество превыше всего». Строили коллективное счастье, коммунизм. Строили, строили, а его всё нет и нет. А мужу, Павлу Щёкину ох как хотелось счастья. Старался он, старался, верил, верил, а счастье всё куда-то уходит и уходит. Видя, что жизнь не туда идёт, стал он доказывать и спорить со всеми, что не то вы делаете. Но все отмахивались   от него, как от назойливой мухи, и барачное общество отвернулось от Павла. Мол: «Без фантазии мужик, мыльный пузырь за правду берёт. С приветом дядя». Стал он тогда напрягать свои мозги в одиночестве, и от натуги в
 голове произошёл срыв. Сбился он мыслями, пошёл по психбольницам, там и скончался.
      Тамара – женщина упругая, с зажигающим внутренним огнём, вся лучится, чтобы вновь свить семейное гнёздышко. Да мужики всё попадались, чтобы не дать ей счастья, а забрать. Тамара предъявляла одно. Ей от
 ухажеров нужен был муж. А ухажеры предъявляли другое. Они ловили
 мгновение. Им от неё нужны были утехи, справить свою похоть. И Тамара в этой схватке проигрывала. Не было смельчаков связать с ней свою судьбу семейными узами, обзариться на женщину с приплодом. Побаловаться в
 утеху ночь – другую, ещё, куда не шло, а чтобы на всю жизнь – дурака не сыщешь. Попадались балаболы; переспит ночь, пустит дурную славу о ней
и попробуй, отмойся. Дурная слава цепкая, прилипнет – ничем не
 отскоблишь. Замужние бабы зверем на Тамару смотрят, готовые с
 потрохами сожрать при случае. «Сучка» – бросают ей вслед.
       Жизнь Тамары, что день в свинцовых тучах. И вот улыбнулась ей
судьба, с появлением моряка и небо стало чистым. У неё теперь всё стало
идти по-другому: моет ли пол, готовит ли, есть, моет ли посуду, стирает ли бельё, расчёсывает ли волосы. Всё делается легко, с любовью и доставляет ей наслаждение и радость. С поселением моряка у Тамары, барак в любопытстве заострился и ядовито над этим хихикал.
      Тамара работала сутками гардеробщицей в шахтовой мужской
 раздевалке. Однажды она принимала свернутую грязную спецовку, из
 которой выпал топор и зашиб ей ногу. Тамара ойкнула, присев от боли.
 Хозяин спецовки перемахнул через ограждение и, извиняясь перед Тамарой, стал растирать её зашибленную ногу. Так познакомились Тамара с
 Валентином. В Валентине Тамара увидела человека. Он был хорошим
 собеседником, умело говорил, много знал. Он был внимательным и
понимающим. В быту уживчив. Валентин приоткрыл Тамаре другой мир,
всколыхнул доселе неведомые ей чувства. Подавленная на работе, она
теперь хоть дышит счастьем дома. Только дома Тамара живёт жизнью
женщины. У неё есть возможность о ком-то с любовью думать, заботиться о любимом человеке.
      Комендантша – громила Балдина – крушит гордость Тамары, налетает на неё с придирками.
       – Щекина, почему сидишь?
       – Отдыхаю.
       – Отдыхать дома будешь, а на работе работай. Работнички.
       Комендантша играла над подчинёнными, что на балалайке. Те, кто ей подыгрывал, работали в чистой раздевалке, а зубастые, да поперечные – в грязной. Пурхались по уши в грязи. Там  выгребала грязь и Тамара, не
заглядывая в рот начальнице.
      Начальница – комендант не утруждала голову убеждениями, она шалила оригинальностью и зашла пооригинальничать в КПСС. И чтобы надёжно
обосноваться в партии, ловко пылила марксизмом, сыпала непонятными для себя самой словами. Видная, крупная она женила на себе секретаря
партийной организации шахты Балдина и совсем стала властной хозяйкой. Нравилось ей красоваться на праздничных торжествах, быть в президиуме за столом, покрытым красной скатертью. 
      Валентин работал в шахте посадчиком. Инструмент его – острый топор с длинным топорищем. Работа его состояла, рубить стойки, чтобы плавно
посадить кровлю, и не дай бог озлобить её, да разбудить гнев земной. Земная плоть ревнует, не охотно расстаётся со своим плодом, сторожит, бережёт свои покои и сдурит, если мужик её назойливо тревожит. Взбунтует и пойдёт в ярости всё крушить и корёжить, карая безудержно вторгшихся. А если
мужик с ней уважительно, то она вознаградит величавым терпением,
снисходительно побалует его угольком. 
      Напарник Валентина, мужик азартный, рубил стойки только звон
стоял и пробудил в кровле ярость, рухнула она грудой и погребла его заживо под собой. При откапывании напарника, отвалившийся кусок кровли, зашиб спину Валентину. Тут он и почувствовал силу земной плоти, что пришла
очередь проверять и его на крепость и волю. А надо ли испытывать судьбу? Хватит шалить. И стал Валентин задумываться. Убедил себя, перестать
путешествовать, пора бросить якорь и пристать на девственно-тихий
материк.
      Так прожили зиму. Незаметно, небольшими шажками подошла
весна. Повеяло свежим ветерком. С теплом появились перелётные птицы и укрепили в Валентине мысль об уезде. Тамара поняла, что Валентина ей не удержать, что огонь их в семейном очагу не вечен. Но она благодарна ему и за костёр.
       Ушли вешние воды, унесли Валентина, не слышно его голоса, нет его дыхания, оживляющего комнату. Ушла её радость. Только осталась в душе Тамары теплая о нём память.
       Уехав, Валентин чтобы поберечь Тамаре душу, оставил от себя кусочек. 900 рублей, (Тамара получала 300 рублей в месяц), морской
бушлатик, новые валенки. Дениске оставил тельняшку, морской ремень,
 куртку из чёрного сукна и брюки.
       С отъездом моряка Денис страдал, что он с такой болью впустил в своё сердце Валентина, и теперь разворошённое оно болит ещё сильнее.
      Жизнь в бараке идёт по своим законам. Барак, что муравейник, кипит мурашками, хлопает, не закрываясь, и тоскливо визжит общая измызганная дверь, чудом удерживаясь на петлях. Если кто пирует, то и у многих душа поёт. Если кто буянит, то и у других кулаки чешутся. Если кто умрет – то тут все сплачиваются в выискивании хорошего о покойном. И так барачные обстоятельства ведут своих обитателей изо дня в день. Барак ведёт тебя
вопреки твоей личной жизни, и ты, становишься его покорным пленником, идёшь по его велению, чтобы стереть свою жизнь в прах.
       Был летний день. Тамара стирала. Вдруг в комнату вошла почтальонша.
Она вынула из сумки и протянула ей конверт. Тамара плюхнула в корыто бельё. Вытерев руки о подол, взяла письмо. С любопытством прочитала, и жаркая кровь хлынула в голову. Душа стала, вроде, улегаться, забывать
моряка. А тут, на тебе, письмо – весточка, подал голос моряк. Не даром
снился ей сон. Ходит она по полю. Звенит и звенит где-то колокольчик. Она идёт на его звон, а он звенит уже в другом месте. Искала она его, искала, так и не нашла. «Так вот это он по мне звенел, меня звал. Протягивал мне руку. Значит, надо собираться. Сон в руку. Ехать надо». В письме Валентин звал Тамару и Дениса к себе в Ташкент, чтоб приехали, не откладывая. А в поезде отбили телеграмму по адресу такому-то, и он их на вокзале встретит.
       Вот нуждаются, значит по нам, значит мы не совсем уж и пропащие, коль зовут.               
      Денис обрадовано встретил переезд: «Наконец, они поменяют этот
угрюмо злой, обшарпанный, изрезанный, исписанный, изрубленный, барак на тёплый и хлебный Ташкент».
      Это письмо рисовало какой-то неведомый ей, счастливый край, где она себя видела новым чистым человеком. Почти до самого утра Тамара не могла заснуть. Всё лезли какие-то мысли, рисовалась жизнь насыщенная счастьем. Она утрёт нос этим злым бабам, покажет им, что может жить замужней и счастливой не хуже их.
      Следущий день для Тамары был хлопотливым. Сына она послала в
школу за документами. А сама пошла уже не на работу, а за расчётом.
Уволившись, она стала трясти свои пожитки, кое-что продавать, чтобы
налегке уехать. Тамара продала корыто, вёдра, коромысла, кровать, стол,
табуретки, сундук, кое-что из постельного белья.
      – Слышь, Щёчиха-то уезжает – пронеслось по округе.
Тамара не скрывала, охотно рассказывала всем про письмо, что её зовёт
Валентин.
      Соседка, Райка Панкова, подслушивала, приложив ухо к стене, что
творится в комнате у Тамары. А там радостное оживление. Тамара,
счастливая, готовится к отъезду. Бойко распродала имущество, и пакует
чемоданы. Скоро она уедет в новую жизнь, к любимому человеку. Тамара
порхает в радости. Вот оно, сверкнуло ей счастье. Есть на свете бог,
услышал он её и дарует ей новую судьбу.
      Слух об отъезде Тамары донёсся и до её родителей. Встревоженная
появилась ранним утром мать.
       – Ты чего вздумала? Чего дуришь? Он же на пятнадцать лет тебя
младше. Дай письмо, посмотрю – Прочитав письмо, мать стала
рассматривать печати.
       - Ты глянь, нет печати ташкентской, обе печати местные.
      Тамара взглянула и взвыла. Всю ночь она проплакала, не сомкнув глаз.
      Слёзы её шли не только от оскорбления лживым письмом, а больше потому, что растаяло её счастье – мираж и она опять вернется в реальность, в
атмосферу рабского унижения, в эту постылую жизнь. Она заново прожила свою жизнь и пришла к мысли, что это дело рук Райки.
       – Ах ты, Райка, Райка, надсмеялась надо мной. Позавидовала моему
крохотному счастью. Замахнулась опоганить мою радость. За твою чёрную зависть, да за твои грязные руки быть тебе перед богом в ответе.
      Райка не испугалась, не взволновалась, она что животное,
пережёвывала действительность, смотря на мир не моргающими глазами.
      Райка смастерила письмо без злобы, она сама не понимала, то ли это от
баловства, то ли от скуки, она этого не объяснит ни себе, и никому. И даже под пыткой она вам этого не выложит. Захотелось, что-то, и всё. 
      В бараке жильцы насторожились: «Чем же теперь дело кончится?»
      Соседи всё знали. Они видели, что моряк ночевал у Райки, когда её муж был на работе, и понимали, что письмо состряпала Райка.
       Наплакавшись, Тамара пошла, устраиваться на прежнюю работу.
       Комендантша встретила Тамару с ядовитой усмешкой, злорадостно
 обрушает её.
      – Всё, Щёкина, твоё место занято. Думать надо было раньше!
      Задохнувшись от обиды, не помня себя, Тамара вернулась в голые
стены уже чужой комнаты.
      На следущий день комендантша привела новых жильцов.
       – Вот здесь вы будете жить. Располагайтесь. А ты, Щёкина,
освобождай комнату.
       – А куда я?
       – А это твоё дело. Куда хошь.
       Новые жильцы поставили чемоданы, узлы, стали осматриваться.
       Зарыдав, Тамара вышла из комнаты.
       После слов комендантши, Тамара уже ничего не слышала, она тихо
пошла, чтобы не видеть людей. Оказавшись на улице, она будто, шагнула в
бездну. Она ничего не слышала, кроме шума в ушах, смотрела и ничего не
видела. Мысли из головы ушли, стало пусто, всё исчезло. А сама она куда-то провалилась.      
      О Райкиных проделках, молва дошла и до Панкова. Панков
побагровел, налился кровью.
       – Я не потерплю у себя за спиной шашни. Мне не нужна такая шалава. И выгнал Райку. А сам себе вскоре привёл в жёны другую.
       От грязного письма Тамара отряхнулась. Нашла в себе силы затянуть
 рану. Не заскулила, что судьба ударила её наотмашь, а обглоданной
 былинкой упрямится ветрам.