Воронка времени

  В молодости увлекался я рыбалкой. Любил ходить по речке, половить хариусков. Уйду, бывало в выходной день, брожу до вечера, отдыхаю душой от городской суеты. И вот в один из таких дней иду я по улице с рыбалки. За спиной рюкзак, в руках удочка. А не вдалеке от моего дома на высоком крыльце небольшого домишки сидит, опершись на палочку, старый старик, дед Егор. Подхожу я ближе, здороваюсь с ним. «И тебе не хворать, - кивает в ответ дед, - далеко ли ходил?»,- спрашивает он. «Да за поле, на речку», - ответил я. Услышав про поле, дед Егор очень оживился. «Подойди, присядь на лавочку, отдохни маленько», - приглашая на крылечко, позвал меня он. Делать нечего, чтобы не обидеть старика, поднялся я на крыльцо, сел напротив него, а дед и говорит: «Детство прошло мое в этих местах, деревня там раньше была за этим полем, поди и следа от нее не осталось». Про эту деревню я слыхал и раньше, поэтому с интересом стал слушать воспоминания деда. «Жить там было сплошное раздолье, да удовольствие, тут тебе и речка и скотинку есть где выгулять, опять же грибы и ягоды под боком, да город недалеко», - начал дед. «А почему же сейчас там никто не живет?», - осторожно с ехидцей спросил я у него. «Бесы выгнали», - на полном серьезе ответил старик. Видя в моих глазах недоумение и любопытство, дед Егор и поведал мне эту странную загадочную историю.

До революции дело-то происходило. Был я тогда еще пацаненком, лет десяти. Сенокосная пора стояла тогда в разгаре, а в нашей деревне в ту пору жил молодой мужик по имени Никишка. То ли прозвище это было у него, сейчас уже не помню. Жил он со своей бабой в небольшой избенке, что стояла на краю деревни. Детей у них не было. «Бог видно не дает», - сокрушался по этому поводу Никишка. Ну, вот собрался он на покос сено грести, да пропал. День его нет, второй проходит. Баба его забеспокоилась, забегала по деревне, заголосила. Собрались мужики, пошли искать Никишку. Покос-то его находился недалеко от деревни в лесу на большой круглой поляне, напротив переката, где ты хариусков ловил, - пояснил дед, - пришли на то место, где он сено заготовлял, и ахнули. Посреди поляны огромная яма, а вокруг нее словно земля вздыбилась. Заглянули в яму, а она глубоко конусом уходит в землю, а на дне ямы лежит огромный плоский камень. Вернее макушка от камня виднеется. Посмотрели, поглядели, почесали затылки мужики, но спуститься в воронку побоялись, а ну как обвалится земля, да и похоронит вместе с камнем.

Перекрестились, начали звать Никишку. Заглянули в шалаш, стоявший на краю поляны. Вилы, да грабли лежат, а Никишки нигде нет. Кричали, орали до хрипоты, нет Никишки, словно в воду канул. Наверно камень этот, что лежит в яме, его прихлопнул. Об этом и объявили в деревне. От услышанного у Никишкиной бабы началась истерика. Упала она, катается по земле, вопит, кричит, что есть мочи.

 Жалко ей своего мужика. Еле успокоили ее. Собрались бабы на следующий день в город, заказали в церкви панихиду, поставили свечки за упокой Никишкиной души. На девятый день, как положено, справили всей деревней поминки. А на десятый день вечером прибежал в деревню сам Никишка. Весь запыхался, словно свора собак за ним гналась. Шумит, кричит, руками машет, глаза на выпучку, лицо от испугу перекосило, страшно глядеть. Сбежались люди, стоят, рты разинули. Старухи крестятся: «Свят, свят, свят, с нами крестная сила», - бормочут своим беззубыми ртами. Шутка ли, дело человек с того света явился. Тут баба Никишкина бежит. Подбежала, бросилась к нему на шею, ревет, причитает: «Где это ты столько дней пропадал, я ведь тебя уже схоронила?» Стоит Никишка, глазами хлопает: «Как десять дней, день всего лишь прошел?». Еще больше запутались в головне его мысли.

Немного успокоившись, он и рассказал народу, что с ним приключилось.
Днем-то сено я ворошил, да копны сбивал. Сгреб последнюю копну, а солнце уже за елки садится. Завечерело значит. Ну, думаю, заночую-ка я здесь в шалаше, чтобы ноги лишний раз не мять, а завтра, как ободняет, копны в стог собью. Вскипятил на костре чаек, развязал узелок с едой, перекусил, подбросил в шалаш охапку сена, чтобы спать было помягче, приоткрыл полог у входа. Лежу, смотрю на небо, кузнечиков слушаю, а на небе ни облачка. Ну, думаю, завтра погода будет хорошая. Только я об этом подумал, как из-за макушек деревьев выплывает огромная черная туча и зависает аккурат над моим покосом, а на деревьях даже листочек не шелохнется. Каким ветром ее надуло, недоумеваю я. Вдруг слышу, донесся до меня какой-то гул, словно большой пчелиный рой гудит, а внутри тучи молнии так и сверкают. Чудно
 думаю. Никогда такого не видал. И тут из тучи вываливается что-то большое круглое, да как зашумит, закрутится.  Искры во все стороны так и летят. И прямо среди поляны как плюхнется, только комья земли во все стороны полетели, и в мгновение ока словно ввинтилось в землю. Я так и окаменел. Лежу, не шелохнусь, ни рукой, ни ногой не могу пошевелить. Вот до чего страх меня обуял. Только глазами туда, сюда вожу. Туча постояла, постояла, да и исчезла, словно растворилась в воздухе. До самого утра не мог я глаз сомкнуть, а, как рассвело, мало по малу отпустил меня страх. Любопытно мне стало. Пойду, думаю, посмотрю, что там ночью с неба свалилось. Подошел к яме, а яма-то большущая, а вокруг нее словно вал земли кто-то насыпал. Подымаюсь на вал, а у самого коленки так и трясутся и ноги подкашиваются, до того стало мне жутко. Но все-таки пересилил я страх, заглянул в яму, а там серый камень лежит круглый, как мельничный жернов, только в несколько раз больше, шипит, дымиться. И вдруг как брызнет из камня целый сноп искр. Я от неожиданности так и скатился в яму, да, видать, крепко о камень башкой ударился, чуть ум не вышиб. Открываю глаза, сижу на камне, а земля со стенок так и сыплется, а от камня какое-то сияние идет и зависает над краями ямы разноцветными иглами. Кое-как выбрался я на свет божий. Смотрю, а покоса-то моего и нет. Что за черт. Я туда, сюда. Бросился бежать в сторону дороги. И дороги-то нет, да и лес словно изменился, и деревья другие. Сел под дерево, чешу затылок, ничего понять не могу. Вдруг слышу, вроде как ручей журчит. Пошел я на шум, да и вышел на перекат. Речка-то знакомая, только почему-то пойма некошеная стоит. Откуда, думаю, снова трава-то взялась, давеча все скошено было. Однако делать нечего, иду дальше в сторону нашей деревни. Подхожу, а деревушки нашей нет, а вместо нее на пригорке пеньки сгоревшего леса стоят. Что за чертовщина, уж не сон ли это, - ущипнул я себя за руку, - нет, не сплю, пойду-ка по реке до города, он-то чай никуда не делся. Вот уже впереди и поля видны. Я ускорил шаг. Подхожу ближе, да и диву даюсь. Город какой-то странный, словно уменьшился в размерах, да огорожен стеной остроконечных бревен, из-за которой видны макушки каких-то теремов, а вокруг стены маленькие глинобитные лачуги с соломенными крышами. Вижу, какой-то тщедушный мужичонка с козлиной бородкой, одетый в длиннополую рубаху, подпоясанную мочальной веревкой, да в заплатанные портки, босиком пашет деревянной сохой клин земли, а рядом мальчишка с желтой копной волос почти раздетый в одной рубашонке, скроенной из мешковины, подгоняет вицей худую клячу. Подошел, поздоровался я с мужиком. Увидел мужик меня и со страху заблеял, как баран, чудной я ему показался, слова связать не может, да и парнишка за лошадь спрятался. Стал я успокаивать мужика, сказываю, мол, заблудился, дорогу до дома никак найти не могу. Мало-помалу мужик, вроде, успокоился. Спрашиваю у него: «Что за городище тут стоит, да как называется?». «Дак вотчина, батюшка, это нашего князя, а в землянках-то холопы его живут»,- промолвил он. У меня челюсть так и отвисла. Какие холопы?! В голове закрутился целый рой мыслей. И тут меня осенило: «Да ведь я попал в прошлые века!». А разум мой твердит: «Да не может этого быть». Ну ладно, думаю, может, разыгрывает меня этот старик. Стою, разговариваю дальше, вижу, идет баба, одетая в какой-то старомодный ситцевый сарафан. Подходит ближе, а сама с опаской смотрит на меня, словно я с луны свалился или разбойник с большой дороги. В руках у нее узелок. Разворачивает она его, достает каравай хлеба, да берестяной туес, наполненный какой-то бурдой. Достал мужик из-за пазухи две деревянные ложки, одну подал мне. «Отведай,- говорит, - моих щей». Паренек, было, потянулся за краюхой хлеба, да мать одернула его за руку. Отошли они в сторонку. Подозвала баба мужика к себе, пошепталась с ним о чем-то и направилась с пацаненком в сторону городища. Сели мы с мужиком  в борозду, хлебаем кислые щи. Хлебнул я раз, хлебнул другой, да и отложил ложку, уж больно непривычная оказалась для меня эта пища. А мужик ест, да нахваливает, да меня расспрашивает, кто я, откуда. Стал я рассказывать свою историю. Вижу, не верит мне мужик, настороженно смотрит на меня, нет, нет, да и глянет на ворота городища. По правде говоря, я и сам заподозрил его в недобрых намерениях. Смотрю, открываются ворота, и к нам со стороны городища вылетает небольшой конный отряд, вооруженный пиками, да саблями, и скачет в нашу сторону. Мужик соскочил на ноги и заорал благим матом: «Здесь он, лазутчик!», - и навалился на меня своим тщедушным телом, крепко схватив меня за горло. Не знаю, каким чудом, вывернулся я из-под него, ударил кулаком мужика в ухо и, как заяц, бросился петлять меж кустов. Благо лес стоял рядом. На силу оторвался подгоняемый страхом я от своих преследователей. Прибежал к тому месту, где был мой покос, а поляны-то нет, да и воронки нигде не видно. Я туда, сюда. Один лес шумит в кронах больших деревьев. Откуда они здесь взялись, не знаю, только на этом месте покос мой должен быть. Вот и перекат на речке недалеко шумит. А топот и фырканье коней все ближе и ближе. Ищут меня в лесу стражники князя. Ну, думаю, пропал я, если саблями не зарубят, да пиками не заколют, то у князя в пыточной избе как шпиона запытают до смерти. И тут в последний момент заметил я недалеко от себя знакомое сияние. Бросился как на спасительный огонек в эту сторону, да и полетел кубарем, словно земля под ногами провалилась. Открылась вдруг воронка, а из нее выбегает коза с нашей деревни и шасть в чащу.  Видно, из любопытства так же, как и я, в яму свалилась, да камень потревожила. Ну, раздумывать-то мне было некогда, вот, вот нагонят меня злодеи. Прыгнул я в воронку, да и притаился. Немного погодя, прислушался, вроде все стихло. Выглянул я из ямы, ан нет никаких больших деревьев, да и шалаш недалеко под елью стоит. Выбрался я на полянку, да и дуй не стой в деревню.

От услышанного народ совсем опешил. Стоят мужики, теребят бороды. За спинами мужиков бабы о чем-то шушукаются. И тут один старый дед говорит: «Не к добру это, люди, видно с чертовой мельницы этот жернов прилетел, будут черти в этой яме перемалывать людские души». Постояли, пообсуждали люди это явление, да и разошлись по домам, а вечером этого дня не пришла коза у одной старой бабки. Искала она ее, звала, нет козы. «Как сквозь землю провалилась», - сетовала старуха.

После этого случая стали эту поляну называть проклятым местом. Видели люди несколько раз странное сияние, исходящее из этой чертовой ямы, да мне и самому доводилось его видеть, вот те крест, - Егор снова перекрестился, -  вспыхнет огонь внутри ямы, да и повиснет, переливаясь всеми красками, словно радуга над ямой, повисит, повисит, да растает. А вскоре в стране революция произошла, большевики к власти пришли, обложили деревню проднологом, так, что жить стало невмоготу. Кто поумнее, да помоложе стали покидать обжитые места, заколачивали окна у своих домишек, да и уходили в город. Вот и мы с родителями подались из деревни. Старик замолчал, задумался, словно переживая былое, и больше не проронил ни слова.

Давно уж нет на этом свете деда Егора, а его рассказ про чертову яму не выходит из головы. И вот однажды решил я сходить в те места, разыскать ту воронку. Встав утром пораньше, плотно перекусив и прихватив с собой лопату, отправился я в сторону реки. Через пару часов находился у того самого переката, о котором рассказывал старик. Достал я компас, сориентировался на местности и шагнул в лесную чащу, заросшую молодым осинником. Полдня  ходил, пробираясь по этим зарослям. Хотел уже плюнуть на эту затею, как вдруг увидел словно выпирающий из земли, небольшой, заросший кустарником, заваленный сгнившими, трухлявыми деревьями вал, под которым находилась огромная яма, круто уходившая своим конусом глубоко в землю. Заглянув внутрь воронки, меня словно окатило могильным холодом, по спине пробежала легкая дрожь. Стрелка компаса, словно сумасшедшая, закрутилась то в одну, то в другую сторону. Черти или бесы живут в этой яме, я не знаю, но точно на дне воронки находится какое-то большое небесное тело, возможно, даже летающая тарелка, потерпевшая крушение во времена мужика Никишки. Вихрем пронеслось у меня в голове, а вдруг включит она свой ретранслятор времени, исказится время и пространство, и окажусь я в средневековье, как Никишка, или исчезну где-нибудь в будущем. Постоял, подумал, забросил лопату на плечо, повернулся и зашагал в сторону дома.      

                Василий Политаев