Долгое эхо войны. Часть 1. Глава 7

Жизнь вроде бы налаживалась. Но ведь русский человек всегда найдет повод пострадать на пустом месте. Так случилось и с Антониной, которая крутилась, как белка в колесе, работая по восемь часов над годовым отчетом, готовя дочери и мужу еду, обстирывая их и убирая жилье, и практически не имея ни одной свободной от забот минутки.
Венедикт пропадал на работе целыми днями, подолгу задерживаясь то на очередном дежурстве, то в лаборатории, проводя какие-то свои опыты в поисках оптимальных соотношений изготавливаемых для его отделения мазей, кремов, микстур, растирок.
Он давно понял, что сосредотачивать работу отделения на одной венерологии не стоит. Благодаря его невероятным усилиям по борьбе с венерическими заболеваниями и строгому учету всех заболевших, поток больных за последний год снизился существенно. Поэтому он, после долгих препирательств с начальником, убедил Петрищева в необходимости сосредоточения большего внимания в работе отделения на кожных заболеваниях, которые давали основной приток больных на его участке работы. Всевозможные экземы, сыпи, фурункулы, псориазы, герпесы и множество других инфекций, которыми страдали военнослужащие всех без исключения частей региона.
Он сам составлял пропорции и находил все новые природные элементы для мазей, бальзамов, кремов, которыми врачевали поступающих больных.
Ему ужасно нравилось заниматься в лаборатории своими изысканиями, результатом которых, в частности, стал крем, который он приготовил для Марины. Однажды он услышал разговор девочки с мамой, в котором дочь сетовали и очень огорчалась появлением на ее личике большого количества веснушек в начале каждого теплого сезона. Антонина, стараясь успокоить дочь, сказала, что ей самой досаждают и веснушки и пигментные пятна, появившиеся в последнее время у нее, не известно отчего. Экспериментируя и перебирая в памяти существующие в народе способы избавления от этих бед, Венедикт сумел так удачно подобрать ингредиенты крема, что веснушки у Марины исчезли через пять дней после его применения, а у Антонины ушли пигментации с рук и со лба. Причем цвет кожи стал просто восхитительным. Узнав об этом чудодейственное креме, Вера Дятлова, страдавшая от веснушек многие годы и даже получившая из-за них в школе прозвище «пеструшка», примчалась к Венедикту за помощью и после месячного применения его чудодейственного крема сияла отныне бархатисто-матовым цветом лица. Ее было просто не узнать.
Но любая исследовательская работа требует дополнительного времени. В рабочее время Венедикт не мог заниматься своим «колдовским» искусством, как, смеясь, он называл свое новое хобби, следовательно, ему приходилось оставаться для работы в лаборатории вечерами. Тем более что после изготовленного им крема для жены начальника госпиталя, которая была просто в восторге от его действия, доступ в лабораторию ему был открыт круглосуточно.
И вот, нашлись «добрые» люди, подбросившие Антонине записку, в которой недвусмысленно был дан намек на то, что ее муж не просто так задерживается в лаборатории, а очень приятно проводит время с заведующей этого подразделения Галиной Мануйло.
С момента получения письма Тоня в буквальном смысле потеряла покой. У нее не клеились расчеты, до нее не доходил смысл обращенных к ней слов начальника и коллег по работе. Все мысли были сосредоточены на одном - измене Венедикта.
В один из таких злосчастный дней Андрей Григорьевич Петрищев, не получив ответа на свой вопрос, заданный Антонине, и, присмотревшись к ней внимательно, сел напротив нее и строгим голосом потребовал:
- Рассказывай, Антонина, что произошло, почему ты сама не своя и все твои мысли далеки от работы?
Антонина не стала скрывать от начальника правды и все рассказала ему, как на духу, отдав в руки начальника злополучную записку.
- Ну, какие глупости! Чья больная голова могла до этого додуматься? Не верь ни одному слову этого гнусного послания! Я наслышан, что Галина у нас дама веселая до такой степени, что ее жизнью уже интересуется политотдел. Но Венедикта такими дешевыми трюками, которые она проделывает сразу с несколькими кавалерами, не заинтересуешь. Вечером, сразу после окончания рабочего дня мы с тобой посмотрим кино, вернее, тайный спектакль с участием Венедикта, и ты, я уверен, поймешь, до какой степени неправа по отношению к твоему, всеми уважаемому мужу.
- Что за спектакль, - испугалась Антонина?
- Увидишь! Мне самому наш политрук два дня назад показал такой спектакль, но с участием Галины и ее подручного - прапорщика Амбарцумова. Но сейчас, я прошу тебя, Тоня, выкинь из головы весь этот бред и серьезно займись работой. У нас осталось очень мало времени, не забывай. С нас шкуру снимут, если мы вовремя не сдадим этот проклятый отчет. До вечера.
До вечера, сгорая от любопытства, Антонин еле дожила. Чего только не рисовало ей ее «больное» воображение. Были моменты, когда, боясь за своего мужа, она порывалась пойти к Андрею Григорьевичу и отказаться от его намерения подвергнуть какой-то, может быть унизительной, проверке ее Венедикта. Но тайна, заключенная в словах начальника, будоражила ее воображение, и она решила узнать ее непременно. Все-таки женщина всегда остается женщиной.
В семь часов вечера Андрей Григорьевич зашел к ней и повел ее в дальний отсек лазарета, в подвальном помещении которого располагалась лаборатория. Они дошли до небольшого чулана, где хранился дворницкий инвентарь: метлы, ведра, лопаты и прочий хлам.
- Наш политрук, Макар Захарович, открыл мне это потайное местечко, из которого вся лаборатория на виду. А я, начальник госпиталя, даже не подозревал, что в моем хозяйстве имеется подобная видеокамера. Видимо, плохой я хозяин, Тонечка, - грустно вздохнул он, отодвигая еле заметную штору с небольшого, вычищенного до блеска стекла на маленьком окошечке с круглой дырочкой на верхней его части.
Тоня ахнула.
- Я тоже ни о чем таком никогда не слышала. Но ведь дворники могут тоже подсматривать и подслушивать.
- А они здесь не бывают. Это просто декорации к спектаклю, а настоящий инвентарь у них внизу, в сторожке. Сама небось не раз видела, куда они заносят свои метлы и лопаты.
Андрей Григорьевич внимательно смотрел вниз, закрывая собой все пространство, и Тоня забеспокоилась, вдруг там он видит что-то такое, о чем не хочет сказать ей.
Но начальник уступил ей свое место, сказав:
- Можешь полюбоваться своим муженьком.
Тоня увидела, что за столом, заставленном склянками, пробирками и баночками, сидит Венедикт и сосредоточенно растирает в пальцах какое-то сероватое вещество, подносит его к носу и внюхивается в него, затем обмазывает палец в розовом масленом растворе и снова растирает смесь между пальцами, пристально разглядывая ее.
Внезапно дверь распахнулась и вошла Галина Остаповна. Антонина непроизвольно вздрогнула, Петрищев отреагировал мгновенно: слегка подвинул ее к стене и тоже заинтересованно стал наблюдать происходящее.
- Венедикт Петрович, - обратилась вошедшая дама к Лаврову, - вы тут чудо кремы готовите, а мне - хозяйке лаборатории даже ни разу не предложили взять хотя бы баночку. Ведь я могу и рассердиться, не дать вам требуемых материалов, - смеясь и подходя к нему почти вплотную проговорила она.
- Да, ради Бога, Галина Остаповна. Даю вам слово, что следующая баночка будет приготовлена лично для вас. Вас что интересует? Крем от веснушек? Но у вас их не наблюдается.
- Меня интересует весь ассортимент, производимый в моей лаборатории. Вы производите, я - рекламирую и распространяю. Доход пополам! Идет, Венечка?
Дама обняла Венедикта, но тот шарахнулся от нее, как от чумы.
- Вон! Как вы посмели мне предлагать такую мерзость? Лаборатория - не ваша собственная фабрика. И вы вряд ли сможете запретить мне изготавливать для больных необходимые лекарства.
- Не кипятись, Венедикт! Лаборатория в моем ведении и, если я кое-кому шепну на ушко, чем ты здесь занимаешься с ведома начальника госпиталя, то вам обоим не поздоровится!
Петрищев, чуть не сбив Антонину с ног, бросился в лабораторию, а Антонина, ругая себя последними словами и задыхаясь от стыда за свои черные мысли о муже, осталась у окошечка.
Она видела, как вбежал Андрей Григорьевич в комнату лаборатории и как удивленно уставились на него Венедикт и Галина.
- С завтрашнего дня я отстраняю вас, товарищ Мануйло, от руководства лабораторией и думаю, вам лучше подать заявление об увольнении по собственному желанию. В противном случае, я буду вынужден просить вышестоящие органы привлечь вас к ответственности за попытку склонить майора Лаврова к незаконной производственной деятельности в стенах военного госпиталя. Я все слышал, кроме того, есть еще одна свидетельница вашего разговора.
- Я просто шутила, - нисколько не смущаясь, ответила Галина. - Мне симпатичен майор и я кокетничала с ним. Не более того.
- Прекрасно, ваше предложение занесено на бумагу и будет подано в соответствующие органы, а вы там объясните для чего вы его делали. Кроме того, на вас жалуется весь персонал лаборатории. Самоуправство и самодурство, чинимое вами стало достоянием уже в политотделе. Повторяю свое предложение: или заявление об увольнении по собственному желанию или судебное разбирательство!
Петрищев повернулся и пошел к дверям, на ходу бросив: Лавров, зайдите ко мне в кабинет. Венедикт вытер носовым платком руки и пошел за начальником. Галина буквально выбежала из помещения следом за ними.
Потрясенная происшедшим, Антонина задернула окошечко и неспеша отправилась домой, боясь даже подумать о том, как отнесется к ее поступку Венедикт, если узнает от Петрищева, где она находилась в момент его встречи с заведующей лабораторией.
А на следующий день случилась такая беда, что о вчерашней истории Лавров и думать забыл.
Утром в госпиталь привезли двух летчиков, оставшихся в живых после крушения самолета, но основательно обгоревших. Одним из них был Алексей Зайцев.
Спасая самолет и своего штурмана, он, к счастью, не разбился, но изрядно обгорел, особенно правая сторона лица. Сначала его положили в хирургию, где ему оказали всю необходимую помощь, а затем, по требованию Лаврова, перевели в его отделение. Венедикт решил сам восстановить кожный покров на лице друга методом перенесения и вживления здоровых кусочков кожи на место сгоревшей. Три часа длилась эта операция. Когда она закончилась, мокрый от пота и еле державшийся на ногах Лавров попал в «цепкий лапы» кардиологов, опасавшихся за его сердце, и только на следующее утро ему удалось убежать от них, чтобы постоянно находиться возле еще не пришедшего в себя после наркоза друга.
Когда Алексей пришел в себя и увидел Венедикта, то, превозмогая боль, сумел улыбнуться и сказать:
- А ты все удивлялся, зачем я так забочусь о тебе. Я просто знал, что случись беда, кроме тебя меня никто не спасет.
Сказав это, он снова отключился.
Венедикт же, получив прекрасный результат своего хирургического вмешательства, повторил свой «подвиг», как называл его поступок Леша, на втором спасенном летчике. В его жизни началась новая эра, он стал не просто врачом-дерматологом, но и пластическим хирургом.