Где находится мое сознание, когда оно во Львове?
Да, этот вопрос должен быть как-то решаем: где нахожусь «Я», когда мое сознание находится еще где-то? С одной стороны, мое «Я» как что-то не вполне материальное, как сочетание этих души и тела, но не сводимое ни к душе, ни к телу, - не находится в некоем месте физически, как атомы и молекулы; оно лишь привязано к телу, которое находится в определенном месте с известными координатами, т.е. мое «Я» находится в некоем месте «по причастию», а не в буквальном смысле слова. Но что значит эта «привязанность» к телу? Вот, допустим, я сейчас нахожусь в одном провинциальном городе России, - с локализацией тела все более или менее понятно. А как быть с сознанием души? Душа стремится в город Львов, она представляет себе, как я хожу по его камням, и вот, с проспекта Свободы, выхожу на площадь Рынок. Какой праздник, - смотреть на эти 44 маленьких дома! Я могу оказаться на этой площади мгновенно, если того захочет мое воображение. Так где же в этот момент «Я»? Не подлежит сомнению, что в какой-то степени «Я» нахожусь привязанным к телу (раз еще не умер), - и, стало быть, в русской провинции. Но в какой-то степени я нахожусь и во Львове, и хожу по его старым улицам. Более, того, с помощью сознания я могу с бесконечной скоростью перенестись во Львов, в то же время будучи отягощенным земными заботами российской глубинки. Так что же с моей локализацией? Получается, я одновременно нахожусь в разных местах? Не является ли это противоречием, и даже еще хуже – чем-то вроде шизофрении?
На первый взгляд, нет: ведь во Львове я нахожусь благодаря силе воображения, а в своем родном городе – просто в силу привязанности к телу, мне нужно воображать, что я в нем. Но все-таки что происходит со мной, когда я с бесконечной скоростью перемещаюсь моим воображением в центр Львова и созерцаю Латинскую катедру, в то же время видя будничную картину за своим окном? Ведь с такой же бесконечной скоростью я должен возвращаться и обратно в родные пенаты? Значит, в каком-то смысле я одновременно нахожусь в разных местах? Но для того, чтобы с помощью воображения перенестись во Львов и идти «здесь и сейчас» к Доминиканскому костел, который греко-католики называют церковью Пресвятой Евхаристии, - разве не нужно какое-то время? Тогда выходит, все же я не одновременно присутствую в разных местах? Однако я ведь при помощи мысли могу перемещаться с бесконечной скоростью, - туда во Львов и обратно к себе домой, - сколько времени это занимает? Бесконечно малое время, да. И какой бы малый промежуток я себе ни представлял – на самом деле будет еще меньше. Ведь представление о том, что мне нужно какое-то время, чтобы мысленно перелететь во Львов, как это делают ангелы, только несравненно более «существенно», ибо у них нет различия между идеальным и реальным, - основано на том, что я двигаюсь с ограниченной скоростью; а что делать, если моя быстрота неограниченна, в чем и заключается преимущество мысли? Тогда я двигался бы и не двигался одновременно, находясь сразу во всех точках пути от Львова и обратно; и, что же, мое «Я» растягивалось бы, становясь таким же большим, как расстояние от моего города до Львова, и в то же время, - сокращалось по пути, сжимаясь до «обычного я» в теле?
С воображением еще и не такие парадоксы происходят; но оно и подсказывает выход; я не нахожусь у себя на родине силой фантазии, а вот во Львове.. С другой стороны, я могу сейчас закрыть глаза, прекрасно понимая, где мое тело, и какой пейзаж я только что видел за окном, - и тут же, быстрее мига, от Доминиканского костела идти к церкви Успения, глядя на памятник русскому первопечатнику Ивану Федорову, и рассматривая книги, которыми торгуют на здешней площади.. И в эти моменты район церкви Успения для меня намного реальнее предполагаемого пейзажа за окном.. А вот пейзаж – явно фантастика, причем навязчивая, от нее хочется избавиться.. Да, в это мгновение, физическая реальность кажется навязчивым воображением, а воображаемая реальность Львова, - тем, что позволяет твоему сознанию существовать именно как сознанию, потому что не будь представленного Львова сейчас, я бы сознание потерял. Нет, оно существовало бы как формальная реальность, но не было бы сознанием, в котором действительно проявляется субъект. Да, мое «я» бунтует: оно не хочет принимать эти продиктованные физическим миром правила игры; оно жаждет освобождения от тирании внешней реальности и выбирает внутреннюю реальность путешествия по столице Галиции. Я не просто мгновенно оказываюсь там, но и хожу по городу, где умер Иван Федоров, не теряя ни одной секунды, - ведь тело в этом участвует крайне «отдаленно».. Мое воображение, конечно, проживает какое-то время, но оно не привязано к времени физической реальности. В этом времени я могу и летать над Львовом или по его улицам, никем не замеченный, словно светящееся существо из небесных иерархий.. И при этом я не краду время из реальности сознания обыденного с его унылым провинциальным видом. Я могу изменить скорость своего передвижения по Львову и сделать ее беспредельной; я могу и летать над городом, и ходить по одной из его улиц, и сидеть в темной утробе Латинского собора, думая о чем-то метафизическом; и эти несколько времен существуют в одной точке; и сами времена Львова сошлись тоже в этой точке; и это точка моего сознания, которое бесконечно быстро проникает во Львов, бесконечно медленно скользя по унылой вселенной настоящего.. Сознание, это вопиющее противоречие: оно и отделяется от себя-в-провинции, паломничая во Львов, и не отделяется; оно и реально, и не реально; не успел ты подумать об этом, как оно во Львове; но не успел ты это осмыслить, оно уже не там; и при этом оно и здесь, и там; вот она, эта призрачность: покинуть свое место в физическом мире, и с безграничной скоростью оказаться в метафизическом мире Лемберга, с такой же скоростью вернувшись обратно; как будто оно мгновенно сбросило тело, и столь же мгновенно его обрело, - да так, что тело не успело «сброситься»; иначе была бы смерть.. А так, - оно разорвалось, не разрываясь, и продолжает жить во Львове и вовне, проникая в бездну до самого дна, хотя бездна бесконечна..
И вот, я вознесся с невзрачной земли своей реальности в мысленные небеса костела Елизаветы, - и остался на земле; сошел с готических небес Елизаветы, чтобы вернуться на родную землю, - и не сходил; не занимал никакого места, - ни там в русской провинции, ни здесь во Львове; и одновременно у меня было свое место в обоих местах моего присутствия; и я причастился этой прекрасной неоготике возле львовского вокзала, будучи причастным своему монотонному миру ежедневной жизни. И время текло везде по-разному, и даже возникал вопрос, а существует ли в это время, - ВРЕМЯ? Существует ли пространство, если я одновременно нахожусь в нескольких из них? И в каком из них – настоящий «я»? Ведь я нахожусь в себе и не в себе, и если б я выбрал что-то одно, - не было бы меня, или не было бы меня во Львове, или не было бы Львова во мне.. Ночь приблизилась, и луна в облаках, и костел Елизаветы за окном моего сознания невообразим, - и я существую сейчас в том месте, где он стоит; и это место, - и Львов-в-реальности, и Львов-только-в-моем-сознании, - и они встретились ныне в моем «Я», и оно встретило себя в них..
Свидетельство о публикации №218093001652