В Свердловске и Москве

В СВЕРДЛОВСКЕ И МОСКВЕ


1. НАПРАВЛЕНИЕ В СВЕРДЛОВСК

           Кажется, я уже писал о том, как меня направили в Свердловск после окончания горного техникума. Позволю себе напомнить. В комбинате «Луганскуголь», который имел право распределять выпускников горных техникумов, меня вызвали на комиссию и спросили, где я хочу работать.
           Я подошёл к большой карте Луганской области и наугад указал пальцем куда-то на юго-восток, между Ровеньками и Свердловском, но ближе к Свердловску.
           –Так и запишем, – сказал глава комиссии. – Трест «Свердловуголь».
           В Свердловск я приехал под вечер, поездом. Станция Должанская расположена на юге города, довольно далеко от центра. В Кадиевке, где я учился, да и в Луганске, работала служба такси, я и решил ею воспользоваться в Свердловске. Мне показали подводу, на её облучке с вожжами в руках сидел немолодой цыган. Это и являлось местным такси. Лошадка оказалась смирной и везла долго. Кроме меня ехали ещё трое пассажиров, но я их не помню, кроме женщины с ребёнком, который постоянно плакал, на что цыган что-то бормотал по-своему, и кнутом сильнее стегал лошадь. Впрочем, быстрее она не шла.
           Город утопал в жидкой грязи. На дворе стоял ноябрь, и было холодно.
           На следующий день в тресте мне предложили работу на шахте «Провальская». Я замотал головой: очень уж страшным казалось название. Шахта и так не рай, а тут ещё и Провалье какое-то. Вдруг и в самом деле провалится?
           В итоге стал я работать на шахте имени Петра Лазаревича Войкова. Трудился там на руководящих должностях до самой пенсии, да и потом ещё несколько лет опускался в шахту уже находясь на рабочей специальности.


2. ВИЗИТ В МОСКОВСКУЮ СЕМЬЮ

           В моей биографии был случай, когда пришлось побывать в Москве по делам службы. Произошло это в шестидесятом году. Помню, ещё ходили старые деньги. В отличие от новых, они печатались значительно большего размера. Но не об этом разговор.
           Директором шахты имени Войкова работал тогда москвич Лев Сергеевич Сергеев. Его занесло к нам по воле случая – для карьерного роста требовалось отработать несколько лет в глубинке на директорской должности, чтобы потом претендовать на кресло повыше. А кресло его ждало, потому что Лев Сергеевич приходился зятем Антону Саввичу Кузьмичу, Председателю Луганского Совнархоза, а затем и Украинского Совнархоза, члену ЦК Компартии Украины.
           Трест "Свердловуголь" в ту пору уже вырос до статуса комбината. Мне выпала удача ехать в качестве одного из его представителей на Выставку Достижений Народного Хозяйства (ВДНХ), в Москву. Захожу я в кабинет директора шахты и говорю:
           –Лев Сергеевич, Вы уже знаете, что меня командируют на ВДНХ, в Москву?
           –Конечно, – отвечает он, не понимая, в чём дело.
           –Лев Сергеевич, нужно бы мою поездку профинансировать. В Москву порожняком нечего и ехать.
           Директор стукнул себя по лбу, словно что-то вспомнил, и сказал:
           –Конечно, Николай Алексеевич, о чём речь, деньги я тебе организую. Зайди в кассу и получи всё, что нужно, я позвоню сейчас же. Но и ты мне помоги.
           –В чём же? – не понял я.
           –Какое везение! – он даже вскочил. – Николай Алексеевич, сделай для меня доброе дело. Я сейчас напишу записку, и ты с ней зайдёшь к моим родителям. Добро?
           –Конечно, Лев Сергеевич. А где они живут? Москва большая, и я её почти не знаю. Когда служил в армии, один раз пришлось заехать в центр столицы, но я ничего почти не запомнил. 
           –Я тебе сейчас расскажу. От Белорусского вокзала начинается Ленинградский проспект. Там в одном месте стоит памятник: вздыбленные кони. Дом родителей как раз рядом.
           В Москву я добрался без приключений, на поезде.
           Дом, где жили родные директора, я нашёл быстро. Он стоял на пересечении Ленинградского проспекта и Беговой улицы. Памятников с конями оказалось два. Как я потом узнал, они были работы скульптора Константина Клодта. Рядом с бронзовыми лошадьми стоял многоэтажный дом с витыми железобетонными решётками, в нём и жили Сергеевы, родители нашего директора. Отец семейства находился уже на пенсии, а прежде работал замполитом в каком-то министерстве, уж не помню в каком.
           Зашёл я в подъезд, поднялся на третий, по-моему, этаж, и нажал на кнопку звонка. Дверь открыл хозяин. Я был в форменной шахтёрской чёрной шинели, а старший Сергеев в этом знал толк. Он воскликнул:
           –О, гость из Донбасса! Заходите, пожалуйста, в квартиру. Вы от сына? Он мне звонил.
           Хозяева засуетились, спросили, что подать на стол: водки или коньяку. Я говорю:
           –Мне бы чайку. Очень холодно на улице, а я в шинели. Не думал, что здесь такая стужа.
           Дело было, помнится, то ли в конце ноября, то ли в начале декабря. У нас в Донбассе стояла поздняя, но довольно тёплая осень, а в столице установился мороз и срывался снег.
           Пьём мы, значит, чай, разговариваем. Хозяева спрашивают о сыне, я отвечаю. Жену старшего Сергеева почему-то не запомнил: она почти всё время молчала, только и делала, что следила, чтобы на столе не переводились яства.
           Раздался звонок в дверь. Пришла невестка, жена нашего директора. Она не поехала в Донбасс за мужем, так как работала в Кремлёвской больнице, и уходить оттуда, чтобы ехать в какую-то степную дыру, не захотела. Жили Сергеевы в просторной квартире, комнат много, но сколько именно – не знаю, так как сидел в гостиной, и дальше туалета не ходил.
           С приходом невестки на столе появилось больше закусок, поставили выпивку. Беседа стала непринуждённее. Мать нашего директора налила водки в маленькие рюмочки, буквально с напёрсток. Отец сурово сдвинул брови и сказал:
           –Мать, это же шахтёр из Донбасса. А ты наливаешь ему, будто перед тобой московский хлыщ. О рюмке не может быть и речи. Наливай в стакан.
           Мать испуганно взглянула на меня, как будто я напоминал какое-то чудовище. Я замотал головой:
           –Не надо в стакан.
           Отец взглянул на меня с осуждением:
           –Пей. Ты что, не шахтёр?
           Стало так неудобно. Невестка потупила взгляд, чтобы не смотреть на свёкра. «Эге, думаю, а в семье-то не всё ладно».
           Стакан водки я, конечно, не выпил. Остаток обеда прошёл как-то скомкано. Почти не говорили. Чувствовалось, что отец директора осуждает невестку за то, что не поехала за мужем. Но на этом, наверно, настоял её отец, всесильный Кузьмич, и старшему Сергееву пришлось смириться, хотя чувствовалось, что разговоры на эту тему в семье ведутся, и невестке сильно достаётся.
           Вызвали такси (по-моему, это был ЗИМ). Сели втроём: я, старший Сергеев, и жена директора. Приехали на ВДНХ. Сергеев о чём-то негромко сказал шофёру, но я не расслышал. Затем он помог невестке выйти из машины и взял её под руку. Я тоже вышел. Они оба церемонно попрощались со мной, и ушли по своим делам. Больше я их никогда не видел.
           Я снова сел в это же такси и попросил отвезти в одну из гостиниц при ВДНХ. Когда я вышел из машины и попытался расплатиться, шофёр испуганно замотал головой:
           –Не беспокойтесь, товарищ. Всё оплачено. Счастливо провести время в Москве. Вернётесь в Донбасс, передайте привет городу Краснодону. Я оттуда родом.
           Я смотрел вслед уезжающей машине, пока она не скрылась за поворотом. Подумалось: вот только что встретился с людьми, поговорил с ними, а они ушли, и я их больше никогда не увижу. 
           Но жизнь продолжалась. Я потоптался у входа в гостиницу, а потом развернулся и пошёл в магазин, чтобы приобрести гостинцы из Москвы жене Любе и моим детям – Васе и Серёже.   
      
[10 мая 2015]