Я и книги

Для детей и юношей моего послевоенного поколения книги были основным занятием во время ненастных или морозных дней. Родившийся на севере Хабаровского края в небольшом поселке золотодобытчиков, где зимой не редко бывают морозы за 40 градусов, а то и за 50, когда нос невозможно высунуть на улицу, мы в основном читали вечерами книги. До того, как я стал старшеклассником и получил разрешение ходить на взрослые сеансы смотреть кино, гулять с девочками, т.е. иметь другие увлечения, прошло немало лет с тех пор, как я научился читать.

Естественно, в начальных классах я читал сказки Ежова, басни Крылова,  другие детские рассказы, типа «Кот в сапогах», которые учили нас понимать, что хорошо, и что плохо.  Но, как ни странно, одно из первых книг, которые я держал в руках и даже прочитал все, что написано под многочисленными рисунками, был «Декамерон» Джованни Боккаччо.  Эту книгу я нашел на этажерке у наших соседей  Кокориных, где жена работала учительницей русского языка и литературы в 5-7 классах. Эта книга была в их личной библиотеке. А так как я был общим ребенком двух семей, моих и соседей, то запрета взять что-то в их  комнате, которая являлась и спальней, у меня не было.  Естественно, я ничего не понял из прочитанного в «Декамероне», и поэтому эта книга вернулась на этажерку, на свое положенное место.

Но вот другую книгу, которая не стояла, а лежала на этажерке, огромную книгу со всеми произведениями Александра Сергеевича Пушкина, я стал читать к концу начальной школы. Красочные иллюстрации, хороший шрифт, мелованная бумага – это было очень солидное издание, выпущенное еще в первые послевоенные годы.  И ни где-то в ГДР, как многие буклеты более позднего времени, а в СССР.  Чуть меньших размеров была еще одна  книга на этажерке у наших соседей – «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. Меня в ней вначале интересовал сюжет, и на художественные изыски великого грузинского поэта я совершенно не обращал внимание.

Но большую часть прочитанных книг я брал в школьной библиотеке.  Как всякого мальчишку, меня интересовали приключения. Поэтому романы про капитана Гранта и его детей,  Робинзона Крузо, капитана Блада  и другие, которые были позже экранизированы,  мной прочитывались от корки до корки. С большим сожалением я отдавал их в библиотеку.  Но однажды я заболел, и пришедшая по просьбе моей мамы соседка Татьяна Васильевна Калашникова, фельдшер нашей участковой больницы, прописала мне постельный режим. И когда я сказал, что в таком случае не смогу взять интересную книгу для чтения в школьной библиотеке, Татьяна Васильевна обещала на следующий день принести хорошую книгу из своей домашней библиотеки. И сдержала слово. Так мне в руки попала книга Жюль Верна «Двадцать тысяч лье под водой» про капитана Немо и его «Наутилус». Не знаю, сколько раз я прочитал эту книгу, особенно главы, где говорилось об устройстве подводной лодки «Наутилус».  Я сделал макет этой лодки из пластилина, стараясь придерживаться  размеров, написанных в романе.  Естественно, в определенном масштабе. Больше всего проблем мне доставили иллюминаторы «Наутилуса», но все же стекло из перегоревшей и разбитой мной лампочки решили проблему.

Когда я понес относить Калашниковым книгу,  то увидел еще 3 тома этого же писателя, и попросил дать почитать.  Помню, Татьяна Васильевна о чем-то пошепталась со своим старшим сыном Левой, который был старше меня года на 3, и  потом сказала, что они дарят мне все 4 тома Жюля Верна.  Так появились первые книги в моей личной библиотеке.  Потом в ней стали появляться книги, купленные в нашем книжном магазине, в частности,  повесть о том, к ак советский эсминец в годы Великой отечественной войны преследовал немецкий рейдер в Баренцовом море. Мне тогда особенно понравились название корабля – эсминец, или эскадренный миноносец, а также звание командира – капитан-лейтенант.  Тогда у меня впервые закралась мысль о военно-морской службе.  Вторую книгу – «Человек-амфибия», я столько раз прочитал, что когда на экраны вышел фильм с таким названием, я   помнил все реплики героев.

Кроме этого, я получал книги в подарок, обычно 2 раза в год, на день рождения, и 23 февраля, в день Советской Армии и Военно-морского флота, которые мне дарили девочки из класса. Художественная ценность этих книг была разная,  я уже не могу вспомнить, какие это были книги. Когда в 1963 году, когда мне исполнилось уже 16 лет, уехали в Хабаровск наши соседи, они оставили часть самых тяжелых книг нам, в том числе огромную книгу с романом Льва Толстого «Война и мир», а также  уже упоминавшиеся книги с произведениями Пушкина и Руставели. А вот две книги – «Декамерон» и «Забавная библия» и просто заныкал,  если грубо сказать. Спрятал их в кладовке, да они не особо и искали, эти книги пожилых людей не интересовали.  В отличие от нас, школьников. Обе книги, прочитанные вначале мной, пошли по рукам одноклассников. Я иногда с трудом мог отследить, у кого они на руках.

После отъезда соседей площадь, занимаемая нашей семьей, увеличилась, поэтому у меня появилась своя комната. Мы с отцом сделали отличный стеллаж для книг,  размером 2 на 2.5 метра.  На него поставили все книги нашей семейной библиотеки, которая к этому времени значительно выросла. Я покупал много спортивной литературы, присылаемой  «Книга-почтой», так что количество томов в библиотеке росло каждый год.  Во время школьных каникул в Хабаровске я неизменно посещал книжные магазины и часто покупал интересные книги.  Продолжали их мне дарить не только мои одноклассницы, но даже учителя, в частности, директор школы Валентина Николаевна Аляева, учительница литературы в старших классах.  От неё у меня появился одна книга из трилогии «Финансист» Теодора Драйзера «Титан».  Так я впервые прочитал серьезный роман известного американского писателя.  Потом в библиотеке появились  произведения  Джека Лондона и  Эрнеста Хемингуэя.  Естественно, все они мной прочитывались.

В те годы еще была дружба между СССР и Китайской Народной республикой, которая поставляла в нашу страну фрукты, в частности яблоки. Отец обычно покупал 2-3 ящика, и они ставились в мою комнату в угол, рядом со стеллажом с книгами. Часто, сидя за столом и читая очередную книгу, я запускал руку в ящик, где в рисовой шелухе находились яблоки, завернутые в бумагу, доставал одно, и ел, даже не вымыв.  Как хорошо усваивался материал, когда я ел красивый и сочный фрукт. С тех пор у меня возникла привычка читать и есть одновременно.

Но я увлекался не только  зарубежной литературой. Естественно, я был просто обязан читать произведения, включенные в школьную программу.  «Евгений Онегин», «Герой нашего времени», «Дубровский», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия» не только прочитывались, но по ним писались школьные сочинения.  Так что я лично считаю, что нас советская программа школьного образования очень неплохо подковала в части знания литературы.  И не только образовывала, но и воспитывала. Всю жизнь я старался жить по завету Павки Корчагина, чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы. Это уже много позже появилась песня, где были слова «Прежде думай о Родине, а потом о себе».

И как это бывает, количество переходит в качество. В выпускном,  одиннадцатом  классе у меня прорезалось написание сочинений - три последних, за  годовое и  на выпускном экзамене я получил 4/5, т.е. сделал несколько несущественных ошибок, чаще всего в знаках препинания, получив по русскому 4. А  вот за изложение материала мне ставили отлично. И на вступительных экзаменах в институт получил отлично за сочинение, и эта была единственная пятерка в тот год среди поступивших в институт юношей.  Правда, это был непрофилирующий предмет, но и по физике и химии у меня тоже были пятерки. При написании сочинений я отказался от черновиков,  лишь составлял подробный план.

Естественно, в годы учебы в институте было не до чтения художественной литературы в прежнем объеме.  Серьезная нагрузка на занятиях, тяжелые спортивные тренировки, после которых хотелось просто лежать и не двигаться, свидания с девушками, посещение кино и концертов – все это сказалось, я за эти годы запомнил лишь одно произведение, прочитанное мной.  Это был роман Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», впервые напечатанный в приложении «Подвиг» к журналу «Юность». Мне дали его на сутки. Поэтому я читал с утра, прямо на лекции, сделал перерыв во время практических занятий, и потом читал по середины ночи.  И влюбился в творчество Юлиана Семенова. Со временем у меня появились все его книги, где действовал Максим Максимович Исаев – «Бриллианты для диктатуры пролетариата», «Пароль не нужен», «Экспансия», «Приказано выжить» и другие.

Но зато во время службы на подводной лодке я наверстал то, что было упущено за годы учебы в институте.  Работы у доктора во время выходов в море немного. Обход  всех отсеков субмарины, выявление жалующихся на здоровье, прием заболевших, снятие пробы на камбузе – вот весь перечень обязательных ежедневных работ врача. Так что времени почитать мне хватало. Главное было, что читать. И когда я зарекомендовал не только много читающим офицером,  но и возвращающим во время все прочитанные книги, для меня открылись  загашники библиотеки береговой базы.  Я получил возможность прочесть  мемуары немецких, английских и американских генералов и адмиралов, так как наши военноначальники пока еще не начали писать свои воспоминания.  Перед каждым очередным выходом в море я заходил в библиотеку, получать несколько уникальных книг, и внимательнейшим образом их прочитывал.  В те годы не было мемуаров наших полководцев и флотоводцев, Википедии, так что приходилось мотать на ус то, что писали иностранцы о Второй мировой войне.  Если не было мемуаров, мне давали прочитать модные в те годы бестселлеры, но это было на вкус библиотекарши, с которой у нас установились дружеские отношения.

После увольнения в запас мне, чтобы прокормить семью, приходилось работать на 2,5 ставки, дежурить, да еще общественная работа парторга больницы не давала много читать. Даже купленный мной  сборник сочинений Константина Симонова я смог прочитать, когда пошел на больничный лист с повреждением ноги.  Талон на покупку этого собрания сочинений мне вручил райком партии в качестве поощрения за хорошую организацию подписки на партийную литературу сотрудниками больницы.  А вот еще несколько дефицитных в то время книг я купил во время районных и городских партийных конференций.  Как это получилось в первый раз? Я был включен в состав регистрационной комиссии, т.е. той, что регистрирует участников партийного форума. Естественно, нам надлежало  прийти почти на час раньше начала конференции. В это время продавцы из книжных магазинов раскладывали свой товар. Вот тогда и были куплены мемуары маршала Жукова, а на следующей конференции маршала Василевского.  Потом обеспечение участников партийных конференций усовершенствовали. Всем давали талоны, с которыми мы ходили в книжные магазины, и там могли купить книги по выбору, которые не часто появлялись в свободной продаже. А что, партийных активистов следовало поощрять. Покупал я много литературы по медицине, я также на спортивную тематику. В частности, у нас были красочные буклеты об Олимпийских играх, начиная с 1956 года по 1988 год.

Когда моя дочь была первоклассницей, чтобы закрепить знания по арифметике, она решила посчитать, на какую сумму мы накупили книг в своей домашней библиотеке. Не помню точной цифры, но она было больше 2-х тысяч рублей, при том, что самые дорогие книги стоили в пределах 10-12 рублей.  Так что в нашей библиотеке можно было найти книги по всевозможной тематике.

Некоторые читатели могут подумать, что я читал только детективы и мемуары военных и государственных деятелей. Да, большую часть прочитанных произведений составляли именно эти. Но когда в Хабаровск переехали из поселка мои родители, они привезли всю нашу домашнюю библиотеку. Она существенно пополнилась за те 12 лет после моего отъезда из поселка. Мою маму назначили распространять подписные издания в школе, и она добилась хороших результатов. И её поощрили подпиской на приложения к журналу «Огонек». Так в нашей домашней библиотеке  появились произведение Чехова, Бунина, Куприна, Достоевского и других классиков русской литературы. Я самые интересные брал у родителей, и прочитывал в редкие свободные минуты и часы.

Потом работа чиновником краевого уровня. В те годы мы работали не так, как нынешнее чиновничество, думающее лишь о своих благах и карманах.  Можете прочитать об этом в моем рассказе, где все, как было, кроме имени-отчества главного героя.  http://www.proza.ru/2017/08/29/347.  Так что почитать художественную литературу было большой редкостью.  Но все равно книги приобретались, тем более что в годы «перестройки» стали печататься очень многие произведения, ранее запрещенные в Советском Союзе.  Но в силу большой занятости я не мог их покупать , а вот кое-кто очень хорошо пополнил свои библиотеки.  Но об этом я напишу чуть позднее.  А вот многотомник «Антология мирового анекдота» я успел купить,  и десять томов периодически читались мной, но еще больше моими детьми и их друзьями. Со временем у нас осталось чуть больше половины томов, остальные «зачитали до дыр»  друзья детей.

Когда моя карьера краевого чиновника закончилась,  и я стал работать в бизнесе, свободного времени у меня стало больше, а так как к этому времени умерла моя мама, большая часть родительской библиотеке перекочевала в нашу квартиру. Вот тогда я стал читать русскую классику. Не могу сказать, какие произведения мне нравились больше, какие меньше.  В этот же период я подсел на произведения Валентина Пикуля на исторические темы, на эпоху дворцовых переворотов в первую очередь.

Потом меня пригласили на должность директора городской больницы в городе Нефтеюганске, в Сибири. Посоветовшись с домочадцами, решили переехать всей семьей, за исключением старшего сына с женой и сыном. Стали собираться в дорогу.  Я протоптал дорогу в местные магазины за картонными коробками под вещи мои, жены, еще одного сына и семьи дочери. Встал вопрос: «А стоит ли везти с собой книги, которые на несколько раз прочитаны, ведь они занимают много мест, и требуется еще больше коробок для упаковки?»  Началась очередная ревизия нашей домашней библиотеки, и примерно треть её осталась в Хабаровске.  У моего коллеги сестра работала заведующей районной библиотекой Железнодорожного района. Я привез её к себе, показал литературу, которую не собирался брать с собой в Сибирь, и она забрала её в районную библиотеку.  Остались в ней и мои большие буклеты о спорте, которыми я очень гордился в свое время.  Остались книги с мемуарами многих полководцев – Лелюшенко, Москаленко, Кузнецова, Головко. Я взял с собой  лишь воспоминания Жукова, Василевского и Конева.

Должность директора  единственной в стотысячном городе многопрофильной больницы заметна, и поэтому в мой кабинет зачасти продавцы товара по сетевому маркетингу, в том числе и книгами.  Именно тогда у меня появились большие и красочно оформленные книги по истории России с древних времен и до конца ХХ века,  истории всех правящих в России династий, книга с дневниками секретаря Наполеона на острове Святой Елены, где прошли последние годы жизни  опального французского императора, и повествование о последних месяцах жизни русского царя Николая Второго.  И хотя должность директора весьма хлопотна, но оставляло время для чтения художественной литературы и сборки пластмассовых моделей, которые я собирал вместе с внуком.

Но проблемы, которые возникли у мэра города в связи с делом «Юкоса» привели к его отставке, и новый мэр стал избавляться от назначенцев прежнего мэра, и я оказался в их числе. К этому времени мне исполнилось 60 лет, и мне предложили пойти на пенсию, что я и сделал. Жить в северном городе с его неблагоприятными климатическими условиями, с высокими тарифами на ЖКХ и на продукты не имело смысла, и я, а затем и остальные члены моей семьи, включая семью старшего сына, перебрались в Тюмень.  Перед отъездом я снова избавился от части своей домашней библиотеки, отдав их в библиотеки отделений больницы. 

 А через полтора года моя семья переехала в поселок Молодежный под областной столицей, и я окончательно перестал работать. А так как эфирного телевидения в нашем поселке не было, только спутниковое,  у нас полтора года не было телевизора. Вернее, телевизоры были, даже два, но не подключены к эфиру. Вот тогда я и прочитал очень большое количество книг.  Трое моих соседей по поселку оказались обладателями неплохих домашних библиотек, и не прочь были дать мне почитать книги, которые я раньше не читал.  Особенно одна дама, всю жизнь проработавшая в торговле,  имела много редких книг, изданных как раз в конце 80-х и в начале 90-х годов. Многие книги принадлежали перу известных русских и зарубежных писателей  18 и 19 веков, причем переводы зарубежных авторов были сделаны еще  до революции.  Я читал книги о колонизации Северной Америке, борьбе пришельцев из Европы с аборигенами, о жизни английской аристократии в Лондоне и в провинции.  Что меня поразило при чтении русских писателей, не относящихся к сомну классиков.  Они описывали жизнь русского дворянства без тех ужасов, которые свойственны произведениям того же Достоевского.  Я специально прочитал томик с рассказами Достоевского, и в них все главные герои или умирали в страшных муках, или кончали жизнь самоубийством, или сами кого-то убивали.  Видимо, в советское время была установка издавать только такие произведения, где вся эпоха существования царской России рисовалась в мрачных, черных тонах.

Когда у меня случился инфаркт миокарда,  я несколько раз за полгода лежал в больницах, прочитал книги, которые приносили из дома моим соседям по палате. Один из них презентовал мне мемуары генерала Эйзенхауэра, командующего союзными войсками при высадке в Нормандии во время Второй мировой войны. Позже он стал Президентом США.  Когда, выписавшись из больницы,  сравнив написанное у Эйзенхауэра и у маршала Жукова, я понял, что был прав маршал Рокоссовкий, написав в характеристике своего подчиненного Жукова, что он органически не переваривает штабную работу. Именно бездеятельность Жукова на посту начальника Генерального штаба в предвоенные годы привела к поражениям первых лет войны.  Это явно было  видно при сравнении мемуаров американца, написанных сразу после войны, и воспоминаний Жуков, написанных уже в 70-е годы.  Не думаю, что Жуков не читал мемуаров Эйзенхауэра, но вот литературные «рабы», которые писали за него мемуары, явно не читали. Тогда бы подсказали, как лучше отразить свою работу в Генеральном штабе, если она проводилась, конечно.

Читая предисловия ко многим книгам с произведениями классиков,  я понял, почему так цветисто и красиво описывали природу и всех живущих в ней тварей наши писатели, живущие в XIX  веке, которых принято относить к классикам русской литературы. Они были связаны жесткими условиями договоров на издание отдельных произведений, там обязательно должно быть определенное количество страниц. Имея не очень интересный сюжет с небольшим количеством персонажей, они добирали нужный объем страниц именно описанием каждого листочка или деревца, какой-нибудь дворняжки, интерьера дома и тому подобными мелочами, которые утяжеляют чтение произведений. Недаром сейчас так популярна беллетристика, которая читается очень легко и быстро.  Но многие мои ровесники, воспитанные на традициях советского школьного образования, и тем более учителя русского языка и литературы, на дух не переносят беллетристику, считая ей легковесной литературой.  Но разве это так? И произведения, относящиеся к жанру беллетристики, несут полезную информацию, дают пищу для ума, вызывают разнообразные эмоции и чувства.  Вот что пишет на этот счет Википедия:

«Словари русского языка выделяют три значения слова беллетристика: во-первых как обозначение художественной литературы в отличие от nonfiction: документальной и научной; во-вторых — как название прозы в отличие от поэзии и,  в-третьих — как название «лёгкого чтения» в отличие от «серьёзного». В качестве термина современного русского литературоведения беллетристика используется в значении, близком к третьему, хотя и более глубоком, не сводящемся к простому противопоставлению лёгкого и серьёзного.
Термин «беллетристика» часто упоминается в значении «массовой литературы», противостоящей «высокой литературе». Это противопоставление уходит корнями в статьи литературных критиков XIX века Виссариона Белинского и Дмитрия Писарева, которые иногда употребляли это слово по отношению к литературе, которая не вписывалась в рамки их социальных схем.
В широком смысле слова беллетристика противостоит публицистике, то есть документальному жанру, очень распространённому в литературных журналах XIX века. Поскольку «беллетристика» — французское слово, упомянутые критики часто использовали его в пренебрежительном ключе по отношению к литературе, которая воспевала буржуазные идеалы, а также «текст ради текста», «словесность ради словесности», где нет социального подтекста.
В узком смысле беллетристика — это лёгкая литература, чтение для отдыха, приятное времяпрепровождение на досуге.»

Почему я написал о беллетристике? Да просто многие читатели именно так называют прочитанные ими некоторые мои произведения, ведь есть и публицистика, и исторические материалы, и мемуары, и документальные.  Это сочетание разных жанров литературы имеется и в двух книгах, которые изданы под моим авторством или редактированием – «Возвращаясь к истокам» и «По волнам нашей памяти». Так что я в этой жизни  нахожусь, если так можно выразиться, по обеим сторонам баррикад – и в качестве читателя, и в качестве автора читаемых произведений.