Не нарисованные портреты

1 Глава.

Сегодня солнце светило особенно ярко. Его верные спутники, лучи, заглядывали в окна домов и прочих каменных громадин, слепя своим светом их обитателей. На столь нахальный визит со стороны незваных гостей, люди могли ответить лишь жалкими попытками отгородить себя от них: зажмуривали глаза, строя при этом уродливую гримасу; задвигали шторы, отчего в дому становилось мрачно и неуютно, а также много чего бесполезного.
Хотя иногда попытки не были такими уж жалкими. Например, некоторые просто уходили в более тенистую часть дома или же отодвигались от слепящих лучей, наблюдая, как небольшое скопление пыли медленно передвигалось по светлым лучам.

Подобное зрелище не оставляло Виктора Павлова равнодушным. Он часами мог сидеть на полу, наблюдая за перемещениями пыли по солнечным дорожкам. Это завораживало и пленяло его. В такие моменты мужчина не думал ни о чем, кроме пыли. Но сегодня Виктор был равнодушен к ней.
Пустой и одновременно полный боли взгляд был устремлен в никуда. Казалось, светлый и ясный день не мог ни радовать. Однако человеку, сидящему на полу, было не до погоды. Целиком и полностью его сердце заполняли печаль и скорбь. Причиной этому послужила неожиданная кончина деда Виктора, Бориса Ивановича, которого мужчина так сильно любил. Эта любовь зародила еще в детстве мужчины, когда тому было лет пять отроду. В то далекое время родители Павлова отвозили его на лето к деду, у которого мальчику никогда не было скучно. Они вместе с Борисом Ивановичем постоянно что-нибудь мастерили, правда, для данного вида деятельности у Виктора никогда не имелось при себе ни таланта, ни какой-либо предрасположенности. Все время получалось нечто неказистое, разваливающееся и страшное. «Да уж, Витя, не быть тебе рукоделом», — говаривал его дед, всякий раз, когда видел, что смастерил внук. После чего его лицо начинала озарять самая светлая улыбка на свете. И все время Виктор не понимал, почему улыбался его дед. Ведь то, что сооружал маленький Витя, было просто ужасно. Однако эти неудачи не отбивали у Виктора желания навещать Бориса каждое лето. А когда внук стал старше, то уже приезжал к деду чуть ли не каждые выходные.
От воспоминаний о дедушке, на сердце у Виктора становилось тепло и горько. Огромный ком подступал к горлу и застревал в нем. И именно сейчас, сидя на полу с красными от слез и недосыпа глазами, в потрепанном костюме, сопровождавшегося такой же прической, он понял причину, заставлявшую Бориса Ивановича награждать своего внука улыбкой при каждой неудаче. От этого стало еще печальнее. Огромный ком сковывал горло, а горечь и ярость подступали с каждой минутой.
Костяшки Виктора пронзила острая и жгучая боль, когда он нанес по полу очередной удар, полный горечи и ярости. Затем, резко поднявшись с пола, мужчина переключился на стену. С каждым нанесенным ударом костяшки болели сильнее, но это не останавливало Виктора. Он бил и бил по бетонной стене, не обращая внимания ни на что, как было и с пылью, когда она его еще интересовала. Алые пятна проявлялись отчетливо на белой стене, смешиваясь с другими такими же. Увидев на полу подле импровизированной кровати, состоявшую из какой-то подстилки и небольшой подушки (так мужчина спал уже два дня, будучи не в силах дойти до кровати) бутылку, он схватил ее за горлышко и с размаха метнул ее о стену. Тысячи мелких осколков разлетелись в разные стороны, небрежно ударяясь об пол и отскакивая от него.

Виктор упал на колени и, закрыв лицо руками, принялся издавать истошные звуки, схожие с рыданиями. Они были то тихими, то наоборот громкими, иногда резко обрывающимися. А порой звуки были настолько бесшумными и неслышными, будто Виктор плакал внутри себя.
По правде говоря, Павлов никогда не позволял себе плакать или же рыдать. Нет, вы не подумайте, что он считал это слабостью. Вовсе нет. Просто за всю свою жизнь он еще никогда не сталкивался лицом к лицу с таким горем, от которого хотелось бы не просто рыдать от душевно боли, а кричать. Ведь именно в такие моменты слез бывает просто недостаточно, и тогда боль вырывается наружу, принимая разнообразные формы. Гнев. Ярость. Отрешенность. Безразличие. Глубочайшая печаль. Замкнутость. Растерянность. Шок. Об этих формах можно рассуждать часами, днями, а возможно и месяцами.

Силы начали покидать Виктора, слишком много энергии было потрачено для одного дня. Не в состоянии доползти до настоящей кровати, располагавшуюся в соседней комнате, он лег на импровизированную. Как только его голова оказалась на мягкой подушке, его глаза закрылись.

***

Звонкий, надоедливый звук раздался в ушах Виктора, когда он открыл глаза. Поначалу, мужчина не понял, что происходит, видимо количество выпитого алкоголя дает о себе знать, но после нескольких секунд до него дошло, что надоедливый звук — это ничто иное, как дверной звонок. Однако Виктор не поспешил к двери — подумал, что незнакомец сам уйдет, после долгого игнорирования с его стороны. Но этого так и не произошло. Наоборот звук стал еще протяжнее и надоедливее. Будто незнакомец жал на кнопку дверного звонка, что есть мочи, явно не намериваясь уходить или же бросить свое занятие. Виктор не знал, кто стоит за дверью, но уже всем своим существом Павлов недолюбливал незнакомца.
Подойдя к глазку Виктор увидел перед собой небольшого роста старика с козлиной седой бородкой. Взгляд его был устремлен вверх. Оглядев того с ног до головы, Павлов все-таки решил открыть дверь, чтобы узнать, чем его персона привлекла внимание незнакомого ему человека.
— Павлов Виктор Анатольевич, я полагаю, — произнес старик, как только дверь распахнулась. Пренебрежительно посмотрев на Виктора, тот едва заметно скривился.
— Да, я. А в чем собственно дело? — поинтересовался мужчина, стараясь сохранить презентабельный вид. Данная ситуация его даже забавляла. Он, весь потрепанный, с помятым лицом, лохматый, спрашивал у незнакомого старика: «В чем дело?», пытаясь при этом сохранить приличный вид.
— Может, Виктор, Вы для начала впустите меня? — строго, словно учитель, спросил собеседник, отчего Виктор даже немного растерялся, подумав, что он ученик, не выучивший урока.
Прижавшись к стене, мужчина освободил проход для незваного гостя. На минуту Виктор предположил, будто этого старикашка со своей козлиной бородкой — маньяк. Мгновенье спустя, он отогнал бредовые мысли прочь и проследовал в комнату следом за гостем. Устроившись по-хозяйски в кресле Виктора, тот сложил руки и принялся разглядывать интерьер в комнате. Павлов смотрел на старика большими глазами, его действия повергли мужчину в легкий шок.
— Я, Леонид Григорьевич, — наконец представился старик. — Ваш покойный дедушка, Павлов Борис Иванович, составил завещание, которое мы с ним сформировывали в последние его месяцы, — медленно проговаривал тот, переводя свой взор с интерьера на Виктора.
— Ясно. Вы пришли узнать, почему меня не было на оглашении завещания? — спросил Павлов, нахмурившись. Он не пришел на оглашение, потому что не захотел. Ведь мужчина считал, что нечестно будет, если он просто так заберет то, что его дед наживал все жизнь. Это было бы неправильно.
— Нет, мне неинтересно, почему Вы не пришли, чтобы почтить память собственного же дедушки, — и снова этот учительский тон, подумалось Виктору. От слов старика на душе ему стало противно и мерзко. Леонид был прав. Отведя взгляд в сторону, он продолжил слушать гостя. — Я пришел, потому что дал обещание Борису Ивановичу, что завещание будет оглашено для всех. Особенно для вас, — Леонид Григорьевич принялся рыскать в своей папке. После продолжительных поисков заветная бумага была найдена. Надев на кривой нос очки, Леонид принялся читать текст, пропустив при этом имена, которые в данный момент были не важны. То есть все, не считая имени Виктора. «А своему горячо любимому внуку, Виктору Павлову, я передаю в наследство свой особняк, который я приобрел месяц назад. Мне он особо и не нужен, но Вите он скоро может понадобиться. Я тяжело болен и скорее всего не протяну еще месяц. Поэтому он должен взять этот особняк. Ведь дороже него у меня никого нет. И Витя, пожалуйста, не возвращайся снова к алкоголю, он тебя погубит». Это все, — сухо объявил Леонид. Виктор пребывал в замешательстве. Он не мог поверить в то, что дороже него у его деда никого никогда не было. И что только ему дед готов отдать целый особняк. Это было слишком для Павлова. Он не мог принять столь огромный подарок.
— Я не могу, — твердо сказал Виктор, стараясь поступать правильно (как ему казалось), хоть ему и хотелось с минуту на минуту перебраться туда из своего жалкого пристанища. Нет, вы только не подумайте, что Виктор жил в убогой халупе, кормя тараканов да крыс. Нет. Его квартира была большой и просторной для человека, который к тридцати пяти годам успел нажить хоть какое-то имущество, зарабатывая деньги собственным трудом. Но по сравнению с особняком его деда, скромная обитель Павлова не шла ни в какое сравнение.
— Извините, но данный вопрос решать не Вам. Вы уже не вправе отказаться, ведь дом уже оформлен на Вас и принадлежит Вам. И единственное, что Вы можете сейчас сделать, так это переехать в своей новый дом и благодарить Бориса Ивановича, — все так же по-учительски произнес Леонид. Виктору было не по нраву, что только что появившийся человек указывает ему, что делать. Виктор уже не мальчик и знает, что и как ему делать без всяких там Леонидов. Старик, увидев, что довел своего собеседника до точки кипения, встал с кресла и проследовал к выходу. — Возьмите, — сказал он, передав Виктору папку с документами на дом. — И не тяните с этим, — произнес Леонид Григорьевич, стоя уже за порогом квартиры. — Ваш дед хотел бы... — старик не договорил, Виктор перебил его:
— Он мертв. Он уже ничего не хочет, — резко оборвал мужчина собеседника и захлопнул дверь прямо перед его носом. Затихающие шаги, слышные за дверью, медленно отдалялись, оставляя Виктора наедине с собственными же мыслями.

В середине дня Виктор решил привести себя, да и всю квартиру, в порядок. И, конечно же, мужчина решил начать с себя. Для начала он немного причесал торчащие во все стороны волосы. Затем принял душ и сменил одежду на более свежую. После чего взялся за квартиру. К счастью, не во всей квартире было грязно, а только в комнате, в которой Павлов обосновался за эти два дня. Сначала мужчина замазал белой краской бетонную стену, которую он так отчаянно бил несколько часов назад. После смел осколки, оставшиеся от бутылки, которую он сам же разбил. Импровизированной кровати пришел конец, когда Виктор разобрал ее, решив, что на настоящей ему будет куда лучше. Он был прав.
Виктор управился лишь под конец дня. Подойдя к зеркалу он увидел перед собой мужчину лет тридцати пяти с черными волосами. Глубокие изумрудные глаза украшали лицо Виктора, придавая ему некой загадочности. Густая борода располагалась на нем. Острые черты лица так и выделялись, особенно скулы, к которым всегда тянуло противоположный пол. Было время, когда Павло даже упивался столько повышенным вниманием среди женской аудитории. Но это была давно и уже прошло. Виктору уже давно никто не нравился, а влюблялся он раза два в своей жизни. Возможно, это было оттого, что Виктору уже не доставляло удовольствия гоняться за каждой встречной девчонкой. Он больше не находило это занятие нечто таким, отчего срывало бы крышу и хотелось на всех любовных парах нестись к кому-либо.
Еще раз взглянув на свою бороду, Виктор понял, что та его неимоверно старит. Он безо всяких раздумий направился в ванную комнату, чтобы сбрить кустарник на своем лице.
Спустя минут пятнадцать его лицо было гладким, словно никакой бороды и не было вовсе. Еще раз посмотрев на себя в зеркало, Виктор увидел, что потерял три-четыре года, что дарила ему борода. Довольный, он последовал в комнату и скользнул взглядом по лежащей папке с документами.
С тех пор, как ушел Леонид Григорьевич, мужчина даже не удосужился открыть ее. Но, пересилив себя, Павлов все-таки открыл папку и принялся изучать ее.
Когда она была досконально изучена в сотый раз, Виктору стало интересно, где же все-таки находится это место. «Да уж, оставили мне дом... у черта на куличиках», — подумалось Виктору, когда он нашел адрес своего будущего проживания. Да, Павлов всерьез намеривался перебраться туда. Слова Леонида не выходили из его головы. Нет, конечно, Виктор не считал, что старик прав. Но и считать, что тот сказал что-то не так, тоже было бы ошибкой.
Совесть понемногу начинала брать свое. Хотя без действия алкоголя тут тоже не обошлось. Павлов сильно сожалел, что не пришел на оглашение завещания. По сути, этот механизм сожаления запустил Леонид, сказав, что Виктор даже не пришел для того, чтобы почтить память собственного же деда. Снова это противное чувство. Виктору стало мерзко от самого себя. Вместо того, чтобы почтить деда, он заливал в себя бесконечные бутылки алкоголя и, подобно жалкому человеку, жалел себя, заливаясь горькими слезами. Виктору хотелось ударить самого себя. Вот так он себя сейчас ощущал. И единственным верным решением оставалось лишь принять особняк от деда, тем самым почтив его память.
Спустя два часа, за которые Виктор успел собрать все необходимое, он уже стоял на станции вокзала, полный разнообразных размышлений по этому поводу, ожидая поезда. Мужчина задавался вопросом, почему именно ему дедушка отдал особняк? Ни своему сыну Алексею (дяде Виктора), ни дочери Марии (матери Павлова), а именно ему. На этот вопрос у Виктора не находилось точного и правильного ответа. А даже если бы таковой и имелся, то Виктор бы никогда не узнал, верен ли он на самом деле?
Когда длинная металлическая гусеница прибыла, стуча по рельсам своими маленькими ножками-колесиками, Виктор не спеша поплелся к ней. Расположился мужчина в купе, чему он был очень рад, ведь он никогда не любил путешествовать в плацкарте. Помимо самого Виктора в купе также находился молодой парень по имени Василий. Наружность у него была приятная: длинные каштановые волосы, располагавшиеся на плечах; синие, как глубоководное море, глаза и крепкое телосложение, но никак у какого-то качка.
За время поездки Виктор узнал, что Василий неплохо умел владеть гитарой, на которой его сосед по купе позже сыграл ему. Но, как довелось выяснить Павлову, профессия его приятеля не была связана с музыкой. Василий работал поваром в одном из ресторанов Ярославля. Конечно, парень еще с детства хотел играть в рок-группе на бас-гитаре, но как он сказал: «Не сложилось». Однако, несмотря на это, Василий вместе со своими друзьями Андреем, Вячеславом, Шуриком и Алиной (его девушка) частенько собираются и играют что-нибудь просто ради развлечения, что доставляем им большое удовольствие.Когда пришла очередь Виктора рассказывать о себе, то он начал с профессии. Мужчина преподавал актерское мастерство в государственном университете. Сначала Павлов сам был актером в одном из драматических театров, так же как и все закончил гос. университет и все в таком роде. Но вскоре ему предложили ровно на один месяц попробовать себя в преподавании актерского мастерства, так как Виктор отлично владел актерской игрой, а преподаватель уволился, и надо было временно его заменить, пока не найдут нового учителя. Однако Павлов так этим увлекся, что решил окончательно остаться на этой должности. Виктору всегда нравилось, так, скажем, делиться своими знаниями с другими юными артистами, вкладывать в них частичку себя. Ведь ученики Виктора подобно семенам, если приложить максимум усилий, то они прорастут и уже не будут просто пылью в земле, а чем-то иным, чем-то прекрасным. Помимо всего этого Виктор рассказал, что он увлекается фотографией. Особенно ему нравится снимать природу, но сейчас он забросил это дело. Так как начался новый учебный год, и к нему повалила огромная куча студентов, жаждущая знаний, половина из которых были трудно обучаемы актерскому мастерству. И поэтому приходится устраивать дополнительные занятия, которые идут по несколько часов в день. Примерно по три часа на одного необучаемого ученика. Слава богам, Виктор собрал их в группы и теперь ему было не так тяжело.
Несмотря на то, что Виктор был на десять лет старше Василия, они быстро нашли общий язык. Всю дорогу они рассказывали друг другу истории из собственных жизней. Иногда веселые и задорные, а временами и грустные. Но печальных они повествовали редко.
***

За три дня Павлов и Давыдов (фамилия Василия) здорово сдружились, и когда пришла пора расставаться, то было даже немного грустно. Однако плюсы все же имелись. Виктор и Василий вышли на одной станции, значит, они были в одном и том же городе, и был шанс, что они снова смогут увидеться. Но это был всего лишь один шанс на миллион.
Когда Василий растворился в толпе, а Виктор уже было тоже хотел пойти, кто-то резко схватил его за руку мертвой хваткой. Запястье Павлова охватила невероятная боль и жжение. Развернувшись, Виктор увидел, что обладателем мертвой хватки является хилый, казалось, на вид старик. Недолго думая, тот повел своего «пленника» подальше от толпы. После чего он отпустил запястье Виктора, которое мужчина принялся расстегать, думая, что это как-то снимет боль.
— Вы кто такой?  — обратился Виктор к незнакомцу.
— Аким я, — хрипло ответил старик, вытерев нос тыльной стороной ладони. От этого жеста Павлов скривился, но тот не заметил этого.  — Аким Ильич. Для всех просто Аким или Ильич. Но для тебя Аким Ильич, — нахмурился старик, бросив недовольный взгляд в сторону Виктора, отчего мужчине стало не по себе. Ему не нравился этот старик.  — И запомни: я не корова, — заявил он, после чего словил на себе взгляд Виктора, полный непонимания.  — чтобы кому-то нравиться, — продолжил он для уточнения.  — Понятно?  — спросил Аким, получив положительный кивок от своего собеседника, тот продолжил: — Леонид Григорьевич сказал, чтобы я каждый день в течение месяца стоял здесь и тебя ждал, даже фото мне твое дал, чтоб я не запутался, — рассказал Аким.
— И сколько ты здесь уже стоишь?  — спросил Виктор. Аким метнул в его сторону недовольный взгляд.
 — Я не позволял тебе со мной на «ты» общаться. Ишь, чего удумал!
 — Но Вы же обращаетесь ко мне на «ты», почему мне нельзя? — озадачился Виктор.
— Потому что я тебя старше и поэтому могу так к тебе обращаться, а ты еще щенок, — объяснил тот, хмурясь еще сильнее. — Никакого уважения.
— Какой я щенок? Мне тридцать пять лет! — пустился в спор Виктор, подобно подростку.
— А мне восемьдесят. Так что не спорь, и давай пойдем уже, а то стемнеет скоро, — хрипло скомандовал старик. После чего вместе с Виктором направился на автобусную остановку.
Все то время, что они ждали автобус, никто не произнес ни слова. Виктор изредка поглядывал на Акима, однако спутник его такого не делал. Полный раздумий взгляд старика был устремлен вдаль, сморщенные губы еле заметно шевелились.
Вдали начало приближаться нечто красное, когда это подъехало поближе, Виктор понял, что это автобус. После того, как Павлов и его престарелый спутник сели в него, он сразу же тронулся и продолжил свой путь по бесконечно длинной дороге. Спустя час маленькие прозрачные капельки начали ложиться на стекло. Серые тучи окутали небо, заполонив собою солнце, что верно освещало путь все это время. На душе у Виктора снова стало темно и мрачно. Он, дабы не смотреть на начинающийся дождь, отвернулся от окна и принялся рассматривать пассажиров. К его большому разочарованию, их было не больше пяти. Наверное, за столько долгий путь все они вышли на своих остановках.
В самом углу, подле стены, сидела рыжеволосая девушка в наушниках. Несмотря на погоду, лицо ее было улыбчивым, никак у других пассажиров. Казалось, своим светом, незнакомка могла осветить весь автобус, да и улицу, как бы заменяя солнце. Рассмотрев девушку повнимательнее, Виктор увидел, что на вид ей лет двадцать пять. «Всего лишь на десять лет меня младше...» — подумалось ему. Через мгновение мужчина отогнал бредовые мысли и продолжил разглядывать остальных пассажиров. Но, как выяснилось, все они, по его мнению, были скучны и однообразны. Никто из них даже не улыбался, кроме, конечно же, той незнакомки. Быстро потеряв интерес к пассажирам автобуса, Виктор принялся снова глядеть в окно, за которым уже вместо огромных городских сооружений виднелся смешанный лес. Пока Виктор любовался лесом, то не заметил, как заснул, манящая красота леса усыпила его, погрузив в объятия Морфея.
***

Виктор проснулся от резкого толчка в левое плечо. Распахнув глаза, он увидел, как Аким подгоняет его к выходу из автобуса. Полностью проснулся мужчина только на улице. Дождь уже давно перестал идти, оставив после себя множество зеркал, расположив их на земле. Повернув голову в правую сторону, он увидел лес, в левую — большой холм, на котором располагалось огромное сооружение, напоминающее особняк.
— Чего как Вертишейка-то? — проворчал старик. — Головой вертишь, вертишь, точно Вертишейка. Теперь так тебя звать буду, — скрипучим голосом сообщил Аким, без единой нотки юмора в голосе.
Повернув в сторону особняка, Аким направился к нему, Виктор последовал за своим спутником. Пока они шли, мужчина все время рассматривал природу этого места, вертя головой каждую минуту. «Точно Вертишейка» — подумал про себя Виктор.
Остановились около больших чугунных ворот. Добыв неведомо откуда ключ, Аким принялся вскрывать замок. Ворота со свойственным им скрипом открылись. Пред взором Виктора предстал двухэтажный особняк, давивший на него всем своим величием. Эйфория и испуг атаковали Виктора. С одной стороны он был рад тому, что это теперь его новый дом, а с другой ему было очень страшно оттого, с какой скоростью поменялась его жизнь. Конечно, Виктор был любителем перемен, но никогда они происходили настолько быстро. Никто не любит быстрые перемены.
Увидев, что Аким уже стоит на пороге дома и шырудит новым ключом в замке, Виктор поравнялся с ним и спустя мгновение дышал ему в затылок.
— Свет не загораживай, Вертишейка, — обратился к нему Аким. Мужчина отошел в сторону.
Когда послышался заветный щелчок, дверь открылась, но без скрипа, что немного удивило Виктора. Но на этом удивление его не заканчивалось. Зайдя в дом, мужчина увидел, что тот выглядит довольно чисто и опрятно, будто бы здесь кто-то убирал. Однако, подумав, что здесь последний месяц своей жизни жил его дед, который, по-видимому, все прибрал, Виктор прогнал удивление. Мужчина принялся осматривать дом. Первыми его внимание привлекли большие портреты, висящие на стенах дома, по три на каждой стене.
— Кто их написал? — спросил Виктор у Акима, указывая на портреты. Вместо ответа старик пробубнил что-то невнятное. — А их можно куда-нибудь на чердак убрать? — спросил мужчина, разглядывая портрет усатого мужчины в плаще.
— Нет! — резко выпалил Аким, выпучив при этом глаза так сильно, что казалось, будто бы они сейчас выкатятся из собственных орбит и покатятся по полу в неизвестном направлении. — Пусть так весят, чем они тебе помешали-то? — сменив легкий испуг на строгость, спросил старик. Виктор был слегка ошеломлен такой реакцией, но вскоре пришел  себя.
— Хорошо, пусть весят, — робко ответил мужчина, почувствовав себя пятилетним ребенком перед строгим воспитателем. Больше Виктор не спрашивал о портретах, только рассматривал.
Также внимание Виктора привлекла огромная люстра, висящая на потолке около главного входа. Недалеко от нее, внизу, расположилась деревянная лестница, ведущая на второй этаж, на полу же стелился огромный мягкий ковер. Помимо зала с люстрой, на первом этаже разместились небольшая столовая, кухня, терраса, личный кабинет, холл, ванная комната и гараж-навес. Увидев все это, у Виктора разбежались глаза, отвисшая челюсть широко распахнулась, он не мог выдавить из себя даже и половины слова. А ведь это был только первый этаж. В чувство его привел резкий звук закрывшейся двери. Это означало, что Аким покинул дом, видимо, у того появились свои дела. Но это нисколько не опечалило Виктора, наоборот ему стало легче. Старик его малость раздражал и казался каким-то странным.
Когда Виктор поднялся на второй этаж, сделал вывод, что комнат на нем меньше, чем на первом: три спальни, холл, гостиная, балкон и ванная, но это никоим образом не расстраивало его, наоборот мужчине хотелось, подобно ребенку, прыгать от радости. Его счастью не было предела.
Обойдя все два этажа вдоль и поперек, Виктор не сразу заметил, что у особняка также имеется и мансардный этаж, включающий в себя холл, холл для отдыха, ванную комнату и кладовую. Этот этаж был самым маленьким их всех, но, несмотря на это, он являлся самым уютным и теплым. Виктору нравился этот дом. Он влюбился в него. Однако одна деталь все-таки смущала и даже немного пугала его — портреты, висящие чуть ли ни на каждой стене. Проходя мимо них, Виктору думалось, будто они наблюдали за ним, но мужчина посчитал это наваждением и успокоился. К тому же не все портреты были жуткими. К примеру, на втором этаже, висел портрет весьма привлекательной девушки. Серебристые локоны нежно располагались на хрупких плечах; худое лицо, слегка украшенное румянцем, ничего не выражало; серо-голубые глаза завораживали и манили; полный уверенности взгляд смотрел перед собой. Черное платье располагалось на худом теле девушки, босые ноги болтались с высокого стула, на котором, словно на троне, восседала незнакомка. Помимо девушки на потрете ничего не находилось, кроме, разве что, темно-бордового фона.   
К счастью Виктора, на мансардном этаже не висел ни единый портрет, что очень радовало. Там мужчина и обосновался. Под вечер он полностью изучил дом, распаковал вещи и привел себя в порядок. Виктор сильно проголодался. Впервые за несколько дней он почувствовал голод.
 — Хороший знак, — сказал мужчина в пустоту.
Когда Виктор дошел до кухни и открыл холодильник, то увидел, что тот доверху заполнен едой. Помимо этого, в урне под раковиной он заметил несколько бутылок от вина. Виктора это удивило, ведь его дед никогда не мог терпеть вино. «Фу, какая кислятина. Как вы только это пьете?» — говаривал Борис Иванович, когда пытался выпить вино, но этого ему никогда не удавалось. Максимум два глотка, не больше. Виктор снова принялся строить безумные теории, однако поймав себя за этим занятием, перестал. Откинув все прочие мысли, Виктор поплелся на кухню готовить себе ужин. Кроме яичницы ничего на ум больше не приходило, поэтому мужчина принялся за нее. Покорпев у плиты пару минут, ужин был готов и тут же съеден.
Стрелки часов показывали без десяти одиннадцать вечера, когда Виктор уже лежал в постели и глядел в потолок. Смотря на него, он думал о старом доме, все-таки мужчина по нему скучал, как бы сильно ему не нравился новый. Прокручивая в голове незаметно пролетевшую неделю, Виктор и сам не заметил, как заснул.
***

Сидя утром в своей столовой, Виктор прокручивал в голове сон, приснившийся ему сегодня ночью. Мужчине почудилось, будто бы та самая девушка с серебристыми волосами, которую он видел на портрете, стояла около его кровати и внимательно разглядывала его, уголки губ ее были слегка приподняты. А также помимо нее этим занятием занимались и другие люди, которых Виктор тоже заметил на портретах. Когда они поняли, что мужчина смотрит на них, то на секунду в их глазах промелькнул испуг. Последующие же события Виктору не удалось лицезреть, ибо его глаза начали постепенно наливаться свинцом и закрываться. На этом сон кончался.
Но на этом странности не заканчивались. Утром, когда Виктор готовил себе завтрак, то снова заметил пустые бутылки из-под вина — их стало больше, чем вечером.
 — Может, ко мне в дом кто-то пробрался?  — предположил Виктор, когда решил позвонить другу, чтобы спросить у него совета.
 — Ага. И вместо того, чтобы украсть вино, решили его выпить и как приличные граждане еще и в урну выкинули, — ответил его друг с сарказмом. Виктор согласился с ним, на этом и распрощались.

За несколько часов раздумий в голову мужчине пришла мысль: «А что, если незваный гость прячется в подвале?» И сразу же, без задней мысли, Виктор проследовал к двери подвала, но обнаружив, что та заперта аж на три замка, сильно расстроился. Его догадка не подтвердилась.
Ближе к трем часам пришел Аким, проведать Вертишейку. Виктор был удивлен данному визиту, но возражать не стал. В этом большом и путем доме ему было одиноко. И единственным развлечением был лишь интерес поймать ночного гостя. Ну и, конечно же, по изучать дом.
— Аким Ильич, у Вас есть ключи от подвала? — спросил Виктор у своего гостя за чаем.
— А тебе зачем? — нахмурившись спросил старик.
— Ну, — протянул мужчина. — Теперь это мой дом, мне нужны все ключи. Да и подвал может пригодиться, — выкрутился он. Аким смерил его внимательным взглядом. После чего медленно произнес:
— Я поищу.
Затем Аким удалился, оставив Виктора наедине с собственными же мыслями. Мужчина был полностью уверен, что старик что-то недоговаривает или тщательно скрывает. И Павлов прекрасно знал, что Аким ему даст ключей от подвала. Не с проста же там аж три замка висит. Видимо, там нечто такое, что нужно держать в строжайшем секрете.

После ухода Акима Виктор все время думал о подвале, и что там может храниться. Любопытство так и распирало. Не просидев и часа на месте, Павлов направился в гараж и взял оттуда лом. Когда он вернулся в дом, то проследовал к подвалу. После нескольких ударов по трем замкам, те упали. Теперь ничто не сдерживало Виктора. Вооружившись ломом, мужчина спустился вниз по деревянной лестнице, которая издавала жуткий скрип. Нащупав где-то возле себя выключатель, он включил свет. Тусклый свет озарил подвал. Никаких признаков жизни, лишь старые коробки, замотанные скотчем на несколько слоев, что показалось Виктору довольно-таки странным. Недолго думая, Павлов принялся вскрывать самые новые коробки, на вид им было лет пять. Острый нож разрезал ни один слой скотча. В первой коробке лежала женская одежда: несколько платьев, цветные блузки, джинсы и шорты. Также в ней лежала маленькая коробочка с различными украшениями: кольцами, бусами, браслетами, серьгами и так далее. Виктор недоумевал, почему Аким скрывал от него коробки с женскими вещами.
Закончив изучать содержимое первой коробки, Виктор принялся за вторую, в которой лежала женская обувь. Отложив ее в сторону, он открыл третью, которая оказалась интереснее всех. В коробке лежали фотографии какой-то девушки, поставленные в рамку. У Виктора сложилось впечатление, что где-то он уже ее видел. Помимо снимков в рамках Павлов также обнаружил расческу, на которой еще остались чьи-то волосы. Мужчина пригляделся повнимательнее и увидел, что волосы имели серебристый цвет. И в этот момент его поразило, словно током. Знакомая девушка с фото — это незнакомка с портрета в гостиной с серебристыми волосами. До мужчины дошло: во всех этих трех коробках лежали ее вещи. Но зачем Акиму нужны вещи этой девушки? Что он скрывает?
Виктора пробрал ужас. Он не знал, что кроется в остальных коробках, более старых. Схватив, незнамо зачем, одну из фотографий девушки, Павлов быстро побежал вверх по лестнице. Связав чем-то неведомым кольца, на которых располагались замки, он закрыл подвал раз и навсегда, пообещав себе в ближайшее время к нему не приближаться.

***
Запечатленная на фото незнакомка слегка улыбалась Виктору застывшей улыбкой. Вот уже несколько минут Павлов разглядывал снимок девушки, что он забрал из подвала. Чем больше он вглядывался в ее прекрасные черты, тем больше ему хотелось скорее узнать, кто же она. Красота незнакомки не могла не притягивать. Она манила, завораживала. На неё можно было смотреть вечно. Но чем больше Виктор любовался ею, тем больше любопытство наполняло его. Желание узнать, кто изображен на фото было сильнее, нежели вечно любоваться ею. И единственным местом, где хранились все ответы, был, несомненно, подвал. Виктор знал, что он должен пойти туда. Страх отступил. Любопытство снова взяло верх.
Выпустив из своих рук фото девушки, Павлов без всякой задней мысли направился в подвал. Убрав самодельный «замок» из лески, он распахнул дверь, которую пообещал себе в скором времени не открывать. Холодная сталь, обеспечивающая безопасность, приятно легла в руку Виктора. Скрипучую дверь Павлов решил закрыть изнутри, чтобы никто не смог помешать ему в поисках. Под «никто» Виктор имел в виду Акима, ведь у того имелся при себе ключ от дома. И если бы старик увидел, что Виктор роется в подвале — пришел бы в ярость.

Окинув взглядом подвал, Виктор заметил кучу других коробок. Однако те были намного старше тех трёх, которые недавно изучал Виктор. Мужчина решил не терять ни минуты и взяться за остальные. Первыми к нему в руки попали две коробки, стоявшие рядом. Сначала он решил открыть ту, что стояла слева. Скотча на ней было немного, да и тот уже вовсю отваливался. Даже нож не понадобился. Как обычно, в первой коробке находилась одежда. Однако она значительно отличалась от той, что он нашёл у девушки. Во-первых, та была женская, а это мужская. Во-вторых, такую одежду уже никто не носил лет сорок. Старая олимпийка, несколько клетчатых рубашек, штаны клеш, джинсовка с кучей нашивок, полосатый пиджак и небольшая коробочка со старыми ботинками. Рассматривая олимпийку, Виктор заметил символ олимпийских игр.
Еще одна деталь не ускользнула от внимания мужчины. Все вещи из первой коробки были довольно старыми. Подобное он видел только в шкафу с ненужными вещами у своего отца. Видимо, обладатель этой одежды был довольно-таки старым человеком.
Убрав первую коробку, Виктор придвинул к себе вторую. Она имела небольшой размер и, в отличие от своей предшественницы, не была замотана скотчем. Книга, с давно выцветшим названием, сразу бросилась Виктору в глаза, а все оттого, что обложка ее была красного цвета. Как бы Павлов ни пытался напрячь свое зрение, дабы рассмотреть название находки, ничего не выходило. Когда Виктор решил заглянуть в книгу, то увидел, что желтые страницы книги даже не пострадали. Наверняка, ее обладатель берег свое бумажное сокровище как зеницу ока. На душе у Виктора стало намного теплее. Ведь Павлов всегда ценил и уважал книги, берег их, любя всем сердцем, и когда другие поступили точно так же, ему становилось приятно.
Вслед за книгой Виктор взял из коробки небольшой портсигар, однако сигарет в нем не оказалось. Остальные же вещи во второй коробке: станки для бритья, спички, три статуэтки за победы в футбольных матчах и кассетный диктофон тоже представляли для Виктора интерес. Особенно диктофон. Положив его в карман, Павлов закрыл коробку и принялся за изучение других.

***

Виктор не знал, сколько показывали часы, когда он управился со всеми коробками. За это время Павлов увидел множество удивительных и редких предметов. Например, меленький мешочек монет тысяча восемьсот девяносто девятого года, одежду из времен девятнадцатого века, какой-то непонятный прибор, напоминавший первое радио и много другое. Однако все эти вещи не сильно поразили мужчину, так как он подумал, что все это муляж и подделка, выполненные с великолепной точностью.
Когда Павлов уже собирался подниматься на верх, к выходу из подвала, его внимание привлек большой деревянный стеллаж, который Виктор по неведомой ему причине не заметил. На пыльных полках располагались папки одного и того же цвета — черного. На их корешках были вставки с написанными на них именами. Вытянув папку с именем Краснова Елена Васильевна, Виктор тут же открыл ее. Ничего особенного в ней не оказалось, даже фотографии не было. Лишь голый текст с информацией про обладателя папки и документы на дом. Прочитав папку, мужчина узнал, что Елене достался этот особняк от одного состоятельного человека в качестве подарка на ее восемнадцатилетие. Родителей были, но о них ничего не говорилось. В подаренном доме девушка прожила три года. После, записей уже не имелось, они резко обрывались. Виктор посчитал это странным, как будто кто-то вел папки с информацией о каждом жителе особняка. Покопавшись повнимательнее, Павлов узнал, что Елена въехала в особняк в тысяча девятьсот девяносто пятом году. Данную информацию мужчина посчитал бредом. Ведь по документам, что дали Виктору, особняку было пять лет. Однако судя по документам в папке Елены, дом был построен в тысяча девятьсот девяносто четвертом. Это было невозможно. Особняк был построен из новых материалов по современным чертежам. Но факты говорили сами за себя. Совпадало все, вплоть до адреса домов. Это был один и тот же особняк. Мозг Виктора перестал соображать уже как минут пять, если не больше. Он ничего не понимал.
Закрыв папку. Виктор убрал ее, туда от куда взял и направился к выходу из подвала, не осмеливаясь даже взглянуть на оставшиеся папки. Засов неприятно скрипнул, и дверь распахнулась. Неведомые приглушенные голоса послышались из гостиной. Длинными пальцами Виктор обхватил холодный металл и аккуратной поступью направился к источнику издаваемого шума. Заглянув за угол он увидел их. Людей с портретов.

2 Глава.

И без того большие глаза Виктора стали еще больше. Он буквально застыл на месте, не в силах ступить и шагу. Павлов не знал, что ему делать, как вест себя. Дар речи пропал, оставив в распоряжение Виктора лишь пару нечленораздельных звуков.
Когда Виктор пришел в себя, то захотел подойти поближе, но железный лом предательски шлепнулся на пол, издав при этом громкий звук. Люди наполнявшие комнату, резко обернулись на источник звука. На минуту их лица исказились в гримасах страха и удивления, но вскоре приняло прежнее выражение. Кто-то даже хихикнул. Среди всех Павлов заметил девушку с серебристыми волосами. Она по-королевски сидела на белом мягком кресле, точно как на портрете. Девушка, подобно всем обитателям этой комнаты, смотрела прямо на Виктора, но, в отличие от остальных, она делала это внимательно, разглядывая каждую его черту.
Гробовая тишина окутывала комнату ровно до того момента, пока не послышался звук откупоривающейся бутылки из-под вина.
— Поставьте на место, — скомандовал Виктор, окончательно придя в себя. Быстрым шагом, он преодолел несколько метров и дошел до невысокого полного мужчины. Маленькие усики украшали округлое лицо, а взгляд был веселым, почти приветливым. Видимо, подумалось Виктору, это уже ни первая его бутылка.
— Извините? — не понял толстяк. Вместо ответа Павлов резким движением выхватил бутылку из его рук. — Зачем вы это сделали? Это мое вино, — все также не понимающе проговорил тот.
— Нет, оно мое, — ответил Павлов. — потому что находится в моем доме.
Все тут же расхохотались, кроме серебристоволосой девушки, ее лицо украсила лишь легкая улыбка, видимо это ее забавляло не так, как остальных. Виктор не понимал, над чем все смеются. Он несколько раз пытался спросить, что же их так рассмешило, но был заглушен громким хохотом.
Вдруг по столу кто-то ударил кулаком. Это оказался грузный мужчина с седой бородой и густыми бровями. Он был одет в черные, как смоль, брюки с тонкими полосками; такой же пиджак, а под ним располагалась коричневая клетчатая рубашка. После резкого звука в комнате воцарилась тишина.
— Чего расшумелись? Не так уж это и смешно, чтобы так громко гоготать! — возмутился старик, затем посмотрел на Виктора, вздохнул и сказал:
— Раз уж ты о нас узнал, то пора бы тебе все объяснить и рассказать.
— Что рассказать? — не понял Виктор.
— Вам лучше присесть, — посоветовала девушка. Виктор впервые услышал ее голос. Он был немного властным, но одновременно мягким и, настолько красивым и мелодичным, что хотелось петь. Или же просто наслаждаться голосом незнакомки часами напролет. Повинуясь девушке, мужчина опустился на близ стоящий стул.
— Мы — жители этого особняка, — начал седовласый. В комнате снова стало очень тихо. И лишь голос старика нарушал установившуюся тишину. — Когда-то все мы, как и ты, полноценно в нем жили и считали своим домом. Правда, по отдельности в разные времена.
— В разные времена? Что это значит? — перебил рассказчика Виктор. Тот посмотрев на Павлова с укором продолжил.
— Видишь ли, особняк проклят. Каждый двадцать лет он появляется, забирает заселившегося в него человека, заключает его в потрет, а затем снова исчезает. И только ночью проклятье позволяет нам покинуть портреты и блуждать по дому. Однако выйти из дома мы не можем. Если сделаем это, то наши портреты сгорят дотла, и мы вместе с ними. Однажды кое-кто из нас решил выйти ночью из дома, но не успел он пройти и метра, как его портрет загорелся ярким пламенем, а заодно и этот болван. Он никогда меня не слушал, — старик сделал небольшую паузу, затем произнес: — Тебя тоже заберут.
— Когда? — мгновенно сорвалось с губ Виктора.
— Примерно... через две недели, — ответил собеседник.
— Почему так скоро?
— У особняка голод, — пояснила обладательница серебряных волос. — Он не получил своего прошлого обитателя. Дом буквально взбешен.
— Мой дед. Ты говоришь о моем дедушке, который скончался пару дней назад около... — Виктор был не в силах продолжать говорить о деде, поэтому осадил себя, опустив голову вниз. — Неважно, — поднял голову мужчина. Затем резким движением поднялся со стула, принявшись расхаживать по комнате. — Есть ли какой-нибудь способ избежать проклятия?
Вслед за вопросом последовали взволнованные переговоры обитателей комнаты, сопровождаемые восклицаниями, охами, ахами и прочими звуками.
— Тихо, — рявкнул старик, несколько минут назад ударивший кулаком по столу. — Способ есть... — произнес он, но тут же был перебит мужчиной, который стоял около стеллажа с книгами.
— Антон, нет! — испуганно воскликнул тот. Книга, что он читал, выпала у него из рук. Но мужчина, видимо, этого не заметил и продолжил говорить, не обращая никакого внимания на бумажный предмет на полу: — Ты окончательно выжил из ума, если собираешься рассказать ему то, что убьет нас всех! Это верная смерть! — не успокаивался тот.
— Да замолчи ты, — нахмурился Антон. — Чего разорался? Тебе что, нравится так жить? Выходить из портрета лишь по ночам, без возможности выхода из дома, наружу? Видеть эти стены черт знает какой десяток лет? Нравится? Мне лично нет. И не уверен, что всем остальным тоже. Поэтому не надо мне указывать, что говорить, а что нет, сам разберусь, — строго произнес старик.
— Конечно! Сам он разберется, смотри не надорвись, — чуть ли ни криком произнес мужчина, затем направился к выходу. Через мгновенье он резко развернулся и сказал: — Знаешь, лучше жить так, чем полыхать в огне, крича о помощи, — спустя минуту дверь за ним закрылась.
— Почему вы все умрете, если Вы мне не расскажете, как снять проклятье? — с тревогой спросил Виктор.
— Чтобы снять проклятье, нужно сжечь дом вместе с портретами, — с горечью произнесла девушка, теребя серебристые локоны.
Виктор потерял дар речи. В сердце, словно иголкой, резко кольнуло. Павлову не хотелось сжигать ее портрет. Ведь к нему он привязался сильнее, нежели к другим. К остальным Виктор был равнодушен, но судьба их была ему небезразлична. Потому что когда-то это были свободные люди с собственными семьями, проблемами, чувствами, переживаниями и друзьями. Сжечь их всех было бы равносильно убийству.
Павлов окинул взглядом всех тех, кто находился в комнате. На девушке, сидевшую на белом кресле, его взгляд задержался чуть дольше. Серебристые локоны мягко ложились на плечи, тем самым украшая их. Когда все до единого смотрели на него, Виктор произнес: «Я не убийца», после чего он стремительно покинул комнату.
***

Проснулся Виктор на мансардном этаже. Яркие лучи солнца слепили Павлова, попадая ему прямо в глаза. Всю ночь мужчина никак не мог заснуть. Его мысли занимал не сон, а события прошлой ночи. От одной мысли, что люди на портретах бродят ночью по его дому и могут сделать с ним все что угодно, становилось жутковато. Но это было далеко не самое страшное. Проклятье. Вот, что занимало большую часть мыслей Виктора. Павлова бросало в дрожь, когда он думал о том, что оно настигнет его, и он будет портретом до конца своей жизни. Хотя какой там конец жизни? Как понял Виктор, убить их можно только, если что-нибудь сделать с портретом, в котором они обитают. Сжечь, например. А чтобы снять проклятье, нужно плюсом ко всему поджечь и дом. Но Виктору не хотелось этого делать. Что-то сдерживало его. Точнее кто-то. А если еще точнее, то это была обладательница серебристых волос. Нет, конечно, не она сама это делала, а мысли Виктора о ней. Девушка ему действительно понравилась. Правда, мужчина не знал из-за чего именно. Наверное, всему виной был ее потрет. Такой мрачный и таинственный, он просто не мог не завораживать. Однако, как бы она ему ни нравилась, Виктор всеми силами пытался выкинуть ее из головы. Ведь девушка выглядела очень молодо, по сравнению с мужчиной. На вид ей было не больше двадцати четырех. Павлов считал неправильным, что ему, тридцати пятилетнему, нравится такая молодая девушка. Виктор решил: с этой минуты он будет держаться подальше от серебристоволосой.
Спускаясь по лестнице, Павлов обнаружил у себя в кармане кассетный диктофон, о котором он уже давно и думать забыл. Старое (по строению) устройство было нехитро устроено, и Виктор быстро разобрался, что к чему. Первая запись особо в себе ничего не несла. На ней владелец диктофона проверял его, записав пару слов. Остальные же были намного полезнее. Расположившись под лестницей, Виктор воспроизвел запись номер два: «Не знаю, кто придумал эту штуку, но надо отдать ему должное, она наверняка может спасти меня от скуки. Так, посмотрим, что тут у нас... Первый этаж. Жаль, что у меня в руках нет камеры, я бы заснял этот огромный этаж. Да он же больше, чем мой дом. Потрясающе. Столько комнат. Боже, что это там? А, это всего лишь портреты. Жуткие они какие-то. Надо будет спросить у Акима, как их отсюда убрать. О, дверь в подвал, наверное. Зачем столько замков? Странно. У Акима должны быть ключи, я думаю. Идем дальше. Какая длинная лестница. Да уж, ноги у меня уже не те, что раньше. Хоть и спортсмен. Второй этаж, вот я и пришел. Прекрасный дом. Интересно, кто его построил, хочу пожать ему руку. Построить такое, необычайно сложно. Гхм. Заметил, что второй этаж меньше, чем первый, но это не так уж и важно. Главное, что дом — сказка. О, тут и чердак есть. Пыльно. Как раз сойдет для всякого хлама, которого у меня немерено. Кто-то меня кричит. Кажется, это Аким.» — на этом запись заканчивалась.
Виктор был уверен, что это тот же самый Аким, что и встретил его на вокзале. Павлову стало не по себе. Ведь Антон сказал, что дом появляется и исчезает, получается, что Аким каким-то образом привязан к нему. Мужчине начало казаться, что это Аким забирает всех и заключает в портреты, помогая тем самым особняку. Но зачем ему это? Каков его мотив? В чем интерес? Виктор этого не знал. Единственным способом разобраться во всем, был диктофон. Нажав на кнопку, Виктор услышал начало третьей записи: «Не делал записей уже несколько дней. Этот старик Аким постоянно ко мне ходит. Проверяет мой дом. Это очень раздражает. Такое ощущение, будто я снимаю его в Аренду у Акима. Кстати мне кажется, что Аким меня обманывает. Я просил у него ключи от подвала, он сказал, что принесет. Ведь они у него дома. Однако на следующий день, Аким сказал, что ничего не знает ни о каких ключах. Придется тогда самому вскрывать. И еще: я спросил у него насчет портретов, можно ли их убрать. А вместо ответа старик взбесился, сказав, что ничего он умирать не будет, и чтоб я тоже не лез. Надо держаться от него подальше. А лучше вообще в дом не впускать. Это мой дом, а не его», — несколько секунд были слышны шаги, после чего запись завершилась.
Прослушав запись, Виктор сделал лишь один вывод: нужно держать от Акима подальше. Однако новоиспеченное решение продержалось недолго. Буквально через час раздался приглушенный стук в дверь. Лениво подойдя к ней, Павлов не думая, открыл ее и тут же пожалел об этом. За дверью оказался Аким. Виктор едва заметно вздрогнул и сделал маленький шаг назад. Старик, явно заметивший этот жест, прищурился, но спустя мгновение его лицо приняло прежнее выражение.
— На улицу хотя б выходишь? — спросил старик с небольшой ноткой заботы. Виктору стало противно.
— Пока нет, — тихо ответил Павлов.

— Все никак домом налюбоваться не можешь? — Аким почесал затылок, оглядывая дом. — Давай-ка прогуляемся, нечего дома сидеть, как старик.

Виктор согласился, чему сам был удивлен. Когда Павлов вышел наружу, дом закрыть не решился, подумав, что прогулка надолго не затянется. Преодолев чугунные ворота, Виктор почувствовал некую легкость и воздушность, будто огромный груз спал с его плеч, облегчив мужчине существование.
По тропе, ведущую вниз, спускались молча. Виктор изредка поглядывал на Акима на случай непредвиденного. Но, в основном, Павлов любовался природой, украшающую здешние места. Она являлась их душой и красотой. От небрежно растущей зелено-желтой травы до роскошных деревьев, обитающих в лесах и просто на улицах. Если бы Виктор мастерски орудовал кистью или даже карандашом, то обязательно запечатлел бы красавицу-природу во всех ее проявлениях. Однако Виктору плохо давалась живопись, поэтому ему оставалось лишь быть наблюдателем, лицезреющим нечто невообразимое.
— Вот, — сказал Аким, протягивая связку из трех ключей Виктору, когда они уже подошли к лесу. Грусть и сожаление читались в глазах старика. — Ты просил. Они от подвала.
Виктор на секунду растерялся ему стало жаль старика. К тому же, он не ожидал, что Аким сам лично отдаст ему ключи. Недолго думая, Виктор принял их. Холодный ветер дул прямо в лицо, развивая при этом волосы мужчины.
— Спасибо, — выдавил из себя Виктор, не осмеливаясь взглянуть в лицо Акима. А когда все-таки осмелился, то увидел лишь исчезающую среди деревьев фигуру старика. Еще несколько минут Виктор глядел ему вслед, параллельно слушая, как ветер шумит листьями деревьев, и как птицы поют свои звонкие песни.
Во время прогулки Виктор заметил, что у него нет соседей. И лишь его особняк, словно отшельник, одиноко стоит на таком же одиноком холме. От этого Павлову стало даже немного грустно и одиноко. Ведь, например, когда он жил еще в квартире, у него были соседи, жившие в соседних квартирах или же домах. А здесь даже маленького домишки ни у кого не было. Да и люди здесь часто не ходили. Лишь приезжали на автобусах или просто приходили на остановку, не обращая никакого внимания на особняк. И единственное общество, с которым Виктор мог пообщаться, были люди с портретов, оживающие по ночам, когда Павлов уже видит десятый сон. Хотя можно было надеяться, что раз мужчина их заметил, то ни будут выбираться чуть раньше.

Когда луна опустилась на небо, приведя с собой своих верных спутников — звезды, Виктор уже готовился ко сну. Часы показывали где-то за полночь. Конечно, Павлов мог бы лечь и пораньше, но вместо этого он стал ждать людей с портретов, однако те так и не удостоили мужчину своим визитом. Устав ждать, Виктор пошел спать.
В области кистей и щиколоток мужчина чувствовал некое жжение, как будто бы что-то натирало. Открыв глаза, Виктор увидел, что он по рукам и ногам связан и привязан к стулу. Некто, видимо тот, кто привязал мужчину, сидел на краю кровати и смотрел на Виктора. Поднявшись с нее, он предстал перед Павловым в полный рост. Это оказался мужчина, который спорил с Антоном вчера, нервно покинувший гостиную. В руке у него что-то поблескивало. Нетрудно было догадаться, что это был нож.
— Уже проснулся? — осведомился он. — Меня зовут Петр, ты меня видел вчера. Я спорил с Антоном. С этим дураком, который не понимает, что делает и куда он нас всех втягивает, — его голос стал громче. — Подумать только, спалив всех нас, а заодно и дом, ты спасешь свою шкуру. Я умру, а ты нет, — Петр наклонился к Виктору, обхватив при этом ручки стула. Взгляд, у него был безумным. Потрепанная челка сбилась, а глаза нездорово поблескивали. — Чем ты лучше меня? Чем ты лучше всех нас?! — буквально проорал тот в лицо Павлову. — Объясни мне! — Петр все так же продолжал нависать над своей жертвой, дожидаясь ответа.
— Я не знаю, — кратко и тихо ответил Виктор. — Думаешь, я сам этого хочу? Мне тоже не нравится план Антона, — пытался успокоить Петра Виктор. Но эта попытка не увенчалась успехом. Ведь следом за ней последовал сильный удар по щеке Павлова.
— Ложь! Наглая ложь, — воскликнул тот. — Тебе еще как нравится этот план, не так ли? Кому захочется жить в портрете? Никому! Вот именно, — сбавил тон Петр. — Знаешь, меня же никто не спрашивал, хочу ли я жить в портрете, а для тебя этот старик даже целый план придумал. В жертву захотел всех нас принести. Эгоист! Он ни у кого ничего не спросил, просто принял решение, ведь его слово — закон! — последнее слово он как будто выплюнул.
— Почему ты разбираешься со мной, если тебя Антон не устраивает? — испуг и возмущение, словно в коктейле, смешались в Викторе. Услышав вопрос Павлова, Петр расхохотался.
— Видишь ли, если я тебя убью, то некому будет снимать проклятье еще лет двадцать. И мы все будем жить спокойно. Твой предшественник умирал медленно. Всего лишь стоило заменять таблетки от сердца на плацебо изо дня в день. Старик даже и не догадался. Как же его звали... Борис Иванович, кажется, — с ехидной улыбкой медленно проговаривал Петр. Как только последнее слово сорвалось с его губ, Виктора одолела ярость. Он попытался вскочить со стула, чтобы ударить маньяка, стоящего перед ним, но забыл, что привязан и вместе со стулом повалился на пол. Беспомощный, он пытался высвободиться от веревок, но все было тщетно. Резким движением Петр поднял Виктора вместе со стулом.
— Я убью тебя, — проговорил Виктор, еле сдерживая ярость. — Кого ты еще убил?Сколько из было, а? Отвечай! — потребовал Виктор.
— Пять, — кратко ответил Петр, разглядывая нож. — Двадцать лет назад, когда Лена уже стала портретом, Антон нашел способ, как снять проклятье с особняка. Мне это, конечно, не понравилось. И я решил действовать. Когда особняк снова появился, в дом начали заселяться жильцы, я подстраивал для них несчастные случаи. То с лестницы кто-нибудь упадет, то собака загрызет... Несчастные случаи они такие, знаешь ли.
— И какой будет у меня?
— Все будет просто: я тебя повешаю. Все будут думать, что ты совершил суицид на нервной почве. Ну, понимаешь, не захотел, чтобы проклятье настигло тебя и все такое. Они поверят. А я, как всегда, останусь чист, — ответил Петр. Виктор только сейчас заметил одиноко весящую петлю, а под ней деревянную тубаретку. Мужчина подошел к Павлову и ножом принялся разрезать веревки. Приставив к горлу Виктора свое орудие, он повел его к тубаретке. Все также приставляя нож к горлу своей жертвы, он накинул на шею Павлова петлю. Виктор встал на тубаретку, отчаянно думая, что это конец.
— Где остальные? — спросил он.
— Спят, в некоторые дни мы не хотим покидать портреты. Именно в эти дни я убил тех людей. Точнее с ними случились несчастные случаи, — сказал Петр.
Виктор заметил, что мужчина больше не приставляет нож к его горлу. Павлов воспользовался этим. Резко ударив своей ногой Петра в живот, Виктор спрыгнул со стула и направился к обездвиженному телу, лежавшему на полу. Нож из рук его мучителя выпал и упал на пол. Павлов подобрал его. Сверху вниз он глядел на беспомощного Петра. Хищник и ее жертва поменялись местами. Однако, несмотря на это, мужчина, что лежал на полу, улыбался во всю ширь.
— Ты меня не убьешь, — проговорил он, не снимая с лица уродливой улыбки. — Ты слишком слабый для такого, не то что я, — сказав это Петр резко вскочил, выбил из рук Виктора нож и снова приставил его к горлу своей жертвы. — Я же сказал. Слишком слаб. А теперь иди, — произнес он, подталкивая Виктора к петле. Однако мужчина остался на прежнем месте.
— Ты ничего мне не сделаешь своим ножом. Сам сказал, это будет самоубийство. Я должен умереть от петли, а не от перерезанного горла.
— Слабый, но умный, — Петр, убрав нож от горла Виктора, достал из кармана револьвер. — А как насчет того, что ты застрелишься? — вытянув руку с оружием вперед, он направил его на Виктора. — Открой дверь и спустись по лестнице, — приказал Петр, следуя за Виктором. — иначе пули окажутся в твоей голове намного раньше.
Павлов подчинился. Медленным шагом, без резких движений он вышел из комнаты и принялся спускаться по лестнице. Петр, словно тень, следовал за ним. Виктору было страшно. Неужели все так и закончится? Неужели нет никакого шанса на спасение? Или хотя бы маленькой надежды? Ведь именно сейчас все зависело лишь от Виктора. Ничего толкового в голову не лезло. Все планы были просто не выполнимы. Кроме, разве что, одного — отнять у Петра оружие. Теперь оставалось лишь придумать, как осуществить этот план.
Спустившись по лестнице, Виктор остановился, он не знал, куда ему идти.
— Чего встал? — спросил Петр.
— Ты не сказал, куда мне идти дальше, умник, — огрызнулся Виктор.
— На твоем месте я бы не стал грубить человеку с револьвером, — сказал Петр, ткнув дулом оружия своего спину Виктора. — А теперь иди к личному кабинету, и без глупостей.
Павлов подчинился, он выжидал определенного момента. Преодолев гостиную и холл, они оказались в пункте назначения. Виктор был здесь лишь один раз, когда въезжал. Мрачный, он походил больше на склеп, нежели на кабинет. Большой рабочий стол стоял около центральной стены, два стеллажа располагались по обе стороны от него, а кожаный диван одиноко существовал в углу. Когда Виктор подошел к столу, то заметил и кресло. Сев в него, он устремил свой взор на Петра, который по-прежнему не сводил с него дуло револьвера.
— Смотри на эти стены внимательно, ведь ты из видишь в последний раз, — тихо сказал Петр.
— Это же и так смерть.
— Что? — не понял Петр.
— Быть заточенным в портрете, обречь себя на вечное существование. Это же и так смерть. Как ты этого не понимаешь?
— Это не смерть, а благословение. Я живу вечно благодаря проклятью, не старюсь, не болею. Что еще может быть лучше?
— Однако дальше дома ты выйти не можешь, — осадил его Виктор. Лицо Петра скривилось в гримасе гнева. От такого язвительного замечания он пришел в ярость.
— Да что ты вообще смыслишь во всем этом? Ничего! Я буду жить, а ты через пару минут нет, — Петр подошел к креслу, на котором расположился Виктор. Приставив дуло револьвера к его виску, он пальцами Павлова обхватил оружие, тем самым ослабив свою хватку. Вот он заветный момент, которого так ждал Виктор.
Мужчина резким движением выхватил револьвер из рук своего противника и вскочил с кресла. И снова. Хищник и жертва поменялись местами. В комнате нависла недолгая тишина, которую вскоре нарушил Петр:
— В первый раз ты не убил меня, и я воспользовался этим. Думаешь, сейчас будет по-другому?
— Да, потому что сейчас я убью тебя, не моргнув и глазом, — ответил Виктор. Его голос чуть подрагивал, однако мужчина старался держаться твердо и уверенно. Больше он не позволит себе быть слабым.
Если говорить о Петре, то он не нервничал. Спокойствие стояло с ним вместе, уверяя его в слабости противника.
— Ну давай, — усмехнулся Петр. Усмешка, игравшая на его лице раздражала Виктора. Он не знал, что ему делать. Мужчина никогда никого не убивал. И вряд ли бы смог.
— Нет, не могу. Я не в праве отнимать у кого-то жизнь. Ты уже наказан. Твоя жизнь — одно сплошное наказание, — сказал Павлов, опуская руку с револьвером.
Его слова разозлили Петра. Лицо мужчины исказилось в гримасе ярости. Он уже было хотел накинуться на Виктора, однако получил удар по голове. Когда Петр повалился на пол, Павлов увидел, что ударом его противника наградила серебристоволосая девушка. Ошарашенный мужчина сначала посмотрел на поверженного Петра, а затем на свою спутницу. В руке она держала вазу. Испуганная, она смотрела прямо на Виктора.
— Спасибо. Как ты здесь очутилась? — спросил у нее Виктор. Трясущимися руками девушка поставила вазу на стол, затем нервно поправила сбившуюся прядь.
— Я просто мне не хотелось торчать в портрете всю ночь и я решила погулять по дому, — ответила она слегка дрожащим голосом. — Он хотел тебя убить? Почему он накинулся на тебя? Боже, почему у тебя револьвер?
Как только последний вопрос сорвался с ее губ, Виктор принялся рассказывать, что случилось.
Когда Павлов закончил рассказ девушка обняла его, тепло и уют, словно река, разлились по Виктору.
Петр должен был скоро очнуться, поэтому надо было решать, что с ним делать. Усадив отрубленного на тубарет, они связали его и позвали Антона.
Выслушая рассказ Виктора о том, что произошло, старик сначала нахмурился (однако не удивился) после обратился к серебристоволосой, назвав ее по имени — Лена, и сказал, чтобы она всех созвала. 
— Зачем звать остальных? — спросил у него Виктор.
— Увидишь, — кратко произнес старик.
Виктор, как и все, стоял в огромной прихожей. Окружавшие его люди о чем-то перешептывались, а кто-то даже разговаривал в полный голос. По-видимому, они понимали, что сейчас произойдет или хотя бы догадывались. Однако у Виктора не имелось при себе ни единой догадки или же мысли о том, что сейчас случится с минуты на минуту.
Большие двери гостиной широко распахнулись. Из нее вышли Петр, руки и ноги которого были накрепко связаны веревками, и два сопроводителя, по одному слева и справа. На лицах этих двух ничего не отражалось, они просто шли, ведя под руки Петра. А на лице мужчины отражался ужас. Про такого можно было бы сказать «обреченный». Вслед за ними вышел Антон. Он выглядел уставшим. Мрачно оглядев все собравшихся, он встал в самом центре прихожей, прямо под люстрой.
— Все это время, среди нас скрывался убийца, безжалостно убивший ни в чем не повинных людей. На его счету пять жизней. Пять убийств, который он выдавал за несчастные случаи. И одно покушение Виктора. Благо Петр не успел убить его, но был близок. Итак, я хочу, чтобы путем общего голосования мы решили, что с ним сделать. Поднимите руку те, кто считает, что Петра следует выгнать на улицу, — проговорил Антон, осматривая зал. Почти все подняли руки. Виктор был из их числа, он не хотел, чтобы убийца его деда продолжал жить, в то время как тот уже нет. — Двадцать. Что ж, не думаю, что есть необходимость озвучивать второй вариант. Большая часть сделала свой выбор.
Петр начал извиваться, вырываясь из рук своих спутников. Все попытки его были тщетны. Сопроводители крепко держали своего пленника. Можно было даже сказать, что слишком крепко.
— Нет, не надо! — вопил Петр. — Прошу, пожалуйста! Я не хочу! Антон! Да пустите вы меня!
Антон подошел к Петру.
— Уверен, они тоже просили не убивать их, — произнес старик, глядя в глаза Петра.
Едва заметным жестом он приказал двум сопроводителям увести Петра на улицу. Почти все, кроме Антона и Лены, последовали за ними. Виктор с самого начала стоял около дверей и мог лицезреть довольно страшную картину. Сопроводители дошли до двери и, открыв ее, силой вытолкнули Петра на улицу. Из-за того, что руки и ноги мужчины были связаны, он растянулся на земле во весь рост. Жалкое зрелище. Беспомощный, он валялся на песке, пытаясь высвободиться от веревок. В тот же миг языки пламени охватили всего Петра. Виктор был не в силах отвести взгляд. И даже, если бы и мог, сто все равно бы не стал. Истошные крики и вопли Петра раздавали повсюду. Слушать их — все равно что пытать себя. Пламя, словно спичка, потухло так же быстро, как и разгорелось, оставив от своей жертвы лишь пепел.
Ветер вскоре смешает его с пылью, рассеивая везде, где можно. Навсегда забрав Петра из особняка, он снимет тяжелую ношу проклятья с его души.

3 Глава.

Крики ужаса, пронзающие изнутри раздавались в голове Виктора. Однако они принадлежали не ему. Хозяином звуков, не дающих уснуть, был Петр. Вот уже второй день они мучили мужчину. Но одними звуками дело не ограничивалось. Как только Виктор закрывал глаза, перед ним возникал Петр. Жгучее яркое пламя поглощало его, в то время как он пытался высвободиться из веревок. Жалкие попытки не приносили пользы.
Виктор сидел на краю кровати, обхвати голову двумя руками. Казнь не выходила у него из головы. Да, казнь. По-другому нельзя было назвать это зрелище.
Павлов проследовал на кухню. Включив свет, он увидел сидящую на угловом диване Лену. Она смотрела в окно, однако казалось будто сквозь него.
— У меня не получается заснуть уже второй день. Не могу забыть, как он кричал, — проронила она, когда увидела нависшую над собой тень. — Я здесь уже лет двадцать, но такого никогда не видела. — Когда Лена увидела, что вошедшим оказался Виктор, она спросила: — Ты действительно хотел убить его?
— Нет. На пару секунд была мысль. Он убил моего деда. Так почему я не мог убить его в ответ? Наверное, стоило.
— И чем бы ты тогда от него отличался? — Лена посмотрела на Виктора не то с укором, не то с беспокойством.
Мужчина ничего не ответил. Скорее, это был вопрос, не требующий ответа. Больше никто не сказал ни слова. Так и просидели в тишине. Однако это длилось недолго. Лена, рассказывая какую-то историю из своей жизни, уснула, расположившись на плече Виктора.
Когда на небе еще были звезды, а луна и не думала покидать темно-синее покрывало, Павлов аккуратно взял Лену и отнес ее в спальню на первом этаже. А сам он ушел на второй этаж, тоже в спальню. Его глаза тут же закрылись, когда его голова оказалась на подушке. Больше ужасающие картины и звуки не преследовали Виктора.

***

План Антона полностью не устраивал Виктора. Поэтому с наступлением ночи, мужчина хотел спросить у старика, нет ли еще какого-нибудь варианта по избавлению от проклятья. Более гуманного.
Как назло этот день все никак не мог закончиться. Секунды превращались в минуты, а те в свою очередь оборачивались часами. Аким, который навещал Виктора чуть ли ни каждый день, так и не объявился. С тех пор, как старик отдал ключи от подвала Павлову, он так и не приходил. А Виктор все гадал, почему Аким Ильич решил сделать то, чего не хотел. Что заставило его так поступить?
Поняв, что это день уже скучнее не будет, Виктор решил заняться делом. Длинный палец Виктора скользнул по кнопке диктофона, и он воспроизвелся. В прошлый раз Павлов прослушал три записи из шести. Оставалась ровно половина. Отыскав запись номер четыре, он включил ее. Из диктофона раздался знакомый голос: «Обещанных ключей мне никто так и не дал. Поэтому вчера днем я сам пробрался в подвал. Не знаю, что Аким скрывает, но это явно что-то нехорошее. Когда я спустился в подвал, то увидел кучу старых коробок. В них были всякие вещи: одежда там, книги, украшения, деньги, которые я не взял, ведь такие уже не выпускают лет этак пятьдесят. Не думаю, что все это барахло принадлежит Акиму. Не хотите же вы сказать, что старик любит наряжаться в платья, которые ему даже не в пору. Бред какой-то. Зачем ему вообще все эти вещи? Какой смысл их хранить? Сначала я подумал, что все они принадлежали когда-то его предкам и все такое. Но когда я увидел стеллаж, эта теория улетучилась. В общем, на стеллаже лежали черные папки, и во всех них были записаны имена жильцов этого особняка. Этих папок было около двадцати, кажется восемнадцать, не помню. И это еще один бред. Так как особняку лет десять, а в папках говориться разные даты его постройки. В одной аж был тысяча восемьсот какой-то год. Но это же нереально. Однако во всех папках имеются документы, доказывающие то, что в них написано. Я знаю о чем говорю. Восемь лет нотариусом проработал как-никак. Сегодня весь день обо всем этом думал, а так и не понял, что я там увидел. Возможно, это чья-то шутка. Может, нет. Я не знаю», — шуршание. Запись завершилась.
Неведомый обладатель кассетного диктофона тоже столкнулся с тем же, с чем и Виктор. И если проклятье забрало его, это значило лишь одно — он находится здесь, и ночью Павлов обязательно отыщет неизвестного комментатора.
Прибавив к своим ночным делам новоиспеченное, Виктор воспроизвел следующую запись. Предпоследнюю.
«Наверное, это запись будет самой удивительной и запоминающейся. Возможно, многие подумают, что это бред несусветный, но что бы кто ни считал, это произошло на самом деле. Ночью, два дня назад, когда мне не спалось, я спустился на первый этаж и увидел людей. Да-да, людей. Самых настоящих. Они разговаривали между собой, кто-то просто стоял, а некоторые блуждали по этажу. И когда я пригляделся, то увидел, что все эти люди были на портретах, которые мне так хотелось снять. Конечно, я был шокирован. Даже напуган. Но после объяснений Антона мне все стало понятно. Он рассказал о проклятье этого особняка. Оно заключается в том, что дом исчезает и появляется с отрезком в двадцать лет. Когда дом появляется, то человека, поселившегося в нем, настигает проклятье, и он навсегда остается портретом. Можно выходить из портрета лишь по ночам, по-другому никак. Еще Антон мне рассказал, что проклятые люди не стареют. Но возраст можно оставить такой, какой у тебя был или прибавлять каждый год. Например, там есть молодой парень, Никита, ему уже сто двадцать три. Сто двадцать три, можете себе такое представить? Я нет. Наверное, стоило прибавить, что данная запись будет для меня чуть ли не последней, ведь проклятье доберется и до меня. Антон сказал, что его нельзя избежать. Никаким способом. И это значит, что скоро я тоже буду, как они, блуждать по дому. Хотя есть и плюсы. Мне не будет одиноко. Я сдружился с каким-то Михаилом, он повар. Хороший мужик. Говорит, что я тоже скоро привыкну. Может быть. Не знаю. Но одно я знаю точно, диктофон мне скоро не понадобится. Антон также сказал, что все их вещи оказались в подвале, и если к ним прикоснуться, можно обжечься. Очень странно. А, совсем забыл. Из дома выходить нельзя, иначе сгоришь и твой портрет заодно. Остается только одно — уходить отсюда и чем скорее, тем лучше».
Недолго думая, Виктор, нажав на кнопку, включил следующую запись. Дикое любопытство, словно дурман, овладело им.
Запись началась. В первую минуту было слышно чье-то прерывистое дыхание. Будто бы кто-то бежал, записывая при этом запись. Затем послышался звук резко закрывшейся двери. Неизвестный, по-видимому, нашел убежище и на время спрятался в нем. Отдышка, а после и голос, принадлежавший хозяину диктофона: «Дом, это все он. Чертов особняк не хочет отпускать меня. Хотел выйти из него, но не получилось. А потом третий этаж начал исчезать, а за ним и второй. Я навремся укрылся в подвале. Первый тоже уже начал растворяться. Видимо, когда все это доберется и до меня, я тоже исчезну. Конечно, потом я появлюсь, но уже... Не хочу даже думать об этом. Не хочу быть дурацкой картиной! Это нечестно. Не такую жизнь Петр Анисимов для себя искал. Нет... Ладно. Успокойся. Это не так уж и плохо быть портретом... Кого я обманываю. Это ужасно. Интересно, кто-нибудь найдет мой кассетный диктофон. Хотя к кому-то же я все-таки обращался. Если ты это слушаешь, то немедленно беги отсюда. Беги со всех ног. А лучше спали это место. Спали дотла! Слышишь? Ну вот и все, и до меня добра... », — раздалось сильное шипение. Голос Петра пропал навсегда. Виктор не знал, был ли это тот Петр, сгоревший несколько дней назад или же другой. Голос был почти не различим. Но одно мужчина знал наверняка, бездействие — прямой путь к поражению.

***

Долгожданная ночь, наконец, наступила. Тянувшиеся, словно улитки, часы ожидания прошли, забрав с собой этот день.
Виктор сидел на диване в гостиной, ожидая Антона. С каждой минутой людей, наполнявших комнату, становилось все больше. Они переговаривались меж собой, вели увлеченные беседы, сопровождающиеся активными жестикуляциями, и просто занимались своими делами. Глядя на них, Павлов никак не мог понять, почему их поведение так обычно, без лишней тревоги или беспокойства, ведь по словам Антона, скоро Виктор должен будет убить этих людей. На их месте Павлов бы уже бегал из стороны в сторону, суетился, беспокоился и тревожился, однако те ведут себя так, будто бы ничего плохого не произойдет. Может, они уже смерились со своей участью. Ведь до Виктора, если верить Петру, здесь было еще четыре так называемых «спасителя». Наверняка, обитатели дома еще тогда морально себя подготовили. Другого объяснения быть не могло.
Когда в комнату зашел мужчина в шляпе, показался Антон. Однако Лены, которую Виктор хотел увидеть не меньше, с ним не было.
Антон обменивался разнообразными общими фразами с высокой женщиной по имени Ольга, когда Виктор подошел к нему.
— Что-то случилось? — спросил он, завершив диалог с дамой.
— Нет, просто проклятье настигнет меня через несколько дней, а так ничего.
— Мы это уже проходили, Витя, — его собеседник тяжело вздохнул. — С тобой ничего не случиться, если сделаешь то, что я тебе сказал.
— То что Вы мне сказали — бред какой-то. Я не могу всех вас убить. Может, есть еще варианты? — с надеждой спросил Виктор.
Антон нахмурился. По выражению его лица было не трудно догадаться, что ему что-то известно.
— Он есть, но его не выполнить, — коротко и ясно ответил Антон. — Дело в том, что надо поменяться местами с человеком, который привязан именно к этому дому. То есть к тому, кто на протяжении всего существования особняка всегда либо обитал в нем, либо следил за ним, — пояснил он. На ум Виктору пришел Аким. Ведь в записях, что он слушал, упоминался старик по имени Аким, который показывал владельцу кассетного диктофона этот самый особняк. — За все то время, что я тут, не видел никого подобного.
— Как поменяться местами? — тут же спросил Виктор.
— Надо, чтобы этот человек раздал всем обитателям их пропавшие вещи. И... как бы это сформулировать? В общем. У тебя есть некое свидетельство того, что особняк твой?
— Свидетельство? — переспросил Виктор. — Может, документы на дом подойдут?
— Да, вполне. Если там есть твое имя, то он должен зачеркнуть его и вписать свое. Правда, все эти действия должны быть совершены добровольно. Иначе никак. Подожди, а ты чего спрашиваешь? Есть кто на примете, да?
— Да, я уверен, мы все его знаем, — Павлов обвел взглядом всех присутствующих, Елена все еще не пришла. — Антон, кто показывал Вам особняк?
— Дед какой-то. Имени я не помню, зато хорошо запомнилось, что он ко мне все время захаживал и запрещал снимать портреты.
— Его, случайно, не Акимом ли звали?
— Да не упомню уже. Времени сколько прошло... Может и Аким, кто его разберет? Ты его тоже знаешь? Хотя нет, не можешь. Он уже давно помер, люди столько не живут, — задумчиво проронил Антон.
— Он не умер. Аким мне тоже дом показывал. И так же, как Вам, он запрещает мне снимать портреты и постоянно ко мне ходит. Я уверен, что Аким привязан к этому дому.
— Когда ты его видел в последний раз? — сурово спросил старик.
— Несколько дней назад. Он отдавал мне ключи от подвала, — ответил Виктор, бросив мимолетный взгляд на двери гостиной.
— Странно, мне он ничего никогда не отдавал. Зачем ему это? — произнес он. Старик уже давно заметил, что его собеседник время от времени поглядывает на двери гостиной. — Ты кого-то ждешь? Может, Лену?
— Что? — будто не понял Виктор. — Лену? Зачем мне ее ждать? Я на дверь смотрю. Она очень красивая.
— Кто, дверь?
Виктор ничего не ответил. За него все сказало его бордовое лицо. На губах Антона появилась еле заметная улыбка. Затем он тоже посмотрел на дверь, и в этот же миг в нее вбежал молодой парень. Тревога и испуг красовались на запыхавшимся лице. Подбежав к Антону, тот, обхватив колени, принялся судорожно глотать ртом воздух. Непонимающий взгляд старика упал на парня. Виктор, как и все, тоже ничего не понимал.
— Никита, — обратился к нему Антон. — Виктор сразу вспомнил запись, в которой упоминался молодой паренек по имени Никита. — чего ты как ошпаренный? Что случилось?
— Там... — пытался восстановить дыхание он. — там... портреты... три портрета... делись куда-то... Пропали! — последнее слово Никита сдавленно прокричал.
— Какие портреты? — проговорил Антон с несвойственной ему быстротой. — Антон последовал за Никитой. Виктор — за ними. Все остальные обитатели комнаты поплелись следом.
— Когда ты его видел в последний раз? — сурово спросил старик.
— Несколько дней назад. Он отдавал мне ключи от подвала, — ответил Виктор, бросив мимолетный взгляд на двери гостиной.

Они, словно небольшая кучка муравьев, поднимались по лестнице. Никита, как человек, знающий, ку он направляется, был во главе этой кучки. Казалось, будто он не перешагивает, а перелетает каждую ступеньку, подобно бабочке.
— Вот, смотрите, — указал парень на пустую стену. Виктор подошел поближе. Одним из трех пропавших портретов принадлежал Лене.
— Кто их мог снять? — строго спросил Антон, на что Никита лишь пожал плечами. — Только эти портреты пропали? — парень кивнул.
— Дом не хочет, чтобы мы сняли проклятье. Ни единым способом. В каждом способе нужны все портреты, — от собственной беспомощности, Виктор стукнул кулаком о стену.
— Успокойся, мы их найдем, — попытался успокоить мужчину Антон.
— Как?
— Нам нужен... — старик не договорил, глухой стук в дверь, доносившийся из входной двери перебил его. Виктор торопливо сбежал по лестнице. Открыв дверь, Павлов увидел Акима.
Взгляд, полный печали, был устремлен на Виктора. Старик молча смотрел на мужчину. Никто не проронил ни слова. Лишь проливной дождь нарушил образовавшуюся тишину.
— Я войду? — тихо произнес Аким, посмотрев на Виктора, затем он перевел свой взгляд на образовавшуюся на лестнице гусеницу. — Мне о них известно, как и тебе, я полагаю, — речь, интонация и даже поза в которой стоял Аким перед Виктром — все изменилось. Павлов не узнавал старика перед ним. Значит, все это время Аким играл роль. Роль простого, ворчливого старика, недовольного жизнью. Интересно, сколько еще лжи и обмана кроется за этим морщинистым лицом. Или это уже все? Конец секретам? Виктор не мог знать наверняка.
Павлов отошел в сторону, впуская старика в дом. Аким Ильич стремительным шагом направился к лестнице, поднявшись по ней, он принялся осматривать голую стену.
— Я что-то почувствовал сегодня. Я знал, что дом сотворил неприятную вещь с кем-то из них, — Аким посмотрел на толпу, образовавшуюся на лестнице. — Не хватает троих, верно? — никто ничего не ответил. — Скорее всего, они уже мертвы. — последняя фраза, подобно кинжалу, поразила Виктора. Ноги начали слегка подкашиваться.
— Мертвы? — переспросил Виктор.
— Я сказал: «скорее всего», а значит надежда еще есть, но времени у нас маловато. Так, для начала, я отдам оставшимся их вещи, чтобы потом с этим не возиться, — распорядился Аким Ильич и спустившись по лестнице, направился в подвал. Остальные —  за ним.

Потребовалось около половины часа, на то, чтобы всем вернулись их вещи. Пока все получали свое добро, Виктор сидел на самой первой ступеньке лестницы, ведущую на второй этаж. Он все думал о том, что Лена и еще два человека уже убил дом, и они опоздали. Дурные, мрачные мысли не выходили из его головы. Виктору снова вспомнился его дедушка. Дед был единственным дорогим ему человеком. К родителям Павлов никогда не относился тепло. Они никогда не воспитывали его. Спихивали на противных нянек, а летом на дедушку. Для Виктора всегда был лишь один родитель — его дед. Настоящих он просто не воспринимал и, возможно, никогда даже не любил. От нахлынувших воспоминаний стало дурно.
«Витя!», — послышалось из подвала. Виктор пошел на звук. Переступив порог подвала, он увидел Акима, стоящего около стеллажа с черными папками.
— Чтобы окончательно ослабить дом, мне нужно зачеркнуть твое имя в документе и списать мое.
— Они у меня в комнате, — бросил Павлов перед тем, как скрыться в коридорах дома.
Когда Виктор оказался в комнате, то стремительным шагом направился к небольшому комоду. Желанная вещь была найдена. Вдруг послышался резкий звук захапывающейся двери. Дернув ручку, мужчина понял, что она закрыта. Это все дом. Он не хочет, чтобы проклятье было снято.
Сколько бы Павлов не долбился в дверь, все равно это не приносило никакого результата. После огромного количества неудач, Виктор понял, что действовать нужно немного иначе. А точнее — выломать единственную преграду, вставшую на его пути. Разбежавшись, он со всей своей силы, толкнул дверь двумя ногами. Она, словно фишка из домино, повалилась на пол. Но, к сожалению, это была не единственная преграда на пути Виктора. Увидев, что скрывается за дверью, Павлов чуть не лишился дара речи. Все коридоры, входы выходы, стены, лестницы — все поменялось местами. Сейчас на втором этаже находились комнаты и из первого этажа, и из мансардного. А лестница и вовсе куда-то пропала. Забежав обратно в комнату, Виктор достал из тумбочки фотографию Лены, найденную в подвале и вышел из нее.
Оглядевшись, парень заметил, что второй этаж стал намного больше, чем был и размерами был втрое больше первого. Все холлы, имевшиеся в особняке, теперь смешались и образовали один большой зал. Пройдя еще немного, Виктор услышал топот чьих-то ног, будто некто бежал в его сторону с очень большой скоростью. Развернувшись, Павлов увидел, что это был Никита, в руках он держал зонтик. Мужчина отскочил в сторону, прежде, чем парень смог понять, на кого он хотел напасть. Карие глаза, полные непонимания и счастья, были устремлены на Виктора.
— Это Вы! Какое счастье.
— Давай на «ты», — предложил Павлов, — И зачем тебе зонтик?
— Не знаю. Просто я испугался, такого еще никогда не было. Раньше просто комнаты исчезали. А сейчас дом поменял комнаты, вдруг он еще что-нибудь сделал. Все может быть.
— Где остальные? Антон? Аким? — поинтересовался Виктор.
— Я думаю, Аким до сих пор в подвале, а насчет Антона не знаю.
Несколько минут они еще изучали огромный зал, после направились дальше. По мере того, как они открывали двери, то замечали все больше и больше изменений, которые произошли с домом за столь короткий срок. Например, в некоторых комнатах потолок был значительно ниже, чем раньше; другая была очень узкой, а когда Виктор проверил еще одну, то заметил, что та начала исчезать. Это был дурной знак. Также это означало, что надо двигаться намного быстрее, чем сейчас.
Безуспешные поиски лестницы так ни к чему не привели. Изучать весь этаж было неимоверно тяжело. Здесь находилось великое множество комнат. Виктору было интересно, что же осталось на остальных этажах? Позже мужчина понял в чем здесь дело:
— Никита, я, кажется, понял, почему мы не можем найти лестницу. Потому что она и не нужна. Это один сплошной этаж. Вот, почему он такой огромный, — пояснил Виктор, после чего добавил: — Давай, идем, нужно найти остальных.
По пути им так никто и не встретился. Однако расстояние они прошли немалое, отчего Виктора непокидало ощущение, что скоро он с Никитой обойдет весь этаж, точнее дом. Свет в доме уже давно погас, из-за чего было труднее идти, однако двое путников не желали останавливаться. К тому, же в тот же миг они нашли фонарик.
Комнат уже оставалось не так много, когда Павлов и его спутник распахнули двери гостиной. Белый луч света, исходивший от фонарика, упал на нее. Вдруг послышался шорох. Никита и Виктор насторожились. Аккуратной поступью они направились в гостиную. Фонарики пришлось выключить. Напряженная тишина окутала комнату. Каждый шаг они делали с большой осторожностью. Сделав еще один шаг, Виктор почувствовал, как чье-то горячее дыхание начало обжигать его губы. Он знал, перед ним кто-то стоит и дышит на него. Нежная, мягкая рука дотронулась до щеки Виктора, а затем плавно перешла к волосам.
— Витя, — прошептал женский голос. Павлов медленно направил к ее лицу белый луч света. Стоящей перед ним девушкой оказалась Лена. Недолго думая, мужчина обнял ее, он был рад девушке, как никогда.
— Лена! — радостно воскликнул Никита, после чего заключил в объятия обнимающихся Лену и Виктора. — Нина, Матвей! — восторженно произнес он, когда свет его фонарика упал на девушку и мужчину.
Вдруг кто-то резко вошел в комнату. Об этом возвестили громкие, тяжелые шаги. Через мгновение за ним последовали и другие. Их было намного больше.
— Кто здесь? — спросил знакомый голос. Это был Антон.
— Антон, это мы, — отозвался Виктор. — Где Аким?
— Думаю, он в подвале, — ответил старик.
Виктор знал — ему нужно туда. Еще немного и проклятье будет снято.
— Значит, идем к Акиму, — тут же сорвалось у Павлова. — Здесь оставаться нельзя. Комнаты начинают исчезать.
Сгруппировавшись, они направились во тьму, освещая себе путь фонариками. Стало заметно, что комнаты начали исчезать одна за другой с неимоверной быстротой. Видимо, дом ускорил процесс. Обитатели дома переключились на бег. Сейчас все зависело от того, насколько быстро они намерены бежать. Позади Виктора послышались резко обрывающиеся крики. Бежавшие далеко позади исчезали словно по волшебству. Страх и паника подкрадывались к Виктору, однако он старался не давать волю эмоциям. Лена, которая бежала с Виктором наравне, держалась за его руку. Так мужчина чувствовал, что девушка в безопасности и никуда не пропадет. Обернувшись, Павлов увидел, что их осталось всего лишь шесть: Антон, Никита, Михаил, Нина, Лена и он сам. Дверь подвала уже была видна, белый свет от фонарика тускло освещал ее прыгающим светом. До заветной двери оставалось всего лишь двести метров, как вдруг рука девушки выскользнула, и она растянулась на полу. Виктор уже пробежал достаточное расстояние, когда заметил ее падение. Он уже было хотел ей помочь, но Антон с несвойственной ему силой схватил Павлова за шкварник и потощил за собой в подвал. Резким движение Никита открыл дверь.
Теперь их осталось четверо: он сам, Никита, Антон и Нина. Когда к ним вышел Аким, стало пятеро.
Ярость наполнила Виктора. Он был зол на Антона.
— Почему ты не позволил помочь ей?! — взбесился Павлов. — Она была бы жива, если бы не ты!
— Ее было уже не спасти, — нахмурился Антон.
— Документы, — потребовал Аким. Виктор тут же подал их ему.
Старик, достав красное перо из кармана и небольшую баночку чернил такого же цвета, принялся корпеть над документом.
— Это не чернила. Что это? — спросил Никита.
— Моя кровь, — тут же ответил Аким. Глаза Нины округлились.
Когда он дописал последнюю букву и убрал документ к себе в карман, свет в подвале включился. Осторожно открыв дверь, Виктор увидел, что комнаты больше не исчезают. Все закончилось.
Вдруг Аким Ильич резко повалился на пол. Сухие руки обхватили голову, а истошные крики начали заполнять комнату. Маленькие глазки широко распахнулись. По старику было видно, неимоверная боль поразила его. Лицо исказилась в гримасе ужаса и боли.
— Что происходит? — испугался Виктор и посмотрел на Антона, с надеждой, что тот ему ответит.
— Если бы Аким подписал документ обычными чернилами, то он бы навсегда завуалировал бы себя в доме. Но он подписал кровью, а это значит, что сейчас Аким принимает на себя все смерти, когда-либо случавшиеся в этом доме. И когда он умрет, то не будет пленником этого дома. Что касается проклятья, оно спало, — сухо проговорил Антон. — Не пытайся ему помочь, — осадил старик Виктора, когда тот метнулся к Акиму. Нина в испуге закрыла глаза, а Никита с ужасом наблюдал за лежащим на полу стариком.
Не приняв во внимание слова Антона, мужчина направился к Акиму. На его лице уже красовались различные раны и ссадины, на шее завязывалась невидимая петля, а сам старик бился в эпилептическом припадке. Посмотрев в потолок, он издал свой последний вздох. Его тело перестало двигаться, а мертвенно пустые глаза были устремлены в никуда.
В комнате стало тихо. Настолько тихо, что было слышно дыхание каждого, кто находился здесь. Звенящая тишина отдавалась в ушах Виктора, встав с колен, он покинул подвал. Дом стал прежним. Комнаты вернулись на свои места, яркий свет озарял каждую комнату. Все было тихо и спокойно. Будто бы ничего не произошло. Однако это было далеко не так. Виктор не мог больше находиться в особняке, даже смотреть на него не было никакого желания. В следующее мгновение Виктор вышел на улицу.
Дождь больше не шел, на небе светило солнце. Его яркие лучи падали на землю, даря ей тепло и уют, в чем так нуждался Виктор. Мужчина был опустошен. Лена умерла, а все потому, что он поздно заметил, что ее рука выскользнула из его. Виктор был в ответе за девушку. Ведь она бежала рядом с ним, его обязанностью было защищать ее, не дать умереть. Но он не справился. Отправил Лену прямиком в холодные объятия смерти. Маленькая слеза покатилась по щеке Виктора, соленая дорожка стянула правую сторону его лица. Достав фотографию Лены из кармана, он принялся разглядывать ее. Серебристые локоны все также падали на плечи; на худом лице красовался румянец; серо-голубые глаза пусто смотрели на Виктора.
Эта фотография была единственной памятью о ней. И он хотел сохранить ее во что бы то ни стало.

***

Последняя канистра бензина была опустошена. Виктору сказали залить мансардный этаж и подвал, Антон занимался вторым, а Никита и Нина первым, так как их двое, а этот этаж самый большой. Павлов стремительно сбежал по лестнице, на втором этаже он встретился с Антоном.
— Постой, — сказал он. — Нужно поговорить.
— О чем?
— Ты знаешь, о чем. Точнее о ком.
— Не надо. Я сам виноват, нужно было держать ее руку крепче, — сдавленно проговорил Виктор, после чего спустился по лестнице подвалу за еще одной канистрой.
На полу стояла одна единственная коробка, видимо, остальные растащили или же просто вкинули. Она принадлежала Лене. Правда, в тот раз их было две, но это не так сильно смущало Виктора. Мужчина решил не сжигать еще одну память о Лене. Виктор вытащил коробку наружу, чтобы ее не задело бензином, затем принялся обливать весь подвал горючей жидкостью.
Все закончили со своими этажами. Дело было сделано. Перед тем, как выйти на улицу Антон, Нина и Никита помедлили, не осмеливаясь переступить порог дома. Они до сих пор боялись, что могут сгореть. Но проклятье снято. Им нечего было бояться. Собравшись с духом, они ступили на родную землю, чего не делали очень давно, и вдохнули свежий, чистый воздух. Счастье играло на их лицах. По щеке Нины потекла слеза. Виктору было приятно наблюдать за этим. Хоть у кого-то все хорошо.
Когда Антон бросил зажженный факел вглубь дома, тот вспыхнул как спичка. Яркое пламя окутало каменную громадину. Огненные языки пламени игрались меж собой, становясь все больше и больше. Виктор, как и все, просто стоял и наблюдал. На душе стало значительно легче.
Особняк горел несколько часов. Никто так и не приехал его потушить. Видимо, все уже давно ждали, когда с ним что-нибудь произойдет. Теперь одиноко стоящий холм, был совсем пуст. Лишь уродливые каменные обожженные стены стояли на его вершине. От особняка практически ничего не осталось. Все закончилось. Проклятье отступило. Навсегда. Больше оно никого не затронет.


Эпилог.

Первый месяц был самым долгим в жизни Виктора. Мрачные неприятные мысли время от времени посещали его разум. Постоянно хотелось залить их алкоголем, чтобы хоть как-то заглушить, однако мужчина сдерживал себя. Он пообещал, что больше не будет прибегать к бутылке при первой же возможности, это не вход. Нужно самому справляться с болью. Своими силами. А не заглушать ее. Борода снова отросла. Виктор не хотел сбривать ее. Это бы означало, что он в полном порядке и что у него все хорошо. Что, конечно, было неправдой. С тех пор, как особняк сгорел, Виктор больше не видел ни Антона, ни Нину, ни Никиту. Все они разъехались, кто куда, не желая больше встречаться. Ведь данная встреча была бы напоминанием о том, что случилось тогда, о той жизни в заточении — обо всем. Поэтому лучше держать друг от друга подальше. Работа в театре была заброшена. Виктор не посещал свои занятия, не собирал группы — ничего. Коробку Лены, Павлов так и не решился открыть — горькое напоминание о том, кого он лишился. Однако расставаться ему с ней не хотелось.
Второй месяц был более болезненным. Если в первый были лишь страдания и дурные мысли, то сейчас Виктор прибег к действиям: он несмотря на то, что на дороге было огромное скопление быстро движущихся машин, переходил дорогу на красный; шатался по опасным районам, а также нарушил обещание, что дал себе месяц назад — не заглушать боль алкоголем. Теперь бутылка стала его единственным другом. Настоящих друзей он оттолкнул, которые пытались помочь ему всеми способами, но все их попытки были тщетны. Родственники прилагали все усилия, но как бы они не старались, их тоже настигало поражение.
В третий месяц Виктора уволили из театра. Эта новость нанесла еще один урок по Павлову. Все чаще ему стала мерещиться Лена. Однако это длилось недолго. Она лишь сидела на кресле и с укором глядела на него, мол, что ты делаешь. Внезапно объявившееся родители, узнав о недуге сына, решили взять все под свой контроль. В силу того, что денег у них было немерено, они увезли Виктора в лучшую клинику для душевно больных в стране. Там с Павловым обращались бережно. Никто его не бил, не мучил, как обычно, показывают в фильмах, хотя чего еще можно ожидать от лучшей клиники?
Четвертый месяц подходил к концу. Сначала лечиться было тяжело, Виктор не мог привыкнуть к новому месту, но вскоре он свыкся.
Виктор читал книгу, когда к нему в палату вошел его лечащий врач Евгений Андреевич. Это был лысый мужчина невысокого роста. Наружность у него была мягкая приятная. Курносый маленький нос мелодично сочетался с добрыми большими глазами и широким ртом.
— Привет, Вить, ну как ты? — бодро проговорил он. Виктор отложив книгу, приподнялся на локтях и сел на кровать с ногами.
— Отлично, впервые за долгое время, — сказав это, Виктор сделал небольшую паузу и задал вопрос: — когда меня отсюда выпустят?
— Тебе здесь плохо? — спросил Евгений, поправив очки.
— Нет, здесь даже лучше, чем у меня дома, но я уже хочу вернуться и начать новую жизнь.
— Мы подержим тебя еще месяцок и выпустим, — ответ врача не удовлетворил Виктора. Евгений достал из-за пазухи книгу и протянул ее своему пациенту. — Тебе просили передать. Это от твоего друга Влада. Ладно, я пойду. Еще увидимся, — попрощался он и вышел.
Как только дверь за ним закрылась, Виктор раскрыл книгу и взяв ее за корочки, словно крылья у орла, принялся трясти, пока из нее вы выпала бумажка.
Развернув ее, Павлов прочел про себя: «Я долго искал, но все-таки нашел. Это адрес ее родителей.». Развернув бумажку Виктор увидел и адрес.
Неделю назад Виктор сговорился со своим другом Владом. Павлов попросил его о помощи. Друг в силу своей доброты не смог отказать.
Мысленно поблагодарив Влада, Виктор встал с кровати. Ни на минуту не медля, он достал из-под кровати сумку с обычными вещами. Видимо, мужчина готовился к этому давно. Накинув капюшон на голову, он надел на спину рюкзак и покинул палату. Виктор стремительным шагом преодолевал длинные коридоры клиники. Пока мужчина здесь лечился, он успел изучить всю больницу вдоль и поперек. Виктор знал каждый коридор и закоулок, поэтому без труда покинул свою обитель меньше, чем за пять минут. Благо Виктора держали на втором этаже.
Чувство легкости и свободы вновь наполнило Виктора, а также к ним присоединилась небольшая тревога.
Павлов ушел от больницы как можно дальше, прежде, чем принялся ловить попутку. Ведь около клиники ловить их нельзя. Это строго запрещено. Так сделали на случай, если пациент захочет сбежать. Пять машин проехало, прежде, чем возле Виктора остановилась долгожданная машина. Водитель без лишних колебаний согласился принять попутчика. Сначала Виктор планировал доехать до дома, дабы забрать вещи Лены, чтобы передать их ее родителям. Так он и сделал. Виктор осторожно вошел в квартиру. Мужчина знал, что кто-нибудь может поджидать его здесь. Например, работник клиники. И он не ошибся, правда это оказался не работник больницы, а Влад.
— Ну что? — поинтересовался он.
— Пока что все проходит нормально, — ответил Виктор, переворачивая дом в поисках заветной коробки. — Спасибо.
— За все это время ты мне так и не рассказал, кому принадлежали это вещи. Сказал лишь, что она уже умерла. И все.
— Это вещи Лены, она была прекрасным человеком, — с горечью произнес Виктор, держа в руках коробку.
— Но зачем так рисковать ради нее? Зачем сбегать из клиники, только для того, чтобы передать коробку? Почему ты не мог попросить меня? — начал засыпать вопросами тот.
— Потому что я ее люблю, — громко и четко ответил Виктор. Больше Влад ничего не спрашивал.
Виктор сказал водителю уезжать. Павлов поехал с Владом. Сначала заехали на заправку — предстоял большой путь, и ехать с полупустым баком было бы глупо.
Город, в котором жили родители Лены, был недалеко. Однако за весь путь пришлось заполнить ни один бак. Влад довез Виктора прям до дома, к которому тому надо было. Павлов не знал, как его благодарить, вскоре выяснилось, этого не требовалось. Влад был одиноким человеком с доброй душой, желающий помогать, не прося ничего взамен. Пожав друг другу руки, старые друзья распрощались.
Перед Виктором предстал каменный кирпичный дом с пятью этажами. Увидев, что кто-то выходит из подъезда этого дома, Павлов быстро метнулся к двери, чтобы она не закрылась. Квартира под номером девять располагалась на третьем этаже. Вся уверенность Виктора тут же улетучилась, как только он оказался напротив девятой двери. Ноги слегка подкашивались. От одной мысли о том, что ему придется говорить о смерти их дочери, все внутренности Павлова сжимались. Стук. Затем еще один. За дверью послышались приглушенные шаги, они приближались. Дверь распахнулась. Перед Виктором стояла пожилая женщина лет шестидесяти. Серо-голубые глаза, такие как у Лены, были устремлены на неведомого гостя.
— Здравствуйте, Вам кого? — обратилась она к Павлову. Виктор лишь безмолвно протянул ей коробку, которую та явно не спешила открывать.
— Это вещи Вашей дочери, Лены, — тихо произнес мужчина.
Застыв на мгновение, женщина прикрыла рот рукой. Затем слегка закрыла глаза и пригласила Виктора войти.
Мать Лены любезно угостила Павлова чаем. На коленях у нее располагалась коробка с Лениными вещами, которые она поочередно доставала и долго рассматривала, сопровождая это различными комментариями.
— Помню, как запретила ей идти в нем на танцы, — улыбнулась женщина, вытащив из коробки изумрудное платье. — Сказала, что оно слишком короткое, но Лена все равно меня не послушала и пошла. — А эти бусы я ей подарила на выпускной. Она так хотела похвастаться перед девчонками. Она их так любила, — вспоминала женщина. Теплота и горечь отражалась в ее голосе. Виктору так сильно хотелось обнять Анну, но он не мог. Хотя даже сам и не знал, почему.
— Анна Владимировна, когда Вы видели свою дочь в последний раз? — спросил Виктор, допивая вторую кружку чая.
— Двадцать лет назад. Потом она пропала, после того, как переехала, — Анна устремила взгляд в сторону. Ее глаза блестели от слез. — Спустя время мы похоронили пустой гроб. В полиции нам сказали, что там, где пропала Лена, протекала быстротечная река. И раз ее никто не нашел — значит она утонула. Я поверила. И до сих пор верю, — заключила Анна, продолжая смотреть в сторону. Виктор не стал рассказывать о том, что произошло в особняке. Для родителей Лены их дочь утонула в реке, прогуливаясь по лесу.
— Где похоронена Ваша дочь? — нарушил нависшую тишину Виктор.
— В городе только одно кладбище, расположенное... Я дам Вам адрес, так будет лучше, — поспешно промолвила женщина.
Получив желаемое, Виктор уже хотел было удалиться, но тут Анна окликнула его:
— Постойте, — женщина приблизилась к Павлову. — Спасибо Вам за вещи, они много для меня значат. Моему мужу бы тоже это понравилось, — она взяла его ладони в свои, в следующий миг они распрощались.

***

Мраморные плиты стояли одиноко и безжизненно. Карканье черных пернатых наблюдателей было слышно повсюду. Звуки, что они издавали, как бы перекликались между собой, раздаваясь то в одной части кладбища, то в другой.
Увидев знакомое имя на мраморном надгробии, Виктор направился к нему. «Краснова Елена Васильевна, 1978 - 1999.  Спи вечным сном, наше дитя», — гласила гравировка на плите.
Давно заглушенная боль нахлынула новой волной. Красные гвоздики, что держал Виктор, аккуратно легли на могильную землю рядом с надгробьем. Ноги отказывались держать мужчину, однако несмотря на это, он старался твердо держать на земле.
К горлу начал подступать огромный ком. Мысли о Лене снова просочились в голову Виктора. Мужчина помнил все: голос, походку, волосы, а самое главное характер, который так запомнился Виткору.
 Две слезы скатились по щекам мужчины, оставляя после себя соленые дорожки. Павлов вновь начал винить себя в смерти той, которую он так любил. Звук ее голоса раздался в ушах у Виктора.
— Вероятно, Вы ее знали.
Павлов обернулся. За его спиной стояла Лена. Черное пальто сидело на ней идеально, а серебристые локоны развевались на ветру. Виктор был ошеломлен. Вероятно, это очередное видение, которое исчезнет через минуту. Но тогда почему оно такое реалистичное? И почему Елена обращается к Виктору так, будто видит его впервые.
— Вы тоже? — после продолжительной паузы спросил мужчина.
— Нет, я ее не знаю, — девушка поравнялась с Виктором.
— Тогда зачем Вы пришли? — сухо поинтересовался Павлов.
— Не знаю. Я просто подумал, что должна прийти именно сюда, вот и все, — мягко ответила девушка. Над ними нависла тишина, которую вскоре нарушила Елена. — Какой она была?
— Она была замечательной, — грустно улыбнулся Виктор. — Мир ее не заслужил, ее никто не заслужил и никогда не заслуживал. Поэтому она умерла.
— Сожалею, — произнесла Елена, засунув руки в карманы пальто.
— Вам холодно?
Знакомый взгляд девушки упал на мужчину:
— Да, здесь холодно, знаете ли. Скажите, почему Ваше лицо кажется мне таким знакомым? Мы раньше нигде не встречались?
— Не думаю, разве что в прошлой жизни. Могу ли я Вас проводить? — предложил Виктор. Девушка согласилась.
Посмотрев на Елену, мужчина для себя решил: больше он никогда и ни за что не отпустит ее.