Благословенное Русское Воинство

                Благословенное русское воинство.
Совесть, Благородство и Достоинство -- 
вот оно, святое наше воинство.
(Б.Ш.Окуджава).
(Всем, кто дал отпор фашизму в годы Второй Мировой войны и в 2014 году          
 в Новороссии, посвящается).               

Часть Первая - и Главная:
 «Заступничество Воинства Небесного и причастность вечности русских воинов».
                Он перешел земли границы,
                И будущность, как ширь небесная,
                Уже бушует, а не снится,
                Приблизившаяся, чудесная.
                (Б.Л.Пастернак).               
               
                Вступление
Начиная со времён Древней Руси, шли наши предки на смерть за Веру Православную, за Святую Русь, за раны князя, возглавлявшего дружину, а позже - За Бога, Царя и Отечество.  Подвиг воина и подвиг молитвенный на протяжении веков были связаны кровными, нераздельными узами для русского человека, для славянина, для христианина. Об этом говорили многие великие люди, например, почитаемый всеми Святой 20-го века - Иоанн Кронштадтский, «Всероссийский Батюшка», как называли его с любовью.   
   Чтобы увидеть, прочувствовать эту неразрывную связь, достаточно обратиться               к произведениям нашей великой литературы -  воинской повести и житийному жанру,  созданным неизвестными благочестивыми  авторами древнерусской литературы; вспомнить «Слово о полку Игореве» и «Задонщину», «Сказание о Мамаевом побоище» и Жития Святых Князей – Воинов. Следует также задуматься, почему в преисполненных болью произведениях, отражающих нашествие татаро-монгольских завоевателей, безымянный автор оплакивает прежде всего разорённые святыни, а потом только гибель князей и простого народа.  Не жалко своих соотечественников?! Жалко, конечно, как любому нормальному человеку. Но и автор, да и, наверное, большинство людей понимало, что без сохранения Православия не будет Руси, не будет и нас!
               
 Понимали это и Александр Невский, и Дмитрий Донской. И потому Князю Александру являются на ладье убиенные, причисленные к Лику Святых Борис и Глеб, чтобы помочь своему сроднику.               
  И образы эти, «сияя» через  века, прочно входили, конечно, и в  литературные произведения, создаваемые уже далёкими по времени, но близким      
 по духу, благодарными потомками. («Былина» архидиакона Романа, в которой рассказывается о небесной помощи  сродников девятнадцатилетнего Александра,– один из многочисленных тому примеров  -  однако, более углублённый разбор этого произведения может увести в сторону от основной темы).               
               
И, конечно, всем хорошо известно о благословении Князя Дмитрия Преподобным Сергием Радонежским и о двух монахах, сменивших рясы на кольчуги, - Осляби и Пересвете.               
     Знаем все, только не всегда задумываемся вот о чём: монахам  на поле брани идти не положено – т.е. получается, что идут  Ослябя и Пересвет как будто бы                в нарушение монашеского обета!  Однако, благословляет их сам Преподобный Сергий!     Значит, не в нарушение!  Не в нарушение, потому что  бой этот священный  -      
за спасение Веры Православной, а значит, и России, о чём  уже говорилось выше.               
Сражается войско Князя Дмитрия против войска антихриста, мечтающего о мировом господстве и разрушающего святыни!  (На протяжение всей истории именно русские воины ценой своих жизней будут останавливать слуг антихриста, стремящихся к мировому господству – достаточно просто вспомнить многострадальную историю Нашего Отечества).
      А пока «перенесёмся» из века 14-го в век 17-ый.  Думаю, что хоть раз в жизни все слышали эти строки – уж по крайней мере – саму поэму:
     «Творец защитит вас Святой своей силой
     Не даст он погибнуть, родимые, вам
     Покров и Помощник Он всем сиротам».               
 Слова идущего на мученическую смерть Ивана Сусанина,                в комментариях вообще не нуждаются (Удивительно только, что столь восхищался его подвигом один из повешенных декабристов, который в своих стихах предлагал с ножом «да на царя». Ведь сельский староста Иван Сусанин пошёл на мученическую смерть именно за Царя как Помазанника Божьего, без которого Русь была обречена на  порабощение иноверцами. Очевидно, что простой крестьянин, воспитанный в традиционных русских ценностях, был мудрее, чем написавший о нём поэму дворянин).               
А почти век спустя «дело было под Полтавой». Несмотря на  предводительство Петра Первого, как известно, имевшего достаточно неоднозначное отношение к Православию, народ сложил кант, в котором пелось, как в царя попало три пули – одна в седло, но конь «лишь быстрее поскакал»; другая – в шляпу царя, но он «шляпу снял, перекрестился, дальше в битву полетел», а третья в грудь! Однако «на груди его широкий чудотворный крест висел». А потому «пуля с визгом отскочила от широкого креста – и спасённый победитель славит Господа Христа»!  Может быть, и не всё было именно так, но образ мышления русского солдата комментировать незачем . Ведь  сложили этот кант, судя по всему, те, кто сражался на поле брани. (Кстати, кант начинается именно с приведённых здесь слов, ставших крылатым выражением).
 Думаю, таких примеров вполне достаточно  - а потому мы приближаемся к главной цели повествования.
               
               Глава первая «Священная война»
Итак, сороковые годы века двадцатого. Официальный атеизм.  Однако, как теперь уже стало известным, даже формально атеистическая Красная армия во время Великой Отечественной войны – Войны Священной обрела духовную  связь, духовную  преемственность со славной воинской традицией Руси, особенно после Сталинградской битвы. (Об этом немало  написано, например, в журнале «Русский дом»). Однако, нас интересуют литературные произведения – а одним из самых ярких примеров этой мысли можно считать замечательное произведение «Ожившая фреска». Б.Л.Пастернака.
Произведение, созданное в 1943 году, вдруг раскрыло перед читателем  духовную основу всей русской жизни, всего русского православного воинства!
 Начинается стихотворение с великого, славного, судьбоносного сражения - 
       Сталинградской битвы.
       Как прежде, падали снаряды.
       Высокое, как в дальнем плаванье,
       Ночное небо Сталинграда
       Качалось в штукатурном саване.
       Земля гудела, как молебен
       Об отвращенье бомбы воющей,
       Кадильницею дым и щебень
       Выбрасывая из побоища. 
       В самом начале в страшном «побоище» лирический герой -  русский солдат видит саван, очевидно, как символ смерти.   Но совершаемый землёй «молебен об отвращенье бомбы воющей» даёт надежду на жизнь и победу. Возможно, это - «молебен» пред образом Великого Заступника - Святого Воина Георгия – и он придёт  на помощь, как много веков назад пришёл царевне, которую принесли в жертву чудовищу, попавшему в беду мальчику, купцу, благочестивым воинам Древней Руси, а потом и русским солдатам во время Сталинградской битвы!
         Когда урывками, меж схваток,
         Он огнем своих проведывал,
         Необъяснимый отпечаток
         Привычности его преследовал.
         Где мог он видеть этот ежик
         Домов с бездонными проломами?
         Свидетельства былых бомбежек
         Казались сказочно знакомыми.
         Что означала в черной раме
         Четырехпалая отметина?
         Кого напоминало пламя
         И выломанные паркетины?            
     Кого же?  Конечно, изображение врага рода человеческого, всегда посылавшего свои легионы, несущие разрушение, смерть, ад!   Посланные им легионы  должны разрушить, превратить в руины мир, созданный Творцом. На протяжение всей истории  мироздания легионы бесов принимали разные обличия – и вот теперь они идут в обличии танков со свастикой, в обличии тех, кто попрал законы совести, человечности и хочет весь мир поставить на колени, заставить служить дьявольской идее арийской расы или стереть с лица земли! Но, как уж много раз бывало, встанут  у него на пути русские воины.
        И вдруг он вспомнил детство, детство,
        И монастырский сад, и грешников,
        И с общиною по соседству
        Свист соловьев и пересмешников.       
        Он мать сжимал рукой сыновней.
        И от копья архистратига ли
        По темной росписи часовни
        В такие ямы черти прыгали.       
Солдат, может быть, даже неосознанно, на уровне «генетической памяти»  русского народа  взывает к Архистратигу Михаилу – Главе Небесного Воинства.               
        И мальчик облекался в латы,
        За мать в воображеньи ратуя,
        И налетал на супостата
        С такой же свастикой хвостатою.
        А рядом в конном поединке
        Сиял над змеем лик Георгия.
        И на пруду цвели кувшинки,
        И птиц безумствовали оргии.            
   И вот заступничеством Небесных Сил «налетают на супостата»  русские воины, чтобы прогнать его  с родной земли.
 Неслучайно у поэта звучит именно слово «супостат», как говорили                в старину, потому что сражаются русские воины, как уже говорилось,                не просто с вражескими войсками, а со вселенским злом за право жить                на земле. А слово «побоище», конечно же, ассоциируется                с древнерусскими произведениями, в которых русские воины сражаются                с «погаными». И неслучайно молодой танкист «облекается в латы»: ведь эти русские мальчики - потомки тех, кто гнал супостата со Святой Руси на Чудском озере и на Поле Куликовом; кто  под предводительством Минина и Пожарского выбивал из Москвы поляков, кто «клятву верности сдержал»  во время Бородинского боя. Небесное Воинство, как и во все времена, приходит на помощь русским солдатам, освобождающим Отечество, пусть даже они на время забыли о Боге и Святых Его.             Но во время страшного «побоища» вспомнят, вспомнят обязательно! Потому                и просияет «над змеем Лик Георгия». (И снова невольно вспоминается, как на ладье                во время Невской битвы являются  Святые Борис и Глеб, чтобы помочь своему сроднику – девятнадцатилетнему князю Александру, о чём уже упоминалось).
     А вместе с русскими воинами ликует, радуется освобождению от смерти вся природа, всё мироздание – потому и «цветут кувшинки» и поют хвалебную песнь птицы.
И «топчут» русские воины «вражеские танки с такой же чешуёй драконьею»,                как Святой Георгий побеждал змея! 
 А мальчик-танкист в стихотворении, конечно, не только солдат Великой Отечественной войны. И род войск, в котором он служит,не слишком важен для автора или не важен вообще. Потому что показал Б.Л. Пастернак обобщённый образ русского солдата всей нашей славной истории.   
    Да и вообще само название этого в чём-то уникального  произведения возвращает нас к своим истокам, к поруганной, но не убитой вере в страшную для Отечества годину.
Не будем гадать, почему поэт выбирает для раскрытия столь важной и столь несозвучной середине сороковых годов теме именно битву за Сталинград. Но ныне всем хорошо известно, Сталинградская битва – не только переломное сражение всей войны. Это, как уже было сказано, – и обращение к духовным истокам, это - торжество над антихристом, возжелавшим мирового господства и несущего смерть всему живому. (Именно в 1943 г. возвращаются  не только упразднённые большевиками погоны, но и Патриаршество, чтобы больше никогда не уйти из жизни России, из сознания каждого русского человека).
И вот финал этого удивительного произведения Б.Л.Пастернака о нашем Отечестве:
       Он перешел земли границы,
       И будущность, как ширь небесная,
       Уже бушует, а не снится,
       Приблизившаяся, чудесная. 
Русские воины победили смерть! В произведении не говорится, что стало                с мальчиком – танкистом. После этого «побоища»  многие ушли в вечность, души их на небесах за выполненный воинский подвиг, за жертвенное служение.               
Они положили «Жизнь свою за други своя», как сказано в Писании! 
      Послушай, Бог… еще ни разу в жизни
      С Тобой не говорил я, но сегодня
      Мне хочется приветствовать Тебя.
      Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
      Что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
      Твоих я никогда не созерцал творений
      И вот сегодня ночью я смотрел
      Из кратера, что выбила граната,
      На небо звездное, что было надо мной.
      Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,
      Каким жестоким может быть обман.
      Не знаю, Боже, дашь  ли Ты мне руку,
      Но я Тебе скажу и Ты меня поймешь:
      Не странно ль, что средь ужасающего ада
      Мне вдруг открылся свет и я узнал Тебя?
      А кроме этого мне нечего сказать,
      Вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
      На полночь мы назначены в атаку,
      Но мне не страшно: Ты на нас глядишь…
      Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.
      Мне было хорошо с Тобой.
      Еще хочу сказать,
      Что, как Ты знаешь, битва будет злая
      И, может, ночью же к Тебе я постучусь.
      И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,
      Позволишь ли Ты мне войти, когда приду?
      Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,
      Со мной случилось то, что нынче я прозрел.
      Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.
      Как странно, но теперь я смерти не боюсь.               
А эти идущие от сердца слова написал не поэт с мировым именем, а простой русский воин - младший офицер Александр Зацепа накануне другого страшного «побоища» – битвы на Курской  дуге!  Может быть, и придали этому «письму» впоследствии литературный вид, но главное не в этом, а в чувствах идущего в последний бой человека, в «прозрении», как говорит сам герой – и лирический, и реальный;                в осознании того, что душа бессмертна! Иначе, идти на смерть было бы слишком страшно!
Если в «Ожившей фреске», как уже говорилось, отражён обобщённый образ русского воина вне времени и пространства, то это стихотворение, созданное русским офицером на поле брани, наверное, могло быть создано только в годы официального атеизма, против которого, однако, «восстаёт» душа человека, не желающая мириться                с мыслью о небытие! Именно тот, кто знает, что завтра его земная жизнь скорее всего оборвётся, вдруг ясно понимает, «каким жестоким может быть обман» и что атеистическая пропаганда - ложь, убивающая душу и лишающая последней надежды.  Здесь как будто бы звучит  упрёк  и себе за то, что «дурак поверил»,  в то нет Бога; и тем, кто отнял у нас неотъемлемую  частью жизни русского человека на протяжении веков – возможность, право молитвы, чтобы достойно предстать на Суд Божий! На другой день раб Божий Александр погиб, «прозревший» в последний день своей земной жизни, -  и, хочется верить, «вошёл» к Создателю, как просил об этом, – а чудом уцелевшее письмо было  найдено у него в гимнастёрке.               
Видимо, совсем неслучайно.  Спустя много лет оно было озвучено                и названо «Письмо к Богу».  Но разве отражённые в нём чувства присущи  только одному из тысяч и тысяч русских воинов? Вопрос, очевидно, риторический.
               
       Глава вторая:  «Духовная преемственность русского воинства »
   А теперь снова возвратимся к «Ожившей фреске»  Б.Л.Пастернака. Думаю,  нет необходимости особенно углубляться в произведение, чтобы увидеть, что созданные здесь образы во многом перекликаются с образами  из произведений Героя Отечества времён Первой Мировой войны, дважды награждённого Георгиевским Крестом - Н.С.Гумилёва.   
      «…Но не надо яства земного
      В этот страшный и смертный час,
      Оттого что Господне слово
      Лучше хлеба питает нас».               
  Эти слова из «Наступления» 1914 г. как будто  возглас русских князей и их дружин, доносящийся сквозь века. Это – воплощение жертвенной любви к Господу и к России! Это – готовность отдать «Жизнь свою за други своя»!
      «Словно  молоты громовые
      Или волны гневных морей,
      Золотое сердце  России
      Мерно бьётся в груди моей» - 
Каждая строка, каждое слово проникнуто чувством великой сопричастности!
И, думаю, совершенно необходимо обратить внимание на эти строки стихотворения:
     Я, носитель мысли великой,
     Не могу, не могу умереть.               
 «Не может умереть», когда кругом  «рвутся шрапнели и птиц быстрей взлетают клинки»?! Когда кругом падают убиенные?! Нет, дело, конечно, в ином. Лирический герой, а по сути  сам Н.С.Гумилёв «не может умереть» именно потому, что он «носитель мысли великой»! Какой? Конечно, мысли о бессмертии души человеческой, 
о чём писал ещё великий Ф.М.Достоевский в своём «Дневнике писателя». И, конечно, Н.С.Гумилёв тоже воплощает эту «великую мысль». И он, и его лирический герой, и, конечно, многие безымянные герои Отечества!   
  И  младший офицер Александр Зацепа почти через 30 лет  в свой последний день, накануне «злой битвы», тоже становится «носителем мысли великой» - а потому идти в атаку «не страшно» - ведь «глядит» на него Сам Создатель.               
А теперь снова обратимся к безымянным героям Первой Мировой войны. Многие отдали жизнь за Бога, Царя и Отечество – и вот в следующем 1915 году Н.С.Гумилёвым будет создано стихотворение «Смерть», в котором души на поле брани убиенных предстоят пред Судом Божием:
       «Свод небесный будет раздвинут
       Пред душою – и душу ту
       Белоснежные кони ринут
       В ослепительную высоту.
       Там начальник в ярком доспехе,
       В грозном шлеме звездных лучей,
       И к старинной, бранной потехе
       Огнекрылых зов трубачей».
 А в финале снова грешная земля – слёзы товарищей и молитвы за души убиенных:   
      «Здесь  священник в рясе дырявой
      Умиленно поёт псалом,
      Здесь играют гимн величавый
      Над едва заметным холмом».
Недаром с древних времён об убиенных на поле брани служилась Лития.
Конечно, над Александром Зацепой и другими убиенными и на Курской дуге, и                под Сталинградом псалмы «умилённо» не пелись (по крайней мере, официально).    Но, как уже говорилось выше, хочется верить, что и их души «белоснежные кони ринут в ослепительную высоту» и встретит их «начальник в ярком доспехе, в грозном шлеме звездных лучей».  Потому что они тоже отдали жизнь «За други своя», за своё Отечество! А потому, совершенно неудивительно, что произведения великого Н.С.Гумилёва, созданные в годы Первой Мировой войны, вне времени и пространства!
      А потому, думаю, не будет преувеличением сказать, что и к тем, кто, как Н.С.Гумилёв, ушёл добровольцем на Первую Мировую войну, и к тем, кто почти через 30 лет принял бой у берегов Волги или у Прохоровки, можно  в полной мере отнести  слова великого поэта:       
     «Серафимы, ясны и крылаты      
    За плечами воинов видны.       
      (Стихотворение «Война»)               
 
И также в полной мере относятся к готовому во все времена испытаний пожертвовать собой  русскому народу следующие строки великого русского поэта и героического русского офицера:
        Тружеников, медленно идущих,
        На полях, омоченных в крови,
        Подвиг сеющих и славу жнущих,
        Ныне, Господи, благослови».
 И даже в годы официального «безбожия». Только часто перед лицом смерти, даже п                о воспоминаниям очевидцев,  рассеивался атеистический дурман, как дым. 
   Потому и  в «Ожившей фреске», созданной Б.Л.Пастернаком почти через 30 лет, «сияет» Лик Святого Воина – Георгия, побеждающего змея, и Архистратиг  Михаил пронзает копьём «чертей», побеждая силы тьмы! (О чём уже говорилось ранее).
 И последнее: если все эти образы возникли даже в года официального атеизма, значит, в душе народа они были всегда! Всегда помнили на Руси Святых Воинов                и призывали на помощь в час испытаний!
       И русская судьба безбрежней,
      Чем может грезиться во сне…»    
   Строки эти выражают суть Вечной России в созданном в том же году несколько менее известном, но не менее прекрасном произведении «Неоглядность». И отразил поэт Великую Россию в образе «безбрежного» моря и Русского Флота
В этом произведении на русских воинов смотрят «из глубины веков Нахимов в звёздном ореоле и в медальоне Ушаков».               
Наши русские флотоводцы смотрят с неба на солдат Великой Отечественной войны!
      И снова совершенно естественным образом сопоставляются битвы Великой Отечественной войны с великим сражениями из прошедших веков. Русские моряки гонят с родной земли, из родного моря фашистские полчища, как гнали когда-то наши великие соотечественники «стаи турок».
Конечно, в предыдущем произведении появляются образы святых воинов, а здесь  - образы великих флотоводцев 18-19 веков. Но разве  и это не причастность Вечности?!
       Вся жизнь их - подвиг неустанный.
       Они, не пожалев сердец,
       Сверкают темой для романа
       И дали чести образец.
       Их жизнь не промелькнула мимо,
       Не затерялась вдалеке.
       Их след лежит неизгладимо
       На времени и на моряке.
       Они живут свежо и пылко,
       Распорядительны без слов,
       И чувствуют родную жилку
       B горячке гордых парусов.
   Неслучайно многие глаголы звучат в настоящем времени. Герои – наши соотечественники, служившие Богу, Царю и Отечеству, с нами. Они тоже помогают русским воинам в борьбе с «супостатом».  (И неважно, что в этом произведении слово «супостат», как в предыдущем, не звучит. Суть от того не меняется). А уж тем более, в том ключе, в котором поэт говорит о России
       И русская судьба безбрежней,
       Чем может грезиться во сне,
       И вечно остается прежней
       При небывалой новизне.
       И на одноименной грани
       Ее поэтов похвала,
       Историков ее преданья
       И армии ее дела.
       И блеск ее морского флота,
       И русских сказок закрома,
       И гении ее полета,
       И небо, и она сама.
  Подчёркнутые  слова, пусть и не так открыто, как в «Ожившей фреске», но тоже отражают неразрывную связь Нашего Отечества  с Отечеством Небесным. И при внимательном прочтении это становится совершенно очевидным. А Фёдор Фёдорович Ушаков впоследствии будет причислен к Лику Святых.  Но и неявленные были  великие русские полководцы святы для русского воинства, для русского народа.
   И, ещё, столь же очевидно и очень важно то, что и Святые Воины, и великие флотоводцы «появляются» не в самом начале произведения. Их надо захотеть увидеть и обратиться к ним за помощью в благом деле освобождения Родины от «супостата».
      Та глубинная связь, о которой говорилось в самом начале, духовная реальность и святых воинов, великих флотоводцев становится вдруг совершенно ясной, ощутимой, не вызывающей никаких сомнений.
          И вот пришла долгожданная Великая Победа!
       Славно начато славное дело
       В грозном грохоте, в снежной пыли;,
       Где томится пречистое тело
       Осквернённой врагами земли.
       К нам оттуда родные берёзы
       Тянут ветки и ждут и зовут,
       И могучие деды-морозы
       С нами сомкнутым строем идут.               
   Эти строки написала великая А.А.Ахматова  ещё в 1942 году! Какая непоколебимая, святая вера в победу русского воинства, несмотря на всё, что переживала тогда наша Родина!  И всё произведение с неисчерпаемым по глубине названием «Победа», особенно приведённые здесь строки  первой части, как и у Б.Л.Пастернака, соединяют время и пространство и образами «могучих дедов-морозов», и «родных берёз». 
 Но всё же главное и для самой А.А.Ахматовой, и для многих русских людей, «пречистое тело».  И образ этот у А.А.Ахматовой встречается неоднократно.                (Об этом будет ещё сказано).  То, что Россия  - Удел Пресвятой Богородицы, и то, что её «в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя», очевидно, объяснять ныне уже никому не надо. Но строки великого поэта, великой женщины, благодаря которой многие приходили к вере, ещё раз напоминают об этом великом предназначении России. И напоминают  именно в годину страшных для Родины испытаний. 
      Низко, низко небо пустое,
      И голос молящего тих:
      «Ранят тело твое пресвятое,
      Мечут жребий о ризах твоих»
           (Июль 1914)
 Образ этот, как видно даже по                названию,  создан в годы приближающейся катастрофы, началом которой стала Первая Мировая война. Враги топчут не просто землю, а русскую святость. Но, возможно,  не только внешние враги – никому не нужно напоминать, в каком духовном состоянии находилась Россия,в которой оскудела молитва, – за что и «приблизились» «сроки страшные»;  и сбылись пророчества «одноногого прохожего», и стало « тесно                от свежих могил». 
(Известен случай, когда на фронт был привезён знаменитый Песчанский Образ Пресвятой Богородицы. Пока Образ пребывал в войсках, не было ни одного поражения. Только из-за оскудения веры - даже выговорить такое трудно -                не состоялся крестный ход, как было изначально задумано, как было это во все времена перед великими сражениями.  А дальше…  Комментировать незачем).               
     Однако, из пророческих уст «одноногого прохожего» звучит и то, что, думаю, выходит за рамки и времени Первой Мировой войны, и любого времени вообще:
      «Только нашей земли не разделит
      На потеху себе супостат:
      Богородица белый расстелет
      Над скорбями великими плат».
Как можно объяснить эти слова, если не верой в победу сил добра заступничеством Пресвятой Богородицы и Святых Угодников, даже тогда, когда всё кругом рушится?!
      В каждом древе распятый Господь
      В каждом колосе Тело Христово,
      И молитвы пречистое слово
      Исцеляет болящую плоть.
Думаю, не будет ошибкой сказать, что эти созданные вскоре  после  Великой Победы строки через 30 лет снова  возвращают к мысли о святой вере русского народа – и что А.А.Ахматова, как и Н.С.Гумилёв, и  их лирические герои – «носители мысли великой» о русской  святости и о бессмертии души человека!
       И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами -
       Живые с мёртвыми: для славы мёртвых нет.
Изначально  А.А.Ахматова написала: «Для Бога мёртвых нет». Почему слово было заменено в годы советской власти, объяснять не нужно). Единство мёртвых с живых воплощается на Литургии – главной православной службы, созданной Отцами Церкви ещё в 4-ом веке! И вот главную литургическую идею воплощает великий русский поэт,  свидетель двух мировых войн в страшные годы Ленинградской блокады. Наверное, объяснять что-либо незачем!
И, конечно, невозможно в связи с этим не вспомнить её же слова, сказанные в годы Первой Мировой войны и ставшие пророческими:
      Дай мне горькие годы недуга,
      Задыханья, бессонницу, жар,
      Отыми и ребенка, и друга,
      И таинственный песенный дар —
      Так молюсь за Твоей литургией
      После стольких томительных дней,
      Чтобы туча над темной Россией
      Стала облаком в славе лучей.
               («Молитва»).
Готовность к жертвенному служению и самого поэта, и лирического героя                в комментариях  не нуждается. Хочется только обратить внимание на подчёркнутые слова, отражающие победу света над тьмою, о победе  совершается молитва и ради неё можно пожертвовать собой - и обрести Жизнь Вечную! Возможно даже, что это - образ Второго Пришествия – ведь апокалипсическая тема  - одна из главных                в русской литературе.  (Наверное, только в нашем удивительном и сакральном языке синонимы: туча и облако - могут выражать столь серьёзную антитезу как победа света над тьмою).  А ещё, думаю, что образы и Архистратига, поражающего копьём  чертей, и Святого Георгия, побеждающего дракона  в  «Ожившей фреске», можно во многом считать «продолжением» образа «облака в славе лучей», в тором явится Сам Спаситель – а Архистратиг Михаил и Святой Георгий – Святые Воины Его.
   И вот ещё пронзительные слова А.А.Ахматовой, сказанные  в 20-е годы, которые с полным правом можно  отнести к героям всех великих сражений, которые принимало русское воинство:
    На пороге белом рая,
    Оглянувшись, крикнул: "Жду!"
    Завещал мне, умирая,
    Благостность и нищету.
    И когда прозрачно небо,
    Видит, крыльями звеня,
    Как делюсь я коркой хлеба
    С тем, кто просит у меня.
    А когда, как после битвы,
   Облака плывут в крови,
   Слышит он мои молитвы,
    И слова моей любви.         
 (Невольно вспоминаются и «белые журавли» Расула Гамзатова, и  «войско облаков» в песне Вадима Егорова).
      И вот, приближаясь к финалу, хочется вспомнить достаточно известный литературный образ, без которого будет, думаю, в размышлении о жертвенном служении Отечеству будет некоторая незавершённость. Это – образ врача, расстрелянного фашистами за принадлежность к еврейской нации  из повести М.А.Шолохова «Судьба человека».  «Я врач» - отвечает он конвоиру на вопрос                о национальности. Зная, что будет расстрелян один из первых, принесший клятву врач старается напоследок  помочь всем раненым, хоть немного облегчить их страдания. Невольно вспоминается сюжет Н.С.Лескова. Да, я не оговорилась. Некрещёная Прекрасная Аза из одноимённого произведения названа «Дочерью Утешения»                и взята на небо за то, что пожертвовала всем ради спасения семьи постороннего                ей человека. Значит, говоря языком нашей классической литературы, расстрелянный фашистами доктор  - «Сын Утешения», который тоже взят на небо, хоть во времена М.А. Шолохова такими категориями, по крайней мере открыто, не мыслили.
    В самом начале статьи были приведены строки ветерана Великой Отечественной войны Б.Ш.Окуджавы, в конце жизни принявшего Святое Крещение      
с именем Иоанн – его же строками и закончим повествование первой части:
        По какой реке твой корабль плывёт.
        До последних дней из последних сил?
        Когда главный час мою жизнь прервёт,
        Вы же спросите: для чего я жил?
        Буду я стоять перед тем судом -
        Голова в огне, а душа в дыму...
        Моя родина - мой последний дом,
        Все грехи твои на себя приму.
        Средь стерни и роз, среди войн и слёз
        Все твои грехи на себе я нёс.
        Может, жизнь моя и была смешна,
        Но кому-нибудь и она нужна.
Конечно, нужна! Как и всех известных всей стране                и безымянных героев, отдававших «Жизнь свою за други своя», всегда встававших на пути  у легионов антихриста, стремящегося к мировому господству!
 И особые дни поминовения усопших – Родительские Субботы берут своё начало именно      


     Часть Вторая  - самая драматическая «Белый полк»            
       Белизна - угроза Черноте.
       Белый храм грозит гробам и грому.
       Бледный праведник грозит Содому
       Не мечом - а лилией в щите!
      Эти строки, если не знать времени их создания, можно отнести к любому из воинов,  убиенных во времена гонений первых веков Христианства. Если взглянуть, например, на образы Дмитрия Солунского, Феодора Тирона, то в правой руке у всех мы увидим Крест – значит он важнее любого воинского снаряжения.
      Эту же мысль, идею, а по сути жизненное кредо любого христианина  отразил и русский князь 13-го века Александр Невский в  хорошо известных  словах «Не в силе  Бог, а в Правде».
 Однако,  написаны эти слова поэтом Серебряного века М.И.Цветаевой в самые страшные для России годы  - во время гражданской войны в  знаменитой, пронзительной, преисполненной скорбью за Отечество книге «Лебединый стан».
         То, что образы белых лебедей воплощают Белую Гвардию,                что белогвардейцем был её муж Сергей Эфрон, наконец, что белый цвет воплощает  чистоту, верность и даже божественную Энергию в иконографии, думаю, хорошо всем известно - и к этим образам мы обратимся чуть позже.  Объяснять же любому нормальному человеку, что гражданская война, -  наверное, самое большое попущение Божие по грехам нашим, что в гражданской войне  нет и не может быть победителей, очевидно, необходимости нет. В противном случае мы ещё долго будем «делиться на классы». Да и Белая Гвардия во многом утратила  понятие Святой Руси – и оттого проиграла, как писал русский мыслитель И.А.Ильин; хотя было в ней много истинных рыцарей своего Отечества, истинно русских православных офицеров. Но речь                в статье идёт прежде всего идёт об образах литературных.               
     Белизна! Нерукотворный круг!
     Чан крестильный! Вещие седины!
     Червь и чернь узнают Господина
     По цветку, цветущему из рук.
Совершенно очевидно, что в произведении отражена не просто борьба добра и зла                в каком-то «бытовом понимании», и уж, конечно, не противоборство «белых»                и «красных», а вечная борьба Света и тьмы, Христа и антихриста - и победа Света над тьмою. 
   Когда мы произносим слова: «Красная Армия», говоря о Великой Отечественной войне, о защите отечества (см. 1-ую часть), это совсем иное – да и называли нас часто просто: «Русские».  Иное по сравнению с тем, что вкладывала в это понятие                и М.И.Цветаева, и те, о ком речь ещё впереди. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы эту разницу осознать. В произведениях, созданных вскоре после октябрьского переворота, это – полчище бесов, слуги антихриста, образы иуд. Это – «черви»                и «чернь», «новоявленные творцы жизни», которые «рвут самую память Руси, стирают Имена - Лики». Те, кто «осквернил гроб Святого Князя  Александра» (Строки И.С.Шмелёва из эпопеи «Солнце мёртвых», созданной после расстрела единственного сына – участника сражений Первой Мировой войны, белогвардейского офицера).               
  И книга «Лебединый стан» - один из самых ярких тому примеров, тем более, что речь идёт прежде всего о воинской доблести.   
     Только агнца убоится - волк,
      Только ангелу сдается крепость.
     Торжество - в подвалах и в вертепах!
     И взойдет в Столицу - Белый полк!
 Войдёт  «полк» Белой Гвардии?   Тем более, - «взойдёт»?! Конечно же «полк» Воинства Небесного, который победит силы тьмы, войско антихриста! Звучит столь присущая русской литературе тема Апокалипсиса – потому что само время апокалипсическое!  Время «русского» Апокалипсиса!
   А теперь вспомним про образы белых лебедей, которые встречаются ещё                в древнерусской литературе.
    — Где лебеди? — А лебеди ушли.
    — А вороны — А вороны — остались.
     — Куда ушли? — Куда и журавли.
     — Зачем ушли? — Чтоб крылья не достались.
     — А папа где? — Спи, спи, за нами Сон,
     Сон на степном коне сейчас приедет.
     — Куда возьмет? — На лебединый Дон.
     Там у меня — ты знаешь? — белый лебедь…
         Антитеза белых лебедей, воплощающих русских воинов, и чёрных воронов, символизирующих вражеские войска, несущие смерть, встречаются и в «Слове о полку Игореве», и в «Сказании о Мамаевом побоище».  И нет необходимости напоминать, что русские войска сражаются за веру Христианскую  с полчищами поганых. По сути, это же противостояние отражено и в «Лебедином стане»  - страшно только, что «погаными» стали  русские люди, отрекшиеся от Христа.
   А ещё, конечно, белогвардейцы в её произведениях– мученики – Мученики  за Веру и Родину! 
      Волны и молодость — вне закона!
      Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.
      Ветру веков доверяем снесть
      Внукам — лихую весть:
      Да! Проломилась донская глыба!
      Белая гвардия — да! — погибла.
      Но покидая детей и жен,
      Но уходя на Дон,
      Белою стаей летя на плаху,
      Мы за одно умирали: хаты!
      Перекрестясь на последний храм,
      Белогвардейская рать — векам.
 На самом деле «векам». Много десятилетий спустя появятся эти слова:
      Нас ещё помянут добром,
      Станет подвигом наш разгром.
      Наши души перекрестят
     Полстолетья спустя.
       (Н. Жданов-Луценко)               
    Конечно, невольно вспоминается и образ истинно русского офицера Алексея Турбина с его братьями и друзьями. И реальные  герои: А.И.Деникин, которого И.С.Шмелёв назвал «непреклонным», и В.О.Каппель, чей мундир почти не истлел за много десятилетий. Пусть, хоть после земной жизни, но вернулись они в своё отечество - и прах их покоится в некрополе столь любимого истинно русскими  православными людьми  Донского Монастыря. А на их могиле стихи М.И.Цветаевой о славных героях Отечества, погибших на Дону.               
     В Музее же самой М.И.Цветаевой на одном из стендов написаны слова, принадлежащие  одному из белогвардейских офицеров: «Будьте вы красные, будьте вы белые, но любите нашу истерзанную Родину и помогите нам спасти её». Комментировать их незачем. Очень обидно только, когда кто-то отделяет себя от Царской России и считает, что история наша началась с 1917 г. Это - путь в пропасть! И, наверное, нет более оклеветанных, ошельмованных, оболганных, чем  офицеры Белой Гвардии. Пора, наконец, осознать «уроки» главной русской трагедии!!!               
     Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли,
     А останетесь вы в песне — белы-лебеди!
     Знамя, шитое крестами, в саван выцвело.
     А и будет ваша память — белы-рыцари.
     И никто из вас, сынки! — не воротится.
     А ведёт ваши полки — Богородица!
     Наверное, - в этом произведении из той же книги выражена суть тех, кто пытался защитить
не своё добро, а Святую Русь от осквернения нечестивцев, отрекшихся от Бога,    от Святой Руси. Потому и ведёт их Богородица, как и воинов под предводительством наших великих предков.   И пред ними «Свод Небесный будет раздвинут»,                и встретит их «Начальник в ярком доспехе», как писал Н.С.Гумилёв (см. 1-ую часть).  Потому и в другом стихотворении из «Лебединого стана», обращаясь к дочке, М.И.Цветаева пишет: «Помолись за Наше Воинство завтра утром на Казанскую».
     И, конечно, говоря о воинстве Российской Империи, нельзя не обратиться к этим стихам: 
    На бой последний, бой кровавый
    За честь и счастье всех племен.
    Зовет бойцов орел двуглавый
    Под сени царственных знамен.
    Туда, где годы рушат веки,
    Где бродит смерть среди степей,
    Где льются огненные реки
    В кровавом скрежете цепей».
Это -  одно из самых знаменитых произведений, может быть, и не самого известного поэта Серебряного века, но истинного православного человека, монархиста,   вынужденного закончить свой земной путь вдали от Родины, - С.С.Бехтеева.
 А название  говорит само за себя -  «Двуглавый орёл».               
 Создание произведения  относится  ко времени после свершившейся русской трагедии – октябрьского переворота. Однако, совершенно очевидно, что это не ностальгия об утраченной Державе, или по крайней мере не только. Это – образ битвы со злом, с антихристом, который возжелал взять в рабство Святую Русь, и по вине которого кругом и «огненные реки», и всюду «бродящая смерть», и «скрежет кровавых цепей». Это он за несколько мятежных лет целенаправленно разрушает вековые устои – и прежде всего Святую Веру русского народа! На этом образе, наверное, стоит остановиться подробнее.
    Воспрянь, ликуй душа героя!
   Прошла пора скорбей и зол.
   Тебя зовет на праздник боя
   Наш старый царственный орел.               
   Все ближе-ближе день великий,
    И под немолчный звон церквей
   В священный гимн сольются клики
    Поднявших меч богатырей. 
Думаю, совершенно очевидно, что образы этого бесспорно великого произведения, ставшего песней, что, кстати, само по себе говорит о многом, достаточно сложные - сложнее, чем образы во многих произведениях Серебряного века русской поэзии.  Однако,  главное -  для нас важно то, что отражена в них кровная, нераздельная, неразрывная связь воинства земного и Воинства Небесного, глубинная связь времён, готовность к жертвенному служению!               
                Вперед! Победными стопами,
                Молитву жаркую творя,
                Вперед с заветными словами:
                "За Русь, за Веру, за Царя!"
Как во все времена, поднимаются русские воины с молитвой, хоругвями и идут на бой с погаными. И звучит в этих строках призыв к свободе  - не мнимой, а истинной, которая невозможна без веры в Вечную  Жизнь, в Царствие Небесное.
А вот слова ещё одной песни годов лихолетья:
       Вот показались красные цепи,
       С ними мы будем драться до смерти.
       Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
       И, как один, прольём кровь молодую.
     (Последние два строки повторяются в песне многократно).
     В этой хорошо известной, имеющей множество вариантов белогвардейской песне                «За Русь Святую» неизвестного автора  образ антихриста более конкретен,                чем   в произведении С.С.Бехтеева – антихрист принимает обличие «красных цепей» -  тех, кто свершил атеистический бунт. Они «чужды»  русскому православному народу, вековым устоям Святой Руси! (Очевидно, что слово  «Русь», а не «Россия» во многих произведениях подчёркивает глубину духовных корней нашего Отечества – и именно эту корневую связь всегда пытались разрушить враги – и внешние, и внутренние).
Русь наводнили чуждые силы,
Честь опозорена, храм осквернили.               
В одном из самых страшных  произведений С.С.Бехтеева  по России «идет великий Хам, многорукий, многоногий, многоглазый, но без-богий, беззаконный, чуждый нам», который на «глазах топчет розы, рушит зданья, вековые изваянья повергая дерзко в прах». Это он грозит «храмы, смеясь, разрушить, вырвать сердце, вырвать душу у живущих головой», а потом «дать иные чувства, чуждые стыда». (Стихотворение  «Великий Хам», что тоже говорит само за себя). Но с ним  будут  «драться до смерти» русские православные воины. И снова и снова звучит из их уст:
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
И, как один, прольём кровь молодую.
   Конечно, нельзя не увидеть, что неизвестный автор и его лирический герой  - родственные души  с лирическим героем С.С.Бехтеева и самим автором.  В обоих произведениях выражена готовность  отдать свою земную жизнь во имя Отечества Небесного!
     А сейчас перед нами снова строки  великого произведения С.С.Бехтеева «Двуглавый орёл»:               
      Воспрянь народная стихия,
      Проснись угасший дух веков.
      Стряхни свободная Россия
      Вериги каторжных оков. 
Совершенно очевидно, что в произведении звучит призыв сбросить «вериги» зла, греха, духовно прозреть,  пойти на смерть, на мучения, чтобы обрести Царствие Небесное, которое по словам Писания, «нудится», т.е. «завоёвывается» ценой усилий, подвига, жертвы.  Царствие Небесное, а не мнимое земное благополучие. Потому, очевидно                и говорится неоднократно о «последнем бое»! (В отличие от «последнего и решительного боя», который «объявляет, сатана Творцу и посылает свои легионы, чтобы Божий мир «разрушить до основанья»).
              Сердца и мысли окрыляя,
              Нас поведет в последний бой,
              Очами грозными сверкая,
              Герой с увенчанной главой.
 Кто этот Герой?! Очевидно, тот  же «начальник в ярком доспехе», столь ярко показанный в произведениях героя Отечества  Н.С. Гумилёва. Он  Глава Небесного Воинства, которое всегда незримо присутствует рядом с русскими, православными воинами.   (См. первую часть статьи).
        И не сдержать волны народной
        Ее испуганным врагам.
        Россия будет вновь свободной
          И мир падет к ее ногам.
«Два Рима пали, Третий – Московское Царство стоит, а четвёртому не быти» - сказал старец Псково-Печёрского монастыря  Филофей в очень непростое для Руси время.               
Эта мысль, вернее, пророчество, звучит и у С.С.Бехтеева. И вряд ли при чтении этих строк возможно вообразить бунт с дубинами и кольями за передел земли                и вообще любой собственности, имеющей значение только в земной жизни.                Это, как уже было сказано выше,  - «бой» за Истину. И тоже, думаю, совершенно очевидно, что «свободная Россия» - это образ «Града», «Царства»,  которого,     по словам возвращённого из забвения писателя И.С.Шмелёва, «взыскуют» русские люди. И в поэзии  М.И. Цветаевой есть такие процитированные строки «Спасительница царств».  (Изначально принадлежат они  поэту рубежа 18-19 веков  Н.М.Шатрову).  Сказанные о Москве, с полным правом относятся эти пророческие слова и ко всей великой и многострадальной нашей Родине! Именно потому, что «Московское Царство стоит, а четвёртому (Риму) не быти».
 А вот пример песни, созданной во время Первой Мировой войны:
       Из тайги, тайги дремучей,
       От Амура, от реки
       Молчаливой, грозной тучей,
        В бой идут сибиряки.
  Невольно вспоминается образ рати из  древнерусской литературы.  А  образ тучи  в  таком контексте воспринимается не только как грозная мощь – никогда русские не были агрессорами. Этот образ воспринимается как единство идущих в бой сибиряков, которым помогает даже природа родного края.
           Их сурово воспитала
           Молчаливая тайга,
           Бури грозные Байкала,
           И сибирские снега.
           Ни усталости, ни страха,
           Бьются ночь и бьются день,
           Только серая папаха
           Лихо сбита набекрень.
Удивительная мощь, исполинская сила, исходящая от самой дарованной  Творцом земли!  И идущие на битву воины глубинными корнями укрепились в ней. А потому   не ведают они «ни усталости, ни страха».  И снова, как и во многих великих произведениях о бранной славе Нашего Отечества образы далеко за рамками конкретных исторических событий.
     Если в начале  произведения показан образ исполинской Сибирской Земли, то в финале – сердце России Москва и  главная наша Святыня – Московский Кремль,                о котором столько написано в разные времена!  (Неслучайно взявшие власть бесы будут стрелять именно по Кремлю, а потом на долгие годы отлучат от него русских людей).             
     Русь свободная воскреснет,
     Нашей верою горя,
      И услышат эту песню
      Стены древнего Кремля.
     А эти столь созвучные образы и мысли в песне «Из тайги, тайги дремучей…» создал человек, кого мы знаем в совершенно  иной ипостаси – автор книги «Москва  и москвичи»  - В.А.Гиляровский.
И следует вспомнить, что песня эта,  как и  «За Русь Святую», была украдена большевиками и переделана  -  и в течение многих лет мы знали «За власть советов» и «По долинам и по взгорьям». Бесам создавать, творить не дано –                а потому даже разница  уровней литературных текстов не может не бросаться                в глаза. Невольно вспоминается, как М.И.Цветаева написала  про безликие  «революционные войска» в  том же «Лебедином стане»: «Нету лиц у них и нет имён, песен нету». И вообще они «цвета пепла и песка», т.е. лишённые жизненного начала. Но Слава Богу - всё возвращается  на круги своя! И песни тоже!
И снова «Двуглавый  орёл» С.С.Бехтеева - победоносный финал произведения: 
    Уж близок день, не за горами
    Давно желанная пора,
    И грозно грянет над войсками
    Родное русское "Ура!"
    Вера в победу  Света над тьмою, любви над ненавистью! Она  звучит практически у всех великих поэтов! (Вспомнить хотя бы знаменитое стихотворение «Два единства» Ф.И.Тютчева)
      Но мы попробуем спаять его любовью,-
      А там увидим, что прочней...            
И мысли эти навеяны великому поэту тоже войной, хоть и не имеющей непосредственного отношения к России)
  А ещё нельзя не сказать, что во время Первой Мировой войны, случилось и такое,                что   не вместить нашему помрачённому грехами уму, но и сомневаться   в подлинности происходившего повода у нас быть не может. Это должно только принять, понимая нашу немощь и не пытаясь объяснить рационально! Итак, попавший в окружение Фаногорийский полк не имеет уже никакой надежды. Молодой поручик, принявший командование после гибели командира, молит Бога уж только о спасении полкового знамени.   
     Отступать! - и замолчали пушки,
     Барабанщик-пулемет умолк.
     За черту пылавшей деревушки
     Отошел Фанагорийский полк.
     В это утро перебило лучших
     Офицеров. Командир сражен.
     И совсем молоденький поручик
     Наш, четвертый, принял батальон.
     А при батальоне было знамя,
     И молил поручик в грозный час,
     Чтобы Небо сжалилось над нами,
     Чтобы Бог святыню нашу спас.
     Но уж слева дрогнули и справа, --
     Враг наваливался, как медведь,
     И защите знамени - со славой
     Оставалось только умереть.
 И вдруг все видят генералиссимуса Суворова!               
      И тогда, -- клянусь, немало взоров
      Тот навек запечатлело миг, --
      Сам генералиссимус Суворов
      У святого знамени возник.
      Был он худ, был с пудреной косицей,
      Со звездою был его мундир.
      Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!
      С Богом, батальонный командир!"
      И обжег приказ его, как лава,
      Все сердца: святая тень зовет!
      Мчались слева, набегали справа,
      Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед! 
    И происходит чудо! Батальон выходит из окружения. Как  и те, кто воевал под командованием самого А.В.Суворова, воины Первой Мировой  побеждают многократно превосходящего врага! 
   Ярости удара штыкового
   Враг не снес; мы ураганно шли,
   Только командира молодого
   Мертвым мы в деревню принесли...
   И у гроба - это вспомнит каждый
   Летописец жизни фронтовой, --
   Сам Суворов плакал: ночью дважды
   Часовые видели его.
    Оплакивал наш великий полководец одного из бесчисленных героев, принесшего жизнь на Алтарь Отечества!  (Всем хорошо известно, что уже в годы Великой отечественной войны будет учреждён орден А.В.Суворова)               
  Всё эти кажущиеся невозможными, непостижимыми события описал один                из сражавшихся в том полку -  офицер и поэт Арсений Несмелов,                (А.И. Митропольский) в стихотворении «Суворовское знамя». Поэт погиб                в большевистских застенках. К его жизненному пути, и к творчеству  можно относиться по-разному (не о том здесь ведётся речь)  Только «Суворовское знамя», бесспорно, – лучшее его произведение. И самое главное, конечно, - духовная преемственность русского воинства (о чём говорилось в первой части) А главное, повторяю, в том, что нет повода у нас, потомков, сомневаться, что так всё и было!
Не умирает и не должна погибнуть духовная преемственность русской армии.
     А потому, завершить эту часть хочется снова стихами М.И.Цветаевой                из «Лебединого стана».               
     Мракобесие. - Смерч. - Содом.
     Берегите Гнездо и Дом.
     Долг и Верность спустив с цепи,
     Человек молодой - не спи!
     В воротах, как Благая Весть,
     Белым стражем да встанет - Честь.
     Обведите свой дом - межой,
     Да не внидет в него - Чужой.
     Берегите от злобы волн
     Садик сына и дедов холм.
     Под ударами злой судьбы -
     Выше - прадедовы дубы!
от поминовения убиенных на поле брани воинов. И звучат в эти особые дни слова, о которых всем следует задуматься: «Души их во благих водворятся и память их в род и род».
 
      Часть Третья - самая углублённо философская «Историческая
и Личная Причастность Бессмертию» 
          (На основе произведений А.А.Тарковского)
 
      Предчувствиям не верю, и примет
      Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
      Я не бегу. На свете смерти нет:
      Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
      Бояться смерти ни в семнадцать лет,
      Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
      Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
      Мы все уже на берегу морском,
      И я из тех, кто выбирает сети,
      Когда идет бессмертье косяком.
  Так написал через двадцать лет после Великой Победы русский воин                и замечательный поэт  Арсений Александрович Тарковский. Перед нами  первая часть прекрасного  и в чём-то уникального трёхчастного цикла с неисчерпаемым          по глубине названием «Жизнь. Жизнь…».  Лет десять назад прозвучали эти строки в связи с сюжетом, посвящённом сыну поэта  - великому режиссёру Андрею Арсеньевичу Тарковскому.  Прозвучавшие за кадром военной хроники, навсегда связались они в сознании  с Великой Отечественной войной.
Думаю, когда мы говорим о литературных произведениях, да и о произведениях искусства в целом, связанных с темой Бранной Славы Отечества, то следует понимать, что это не только изображение великих, судьбоносных сражений или воспоминания о них. Это – и всё многообразие  произведений, созданных в годы великих испытаний. Да, видимо, это - и в целом творчество сражавшихся, смотревших в глаза смерти  и после того переосмысливших суть земного бытия.
  И А.А.Тарковский, очевидно, один из тех, кто прежде всех наводит на подобные мысли своими глубоко философскими в самом высшем толковании  этого слова произведениями.  А потому  исследование  его творчества  - творчества ветерана войны будет происходить в очень непривычном для большинства ключе – и в чём-то даже отличаться от исследований в первой и второй частях данного цикла.
  В первой части статьи мы уже говорили о том, как младший офицер Александр Зацепа прозрел и уверовал в последний день своего земного бытия. А.А.Тарковский же, по воспоминаниям сына, изначально был верующим, вопреки эпохе всеобщего безбожия,  несмотря на посланные ему неимоверные духовные искушения.  И потому настало время вплотную подойти к другим его произведениям.
Не надо быть слишком проницательным, чтобы увидеть   в подчёркнутых строках  Пасхальную Идею, предвосхищённую ещё пророком  Исайей,  - и даже вовсе                не завуалированную: «Где, смерть, твое жало? Где, ад, твоя победа?»
В  приведённом же стихотворении  эта мысль даже не откровение, не прозрение,                а мировоззрение,  давно сложившееся, само собою разумеющееся. А значит, не надо «бежать ни клеветы, ни яда»  и «бояться смерти». А в  финале показан тоже практически не завуалированный образ  апостолов, очевидно, и Андрея Первозванного, и Петра, которых увидел Спаситель, «проходя близ Моря Галилейского», и призвал.  Потому-то в стихотворении и «все уже на берегу морском», и образ рыболовных сетей, и бессмертие, «идущее косяком», как рыба,              в сети апостолов.  А потом и души всех, последовавших за Христом. 
   Лирический герой, как и сам поэт, «пропускает» эти мысли  через своё сердце                и повествует от своего имени, что было свойственно создателям ветхозаветных псалмов. (Неслучайно Псалтирь занимает особое место в православном богослужении наравне с книгами  Нового Завета).
   И вот от библейских образов, которые, говоря стихами другого русского воина Б.Ш.Окуджавы, «у нас в крови, хоть этому не обучали», лирический герой А.А.Тарковского «переходит»  к осмыслению именно «Личной Причастности Бессмертию», о которой говорится уже в самом названии: 
    Живите в доме - и не рухнет дом.
    Я вызову любое из столетий,
    Войду в него и дом построю в нем.
    Вот почему со мною ваши дети
    И жены ваши за одним столом,-
    А стол один и прадеду и внуку:
    Грядущее свершается сейчас,
    И если я приподымаю руку,
    Все пять лучей останутся у вас.
    Я каждый день минувшего, как крепью,
    Ключицами своими подпирал,
    Измерил время землемерной цепью
    И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
 Подчеркнутые слова, судя по всему, продолжая вековую традицию русской поэзии, отражают «Жизнь Будущего Века», - а ради неё что-то очень важное, судьбоносное, может быть, даже великое сражение «свершается сейчас». Этими словами выражена главная мысль, которая далеко выходит за рамки  и  второй  части – и даже всего произведения. Она  проникает в самую суть лирического героя  и неразрывными узами связывается  для него с образом необъятной Матушки - России. (Именно последние строки второй части стихотворения, можно сказать, исторически и пространственно «конкретизируют» Образ Вечности).
 А в завершающей части этот образ кажется ещё более конкретным и приближенным                к жизни и самого лирического героя – русского воина, и к тысячам таких, как он.   
   Я век себе по росту подбирал.
   Мы шли на юг, держали пыль над степью;
   Бурьян чадил; кузнечик баловал,
   Подковы трогал усом, и пророчил,
   И гибелью грозил мне, как монах.
   Судьбу свою к седлу я приторочил;
   Я и сейчас в грядущих временах,
   Как мальчик, привстаю на стременах.
   Мне моего бессмертия довольно,
   Чтоб кровь моя из века в век текла.
   За верный угол ровного тепла
   Я жизнью заплатил бы своевольно,
   Когда б ее летучая игла
   Меня, как нить, по свету не вела.
   Конечно, «времена не выбирают – в них живут и умирают»  - а потому, очевидно, поэт говорит о причастности всему происходящему, о готовности к жертвенному служению, как говорили до него  и Н.С.Гумилёв, и  А.А.Ахматова, и  М.А.Волошин.  Да и вообще, это - основа  мышления истинно русского человека, даже можно сказать, воплощение «соборного» мышления, о чём писали наши великие религиозные мыслители. Я думаю, что образы стихотворения «Жизнь. Жизнь…» в чём-то  сложнее, чем в произведениях вышеназванных поэтов, однако  все великие поэты, да и простые люди, жертвенно служащие Отечеству и верующие в Жизнь Будущего Века, Причастны «свершающемуся» во имя «грядущего».   И, наверное, это неисчерпаемое по глубине произведение  А.А.Тарковского перекликается с размышлениями М.А.Волошина (о чём уже было сказано ранее)  - прежде всего   в цикле  «Усобица»                из книги «Неопалимая Купина», созданном за несколько десятилетий до написания приведённых  строк А.А.Тарковского:
    Я не сам ли выбрал час рожденья,
    Век и царство, область и народ,
    Чтоб пройти сквозь муки и крещенье
    Совести, огня и вод?
   (Стихотворение «Готовность»)      
Лирический герой и М.А. Волошина, и А.А.Тарковского. а по сути сами поэты, говорят, что готовы вынести все посланные им испытания, принести в жертву свою земную жизнь во имя Грядущего  - в изначальном, высшем смысле этого слова. (Именно Грядущего, а не абстрактных будущих поколений, как часто трактовало подобные мысли советское литературоведение, изъявшее свойственный русской литературе православный контекст). А об образе  Жизни Будущего Века было уже немало сказано и в предыдущих частях.
   Если ж дров в плавильной печи мало:
   Господи! Вот плоть моя» -
взывает к Творцу готовый на высокое самопожертвование лирический герой М.А.Волошина в страшную годину лихолетья 20-х годов. Похожие мысли и чувства  пронизывают также пророческое стихотворение «Молитва» А.А.Ахматовой  (см. часть первую).  Лирический же герой А.А.Тарковского, как уже говорилось, размышляет                о бессмертии, очевидно,  после пережитых сражений, после всех принесённых жертв. Оттого размышления эти не столь драматичны, но не менее ценны.
       А теперь от глубоких размышлений о вечности и философских выводов «перейдём» к довольно обыденной, на первый взгляд, ситуации – перед читателем обыкновенный военный госпиталь, которых во времена сражений всегда было великое множество:   
     Все не спит палата госпитальная,
     Радио не выключай - и только.
     Тренькающая да беспечальная
     Раненым пришлась по вкусу полька.
     Наплевать, что ночь стоит за шторами,
     Что повязка на культе промокла,
    Дребезжащий репродуктор шпорами
    Бьет без удержу в дверные стекла.
    Наплевать на уговоры нянины,
    Только б свет оставила в палате.
    И ногой здоровой каждый раненый
    Барабанит польку на кровати
          (Стихотворение «Полька»)   
 Совсем иной образ, иное настроение – и стихотворение создано в военном 1945году.
  Какую роль играет в изображении бранной славы  Отечества этот  незатейливый                и популярный в народе чешский танец?  Речь же идёт о раненых солдатах. А танец, как выясняется, очень ярко показывает силу духа русских воинов. Произведение построено на совершенно потрясающей антитезе: «повязка на культе промокла» от крови и всё же «ногой здоровой каждый раненый барабанит польку на кровати». Думаю понятно, что всё изображённое  скорее символично, чем реалистично. И полька  - некое «средство», которое помогает понять, что не сломлен дух физически искалеченных солдат и офицеров - искалеченных  в сражениях за освобождение Родной  Земли и в боях за спасение братьев-славян от фашистского ига. Это – символ жизнеутверждающего начала. Такой народ победить нельзя!  Он всё равно  поднимется! (Невольно вспоминается созданная через много лет после Великой Победы песня, в которой «сказал солдат, что лежал без ног: «Мы с тобой, сестра, ещё станцуем»). 
      Но возвратимся к философским размышлениям русского воина Арсения Александровича Тарковского. Думаю, что апогеем размышлений  об исторической и личной причастности Вечности в произведениях, созданных в годы великих сражений, вернее, в их завершении, можно назвать стихотворение «Книга травы»:
     О нет, я не город с кремлем над рекой,
     Я разве что герб городской.
     Не герб городской, а звезда над щитком
     На этом гербе городском.
     Не гостья небесная в черни воды,
     Я разве что имя звезды.
     Не голос, не платье на том берегу,
     Я только светиться могу.
     Не луч световой у тебя за спиной,
     Я — дом, разоренный войной.
     Не  дом на высоком валу крепостном,
     Я — память о доме твоем.
     Не  друг твой, судьбою ниспосланный друг,
     Я — выстрела дальнего звук.
     В приморскую степь я тебя уведу,
     На влажную землю паду,
     И стану я книгой младенческих трав,
     К родимому лону припав.
      Наверное, нигде более не происходит  такого полного «растворения» лирического героя в Вечном Мироздании.  И название столь необычное! Откуда такое непривычное и удивительное словесное сочетание?!  Наверное, всё-таки слово «Книга» в данном контексте ассоциируется с Книгой Священного Писания – Книгой Чисел, Книгой Притчей Соломоновых…  И это мироощущение с предельной  ясностью «открывается»  в годы великих испытаний, когда проявляется в человеке всё самое главное. Вот тогда всё очень «логично». Только с точки зрения не логики формальной, а Высшей Мудрости Миропорядка!
    И, думаю, что если не знать времени написания, непросто будет догадаться,                что создаются эти строки посреди атак и рвущихся снарядов – пусть, даже,                и не конкретно на поле брани, или вослед им.  Итак, лирический герой становится                и «гербом городским», и «именем звезды», и «домом, разорённым войной»,  –                он принимает многочисленные образы мироздания от земли и до неба. И каждый раз всё более уничижая своё собственное значение  рядом с Вечным Мирозданием и своей Отчизной. А потому строки эти, видимо,  более всех вне времени и пространства. Может быть, только «выстрела дальнего звук» и  «дом, разоренный войной» напоминают о сражениях Великой Отечественной войны – но только и войн  Наша Многострадальная Отчизна перенесла немало. И если в приведённых ранее произведениях присутствует хоть что-то отдалённо напоминающее «действие», то здесь перед нами только размышление, вернее, мироощущение  лирического героя - и даже не о сути земного бытия вообще, а именно  о  предназначении его самого, о «роли», месте в этом огромном Вечном Мироздании и  в своём Отечестве.
   Также «растворяет» свою земную жизнь и лирический герой  стихотворения с крайне не однозначным названием «Близость войны», созданного в том же 1945 году.                И, наверное, самый яркий образ, похожий на Райский сад, перед которым земная жизнь лишь «плакун-трава», символично предстаёт перед читателем в финале:
    Кто может умереть — умрет,
    Кто выживет — бессмертен будет,
    Пойдет греметь из рода в род,
    Его и правнук не осудит.
    На предпоследнюю войну
    Бок о бок с новыми друзьями
    Пойдем в чужую сторону.
    Да будет память близких с нами!
    Счастливец, кто переживет
    Друзей и подвиг свой военный,
    Залечит раны и пойдет
    В последний бой со всей Вселенной.
    И слава будет не слова,
    А свет для всех, но только проще,
    А эта жизнь — плакун-трава
    Пред той широкошумной рощей.
   А теперь  снова ненадолго обратимся к более ранним поэтам. Почти за четверть века до этого Н.С.Гумилёв в год своей мученической кончины создал образ Рая,                где  «у деревьев синие листья», где «всюду вольные звонкие воды» и где «блуждают золотые дымы в синих, синих вечерних кущах иль, как радостные пилигримы, навещают еще живущих» в произведении  «На далекой звезде Венере...». 
        Н.С.Гумилёв, как писали и Е.Н.Трубецкой, и П.А.Флоренский об иконе, «земными красками»  изображает  Царство Небесное на всём «пространстве» стихотворения и отражает мечту о мире, где «нету слов обидных иль властных»                и, наконец, «нету смерти терпкой и душной».  (Конечно, это произведение намного сложнее, но в пространстве данной статьи углубляться в него более нет смысла, чтобы не уйти от главной темы). А у А.А.Тарковского  этот достаточно «земной» образ «широкошумной рощи», символизирующей  Жизнь Вечную, и в тоже время образ света,  который «светит» практически во всех приведённых в статье произведениях, появляются, как уже говорилось, в финале и «венчают» размышление о сути бытия, что зримо не присутствует у Н.С.Гумилёва. Кроме того, образы, созданные А.А.Тарковским, в контексте хорошо известных всем исторических событий                не имеют столь трагических ассоциаций.  Но главное в обоих произведениях – это Образ Вечной Жизни, побеждающей смерть! 
   А к творчеству более ранних поэтов мы обращаемся для того, чтобы яснее ощутить неразрушимую связь, неразрывную «нить», как писал сам А.А.Тарковский, времён, поколений, образов и мыслей.
   И в связи с этим очевидно, что знаменитый цикл «Жизнь. Жизнь…», с  которого  начинается данная статья, через 20 лет во многом продолжает «начатое»                и  в стихотворении «Близость войны», и в «Книге травы».  Продолжает  мысли о связи времён и поколений «из рода в род» и, конечно,  о Бессмертии, о Свете, побеждающем тьму, что, как можно было не раз увидеть, столь  присуще А.А.Тарковскому. Да и прекрасное сочетание слов «из рода в род» взято из молитвы по усопшим.  ( О чём уже упоминалось в первой части статьи)
     Как уже было сказано, создаётся «Близость войны», как и «Книга травы»,                и «Полька»,  в победном 1945 году. И вот в  связи с этим невольно вспоминаются, как это ни удивительно, слова истинно русского, истинно  православного мыслителя  - князя Е.Н. Трубецкого и его знаменитые «Три очерка о русской иконе», написанные почти на 30 лет ранее. И дело здесь не только в образе Вечной Жизни, Царства Небесного, что совершенно естественно и о чём не раз уже говорилось. Исследуя икону, Е.Н.Трубецкой говорит о том, что чаще всего великие произведения создаются                не «внутри» трагедии, а после того, как она пережита, выстрадана. И, судя по сему, относится эта мысль не только к иконографии, но и ко всем великим произведениям искусства в целом. И, ещё думаю, совершенно очевидно, что приведённые в статье произведения А.А.Тарковского –  яркое тому свидетельство.
       И вот в годы военные -  годы великих испытаний размышляет лирический герой воина Арсения и о предназначении Слова. Слова в высшем его понимании:
     Слово только оболочка,
     Пленка, звук пустой, но в нем
     Бьется розовая точка,
     Странным светится огнем,
     Бьется жилка, вьется живчик,
     А тебе и дела нет,
     Что в сорочке твой счастливчик
     Появляется на свет.
     Власть от века есть у слова,
     И уж если ты поэт
     И когда пути другого
     У тебя на свете нет,
     Не описывай заране
    Ни сражений, ни любви,
    Опасайся предсказаний,
    Смерти лучше не зови!
    Слово только оболочка,
    Пленка жребиев людских,
    На тебя любая строчка
    Точит нож в стихах твоих.
 При чтении стихотворения «Слово» А.А.Тарковского  тоже невольно вспоминаются написанные ранее произведения. И о том, как  «точно розовое пламя, Слово проплывало  в вышине» в одноимённом произведении Н.С.Гумилёва и его же предупреждение, даже, пророчество о том, что «дурно пахнут мёртвые слова» -                т.е. слова, утратившие Божественное Начало в «скудных пределах естества», а потому потерявшие всякий смысл и ответственность.
    И клятва, данная перед лицом смерти от имени русского народа А.А.Ахматовой                в неимоверно тяжёлом 1942 в хорошо известно  всем стихотворение «Мужество»:                «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово».
Потому что если не сохраним – значит, перестанем существовать, «быть» как народ!
     И крик души О.Э. Мандельштама в страшные 30-е годы:
 Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда...
Такими словами можно обращаться только к Творцу, обещая перенести все посланные испытания и, если нужно, расстаться  со своей земной жизнью.  И поэт вместе со своим лирическим героем «обращается» в стихотворение «Сохрани мою речь».
  А восходит этот вечный образ Слова, конечно, к пушкинскому «Пророку» -к мысли                о том, что поэт должен исполниться Воли Божией и до конца выполнять своё предназначение. Не забывали об этом великие поэты и в страшную годину смерти                и разрушений.
      А теперь после небольшого экскурса снова возвратимся к стихам  А.А.Тарковского и вспомним ещё раз, что глубоко философские стихи его: и «Слово», и «Книга травы» созданы в годы кровопролитных сражений. А ещё о том, что во время великих сражений наиболее остро ощущается  смысл земного бытия и Вечности.
    И я ниоткуда
    Пришел расколоть
    Единое чудо
    На душу и плоть,
    Державу природы
    Я должен рассечь
    На песню и воды,
    На сушу и речь
    И, хлеба земного
    Отведав, прийти
    В свечении слова
    К началу пути.
    Я сын твой, отрада
    Твоя, Авраам,
    И жертвы не надо
    Моим временам,
    А сколько мне в чаше
    Обид и труда...
    И после сладчайшей
    Из чаш - никуда?
     Совершенно  очевидно, что мысли этого очень непростого произведения во многом перекликаются и со «Словом», и с «Книгой травы», и с «Близостью войны».               
    И Словом, которое было, «светилось» в начале бытия, в «начале пути» любого человека и всего мироздания. И образом Вечности, которой мы причастны  со времён  Праотца Авраама и  к которой мы возвращаемся, «хлеба земного отведав».                И мыслью о причастности общему бытию и о предназначении каждого, выраженной через образ чаши. Многочисленные же  контекстуальные антонимы и риторический вопрос в финале отражают, скорее всего, поиск смысла бытия, который в данном произведении гораздо мучительнее, чем в вышеуказанных. Но нельзя не увидеть во всех произведениях, как уже говорилось, общий смысл, общий глубоко философский «настрой».
    Чувством причастности Вечному Мирозданию, «растворением» в нём проникнуто                и  это - одно из лучших, любимых произведений поэта:
    И это снилось мне, и это снится мне,
    И это мне еще когда-нибудь приснится,
    И повторится все, и все довоплотится,
    И вам приснится все, что видел я во сне.
   Там, в стороне от нас, от мира в стороне
   Волна идет вослед волне о берег биться,
   А на волне звезда, и человек, и птица,
   И явь, и сны, и смерть — волна вослед волне.
   Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
   Жизнь — чудо из чудес, и на колени чуду
   Один, как сирота, я сам себя кладу,
   Один, среди зеркал — в ограде отражений
   Морей и городов, лучащихся в чаду.
   И мать в слезах берет ребенка на колени.
   Всё стихотворение проникнуто, «пронизано» мыслью о неразрывной связи всего                и всех в нашем общем мироздании – и потому всё произведение воспринимается  как некое единое целое  - когда из личного ощущения причастности «вырастает» мысль             о Всеобщем Бессмертии! И первое лицо отнюдь не обособление, а именно причастность миллионам таких же «песчинок» мироздания. Не нивелирование,                а именно причастность – и временная и пространственная. Оттого, что всё  «довоплотится» в другом и других - в грядущем. Оттого, что земное время                и пространство вдруг, а может быть, и не вдруг,  однажды утрачивают  своё значение пред Вечным!  И Вечность сначала  «от мира в стороне», а потом лирический герой «кладёт ей себя на колени» - т.е. происходит соединение. Вопреки общепринятым традициям, главная мысль – главный вывод, судя по всему, не в начале, не в конце, а в середине произведения: «Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду...»! И такое  мировоззрение, такое мироощущение глубоко выстрадано!  Оно становится «результатом» упорного духовного труда. Возможно, даже, более сложного                и мучительного, чем в «Книге травы» или «Близости войны»  (Думаю, в общем контексте данной статьи нет необходимости более погружаться в это поистине неисчерпаемое по глубине произведение «И это снилось мне…» Задача всё-таки                в несколько ином).
    Итак, поиск смысла земного бытия, библейские образы, в разной степени завуалированные, но всё же достаточно хорошо  различимые, победа над смертью  - всё это столь присуще многим произведениям ветерана Великой Отечественной войны – А.А.Тарковского, несмотря на время официального атеизма. О том, что душа противится небытию, говорилось и в двух предыдущих статьях – и в комментариях                эта мысль  не нуждается. Речь идёт немного  о другом – и мы подходим к одному                из главных выводов: именно в годы самых тяжёлых испытаний у человека, не раз смотревшего в глаза смерти, возникают столь глубокие философские мысли образы.   И из произведений времён военных: «Книги травы», «Близости войны», «Слова» - «переходят» в написанное более, чем через 20 лет, «И я ниоткуда пришёл расколоть» и в созданное почти через 30 лет, после просмотра созданного его сыном фильма «Зеркало», «И это снилось мне...». И становятся в чём-то сложнее.
А созданный в 1965г. цикл «Жизнь. Жизнь…»,  с которого начата статья, воспринимается во многом как некий вывод  - вывод воина, защищавшего своё Отечество и в смертном бою осознавшим, что «есть только явь и свет, ни тьмы,                ни смерти нет на этом свете».
  И, вот теперь, приближаясь к финалу, хочу обратиться к произведениям, в которых наиболее ярко отражена мысль о том, что  причастность Вечности неотделима                от осознания себя в неразрывной   связи со Своим Отечеством, с его историей,                и, конечно, с Бранной Славой.  И примером того служат многие произведения А.А.Тарковского, тоже созданные в годы военного лихолетья.               
                Кони ржут за Сулою...
        Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
        Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
        Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
        Для скитальца — посох, пристань и постель,
        Для пахаря — поле, для рыбаря — море,
        Для друга — надежда, для недруга — горе,
        Для кормщика — парус, для воина — меч,
        Для книжника — книга, для пророка — речь,
        Для молотобойца —   молот и сила,
        Для живых — отцовский кров, для мертвых — могила.
        Для сердца сыновьего — негасимый свет.
        Нет тебя прекрасней и желанней нет.
        Разве даром уголь твоего глагола
        Рдяным жаром вспыхнул под пятой монгола?
        Разве горький Игорь, смертью смерть поправ,
        Твой не красил кровью бебряный рукав?
        Разве киноварный плащ с плеча Рублева
        На ветру широком не полощет снова?
        Как — душе дыханье, руке — рукоять.
        Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.
     Произведение начинается с  эпиграфа из «Слова о полку Игореве…» - и вот проходит перед читателем  вся наша славная и многострадальная история. Как будто появляются из глубины веков воины в латах, как будто проносится перед нами русская конница. Об образе всадника речь шла уже ранее – и в данном случае это - наш русский эпос, наша воинская повесть, наша боговдохновенная древнерусская литература, которой нет в мире равных. Как  будто через века звучит возглас русских воинов:               
     За Русскую землю,
     За Игоревы раны -
     Удалого сына Святославича!
    Как будто воочию предстают перед нами  Ослябя и Пересвет  и  Дмитрий Донской принимает  благословение от Преподобного Сергия на битву с погаными                за Русь, за Веру Православную!
 Неслучайно, когда враг стоял  недалеко от Москвы, вспомнили и о благоверных князьях-воинах, и о поруганных святынях, и о славной истории Отечества до 1917г. Собственно, о том уж говорилось в двух предыдущих частях статьи, прежде всего, на примере творчества Б.Л.Пастернака – и совершенно нет необходимости подробно исследовать каждое из произведений, созданных в годы Великой Отечественной войны и имеющих кровную, глубинную связь с воинской повестью. Важен сам подход воина и поэта А.А.Тарковского. 
    Вытрет губы, наденет шинель,
    И, не глядя, жену поцелует.
    А на улице ветер лютует,
    Он из сердца повыдует хмель.
    И потянется в город обоз,
    Не добудешь ста грамм по дороге,
    Только ветер бросается в ноги
    И глаза обжигает до слез.
    Был колхозником — станешь бойцом.
    Пусть о родине, вольной и древней,
    Мало песен сложили в деревне —
    Выйдешь в поле, и дело с концом.
    А на выезде плачет жена,
    Причитая и руки ломая,
    Словно черные кони Мамая,
    Где-то близко, как в те времена,
    Мчатся, снежную пыль подымая,
    Ветер вьет, и звенят стремена - 
   Перед нами стихотворение «Проводы», в котором  «колхоз» и армейские «сто грамм» органически сочетаются с «черными конями Мамая».  И «звенят стремена»  ратников Древней Руси, скачущих на борьбу с полчищами поганых.  Эти ратники – предки тех, кто будет гнать с Земли Русской фашистскую нечисть. Предков и потомков  отделяют века, но дух их един!
     А ещё просто невозможно не услышать через века Плач Ярославны, когда            «на выезде плачет жена, причитая и руки ломая». И «вдовий плач над деревней» во время Первой Мировой войны, изображённый А.А.Ахматовой                (См. первую и вторую части). 
   За то, что на свете я жил неумело,
   За то, что не кривдой служил я тебе,
   За то, что имел не бессмертное тело,
   Я дивной твоей сопричастен судьбе.
   К тебе, истомившись, потянутся руки
   С такой наболевшей любовью обнять,
   Я снова пойду за Великие Луки,
   Чтоб снова мне крестные муки принять.
   И грязь на дорогах твоих не сладима,
   И тощая глина твоя солона.
   Слезами солдатскими будешь xранима
   И вдовьей смертельною скорбью сильна.- 
«Земля» - неисчерпаемое по глубине название, каких немало в произведениях А.А.Тарковского. Земля, конечно же, в значении «Родина», «Отечество».                Всё сказанное о двух предыдущих произведениях можно сказать и об этом. Только. наверное, кровная связь с Родиной здесь ещё глубже.  Нет в произведении  скачущих на битву всадников и развевающихся на ветру знамён,   Здесь «явлены»  и своего рода «вывод», причём глубоко осознанный, выстраданный; и воплощение жертвенной любви через «крестные муки». И совершенно не принципиально, где они приняты:             в Великих Луках,  на подступах к Москве  или в окопах Сталинграда. Через них русский воин «сопричастен судьбе» Отечества.
   И, думаю, можно сказать, что пасхальная тема победы жизни над смертью, отражённая в цикле «Жизнь. Жизнь…», с которого начата статья,  предваряется                именно в этом  созданном в годы Великой Отечественной войны произведении, потому что надо «крестные муки принять», чтобы  осознать, что «бессмертны все, бессмертно всё»!               
А завершить размышление о творчестве Воина Арсения, думаю, следует  этими, на первый – именно, на первый только взгляд, незатейливыми строками: 
    Стояла батарея за этим вот холмом,
    Нам ничего не слышно, а здесь остался гром.
    Под этим снегом трупы еще лежат вокруг,
    И в воздухе морозном остались взмахи рук.
    Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают.
    Сегодня снова, снова убитые встают.
    Сейчас они услышат, как снегири поют 
    Замечательный образ – снегири! Они, конечно, символизируют капельки крови, пролитой в боях. Потом уже, лет через сорок после Великой Победы, в знаменитой песне Юрия Антонова снегириная стая спустилась не «рваную» землю и накрыла «погибших солдат». А потом летят снегири «через память». Значит, символизируют они и Память  - причём, в обоих, столь разных произведениях. И вот образ этих маленьких птичек, далеко не углублённо философский, «помогает» прийти к мысли           о Бессмертии всех, отдавших жизни за Веру и отечество –                от дружинников Князя Игоря до солдат и офицеров Великой  Отечественной войны.
  Сегодня снова, снова убитые встают» - потому что «Бессмертны все. Бессмертно всё»! 
   И во многом выстраданное осознание этой духовной реальности  явлено в большинстве произведениях Русского Воина  - Арсения  Александровича Тарковского – и не только в них!               
«Вновь возникает эхо минувшей войны… 
В неостывшей памяти очнулись запавшие когда-то трагические впечатления.         И, преображённые, вернулись в образе победно торжествующей расцветающей природы., с которой человек ощущает неразрывную корневую связь. «Кто мне дал трепещущие руки, мощный ствол и слабые, беспомощные корни?»
Судьба тяжела, превратна. И всё же Древо Жизни торжествует, несмотря ни на что, побеждая смерть».
    Ветеран Великой Отечественной войны Арсений Александрович Тарковский.


                Часть Четвёртая - заключительная «Русская дружина»
                (На примере творчества Ю.В. Друниной.)               
 
     Это было в Руси былинной.
     В домотканый сермяжный век:
     Новорожденного Дружиной
     Светлоглазый отец нарек.
     В этом имени - звон кольчуги,
     В этом имени - храп коня,
     В этом имени слышно: - Други!
     Я вас вынесу из огня!
Так  начинается одно из самых прекрасных произведений о Великой Отечественной войне – стихотворение «Друня». И неслучайно начинается оно с образов Древней Руси  – с наших далёких предков, всегда насмерть стоявших за Отечество.  Потому и «новорожденного Дружиной  светлоглазый отец нарек». И каждый мальчик  с молоком матери впитывал изначально данное ему предназначение. Не  находить радость в том, чтобы пролить  чужую кровь, как встреченные Садко жестокие, мрачные воины,                а защитить Родину от «ворога», спасти попавшего в беду, если придётся, «вынести из огня», пусть даже ценой собственной жизни. С первых строк ощущается глубинная преемственность поколений – детей и родителей – значит, это самое важное для автора, это – главная мысль всего произведения – и  оно не единственное.  Перед стихотворением автор пишет: «Друня» — уменьшительная форма от древнеславянского слова «дружина».  Оно  созвучно таким прекрасным словам, вечным понятиям, как: «друг», «дружить» - а значит,  является воплощением духовного, нравственного единства, без которого невозможно единство ратное! И потому, конечно, рефреном трижды звучащие  выделенные строки  –  жизненное кредо автора -  Юлии Владимировны Друниной, со школьной скамьи, ушедшей на фронт. А теперь продолжим вчитываться в эти замечательные строки: 
   Пахло сеном в ночах июня,
   Уносила венки река.
   И смешливо и нежно "Друня"
   Звали девицы паренька.
   Расставанье у перелаза,
   Ликование соловья...
   Светло-русы и светлоглазы
   Были Друнины сыновья.
   В памяти  сразу всплывают прекрасные и внешне, и внутренне  герои былин, народных песен и сказок – в которых часто  внешняя красота героев  дополняет прекрасные качества души: доброту и отвагу, верность и мудрость сердца, душевную чистоту и готовность на самопожертвование.  Потому, думаю, неслучайно,                что и в произведении двадцатого века все
они: и отец, и сын – «светло-русы и светлоглазы». И не просто потому, что наши предки, не «испоганенные»  ещё  татаро-монгольскими завоевателями                в большинстве своём такими внешне и были. Они  «светлые» по своей сути!
        А потом вдруг – а, может быть, и не вдруг, одночасье  из Древней Руси автор «перелетает» в век двадцатый – в суровые реалии 1941года.
 
        Пролетали, как миг, столетья,
        Царства таяли словно лед...
        Звали девочку Друней дети -
        Шел тогда сорок первый год.
     И  оказывается, что Святая Русь  - такая же реальность – реальность  духовная, до поры до времени скрытая от глаза и явившая себя в годину лихолетья!                (О чём говорилось уже в предыдущих частях – и прежде всего об «Ожившей фреске» Б.Л. Пастернака  в  части первой). Святая Русь именно  «воскресла» -  а потому                у автора звучит именно это слово, сакральное значение  и происхождение которого объяснений не требует! В произведении слово звучит дважды,  - и в данном отрывке автор, скорее всего,  подчёркивает, что «воскресла» вся Святая Русь – дух русского воина, его духовное начало; что вспомнили о бранной славе Отечества, начиная со времён Крещения Руси, чему свидетельств было немало  - и сейчас это хорошо известно.
    И ещё совершенно очевидно, что пришла пора «вскрыть болезненный                и кровоточащий нарыв»  и нашей многострадальной истории, и жизненного пути самого автора. Думаю, становится совершенно ясным, что при исследовании произведения не самым  главным является личная вера и воцерковленность автора.  Потому что звучащие в произведении мысли  можно назвать «генетическим кодом» русского человека, любящего своё Отечества и готового ради него                на самопожертвование.
     В этом прозвище, данном в школе,
     Вдруг воскресла святая Русь,
     Посвист молодца в чистом поле,
     Хмурь лесов, деревенек грусть.
     В этом имени - звон кольчуги,
     В этом имени - храп коня,
     В этом имени слышно: - Други!
     Я вас вынесу из огня!       
Мысль о преемственности поколений, с которой начато произведение, особенно ярко отразилась в финале, где автор говорит о сражениях времён Великой Отечественной войны – не конкретно, а в целом.  Это не просто мысль, это -  мироощущение, судьба  Ю.В. Друниной, кровно связанная, переплетённая  с тысячами, миллионами судеб таких же русских людей, сражающихся за свою  любимую Россию.  Как наши  далёкие предки, как «светло - русый и светлоглазый Дуня», солдаты, рождённые    
в двадцатом веке, готовы отдать жизнь за Родину и «вынести из огня» тех, с кем сражаются в одном строю на Волге и на Курской Дуге, под Москвой и Ленинградом. Так же, как ратники предводительством  Александра Невского  и Дмитрия Донского.
    Пахло гарью в ночах июня,
    Кровь и слезы несла река,
    И смешливо и нежно "Друня"
    Звали парни сестру полка.
    Точно эхо далекой песни,
    Как видения, словно сны,
    В этом прозвище вновь воскресли
    Вдруг предания старины.
    В этом имени - звон кольчуги,
    В этом имени - храп коня,
    В этом имени слышно: - Други!
    Я вас вынесу из огня!...
 Такой народ сломлен не будет никогда!  Ему поможет память о славных деяниях предков!
     А теперь, очевидно, следует сделать небольшое отступление именно потому, что автор столь прекрасных стихов о бранной славе России – хрупкая женщина.  Женщина, через которую даётся  жизнь, и война - понятия несовместимые! Однако, таких, как Ю.В.Друнина - школьниц, добровольно ушедших на фронт, было великое множество!  И мало кто мог без слёз смотреть фильм «А зори здесь тихие» по повести  Б.Л.Васильева. Русский – не китайский, конечно. Однако, сам факт экранизации повести о подвиге русских зенитчиц в далёкой стране с совсем иными духовными и культурными корнями  говорит об очень многом.
  И образ женщины, поднявшейся вместе с мужчинами на защиту Отечества, не менее яркий, с неменьшей любовью навеки запечалился и в произведениях Ю.В.Друниной.
      Конечно, всем хорошо известно о подвиге девицы – кавалериста Надежды Андреевны Дуровой во время Отечественной войны 1812 года, были подобные примеры и ранее, но во времена Великой Отечественной войны их было многократно больше. Думаю, многим известны и эти строки:
      Нет, это не заслуга, а удача
      Стать девушке солдатом на войне.
      Когда б сложилась жизнь моя иначе,
      Как в День Победы стыдно было б мне!
      С восторгом нас, девчонок, не встречали:
      Нас гнал домой охрипший военком.
      Так было в сорок первом. А медали
      И прочие регалии потом...
      Смотрю назад, в продымленные дали:
      Нет, не заслугой в тот зловещий год,
      А высшей честью школьницы считали
      Возможность умереть за свой народ. 
   Наверное, также с детства все помнят «Принцессу», из одноимённого стихотворения, у которой  «в косички  не банты - бинты вплетены и ножки похожи на спички,                и полы шинельки длинны».  Действительно, эти женщины прекрасны!
    И как гадки, пошлы, отвратительны те, кто пытался опорочить защитниц Отечества, как некоторые,  взятые из реальной жизни персонажи  книги С.А.Алексиевич «У войны не женское лицо» или «сплетники» из стихотворения Б.Ш.Окуджавы «Ах война…»! Удивительно  прекрасна и эта безымянная «Принцесса»,   и сама Ю.В.Друнина, и Зинаида Александровна Самсонова – горой Советского Союза, погибшая в 1944 г. - «светлокосый солдат»,  чей образ навеки запечатлён в одном из самых известных произведений – «Зинка». 
    Знаешь, Зинка, я против грусти,
    Но сегодня она не в счет.
    Где-то в яблочном захолустье
    Мама, мамка твоя живет.
    У меня есть друзья,любимый,
    У нее ты была одна.
    Пахнет в хате квашней и дымом,
    За порогом бурлит весна.
    И старушка в цветастом платье
    У иконы свечу зажгла.
    Я не знаю, как написать ей,
    Чтоб тебя она не ждала... 
 Читать  последние строки, особенно вслух,  очень трудно – думаю, и  объяснения здесь ни к чему. Но внимание обратить хотелось бы именно на эти две строки:
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Что в них особенного?! Именно то, что происходящее столь естественно для матери Зинки и сотен тысяч, миллионов русских женщин, матерей. Молитва! Молитва и                о спасении воинов  - их детей от гибели, и об упокоении душ на поле брани убиенных.   Так было всегда  - и этого, как оказывается, никому не отнять!
   Наверное, нет ничего страшнее,  чем пережить своих детей. Но молитва за убиенных  соединяет молящегося с теми, кто остался на земле. (О Литургии и Литие говорилось уже в предшествующих статьях). Молитва эта не прерывалась на протяжении  многих веков – потому что только мысль о том, что Господь призвал к себе  самых близких, родных людей, что пребывают они в Райской Обители, (как души убиенных на полях Первой Мировой войны в произведениях Н.С.Гумилёва); что ожидает нас встреча с ними, даёт возможность перенести горечь потери их на земле.
    Оказывается, и для этой «старушки в цветастом платье», и для сотен других  русских людей совершенно неважно то, что страна «исповедует» официальный атеизм!  И для читателя тоже, наверное, не самое главное  духовное состояние  создававшего стихотворение автора, о чём было сказано выше.  Ю.В. Друнина, бесспорно достойная преклонения, как все защитники Отечества,  хоть и сказала о себе в конце жизненного пути: «всё ж крещёная - помолюсь», вряд  ли могла иметь веру Н.С.Гумилёва или  даже А.А.Тарковского.
    (Думаю, многим известно, как трагически оборвался её жизненный путь. Называть это своим словом в контексте и статьи, и всего цикла, мы не можем. Да и не нам судить, а Тот Судия «милосерднее нас», как говорили герои классической русской литературы. И повинны в этой трагедии, наверное, прежде всего, те, кто в страшные 90-е годы разваливал Россию и развращал народ. Уничтожал Великую Россию, ради которой  шли в 1941году не смерть чистые сердцем семнадцатилетние школьницы).
 Вот и возвратились мы снова  к мысли о Высшем Духовном Начале и подвига,   
 и жизни в целом, даже в те времена, когда вслух об этом запрещено было говорить.
     А потому  от образа  женщины – защитницы Отечества мы снова переходим                к духовным традициям русского воинства, что в контексте и данной статьи,                и предыдущих, самое главное. И играет огромную роль в творчестве Ю.В.Друниной. 
   «Как волков обложили нас половцев рати.
   Несть числа им, лишь кони дружину спасут.
   Ну, а пешие смерды?.. Тяжело умирати,
   Но неужто мы бросим, предадим черный люд?»
   Голос Игоря ровен, нет в нем срыва и дрожи.
   Молча спешились витязи — предавать им негоже.
   Был в неравном бою схвачен раненый Игорь,
   И порубаны те, что уйти бы могли…
   Но зато через ночь половецкого ига,
   Через бездны веков, из нездешней дали
   Долетел княжий глас: «Нелегко умирати,
   Только легче ли жить во предателях, братья?»
   В предыдущей статье  мы уже  встречались с  обращением  к образу Князя Игоря -  вернее,  к знаменитому «Слову о полку Игореве» в тяжёлую годину испытаний               в произведении  А.А.Тарковского. (См. часть третью).   Подобное «обращение»  происходит  и в стихотворении  Ю.В.Друниной «Голос Игоря». Однако, А.А.Тарковский вообще нигде, кроме эпиграфа,                не говорит ни о князе, ни дружине; а Ю.В.Друнина, описывает неравный бой, в котором  был  «схвачен раненый Игорь, и порубаны те, что уйти бы могли».  Конечно же, поэт обращается в большей степени не к исторической  реалии, а к реалии духовно-нравственной, говоря      
о мужестве и самопожертвовании ратников княжеской дружины, для которых  «предавать  негоже»!
Образы ратников, которые предпочли смерть предательству,  становятся духовно-нравственным примером  мужества, отваги и жертвенности для тех, кто сражается   на фронтах Великой Отечественной войны – и это главное! Ко всем                к  ним через века доносится «голос» сражавшегося с ворогом  Князя Игоря:  «Нелегко умирати, только легче ли жить во предателях, братья?» Это не вопрос.  Это – призыв не посрамить воинской чести!
   И вот постепенно приближаясь к финалу не только статьи о творчестве Ю.В.Друниной, но и всего цикла, обратимся ещё к одному довольно известному стихотворению без названия, посвящённому  доблести русского воинства:
    В моей крови -
    Кровинки первых русских:
    Коль упаду,
    Так снова поднимусь.
    В моих глазах,
    По-азиатски узких,
    Непокорённая дымится Русь.
    Звенят мечи.
    Посвистывают стрелы.
    Протяжный стон
    Преследует меня.
    И, смутно мне знакомый,
    Белый-белый,
    Какой-то ратник
    Падает с коня.
    Упал мой прадед
    В ковыли густые,
    А чуть очнулся -
   Снова сел в седло...
   Ещё, должно быть, со времён Батыя
   Уменье подниматься нам дано.
   Нельзя не увидеть, удивительную схожесть мыслей и образов  со знаменитой «Друней».
Та же причастность русской дружине, сражающейся с супостатом на поле брани. 
И снова перед нами образ всадника, соединяющего русскую былину и воинскую повесть с образами тех всадников, которых видел Евангелист Иоанн Богослов и отразил в Последней Книги Священного Писания, о чём говорилось во всех  предыдущих статьях.               И потому   произведение «В моей крови…» можно назвать неким  духовно – нравственным «обобщением». 
Этот «всадник», наверное, - и мальчик, который «облекался в латы, за мать
в воображенье ратуя» в «Ожившей фреске» Б.Л.Пастернака; и один из тех, чью душу «белоснежные кони ринут в ослепительную высоту» к «Начальнику                в ярком доспехе» в стихотворении «Смерть» Н.С.Гумилёва; и тот, кто «в грядущих временах, как мальчик привстаёт на стременах» и «судьбу свою к седлу приторочил» в произведениях А.А.Тарковского!
         И, вот, дойдя до финала, обратимся к этим словам ветерана Великой Отечественной войны Ю.В.Друниной:
    И откуда
    Вдруг берутся силы
    В час, когда
    В душе черным-черно?..
    Если б я
    Была не дочь России,
    Опустила руки бы давно,
    Опустила руки
    В сорок первом.
    Помнишь?
    Заградительные рвы,
   Словно обнажившиеся нервы,
   Зазмеились около Москвы.
   Похоронки,
   Раны,
   Пепелища...
   Память,
   Душу мне
   Войной не рви,
   Только времени
   Не знаю чище
   И острее
   К Родине любви.
   Лишь любовь
   Давала людям силы
   Посреди ревущего огня
   Если б я
   Не верила в Россию,
   То она
   Не верила б в меня. 
Не только тогда «в сорок первом» на подступах к Столице Нашего Отечества, но и всегда во все времена –  и до Конца Времён!  И до Конца Времён будет стоять Вечная, Великая Россия – Святая Русь, Удел Пресвятой Богородицы! Россия, в которой, как писал Святой Иоанн Кронштадтский, навеки связаны, нераздельны Подвиг Молитвенный и Подвиг Ратный! 
    Только вдумайся, вслушайся
    В имя «Россия!»
    В нём и росы, и синь,
    И сиянье, и сила.
    Я бы только одно у судьбы попросила -
   Чтобы снова враги не пошли на Россию…
И в этом духовная сила Благословенного Русского Воинства!

       Эссе «Утро Вечной Жизни».
(Победа жизни над смертью, отражённая в произведениях Н.А.Заболоцкого).
 Небольшое дополнение к авторскому циклу статей «Благословенное русское воинство»
    Образ воинской славы всегда был и останется до конца времён  одним из главных                в высокодуховной русской литературе. И, конечно, особенно важны для нас произведения, созданные самим участниками судьбоносных событий, сражавшимися                на поле брани; и, возможно, по-иному осмысливших суть  земного бытия.  Вряд ли   
в наше время  для кого-то  станет откровением то, что многих произведениях звучит тема Бессмертия,  - по сути Образ Всеобщего Воскресения.  (См. вышеуказанный цикл статей).
 Однако,  речь пойдёт о поэте, творчество которого у большинства  менее всего ассоциируются  войной.  Это – автор «Не позволяй душе лениться» и «Портрета»  - Николай Алексеевич Заболоцкий. Конечно, данная тема для него не главная –                а потому посвящено поэту и его творчеству только эссе - и только в качестве  дополнения.
Итак, перед нами одно из самых прекрасных и загадочных произведений.
     В этой роще березовой,
     Вдалеке от страданий и бед,
     Где колеблется розовый
     Немигающий утренний свет,
     Где прозрачной лавиною
     Льются листья с высоких ветвей,—
     Спой мне, иволга, песню пустынную,
     Песню жизни моей.
    Думаю, многие помнят, как поёт эти строки прошедший войну учитель истории Илья Семёнович в хорошо известном фильме  «Доживём до понедельника». Прекрасная песня, только вряд ли кто-то внимательно вслушивался в слова – чтобы во что-то углубиться, надо, конечно, видеть текст  самого произведения. Да и поётся, дай Бог, половина стихотворения. Вряд ли в 60-е годы, могли звучать слова                о «целомудренно бедной заутренней» и о «божественной капле» (см. далее)
  Однако, хорошо  запомнились  всем  образы убиенных солдат, о которых будет сказано далее. И образ иволги! Её песней, в «сердце разорванном» заканчивается                и воспоминание участника войны.
А ещё не мог не запомниться и вечный для России образ берёзовой рощи!
В самом же стихотворении он предстаёт и в начале, и в конце.  И все эти образы среди взрывов, смертей и руин!
Удивительно, а, может быть, именно в этом и заключается самое главное, что образ    войны -  разрушений, убиенных солдат -  появляется в произведении не сразу.
   А до того перед читателем предстаёт один из главных, если не самый главный,-  многогранный, неисчерпаемый по глубине, образ маленькой птички и её песни.
     Пролетев над поляною
     И людей увидав с высоты,
     Избрала деревянную
     Неприметную дудочку ты,
     Чтобы в свежести утренней,
     Посетив человечье жилье,
     Целомудренно бедной заутреней
     Встретить утро моё.
Сколько  символов всего лишь в нескольких строках!  Прежде всего, сама иволга,                но и   о ней несколько позже. 
А пока стоит подумать: что же символизирует  «неприметная деревянная дудочка», избранная среди всего, увиденного в «человечьем жилье», в людях вообще, да ещё                и   «с высоты»?! Возможно, это - и уходящий в глубину веков образ русского народа                из былин и песен; но одновременно и образ  скромного пастушка, победившего злобного и возгордившегося великана  и ставшего потом  царём и Святым Пророком. (Думаю, нет необходимости называть эти  имена). И никакого противоречия быть                в том не может, потому что  всегда истинно русский человек всем своим верующим сердцем воспринимал Священное Писание и  с благоговением  относился к святым.
  А потому совсем несложно понять,  что созданный в произведении образ неотделим                от горячей молитвы о даровании победы и от столь важной для православного богослужения Псалтири. 
  И вот перед битвой «служится» «заутреня»  - пусть и не в храме - но в душе, среди Вечного Мироздания Божьего, которое в стихотворении символизирует берёзовая роща. Любимая каждым русским сердцем  берёза -  символ самой России, Света, Пресвятой Троицы! После обращения  к Ней с молитвой и в смертный бой идти не так страшно.  Потому что всегда с молитвой на устах шли воины на смертный бой за Русь Святую!   (См. также сертифицированную статью смиренного автора «Заступничество Воинства Небесного и причастность вечности русских воинов»  из цикла «Благословенное русское воинство» об убиенном младшем офицере Александре Зацепе  и его «Письме к Богу»).
Говоря словами великого русского поэта-воина Б.Ш.Окуджавы:  « это всё у нас                в крови, хоть этому не обучали».  Даже тогда, когда о Боге вслух не говорили!   
  А  какое прекрасное, глубокое по смыслу слово «заутреня»! Однокоренное ему слово «утро» всегда означало начало чего - то нового, светлого; символизировало   нравственное, духовное обновление! Начало Жизни Будущего Века! В самом стихотворении Жизнь Будущего Века вплотную приблизится в финале, до которого ещё надо будет «добраться».
    Царствие Божие «нудится», завоёвывается трудами, страданиями, жертвенностью.               В данном случае – на поле брани, в противостоянии злу. И вот теперь перед читателем возникают  те самые военные реалии. И построено произведение на «вечной» антитезе жизни и смерти – вернее борьбе и победе.               
     Но ведь в жизни солдаты мы,
     И уже на пределах ума
     Содрогаются атомы,
     Белым вихрем взметая дома.
     Как безумные мельницы,
      Машут войны крылами вокруг.
 
Судя по всему,  понятие «война» в произведении  гораздо шире и глубже, чем просто военные действия, как в «Войне и мире» Л.Н.Толстого.
Оттого - то и обращается лирический герой к иволге, как  будто  с просьбой о спасении   «средь ужасающего ада» (Слова из упоминаемого уже «Письма к Богу»):
   Где ж ты, иволга, леса отшельница?
   Что ты смолкла, мой друг?
Обращается, потому что поёт она «песню жизни» - его жизни!                И именно к ней  обращены следующие слова:
    Окруженная взрывами,
    Над рекой, где чернеет камыш,
    Ты летишь над обрывами,
    Над руинами смерти летишь.
    Молчаливая странница,
    Ты меня провожаешь на бой,
    И смертельное облако тянется
    Над твоей головой.
     Думаю, вряд ли такую «картину» можно себе представить в реальности. Это – символ!  Символ победы  жизни над смертью!   
      За великими реками
      Встанет солнце, и в утренней мгле
      С опаленными веками
      Припаду я, убитый, к земле.
      Крикнув бешеным вороном,
      Весь дрожа, замолчит пулемет.
      И тогда в моем сердце разорванном
      Голос твой запоет.
    «Запоёт» сама жизнь! Бессмертие! И не только лирического героя. Совершенно  очевидно, что его неоднократно повторяемое «я» не проявление гордости,                не обособление,  а причастность  всему происходящему – а через него –  Бессмертию! Невольно вспоминаются стихи Героя Отечества  Н.С.Гумилёва:                «Я, носитель мысли великой, не могу, не могу умереть».  А также «Бессмертны все, бессмертно всё» А.А.Тарковского. (См. третью часть вышеуказанного цикла «Благословенное русское воинство»).
 Вечное вне временных, вне исторических «рамок»!
И, вот финал стихотворения, смысл которого уже настолько очевиден, что никаких комментариев   не требует!
    И над рощей березовой,
    Над березовой рощей моей,
    Где лавиною розовой
    Льются листья с высоких ветвей,
    Где под каплей божественной
    Холодеет кусочек цветка,—
    Встанет утро победы торжественной
    На века.
      Остаётся только  вспомнить очевидный факт, что Святой для всех День Великой Победы всегда приходится на Дни Пасхальные! Убиенные на поле брани воины  воскресают в Жизнь Вечную.   
(Думаю, что есть здесь нечто общее с произведением русского поэта и офицера  Н.С.Гумилёва «На далёкой звезде Венере», созданным  в страшные двадцатые годы, незадолго до трагической гибели поэта.
Потому что там «у деревьев синие листья», «нету слов обидных иль властных», «говорят ангелы» и, наконец, -  «нету смерти терпкой и душной».  И это общее – Рай в противовес воцарившемуся на земле аду).
Сам же Н.А.Заболоцкий – поэт с трагической судьбой,  которую разделяли многие    в годы сталинских репрессий - только   не об  этом  сейчас речь.  Репрессии, обесценивание человеческой жизни – боль, скорбь - трагедия всей России – и в данную тему просто вместиться не может.
       А теперь  перед нами другое стихотворение Н.А.Заболоцкого.  Не нужно быть слишком проницательным, чтобы увидеть, понять, что  к войне, да и вообще ко всей трагической истории многострадального Отечества Нашего  имеет оно самое непосредственное отношение.
Называется же произведение «Противостояние Марса». Злобное языческое божество войны, требует   жертв – и жертвы эти -  жизни людей!               
    Подобно огненному зверю,
    Глядишь на землю ты мою,
    Но я ни в чём тебе не верю
    И славословий не пою.
    Звезда зловещая! Во мраке
    Печальных лет моей страны
    Ты в небесах чертила знаки
    Страданья, крови и войны.
    Когда над крышами селений
    Ты открывала сонный глаз,
    Какая боль предположений
    Всегда охватывала нас!
  Кто такой этот «зверь», и почему он «огненный»?! Наверное, потому что в Последней Книге Священного Писания говорится о «числе зверя». Русской боговдохновенной литературе, всегда были присущи образы Апокалипсиса – а уж особенно после атеистического бунта 1917 года, Только где-то образы эти вырисовывались более отчётливо. И вот  уже при чтении первых строк  видится образ антихриста, приход которого предсказывали и М. Ю. Лермонтов,                и   Н.В. Гоголь, и Ф.М.Достоевский – и многие другие.
 Антихрист  хочет «спаять» мир «железом лишь и кровью» (Ф.И.Тютчев).                Он «крестит мечом и пламенем народы» (М.А.Волошин).
     Как уже говорилось выше, понятие «война» во многих  произведениях русской  классической выходит за рамки исторических реалий и символизирует зло                в глубинном  смысле этого слова - однако, война, начатая фашистской Германией, - наиболее остро ощутимая каждым русским человеком   реальность.
И теперь настало время вспомнить о корнях нацизма, о том, что легло основу чудовищной идеи, стоившей миру миллионов жизней и практически стёртых                с лица земли «селений». В основе его оккультизм. Гитлер, как писал журнал «Русский дом», сделал идею нации «верховным божеством» (Выражение принадлежит хорошо известному русскому религиозному мыслителю В.С.Соловьёву – и неважно, что произнесено оно было ещё в 1888 году. Таким людям, как В.С.Соловьев, даёт Господь дар провидения).
По воспоминаниям современников, Гитлер просто входил в экстаз, когда слушал оперы Р.Вагнера и представлял себя на месте сильных и безжалостных персонажей, мечтающих добыть золото и для которых неважно, что ради этой цели надо убивать. Убивать иных, выжигать их земли, лишать жизни всё, что не служит этому «верховному божеству».
(Невольно вновь и вновь возникает вопрос: как могли наши братья по крови и вере допустить, чтобы такая вот мерзость захватила власть и стала рушить устоявшиеся веками духовные и культурные традиции?!)
 И вот превращается земля  в «безжизненную пустыню». (Христианин Рихард Вагнер вряд ли мог представить такое чудовищное, принесшее столько скорбей мирового масштаба истолкование своих произведений). 
      И над безжизненной пустыней
      Подняв ресницы в поздний час,
      Кровавый Марс из бездны синей
      Смотрел внимательно на нас.
      И тень сознательности злобной
      Кривила смутные черты,
      Как будто дух звероподобный
      Смотрел на землю с высоты.
      Тот дух, что выстроил каналы
      Для неизвестных нам судов
      И стекловидные вокзалы
     Средь марсианских городов.
     Дух, полный разума и воли,
     Лишённый сердца и души,
     Кто о чужой не страждет боли,
     Кому все средства хороши
 Наверное,  поэт создал обобщённый образ все тех, кто посягнул на мировое господство, возомнивших себя Великими завоевателями, «сверхчеловеками». (Невольно вспоминается «Апофеоз войны» В.В.Верещагина). А потому – перед нами «результат» такого «мировоззрения»: 
    Война с ружьём наперевес
    В селеньях жгла дома и вещи
    И угоняла семьи в лес.
   Был бой и гром, и дождь и слякоть,
    Печаль скитаний и разлук,
   И уставало сердце плакать
    От нестерпимых этих мук.
 (Возможно, что «каналы для неизвестных нам судов» относятся и к пришедшим                в России к власти бесам, посягнувшим на переустройство мироздания, созданного Творцом, но принципиально сути это не меняет. Тем более, что из уст и священнослужителей, и писателей неоднократно звучала мысль о том, что война стала  карой Божией за богохульство,  за «безбожную пятилетку». Да и враг мог бы не стоять  в 30 километрах от Москвы, если бы не было бы такого ужасающего числа  репрессий. Это – тоже отдельная тема).   
 Но всему мировому злу противопоставлена «планета малая одна» - возможно, это – символ России. Святой Руси.
    Но знаю я, что есть на свете
    Планета малая одна,
    Где из столетия в столетье
    Живут иные племена.
    И там есть муки и печали,
    И там есть пища для страстей,
    Но люди там не утеряли
    Души единственной своей.
    Там золотые волны света
    Плывут сквозь сумрак бытия,
    И эта милая планета -
    Земля воскресшая моя.
  Воскресшая и выстоявшая, благодаря духу русских воинов, вставших на пути зла, готовых «положить жизнь свою за други своя»! Благодаря жертвенности русского народа; его истинной, пусть часто и сокрытой в недрах души  вере!
И потому нераздельны в русской литературе  победа над супостатом и победа                над смертью, с причастностью Бессмертию!