Зеленые глаза 2. Глава 15

О твоей красе
Ходили сказки до небес,
Все они давно ушли в песок.
О твоей судьбе
Шептались тополь и ручей,
Тополь облетел, ручей засох.

Жанна Бадалян



15.   

- Итак, я в твоем распоряжении, моя Госпожа! - произнесла Вероника

Голос ее прозвучал совершенно спокойно, почти что буднично, как будто ничего такого особенного между ними и вовсе не происходило.

Хотя...

Нет, все было сказано несколько иначе, чем обычно. Без привычных шутливых интонаций. Однако не было в голосе юной рабыни и каких-либо оттенков страха перед тем, чему должно было с нею произойти... нет, не сейчас, а спустя какое-то время.

Их мизансцена не изменилась. Владычица по-прежнему восседала в плетеном кресле – там, в мансардном этаже, посреди Царства Вероники. Хозяйка же мест сих – особо заповедных, объявленных и признанных свободными от всех и всяческих владычеств, помимо власти всего одной их законной владелицы! – стояла на коленях перед своей Госпожой, этой своей позой обозначая полную покорность воле своей Старшей. 

Кстати, к вопросу о власти и подчинении. И о юрисдикциях...

- Суди меня, - продолжила юная женщина. - Я хочу, чтобы ты судила и наказала меня, твою рабу, за все, что я совершила без твоего разрешения.

- К вопросу о праве судить тебя, - ее Госпожа явно решила взять на вооружение своеобразный, чуточку иронический стиль поведения, который чуть ранее обозначила ее визави. Вряд ли в отместку, скорее уж для того, чтобы скрыть свою собственную неуверенность. - Я ведь изъяла твою мансарду из-под действия моих властных полномочий. Ты уверена в том, что я вправе нарушить мое собственное прежнее решение? 

- Ты сказала, что я вправе воспользоваться дарованной тобою свободой, пускать сюда тебя, как мою Госпожу, или же унизить пустым стоянием за дверью, - юная женщина отвечала ей всерьез, не шутя ни секунды. – Я сразу пригласила тебя ко мне, чтобы ты сделала со мною то, что должно. И я признаю твою власть и желаю получить от тебя то, что мне причитается за нарушение твоих запретов.

Ее Госпожа кивнула головою с каким-то грустным удовлетворением на лице. И с трудом подавила очередной свой вздох. Это не укрылось от внимания ее визави, и юная раба продолжила свою речь совершенно неожиданным дополнением к сказанному.

- Если тебя смущают эти стены, - заявила она, - и ты не хочешь судить и наказывать меня именно здесь, то... Позволь мне сказать правду. Я знаю, ты торжественно объявила мою мансарду свободной от твоей власти. Ну, просто, чтобы у меня было такое убежище от твоего возможного гнева. На всякий случай, например, если мы с тобою рассоримся. Ты поклялась, что никогда не войдешь сюда без моего на то разрешения. Да, я с благодарностью приняла твое благодеяние, но это ничего не изменило. Я вовсе не собиралась никогда прятаться здесь, пережидая твой гнев. И ты вошла сюда по моему приглашению, чтобы... исполнить свой долг.

- Чтобы судить тебя так, как я пожелаю, - ее госпожа, похоже, сделала еще одну попытку смягчить расклад для своей подвластной. Добавив к этому намеку улыбку, обозначающую полную готовность к немедленному примирению с провинившейся.

Ответной улыбки не последовало. Ее визави отрицательно покачала головой и обозначила словесно в точности то, что Владычица Лимба и боялась, и ожидала от нее услышать.

- Я знаю, ты не хочешь оскорблять эти стены тем, что кажется тебе жестокостью. К тому же я знаю, ты заколдовала их так, чтобы они защитили меня от всего, что может причинить мне страдания. Даже от тебя самой. Да-да, - ее раба позволила себе утвердительный тон и жест рукою, - я в курсе того, что ты заколдовала это место с той целью, чтобы твоя клятва не была пустым звуком. Но для того, чтобы осудить меня, эта защита, поставленная тобою, помехой вовсе не станет. Та настроила ее на мои эмоции, так, чтобы она сработала даже против тебя, ну, если ты сумеешь напугать меня по-настоящему. Но ты же видишь, я вовсе не настолько страшусь предстоящего, чтобы твое колдовство сработало. Когда же дойдет до самого наказания, ты просто сведешь меня вниз, держа за руку. И уж там нам с тобою никто и ничто не помешает.

- Ты... – голос ее Госпожи дрогнул. – И давно ты обо всем этом знаешь? Ну, что я...

Она сделала жест в сторону стен-крыши мансарды, молчаливо обозначив пространство, которому лично она, оказывается, задала столь особые свойства.

- Я всегда чувствую, когда ты колдуешь, - ответила Вероника. - Я могу ощутить твои мысли и действия, особенно, когда ты меняешь реальность своего Мира. И когда ты наложила чары на мое жилище, мне было очень приятно оказаться в комнатах, которые сами оберегают меня от твоего гнева. Это было так трогательно!

Она, наконец-то, улыбнулась Старшей, согнав со своего лица это необычное для нее выражение отрешенной серьезности, даже некой жертвенности, желания показать себя стойкой и отважной перед тем, что ей предстояло...

- Хочешь, мы сразу спустимся вниз? – ее  Госпожа позволила себе ответную, чуточку смущенную улыбку.

- Нет, - казалось, будто ее собеседница снова нацепила на свое лицо маску серьезности. – Я хочу быть осужденной твоим судом именно здесь.

- Ты хочешь показать мне этим свое доверие? – голос Владычицы снова дрогнул. 

- Да, я хочу показать тебе, что я... принадлежу тебе даже здесь. Ты защищаешь меня от своего гнева, а я не боюсь. Ты вправе сердиться на меня. И я приму все, что ты мне определишь. Я люблю тебя и готова отвечать за содеянное мною. 

- Так уж сурово? – спросила ее хозяйка.

Она попыталась сдобрить эту фразу легкой улыбкой. Получилось. Юная женщина приняла этот тон и ответила ей улыбкой. Почти обычной.

- Ты сама подумала про меч, - коленопреклоненная Вероника снова чуточку наклонилась вперед и... снова положила голову ей на колени. И снова ушком вверх. – Хочешь – призови Раиллу и прикажи ей срубить мне голову.

- Шутки у тебя... – Госпожа мягко погладила ей щеку. – Не говори глупостей! Ты же знаешь, Раилла никогда не причинит тебе вреда.

- Прости, - ее рабыня приподнялась и снова поставила свои локти ей на колени. – Пожалуйста, не обижайся. Конечно же, ты не хочешь ничего такого. Но тебе придется. Прости.

Повторив это слово, она коснулась губами колена своей хозяйки и та ответила на этот ее интимный жест очередным вздохом. Владычица еще раз погладила по голове свою рабу. И, наконец-то, перешла к делу.

- Вероника, - сказала она, - пожалуйста, поднимись. Я хочу видеть твои глаза.

Юная женщина незамедлительно исполнила требуемое. Выпрямилась, правда, оставшись при этом, на коленях. Адресовала хозяйке искомый ею взгляд.

Зеленые глаза Госпожи и серые глаза ее рабыни встретились. Несколько секунд молчания и... они уже, в принципе, все знали, что и как должно произойти далее. Владычица сызнова тяжело вздохнула. «Мне жаль», - говорил этот звук. Юная раба в ответ кивнула. «Я понимаю», - значил этот жест. Ни та, ни другая не опустила глаз.

Они прекрасно поняли друг друга и, в принципе, могли бы дальше обойтись и вовсе без слов. Однако для обеих было важно словесно обозначить суть уже решенного. Чтобы утвердить это обоюдное решение и... чтобы некуда было больше отступать. Иногда это важно.

Естественно, Старшая первой нарушила это неловкое молчание.

- Вероника, - сказала она, - помнишь ли ты, что именно я тебе запрещала? Ну, в каких словах это было сказано мною?

- Ты хочешь знать, точно ли я понимаю суть и смысл твоего запрета?

Вопрос со стороны подсудимой прозвучал скорее утвердительно. И ее судия в ответ молча кивнула головою, подтверждая эту догадку.

- Я прекрасно помню, как это было, - сказала Вероника. – Ты увидела, как я взяла без спросу Раиллу. Мы как раз вернулись «рубиновым путем» из твоей официальной прогулки-поездки, в которую ты меня, наконец, взяла. В кои-то веки я сумела тебя уговорить! – юная женщина чуть смущенной улыбкой обозначила специфику этих самых уговоров.

- Такое не забудешь! – Владычица Лимба кивнула ей в ответ и тоже улыбнулась. Возможно, ей было что вспомнить.

- Ты тогда проявила Раиллу, чтобы она висела у тебя на поясе. Ну, в знак того, что твои беседы и визиты ведутся по делу, а не частным образом, - юная женщина все-таки сумела убрать с лица улыбку. Ну, почти :-)

- Да-да, - почти рассеянно кивнула ее хозяйка. – Пожалуйста, продолжай!

- Когда мы вернулись, ты просто сняла с себя пояс, положила его в кресло и вышла на кухню, на первый этаж, за крюшоном. Когда же ты вернулась, то застала меня весело размахивающей твоей боевой косой.

Сказав это, подсудимая замолчала, ожидая реакции своей Госпожи.

- Да уж, это было воистину эффектное зрелище! – Владычица Лимба опять добавила в свой голос изрядную порцию иронии. – Вот только глупость это была с твоей стороны. Совершенно несусветная! – назидательным тоном продолжила она и покачала головой, эдак осуждающе.

- Я люблю делать глупости! Без них скучно! – в этот раз Вероника позволила себе совершенно искреннюю улыбку. – Но в тот раз...

Теперь юная рабыня улыбнулась своей Госпоже с нежностью.

- Знаешь, я никогда не думала, что можно испугаться того, что кто-то испугался за тебя... вернее, за меня, - она смутилась личными местоимениями, на секунду замолчала и продолжила: – Ты вся изменилась в лице... Даже и не знаю, как ты тогда не уронила поднос с кувшином и стаканами!

- Сама удивляюсь! – откликнулась ее Госпожа. – Знаешь, я ведь тогда едва удержалась от того, чтобы крепко высечь тебя прямо там же, на месте!

- А вот это ты зря! – совершенно серьезно заявила ее коленопреклоненная визави. – Если бы тогда ты сразу же наказала меня, ничего бы и не случилось!

- Вовсе нет, - ее хозяйка посерьезнела лицом. – Я бы все равно запретила тебе брать Раиллу в руки без моего ведома. Просто я посчитала тогда, что будет вовсе несправедливо наказывать тебя за то, что ты не поняла всей опасности таких безрассудных игр с моим оружием.

Слово «оружие» Госпожа выделила в своей речи особо. Подчеркнув опасность подобных затей. Впрочем, ее подвластная как-то вовсе даже и не спорила с нею по этому поводу.

- Да-да! – согласно кивнула головою Вероника. – Вместо того, чтобы сразу же всыпать глупой девчонке по первое число, ты отобрала у меня Раиллу, потом усадила меня за стол, сама уселась напротив и прочла мне длинную лекцию о том, что такое твоя боевая коса, для чего она предназначена и какие опасности для меня таит неосторожное использование этого предмета. Все это было, безусловно, весьма и весьма познавательно. Однако, ежели ты ставила своей целью внушить мне страх, то ты просчиталась. И рассказ твой, о свойствах твоего оружия, только подстегнул мое воображение!

Ее Госпожа огорченно покачало головою. Дескать, кто же знал, что случится далее и как оно все в итоге обернется!

- К тому же, - закончила свою мысль Вероника, - ты, эдак ненавязчиво, намекала на то, что Раилла это всего лишь предмет. Нет, прямо так ты вовсе не заявляла. Но все время намекала на то, что она служит тебе как вещь.

- Как весьма опасная вещь! – Госпожа поднятым кверху указательным пальцем обозначила свое внимание к особым свойствам обсуждаемого предмета. – Вещь, с которой подобное фривольное обращение совершенно недопустимо!

- Но я-то сразу же поняла, что она у тебя живая! – услышала хозяйка в ответ.
- Что она и думает, и чувствует, ну... наверное, не так, как человек, но все-таки очень, очень похоже!

- Я об этом даже не подумала...

Владычица Лимба опять смутилась и на секунду опустила вниз свои зеленые глаза. Впрочем, всего только на одну секунду. И сразу же после этого продолжила.

- Но это все равно, вовсе не повод нарушать мой запрет, -  сказала она. – Я ведь его накладывала, вовсе даже и не шутя!

- О, да, моя Госпожа! Ты была великолепна! – неповторимую тональность голоса ее визави можно было обозначить как уважительную иронию. – Когда ты поднялась, взяла в руки Раиллу, поставила меня перед собою, чуть в стороне от стола, и торжественно объявила мне свой запрет.

- Единственный запрет! – почти обиженно воскликнула ее хозяйка. – Вероника, милая! Ну почему же ты не удержалась?

- Объявляя мне свою волю, ты обозначила нерушимость своего слова и по-особому взмахнула своей боевой косой, как жезлом, символом твоей власти надо мною, - ответила юная женщина. - И глаза у Раиллы трижды вспыхнули зеленым.

- Да, так все и было! – подтвердила ее Госпожа. – И чем же это тебя извиняет, скажи на милость?

- После этого Раилла мне подмигнула, - юная женщина обозначила словами нечто... совершенно невероятное. – Ну и... как ты понимаешь, я не могла удержаться от того, чтобы снова взять ее в руки и... узнать ее такой, как она есть.

- Однако... – произнесла Владычица Лимба, потрясенная этой удивительной новостью. И сразу же уточнила:
- То есть, Раилла с самого начала подбивала тебя нарушить мой запрет... Но это же... Это же все меняет!

- Не осуждай ее! – рабыня, наклонившись, схватила свою Госпожу за руки. – Пойми, она тосковала по нормальному общению! Ведь ты же с нею никогда не играла! А ей ведь так хотелось немного большего, чем просто быть твоим орудием, помогая в твоей работе! Она ведь живая!

- Она никогда не просила меня о подобном общении! – почти с раздражением сказала ее хозяйка. – А так выходит, что она сознательно провоцировала тебя нарушить мой запрет!

- Раилла часть тебя, часть твоей духовной сути! – юная женщина явно стремилась защищать свою компаньонку по этим... опасным играм! – И ты ведь ей не запрещала общаться со мною!

- Ну... формально, да! – вынуждена была согласиться ее хозяйка. – Но я ведь предполагала, что она будет вести себя по-прежнему! Ну... как обычная вещь! Даже с тобою! А впрочем...

Она снова вздохнула и сжала ладони своей подвластной. В ответ, Вероника грустно улыбнулась.

- Конечно, ты совершенно права, моя Госпожа, - юная женщина и в этот раз позволила себе ответить на очередное невысказанное Владычицей Лимба. – Все это не имеет значения. Я признаю свою вину. Я помню все, что ты тогда сказала мне, и понимаю, что именно ты имела в виду.

- Точно? – спросила ее суровая судия, как бы цепляясь за этот последний шанс избежать неприятного, придравшись к некой формальности, пустой по своей сути, но значимой для процедуры.

- Ты когда-то постановила, что я должна иметь полную свободу мысли и суждений, - ответила Вероника. – Ты решила, что не вправе читать мои мысли. Твое благородство достойно восхищения. Но я прошу тебя на этот раз не сдерживаться. Войди в меня. Я так хочу.

И Владычица Лимба в кои-то веки позволила себе окунуться в мысли и воспоминания своей подвластной.

Странно было видеть себя со стороны. Как некую величественную женщину в сером муаровом плаще, принявшем стальной оттенок, под стать ситуации. Женщину, которая глядит сурово, в явном стремлении произвести самое серьезное впечатление на свою юную визави. Торжественно-суровое выражение лица и гордая осанка тоже четко обозначали ее желание впечатлить адресата столь эффектной эмоции.

Вот она, Владычица Лимба, принимает позу, обозначающую готовность произвести суровое и торжественное увещевание, высшей степени значимости. Она поднимает Раиллу, как некий колдовской жезл, символ ее власти в мире Лимба. Кажется, что бериллы в глазах серебряного черепа на обухе боевой косы, светятся сейчас эффектным голубым светом. Сей украшательный элемент, – на самом деле, это суть фиксатор, запирающий клинок - расположен сейчас понизу рукояти. Сам клинок боевой косы в этом положении находится как бы в перевернутом виде, ориентирован вверх своим загнутым острием-кончиком, спрятанным в эффектно изогнутой рукоятке. Хотя, Владычица держит сейчас свое оружие так, что этот фиксатор остается обращенным к ее рабыне, а не вовне. Все это вместе взятое обозначает крайнюю степень неумолимой безжалостности того, что будет произнесено сейчас.

Томительная пауза. Вот сейчас Владычица Лимба стоит эдакой живой картиной явленного образа власти и правосудия, нагнетая настроения странной жути пополам с благоговением, вызывая нервную дрожь во всем теле своей подвластной. И вот, наконец, та самая властвующая особа произносит те самые слова, из-за которых и разгорелся весь этот сыр-бор, с танцами-без-спросу, обманом-в-умолчаниях, гневом и возмущением. А также, в результате, со всякими прочими нервами, огорчениями и сожалениями о случившемся. С обеих сторон, но безо всякого компромисса.

- Настоящим я, Владычица Лимба, налагаю запрещение в отношении присутствующей здесь Вероники, моей рабы и возлюбленной. С момента сего, Веронике запрещается брать в свои руки мою боевую косу, Раиллу, иначе как с моего разрешения в каждом таком конкретном случае. Поняла ли ты мой запрет?

- Да, моя Госпожа! – звучит голос той, чьими глазами сейчас Владычица видит самоё себя.

- Если ты нарушишь этот мой запрет, - звучит речь Владычицы далее, - ты будешь подвергнута телесному наказанию. Жестокому телесному наказанию, - добавила она весьма и весьма многозначительным тоном. - Поняла ли ты это?

- Да, я понимаю это, - голос юной женщины, той, кто видит сейчас лицо властвующей особы, провозглашающей этот запрет, звучит легкой иронией. Почти так же, как обычно, хотя и с легкой нервозностью, волнением, притаившимся где-то там, в глубине души, у той, кто произносит сейчас эти легкомысленные слова. – Я, в принципе, знаю, что это такое.

- В принципе... да, ты знаешь, - налагающая запрет, на секунду, убежала своими глазами от взгляда адресата этой ее грозной речи, потупив очи долу. Впрочем, она вернула себе обычное свое самообладание почти что мгновенно, и с прежней решительностью продолжила свои суровые, угрожающие увещевания.

- Однако, - заметила она, - в общении с тобою я ни разу не прибегала к таким суровым мерам. Я всегда пыталась избегать крайностей. И даже применяя к тебе лозу, старалась, по возможности, обставить все так, чтобы боль от сечения была для тебя умеренной и вполне терпимой. Но если этот мой нынешний запрет будет тобою нарушен, тогда... 

На этом месте своей патетически суровой речи Владычица Лимба снова на секунду замолчала, и после этой паузы заявила решительно, самым безжалостным тоном:
- Я не прекращу тебя сечь до тех пор, пока твоя кровь не прольется трижды, стекая по твоему телу вниз. Поверь, мне вовсе не хочется этого делать, но я... Я буду вынуждена поступить с тобою именно так, крайне жестоко.

Произнеся эти слова, Владычица Лимба немедленно подняла свой жезл – свою боевую косу, с клинком, сложенным-помещенным в рукоятку слоновой кости.  Подняла чересчур уж торопливо, стремясь незамедлительно завершить этот свой особый ритуал. Скорее сего, она просто боялась передумать...

Перехват оружия в обратное направление – фиксатор перевернут и готов повернуться далее, вокруг оси. Потом эффектный взмах, и вот уже узорный клинок покидает свое убежище в изящных изгибах рукояти, изготовленной из полированной слоновой кости. Звонкий щелчок, и оружие становится в свое боевое положение. Теперь в глазницах черепа-фиксатора, обращенного к адресату налагаемого торжественного запрещения, сверкнули зеленым изумруды, в знак того, что торжественное запрещение состоялось. И что отныне-теперь Владычица и ее подвластная находятся под действием особого постановления, неотменяемого даже собственной волею той, кто его, это постановление, издала.

Да, отныне даже сама Владычица уже не сможет просто так нарушить провозглашенное. Теперь они, Госпожа и ее рабыня, незримо связаны особыми узами, силу которых можно преодолеть только... исполнением заявленного жестокого ритуала. И никак иначе.

Однако, главным акцентом, эффектной кодой этого магического действа стало нечто другое. Это видела только сама Вероника. Боевая коса Владычицы Лимба подмигнула адресату состоявшегося запрещения. И этот совершенно неожиданный мимический жест, обозначивший Раиллу как явно живое существо, наметил путь к тому, что произошло в дальнейшем. Юная раба, только что выслушивавшая торжественные речи, поняла этот знак четко, однозначно и недвусмысленно. И, естественно, потянулась к возможности обрести этот небывалый опыт общения с волшебным существом, являющимся частью внутренней сути ее Госпожи.

Сама же Владычица Лимба в тот миг так ничего и не заметила. Да, она так и оставалась в неведении о случившемся, вплоть до сегодняшнего дня, будучи в полной уверенности насчет сугубой действенности своего запрета...

- Да, она и вправду тебе... подмигнула! – произнесла Владычица, возвратившись из короткого ментального путешествия по воспоминаниям своей возлюбленной.

Госпожа на секунду прикрыла свои глаза, а потом снова взглянула прямо в лицо своей коленопреклоненной рабыне.

- И ты решила, что все, сказанное мною, это так, несерьезно? – спросила она. – Раилла ввела тебя в заблуждение, намекнув на возможную безопасность такого нарушения с твоей стороны? 

Судия процесса сего произнесла эти слова с нескрываемой надеждой на чудо, которое позволит ей получить сейчас хотя бы зыбкий повод к милосердию.

В ответ, юная женщина снова отрицательно покачала головой.

- Нет, моя Госпожа, - сказала она, по-прежнему самым серьезным тоном. – Раилла вовсе не обещала мне ни своей поддержки, ни твоей милости. Я знала, что буду наказана тобою, и вовсе не собиралась полагаться на ее защиту. Раилла не обманывала меня, не вводила в заблуждение, даруя ложные надежды. Я все знала с самого начала и не питала иллюзий. Все было по-честному, в точности так, как я и хотела.

- Ты... Ты что, и впрямь хотела, чтобы я поступила с тобою так жестоко?

Ее Госпожа наклонилась к своей подвластной и снова взяла ее за руки, вызывая на полную откровенность. Юная женщина ответила на ее жест, сжав ладони своей хозяйки и подарив ей свой взгляд, искренний и серьезный.

- Я поняла, что Раилла живая, что она жаждет общения со мною. И... я оценила твою заботу обо мне. Ты и вправду хотела как лучше. Однако мне нужно было преодолеть твой запрет.

- Ты понимала, что безрассудно рискуешь, играя с одним из самых опасных предметов во Вселенной? – ее хозяйка продолжила свой допрос.

- Я рисковала, однако же, отнюдь не безрассудно, - голос ее коленопреклоненной визави был по-прежнему серьезен. – Я знала, чувствовала, что Раилла любит меня, что она для меня вовсе не так опасна, как для кого-нибудь другого. И я действовала совершенно осмысленно.

- Ты моя раба, - заявила Владычица Лимба твердым голосом, с оттенком явной суровости, напряженно всматриваясь в глаза своей подвластной.

- Да, моя Госпожа! – юная женщина вовсе не испугалась, и не отвела своего взгляда. – Я сама так решила и никогда об этом не жалела, - добавила она как-то слишком уж поспешно.

- Ты моя собственность, - продолжила ее хозяйка. – Именно ты, - она как-то особо выделила это личное местоимение по-настоящему личным образом. – Ты хотя бы понимаешь, что ты значишь для меня?

- Я нужна тебе для отдохновения, - ответила ее раба. – Ты говорила мне, что я твоя награда. Что Всевышний даровал тебе право родить и воспитать дочь. Да-да, - улыбнулась она, - я помню, ты мне это тоже говорила, как все было. А еще одним его подарком тебе стала... я. Всевышний так сложил обстоятельства, что мы встретились, и это стало возможным. И я благодарна Ему за все, через что я прошла, в ожидании встречи с тобой. И даже за все то, что мне еще... предстоит.

- Ты... серьезно думаешь, что это Его волю мы сейчас исполняем? – Владычица на секунду растерялась от такого обескураживающего заявления.

- Его власть вовсе необременительна, - юная женщина по-прежнему говорила серьезно, без улыбки - наверное, о чем-то воистину тайном иначе и нельзя, - Поэтому ты ее и не замечаешь. Он сделал так, чтобы я стала твоей. Он любит тебя, и Он делает для тебя то, что тебе воистину необходимо.

- Необходимо... – вздохнула ее Госпожа

Она, Владычица Лимба, на мгновение потупила очи долу, а после этого, снова заглянув в глаза своей возлюбленной рабыни, продолжила свои увещевания.

- Ты знаешь, что я никогда не посягаю на свободу тех, кого приняла под защиту и покровительство. И высшая степень наказания, которую я могу применить к моим подданным, это отправить их в мир, соответствующий их духовной, внутренней сути...

Она не снабдила эту реплику вопросительной интонацией, просто высказала известное, но ее собеседница не стала напоминать ей об этом излишестве, понимая, что это своеобразный выход избыточных эмоций, необходимый ее хозяйке именно здесь и сейчас.

- Ты... и только ты... Ты единственная, кто, в принципе, может кому-либо пожаловаться на мою суровость, - закончила, наконец, Владычица эту свою мысль. 

- Зачем?

Задав этот вопрос, юная женщина, нагнувшись, коснулась губами пальцев своей Госпожи. А после, выпрямилась и продолжила.

- На что мне жаловаться? – заметила она, скорее риторически обозначив тональность своего вопроса. – Да, играя со мною, ты иногда причиняешь мне боль. Но это все совершенно несерьезно. Я счастлива, что это тебе скорее приятно. И это меня вовсе не смущает. Ты же всегда останавливаешься... Ну, когда чувствуешь, что боль от твоих рук становится для меня... несколько чрезмерной

- Когда боль для тебя становится слишком сильной, тогда наши  игры, - это слово ее Госпожа выделила, вложив в него некое неопределенное множество значений, совершенно понятное лишь им двоим, обеим и сразу, - совершенно перестают меня радовать. Возникает нечто странное, оно как-то сродни зудящему беспокойству, особенная щекотка, ощущаемая мною как бы изнутри. Это все... раздражает, сбивает настроение, добавляет чувство вины за то, что я позволила себе лишнее и... не позволяет мне продолжать. А теперь вот, мне придется перейти через барьер моего страха... опасения обидеть тебя.

- Я хочу, чтобы ты преодолела этот барьер, - юная собеседница Владычицы Лимба смотрела ей прямо в глаза. Так, чтобы никаких сомнений в значении ее слов не осталось вовсе. – Я понимаю, ты считаешь меня хрупкой и беззащитной. Но я все же не так уж слаба, и вполне могу принять все то... что ты иногда хочешь сделать... со мной.

Владычица потупила очи долу, а победившая в этой схватке слово-за-слово рабыня, нагнувшись, снова поцеловала ее руку. Да так и замерла, прижавшись к пальцам своей Госпожи щекой и прикрыв свои серые глаза.

- Ты моя собственность, - тихо сказала-повторила побежденная. – И я не могу обходиться без тебя. Ты знаешь, зачем я выстроила этот дом?

- Для того, чтобы жить здесь... со мною, - ее возлюбленная в этот раз сменила позу, приподнялась и повернула голову вверх, опершись подбородком на колени своей Госпожи, снова встретившись с нею глазами. Глядя на свою хозяйку снизу, она продолжила:
- Я знаю, раньше у тебя не было такого постоянного жилища, личного дома. В твоих лесах выстроено множество шалашей, эдаких удивительных времянок, обставленных в твоем вкусе, скромно, но в точности так, чтобы тебе там было удобно. Когда ты привела меня в Лимб, ты захотела создать место, где мне будет уютно. Так появился этот наш Лесной Дом.

Она окинула взглядом пространство своей мансарды и смущенно улыбнулась.

- Твой дом, - поправила себя юная раба. – Прости, я забылась.

- Напротив, все в точности так и есть, – подтвердила ее Госпожа. - Ты правильно все поняла и выразила словами. Я специально обозначила эту мансарду как твое владение, где я ничего не могу делать без твоего согласия. Конечно же, это всего лишь условный островок твоей свободы в созданном мною мире. Но эти границы твоего владения да будут всегда нерушимы. Я знаю, ты предпочитаешь не создавать мне препятствий и всячески подчеркиваешь, что ты принадлежишь мне даже здесь. Но впускать меня сюда это твое право, а вовсе не обязанность. Здесь, у себя, ты совершенно свободна.

- В том числе и в том, чтобы отдавать себя тебе, - закончила ее мысль юная раба. – Поэтому и судишь ты меня именно здесь. Я хочу, чтобы ты даже здесь ощущала меня своей.

- Суд... – как-то насмешливо и с горечью произнесла ее хозяйка. – Простой судья всегда имеет право помиловать подсудимого. И не совершать жестокостей.

Вероника в ответ только покачала головою. В своей прежней жизни она уже имела некоторый опыт «судейского милосердия». И осталась от него совершенно не в восторге. Ее Госпожа, кажется, догадалась об этих неприятных воспоминаниях и крепко сжала ладони своей подвластной. Та кивнула ей в ответ на это пожатие.

В этот раз они обошлись без слов. В конце-концов, Владычица была в курсе реалий того мира, откуда она когда-то изъяла свою возлюбленную.

- Я все понимаю, - сказала юная женщина. – Ты связана своим торжественным обещанием. И теперь ты ничего не можешь исправить.

- И мой приговор по твоему делу может быть только один, - произнесла ее Госпожа.

Юная женщина кивнула головою, предоставив своей Владычице поступать так, как она сочтет нужным. И та сразу же выпрямилась, отпустив ладони своей визави.

Госпожа всем своим видом обозначила, что разговоры по душам закончились, и начинается тот самый суд, который она обещала своей рабыне.

- Вероника, понятна ли тебе суть твоего... проступка? – произнесла Владычица Лимба, глядя в глаза своей возлюбленной.

- Преступления, - мягко поправила ее коленопреклоненная раба и тут же пояснила:
- Это оставалось бы проступком, если бы ты не провозгласила этот твой торжественный запрет, обозначив его не так, как это объявляет госпожа для своей рабы, а так, как устанавливает Владычица Лимба для своей подвластной. Ты хотела как можно сильнее меня впечатлить этим, однако с того момента, как я услышала это твое заявление, мое запретное деяние, ранее не более чем проступок - за который можно было бы чисто символически отстегать ремешком, и тут же сразу на месте и простить, приголубив! - превратилось в преступление. А я из обычной расшалившейся рабыни стала настоящей преступницей. Ну, по меркам Лимба, где нарушать твои запреты никому и в голову не придет. Ведь я совершила свое деяние целенаправленно и осмысленно, прекрасно зная о запрете и всех его последствиях. 

- Ты обвиняешь... меня? – голос ее Госпожи чуть дрогнул в смятении.

- Отнюдь, - покачала головою верная ее раба. – Ты была совершенно в своем праве, желая обозначить тот рубеж, который мне переходить категорически запрещено. Я признаю себя виновной в нарушении твоего запрета. Ты заранее объявила то самое наказание, которое последует, если я себе позволю такое деяние. И я готова его, это наказание, принять. Принять его от тебя, пройдя через твои руки. 

- Я хочу знать подлинную причину твоего поступка, - заявила Владычица.

Прежде чем ответить, ее возлюбленная снова наклонилась и, припав к правой руке хозяйки, обозначила целую гроздь-серию коротких поцелуев-касаний, как бы благословляя карающую длань своей Госпожи к исполнению предполагаемого наказания. И далее, распрямив, почти расправив пальцы хозяйки, раскрыв ладонь своей Старшей тыльной стороною-да-на-колено, легла-прижалась к ней щекою. А после, умоляюще посмотрела на нее снизу. Явно, в надежде на то, что Владычица наконец-то оставит свои увещевания и перейдет от слов к делу. И уже не станет ее более пытать in verba*. Однако та, кто приняла на себя обязанности судии по этому процессу, в ответ только нахмурилась.

- Говори! – потребовала она. И добавила, в чуточку смягченном тоне:
- Мне очень нужно это знать. Пожалуйста, поведай мне всю правду.

Юная женщина на секунду отвела свои серые глаза в сторону от нее, в нерешительности, как бы собираясь с мыслями.

- Когда-то ты признала за мною право на ложь, - произнесла она, наконец.
- Можно, я им воспользуюсь? Ну... в этот раз? 

- Когда я тебя обрела, я решила, что не стану касаться твоей ментальной сферы. Ты можешь читать мои мысли, а я твои – нет, – ответила ей Владычица. – Так справедливо. Это позволяет тебе чувствовать себя свободной... ну, хоть в чем-то. Не ощущать такого чрезмерного контроля с моей стороны. Ты имеешь право на полную свободу мысли. И я действительно, объявила, что ты не обязана быть со мною откровенной. Это значит, что я не стану сердиться, если ты попытаешься ввести меня в заблуждение, в утверждениях или же умолчаниях. Если уж ты посчитаешь меня недостойной твоей откровенности, то... Ну что же, значит, я сама виновата во всем этом. Но поверь мне, Вероника, ложь в твоих словах я сразу же почувствую. И тогда мне будет больно.

- Правда тоже причиняет боль, - произнесла ее возлюбленная, - и точно так же может тебя обидеть.

- Я выбираю правду, - ответила ее Госпожа. - Говори.

- Я люблю тебя, - тихо сказала ее коленопреклоненная раба.

- И я тебя тоже, - ответствовала ее хозяйка. – Пожалуйста, не прячься за чувства. Скажи мне все как есть. Я хочу знать.

- Я все сказала, моя госпожа, - ее возлюбленная не улыбалась. – Я знаю, что твой запрет не допускает снисхождения. И я не пытаюсь тебя разжалобить. Я говорю правду.

- Не всю, - покачала головою ее хозяйка. – Сейчас я не испытываю боли, значит ты не лжешь. Но мне все равно обидно. Оттого, что ты все равно не почтила меня своим доверием.

- Госпожа... – девушка сделала слабую попытку к сопротивлению. Однако, ее визави отрицательно покачала головою и снова мягко сжала пальцы рук своей юной собеседницы.

- Вероника, я хочу знать, - адресно выделив личное местоимение, она выразительно посмотрела в глаза своей рабыни. – Так мне будет легче. Скажи, отчего все-таки ты нарушила мой запрет?

- Я хочу обрести тебя, - сказала девушка и спешно добавила-разъяснила эти свои слова удивленной госпожи:
- Мне мало тебя в том виде, который ты являешь мне в этом доме. Я хочу большего. Я хочу всю тебя, и никак иначе.

- Но... послушай! – ее Госпожа преодолела первое свое недоумение и попыталась уточнить суть претензий адресата своего удивления. – Я вовсе не давала тебе повода к ревности! У меня нет, и не было никого, с кем тебе пришлось бы делить мое внимание! Разве только...

Она сызнова потупила очи долу, обозначив тем самым еще одну моральную победу своей возлюбленной. Каковая тут же обозначила этот свой мимолетный триумф, одарив руку своей хозяйки очередным поцелуем.

- Нет-нет! – ответствовала ситуационная победительница этого странного противостояния. – Твоя дочь... Дети – это святое. Я понимаю твою заботу о ней. Мне бы хотелось помочь тебе. Ну... с нею. И... Нет, то, что смущает меня, это вовсе не ревность.

- Да что же это с тобою? – с тревогой осведомилась ее Госпожа. – Вероника, что тебя так мучает? Что мешает тебе наслаждаться жизнью в нашем доме?

- Это не мука, просто... – юная женщина на секунду замялась, смутившись, а после произнесла быстро и решительно, заглянув своими серыми глазами прямо в зеленые очи своей Старшей. - Ты щадишь мои чувства. И стремишься показать мне себя исключительно в особом образе... Несвойственном тебе в иных обстоятельствах.

- Ты... – ее хозяйка казалась... даже не удивленной или даже раздосадованной, а  воистину потрясенной такими словами своей рабыни. – Ты осуждаешь меня за то, что я для жизни с тобою избрала образ, максимально приближенный к человеческому?

- Ах, нет, моя Госпожа! Все не так!

Сказавши это, юная женщина снова припала к ее руке. А после этого, придвинувшись к своей хозяйке еще ближе – вплотную к коленям Владычицы Лимба – приложила ее ладонь к своей груди.

- Вот мое сердце! – сказала она. – Слушай его. И ежели я солгу, останови его! Или же просто, сожги его мне в наказание!

Ее Госпожа отрицательно покачала головою. «Объясни, и я поверю!» - молвили ее глаза. Впрочем, значимые мысли Владычицы почти всегда были доступны ее рабыне.

- Я благодарна тебе, - сказала Вероника, - за твое благородство и желание дать мне счастье человеческой жизни, которого я была когда-то лишена.

- Ошибаешься, - сухо отозвалась ее хозяйка. – Мои мотивы более чем эгоистичны. Я просто захотела насладиться тобою. Насладиться во всех возможных смыслах. И потому подстроила условную телесность моей личности, правящей Лимбом, под те потребности и ощущения, что привычны тебе. Это весьма интересный опыт – почти всерьез испытывать телесные удовольствия, например, от принятия пищи. И даже... – тут она усмехнулась, - некоторый дискомфорт от ее прохождения через мой организм. Но я действительно захотела быть к тебе ближе во всем моем существе. И я была уверена, что это поможет сделать тебя счастливой.

- Я счастлива с тобою, - ответила ее возлюбленная раба. – Но ты не учла два моих особых свойства, всегда нацеленные на тебя.

- Какие же? - осведомилась хозяйка.

- Любопытство и жадность, - ответила юная рабыня. И сразу же пояснила:
- Мне мало того, что я могу ощутить, общаясь с тобою, и днем, и ночью. Я знаю, ты много сложнее, чем этот прекрасный образ, в котором ты живешь здесь со мною. И мне хочется знать тебя настоящую. Ту, кто по Воле Всевышнего действует в иных мирах, помимо Лимба!

- О, Господи! – воскликнула ее хозяйка. – Вероника, только не это!

Она, чуть наклонившись, потянула юную рабу к себе. Та сдвинулась, оказалась слева от своей хозяйки и приникла к ней.

- Я хочу узнать каждую из твоих ипостасей, - шепнула она Владычице Лимба. – Хочу коснуться каждой из них... Ты слышишь? Каждой! Одарить их своей любовью так, чтобы каждая частица тебя обрела свое... счастье!

- Сумасшедшая девчонка! – услышала она в ответ.

А затем, губы хозяйки, произнесшие эти слова, коснулись ее губ...



* In verba – словесно (лат.)