Поющий конь князя Игоря и другие чудеса...

Поющий конь князя Игоря и другие чудеса современной оперной режиссуры

Всякому думающему и чувствующему любителю русской культуры близко и знакомо имя Александра Порфирьевича Бородина, представителя легендарной бессмертной «Могучей кучки». И даже полный невежда в классической музыке знает его «крылья ветра» и безошибочно отождествляет их с самой Русью, чей дух так полно выражен в этом гениальном хоре, записанным автором во время путешествия по Туркестану. Знает он в общих чертах и сюжет оперы «Князь Игорь»: князь идёт в поход, терпит поражение, но бежит из плена навстречу свободе и там встречает свою жену. Завершается всё хором в честь князя. Такова главная мысль этого патриотического произведения.

Всего этого нет в новой постановке «Князя Игоря» силами театра «Фермата». Театр, известный своим тщательным подбором певцов и вдумчивым отношением к спектаклю, переживает сейчас не лучшие времена в связи с уходом главного режиссёра на пенсию. Свято место пусто не бывает — на смену проверенного временем А. Т. Кукуеву приходят временщики наподобие С. С. Амелфина — постановщика оперного кошмара имени князя Игоря, о котором здесь и пойдёт речь. Режиссёр, надо сказать, ни разу до сего времени не ставил оперы — и, как мы надеемся, не станет ставить и впредь.

Следует особо отметить, что постановка оперы велась в условиях строжайшей секретности, и до последнего времени не была известна ни одна из подробностей, поразивших всех на премьере. Режоперская диверсия удалась!

Судите сами: Путивль заменён на казарму. Бритоголовые воины катаются по сцене на игрушечных лошадках. По сцене разбросан мусор и тлеющие бычки. «Солнцу красному слава! Мяу-мяу!» — поёт хор, устремив глаза к картонному светилу под потолком. Надо ли уточнять, что мяукания в партитуре не было, как не было у князя Игоря коня, поющего часть реплик за него? Да, вы не ослышались: конь князя Игоря пел, причём значительно лучше самого князя!

Ещё больше странностей и чернухи открылось зрителям в сценах с князем Галицким. Тут вам и игры на раздевание, и голые девушки, кидающиеся из окон. Но главный хит вечера — пьяная или даже укуренная Ярославна, которую в финале первого акта посещает глюк на тему того, что казарму захватили враги.

Её истерические повизгивания под набатный колокол ещё долго не идут из головы, тем более что следующий акт откровенно провален. Сцена представляет собой элитную психиатрическую клинику, где в золочёной клетке сидит князь Игорь. Все половцы заменены медицинским персоналом — в основном это медсёстры. Они же танцуют под музыку «Половецких плясок» канкан на операционном столе.

Концентрация маразма продолжает возрастать. Под звуки половецкого марша на сцене, изображающей теперь Красную площадь, появляется демонстрация, по лозунгам которой выходит, что Гзак и Кончак — это на самом деле Ленин и Сталин. Хоронят Гзака, но в разгар церемонии в катафалк врывается князь Игорь, кричит Овлуру «гони, голубчик, в аэропорт!» и уезжает.

Но апофеоз идиотизма — это финал, в котором вновь фигурирует Ярославна под кайфом. Стоит ли говорить, что возвращение князя Игоря (да ещё в катафалке) — это лишь очередной её глюк? Хор в честь князя здесь оказывается не у дел, и опера завершается без хора.

Глядя на обкуренную Ярославну и прочую психоделику, хочется спросить в первую очередь, а что курил сам режиссёр. «Я доверился собственному воображению и музыке», — утверждает последний. — «А когда я слушаю музыку, я улетаю на крыльях кайфа очень далеко. Крышу сносит, мозги поворачиваются на 180 градусов, и никого, никого нет — только я и музыка. Вот мои источники вдохновения. Только они». Даже не верится, что такое возможно...

Всего обиднее, что это надругательство сотворено не над «120 днями Содома» или хотя бы над «Детьми Розенталя», а над отечественной оперой. Классической оперой. Наконец, патриотической оперой. Но разве в моде у модных режиссёров патриотизм? Он им глубоко ненавистен. И эта ненависть даёт им силы и наглости уродовать величественные русские шедевры на,  так сказать, высоком профессиональном уровне. Ведь нельзя сказать, что всё в новом «Князе Игоре» плохо. Есть хорошо поставленные мимика и сценические движения актёров, в которых чувствуется некий единый стиль. Есть изобретательность в сфере декораций и освещения — достаточно вспомнить кромешную тьму в сцене затмения.  Наконец, есть хотя бы приблизительное понимание природы театра как такового — а могло бы не быть и этого, если вспомнить, что до этого наш герой работал на телевидении. Но мелкие, пошлые ужимки уровня «голубого огонька», навязанные С. С. Амелфиным и актёрам, и зрителю, портят всё. И даже если режиссёр на самом деле любит Россию, то странная эта любовь.

Театральный критик
В. В. Конокрадов.