23. Волынцев о беседе а КПК
«Придя в здание на Новой площади, - вспоминает он - я был удивлён осведомлённостью следователя — женщины довольно пожилого возраста.
Она знала все песни, звучавшие в Новосибирске, знала, что я открывал фестиваль своей песней-приветствием.
Более того, на столе у неё лежали ксерокопии нескольких моих публикаций, в том числе статьи «Современные менестрели» из журнала “Soviet life”, издававшегося на английском языке для американских читателей. <…>
Как мне стало ясно потом, следователь хотела выяснить что-то очень конкретное (не причастно ли, скажем, к организации фестиваля ЦРУ).
А я отвечал бесхитростно, не думая о подтексте вопросов:
«Авторскую песню очень люблю. В честности Галича не сомневаюсь. Вас послушать, так и Аркадий Райкин не нужен…».
В марте 1998 года, когда в московском Театре песни «Перекрёсток» отмечалось 30-летие Новосибирского фестиваля, Арнольд Волынцев рассказал более подробно о своём вызове в Комитет партгосконтроля:
«…Меня вызвали ни больше ни меньше как в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, хотя понятно, что я коммунистом не был.
О, это был интересный разговор.
Во-первых, следователь, которая вела все наше дело, Галина Петровна, знала все песни, которые звучали, хотя официально записи не делались [].
Во-вторых, у неё на столе лежала целая кипа моих статей, в основном про авторскую песню. И самая верхняя — лежала статья “Modern minstrels” из журнала “Soviet life”.
И эта статья, как ни странно, наделала “большой шмон”.
Как говорила Галина Петровна, «пришли возмущённые письма из Америки: что у вас происходит? У вас по стране незалитованные песни ходят. Куда вы смотрите?»
И кончилось тем, что два гражданина — работники фирмы "Columbia" — приехали в Москву и, потрясая этим журналом, пришли в фирму «Мелодия» и говорят:
- Дайте нам или матрицы, или фонограммы, и мы выпустим в нашей фирме пластинку.
А надо сказать, что фирма "Columbia" была тогда фирмой номер один.
"Columbia" первой выпустила долгоиграющую пластинку с музыкой Чайковского, первой выпустила долгоиграющие пластинки джаз-оркестра Дюкрейн.
Но реакция была, естественно, обратной. Все ортодоксально настроенные музыканты и партийные деятели стали думать:
«А почему это, интересно, выпускать Галича, Кима, когда можно выпустить песни Тихона Хренникова и других авторов?»
Но был, кстати, и юмористический момент: я в этой статье привожу «Фантастику-романтику» кимовскую:
Негаданно-нечаянно
Пришла пора дороги дальней.
Давай, дружок, отчаливай,
Канат отвязывай причальный».
Её перевели на английский язык.
Галина Петровна английский язык, естественно, не знала (у неё и с русским-то, прямо скажем, были большие сложности), ей перевели, и получилось:
«Выходит так, что мне туда, и вам туда»,
то есть Ким превратился в Галича («Баллада о прибавочной стоимости»). <…>
А потом, - продолжает Арнольд Волынцев, – и других людей вызвали. И в результате всех этих бесед на стол Леониду Ильичу Брежневу легла докладная записка о том, какие плохие люди менестрели, а также журналисты, их пропагандирующие.
Про меня-то просто было написано, что я психически неполноценный.
И там Леонид Ильич поставил резолюцию: собрать секретариат.
Секретариат был собран, и вот тогда-то все началось, а, впрочем, может быть, и раньше».
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/10/01/294
Свидетельство о публикации №218100100287