История одного заплыва...

   Недавно на работе зашёл разговор, кто откуда родом, и мне сразу ярко вспомнилось босоногое детство.

   Моя мама родилась на Северном Кавказе и родственников у нас там тьма-тьмущая. Не сказать, чтоб мы туда ездили часто, всё ж дальше Крыма земли нет, но раз в три года всенепременно... И если Крым у всех ассоциируется с морем, то Северный Кавказ для меня - это еда.

   Ели мы там постоянно. В полисаднике накрывались огромные столы, завтраки плавно переходили в обеды, а обеды - в ужины, сопровождающиеся песнями, плясками и длинными тостами. Здесь же, на заднем дворе разделывали свежатинку, крутили колбасы, жарили шашлыки и вертели долму.

   Схомячив всё на одном подворье, гурьбой валили к следующим родственникам и веселье начиналось заново.

   Это было единственным временем в моей жизни, когда я была жёсткой вегетарианкой. Сложно, знаете ли, с утра задружиться с кабаном Васькой, а к вечеру умять его с хреном.
Моя детская психика была к таким травмам не готова.

   Второй забавой стала река Кубань, своевольная и капризная как все женщины, бурная и страстная как кавказские мужчины. И текла она как-то странно, порогами, то глубоко, то мелко, но очень быстро.

   Дорога от станицы до реки лежала через местное кладбище, и взрослые считали своим долгом наглядно показать мне, что Кубань - это не море.

   Но если лет в пять детские фото на могильных плитах и вызывали у меня священный трепет, то в десять, я чётко понимала - плавать они не умели, а в пятнадцать вообще считала родителей перестраховщиками и к экскурсиям по погосту относилась снисходительно.

   Вот и в этот раз, лёгкой ланью пронеслась мимо кладбищенских холмиков и уже не дошла до могилы дедушки, а слиняла с двумя поклонниками за ягодами, которые росли на той стороне Кубани, где реку можно было перейти вброд.
Но видать местные пареньки были более чувствительны и попёрлись показывать мне обрыв, с которого все эти дети и бросались в шальные волны Кубани.

   Мальчишки были б не мальчишками, если б тут же не стали хвастать, что они то де стопятсотмильёнов раз здесь ныряли и вот нате вам, живы - здоровы.

   Я же была крымской девочкой - плавала как рыба в воде и искренне считала, что с уважением нужно относиться только к морю. А река - фигня делов, вон сто метров прошёл и иди себе в брод, что тут же и озвучила пацанам, а потом скинув вьетнамки, рыбкой сиганула в бурные воды...

   Отчётливо помню две мысли:

   1. холодно то как, блин...

   2. фигасе крутит, как при шторме в восемь балов.

   Додумать мысли я не успела, так как чьи-то сильные руки вытащили меня на берег.
Места были неизведанные, а вместо знакомых мальчишек меня окружали незнакомые дядьки.

   Я слегонца ошалела (как за пару минут всё могло поменяться как в сказке?!), поэтому соображала туго и вместо благодарности пообещала, что мой папа всех убьёт, если до меня кто-нибудь дотронется руками. Мужчины были людьми воспитанными и, списав истерику на шок и травму головы, наперебой предлагали мне отвезти меня в больницу, к маме, или даже предоставить свой кров (вот душевные люди всё-таки на Кавказе).

   Я же в это время подсчитывала свои потери, выстраивала тактику возвращения домой и стратегию избежания наказания.

   Короткое платьице облепило тело, но выглядело вполне себе целым, чего нельзя было сказать о самом тельце. Ушибы и ссадины горели огнём, да и гематомы очарования не добавляли.

   Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что если родители узнают о заплывах в Кубани, меня закопают рядом с дедушкой.

   Из всех вариантов, идеальным было добежать до погоста раньше, чем родственники успеют помянуть деда и дойдут до реки.

   Платьешко на мне такое лёгкое, что за пять минут высохнет, а синяки можно списать на падение с дерева - всё лучше, чем коварная Кубань. Осталось понять куда бежать и в этом мне должны были помочь мои спасители.

   Мне уже было пятнадцать и я с наслаждением училась пользоваться всеми женскими чарами, одна беда - мозга было не много. Нацепив на лицо свою самую ослепительную улыбку и кокетливо поведя плечами я изрекла:

   - Я вам так благодарна за спасение, но не будут ли джентльмены столь любезны, чтоб оказать мне ещё одну небольшую услугу и проводить самой короткой дорогой на кладбище?...

   И в этот же момент поняла, что чувствовала несчастная медуза горгона.

   Не, ну правда, ты к людям со всей душой, глазками стреляешь, а они превратились в каменных истуканов, никакой галантности, замерли и глазищами клипают.

   Хоть мозга у меня было и немного, но какое-то наличие было в присутствии, вместе с хорошим воспитанием, поэтому поблагодарив мужиков за приятное знакомство и сделав книксен, я горной козочкой помчалась над обрывом, по над пропастью, по самому по краю..., решив, что река сюда занесла, река и выведет.

   В голове опять засели две мысли (видимо в тот день что-то в настройках заклинило и больше двух мыслей в мозгу не удерживалось), первая - как за пять минут можно было унестись так далеко, а вторая - что горный склон, это вам не морской берег и босиком шлёпать, капец как больно.

   Поэтому к месту, где всё началось, я добралась прихрамывая и слегонца посиневшая - синяки на моём теле уверенно брали вверх над золотистым крымским загаром.

   Над местом моего ныряния разыгрывалась пьеса "На кого ж ты нас покинула?!", мои незадачливые ухажеры рвали на себе волосы, родственники рыдали рыдмя, передавая друг другу мои вьетнамки и только родители казались каменными изваяниями в этом море людского горя.

   Здороваться было глупо, вроде виделись недавно. Выкрикивать: а вот и я! - как-то нескромно, хорошее воспитание, будь оно неладно.

   Решила начать со светской беседы:

   - Жарко сегодня, правда? А вот купаться не советую, вода холодная, жуть!...

   Завывания родственников под кодовым названием "Плач Ярославны" прекратились как-то внезапно, на всхлипе и народ ошарашено повернулся ко мне, немедленно окаменев (вот есть во мне что-то от медузы горгоны, точно есть), зато ожили родители.

   Мама тыча в меня пальцем и почему-то заикаясь сказала папе:

   - Это твоя дочь, у меня не может быть таких полудурошных детей, ты её разбаловал - ты и прибей.

   Папа же светится как медный чайник и, по-моему, был горд неимоверно.

   - Да что там той реки, госсспадя, она у меня в сильнейший шторм под волну рыбкой уходит.

   - Да ей же теперь недели две примочки ставить нужно, - топала ногами мама, - Посмотри на неё, краше в гроб кладут.

   Тут папа как-то счастливо выдохнул:

   - Слава тебе господи! Хоть остаток отпуска проведу спокойно. Нужно её было в первый день куда-нибудь скинуть, сидела бы себе дома в примочках, помидоры бы лопала и никаких тебе ухажёров!

   Я тяжко вздохнула, почесала пятку, дала щелбана по носу одному окаменелому поклоннику, поправила воротничок у другого, забрала, наконец-то, свои вьетнамки у одуревших родственников, чмокнула родителей в щёчки и отдельно подмигнула папе:

   - Тоже метод!...

   А в голове крутился уже сложившийся новый рекламный слоган: ПРИМОЧКИ - БЕРЕГИ ЧЕСТЬ СМОЛОДУ...

   ...Да, кстати! По попе я всё-таки в тот день отхватила нехило...