Прости, родная!

   Зоя Степановна  внимательно осмотрела   горницу- чистота и порядок царили здесь - накрахмаленные белоснежные занавески на окнах, узорный тюль, шторы на дверях из цветастой ткани, свежие, выхлопанные в снегу половики, побеленная печь.  И кругом цветы - на подоконниках, на  тумбочке и на шкафу,   на полу цветущая алыми букетами роза и  чуть  не до потолка величавый фикус. На столе её любимый Рекостав. Зацвёл, красавец. Кто-то называет его Декабрист, но Зоя с детства зовёт Рекоставом -  именно в начале декабря, когда встаёт река, он зацветает  нежно-розовыми  набористыми цветами. Казалось, в доме праздник.  Зоя Степановна пошла дальше - в  шифоньере аккуратные стопки  пастельного белья, полотенец и её одежды. Она осматривала всё, нажитое за многие годы, словно прощаясь - любовалась, гладила, перекладывала с места на место.
        Кухонный стол полон продуктов - мука, сахар, рис, изюм, кисель в пакетиках, сухофрукты; в холодильнике банка молока, масло, в морозилке  мясной фарш. «Хватит ли?» - с беспокойством думала она. Заглянула  под  кухонный стол - там в коробке светлели серебристые головки бутылок с водкой. «Что же, таков обычай? Как  без водки? Так положено» - опять размышляет Зоя Степановна.
       У неё всегда была чистота, и без продуктов не живала, экономная, хозяйственная  и чистоплотная. Но  в последние две недели  пожилая женщина с особой тщательностью наводила порядок, запасала всё необходимое.  На комоде стопки новых полотенец, носков и носовых платков, кусок тюля и   белой ткани. Даже   кусок мыла и нитки с иголкой припасла, они скромненько лежали в сторонке. И тут же  письмо. Детям. И деньги - восемь тысяч пятьсот тридцать два рубля сорок семь копеек. Пенсию вчера привезли. Вся целёхонька лежит. Дети распорядятся с кем и  за что расплатиться.   
       Подошла к шкафу - там фотографии в рамочках. Сын Коля, из Армии посылал фотографию.  В военной форме, всей деревней тогда  на это фото любовались. Рядом фотография  его сына Дениски, внука значит Зои Степановны. А рядом рамочка с цветной фотографией - правнук Семён на утреннике в детском саду. Все трое как одно лицо. Красавцы! А вот дочь Любаша. Это фото она из института присылала. Волосы осветлила тогда,  кудри завила. Не узнать. Через год замуж вышла. Кавалеров- то у неё много было! Да кого выбрала? Век бы его не видеть - Толика-то её. Сходятся - расходятся… не знаю, живут ли сейчас вместе, нет ли? Но зато ребятишки вон какие у неё - Маринка, Игорёша,  Саша.  Сейчас уж тоже все  семьями живут. Вот и  их детишки на фото. «Да, много их у меня сейчас. Было-то нас двое с  Пашей, а теперь - двое детей, четверо внуков, семеро правнуков. А вот одна, совсем одна. Не ездят - некогда видно, работы полно. Когда Коля-то последний раз был? Да уж лет  пять прошло поди… Точно, пять. Любаша тоже давно не была.  Нынче на пенсию пойдёт. Да, бегут года… А мне уж и на покой пора.»
      Как весело было в деревне  ещё лет  сорок назад. Детишки подрастали, много ребят в деревне было, детский сад был, школа,  в клубе кино показывали. Магазин был и чего только там не продавали - продукты, мебель любую и всякую одежду  по заказу привозили. Ферма была, а скотины сколько! Дояркой Зоя Степановна работала - коллектив хороший, дружный, молока надаивали по два молоковоза. Трактора сновали день и ночь - корма возили коровам,  огороды пахали, сеяли поля, косили  покосы.
   « Куда всё делось? Ну ладно я постарела,  из ровесниц-то одна Матрёна осталась да Анна Сергеевна, Михей вот ещё, а так все умерли. Молодёжь уже лет тридцать как разъезжаться начала. Выучатся и в городе остаются.  Вот и мои в городе остались. И что сейчас? Деревня тоже выходит постарела и все бросили её? Пенсионеры одни в деревне, да алкоголики. Немного и осталось - то, человек сорок есть ли нет? Магазина нет. Медпункта нет. Автолавка когда приедет, когда не приедет. Кому охота за сорок километров по ухабам трястись с продуктами?»
      Зою Степановну тут прихватило - то ли печень, то ли желудок…  Всё болит, не поймёт что. Таблеток - то не много запасёно - выпьет анальгину - не помогает. Травки заварила - не помогает. Промаялась так недели две - три и решила в больницу съездить. Автобус не ходит. Раньше когда-то ходил. Ребятишек возили в старшие классы в школу, совхозный автобус  возил по разным делам. « А сейчас кого возить? Немного нас здесь осталось, кому мы нужны?» - рассуждала Зоя Степановна.   Попросила соседа  Сергея Ивановича, он иногда соглашался старух по магазинам да в больницу в посёлок Зерновку свозить. Тысячу брал. Ну тысяча так тысяча - отдала. В больницу зря съездила.  Сказали: « Надо анализы сдавать. Сегодня уже поздно, утром раньше надо приезжать».
      На завтра опять попросила соседа - опять тысячу отдала. Анализы сдала, кардиограмму сделали, флюорографию заодно прошла.  А ответ  только через неделю будет. Кардиограмму читать оказывается  отправляют в другую больницу, в другой район. Подождала неделю - опять поехала. Ещё одна тысяча. Сказали надо ехать в  больницу  в соседний район, УЗИ делать, в Зерновке-то не делают.
      До вокзала довёз всё тот же  Сергей Иванович Шкурлетов. А там поездом. Съездила с горем пополам. Но лучше бы не ездила. Бумаг понаписали  полным полно, а таблеток - то не  выписали, как лечиться не сказали. Наказали ждать  вызова  в областную больницу. Там мол всё и скажут. Пообещали  позвонить в Зерновскую больницу  и оттуда Зое Степановне  сообщат когда ехать.
     У жены  Сергея  Ивановича телефон есть, сотовый называется. Она залазит на сеновал, встаёт на верхнюю ступень и кричит в него. Говорит: «Так связь есть, а внизу нет».  «Чудные телефоны пошли, - размышляет Зоя Степановна. - Ране-то  в конюховке был телефон, и в детском саду, и в конторе. Покрутишь трубку, там тебе на  коммутаторе ответят и соединят с тем, кому звонишь.  Потом ещё телефоны были - надо было номер набирать на нём. А сейчас что? По сеновалам лазить?»
     Но Варвара, жена Сергея, пообещала позвонить в больницу и  спросить когда вызов будет. Вызвали её только недели через две.  И вот Зоя Степановна собралась в областную больницу.  До остановки автобусной довёз Сергей Иванович, рассчиталась с ним как положено, а  там в автобус села. Билет  дорогой, долго ехать, целых шесть часов.
      А  в городе она больницу нашла быстро. Бывала когда-то давно в областной больнице - Любашу возила, когда та в четвёртом классе училась,  направляли туда. Потом сама ездила,  кисту  признавали. Это уж где-то в году восьмидесятом было…
    Но вот съездила неудачно. Врач долго смотрел на какой-то экран, компьютер что ли он называется, что-то там крутил, потом сказал:
- Зря бабушка приехала, не сегодня тебе на приём надо, а через три недели.
       Сказал, что в компьютере был какой - то  сбой. Но Зоя Степановна решила, что это в их Зерновской больнице что-то напутали или Варька со своим  новым  телефоном.
      И ещё раз через три недели приехала Зоя Степановна. Но на этот раз  опять не приняли, сказали, что анализы её  устарели.
-Милок, да не по  моей же вине, я же уже два месяца обиваю пороги, прими, посмотри хоть что у меня там болит, да таблеток выпиши, мне ничего больше не надо.
-Нельзя бабуся, анализы нужно по месту  жительства новые сдавать.  Или вы здесь будете сдавать? Предупреждаю, очень дорого, пенсии не хватит.
     Махнула бабуся на всё рукой и решила  больше не ездить. Ночью сидя спит, сжавшись в комок, а  днём обезболивающих напьётся и бродит по дому. Чистотел со зверобоем задумала пить. Вроде немного полегчало.
     А когда решилась покончить с этим раз и навсегда, как бог дал ей сил - две недели мыла и стирала. Пенсию получила и продуктов с водкой запасла. Сходила к Михею, он хоть и старый, но всё ещё столярничает, что-то колотит.
-Михей, всё строишь что-то? Доски-то где берёшь?
-Да старьё перебираю,- засмеялся он.
-Плохо дело, так вот помрёшь и гроб не из чего будет сколотить,- вздохнула бабка.
-А ты что, помирать что ль собралась? Сколь годков-то? Ты вроде как со мной ровесница?
-Ровесница. Так  в Петров день  восемьдесят было. Если не болеть, так пожить можно.
-А тебе что переживать, помрёшь, дети поди из города гроб готовый привезут,  это у меня вот никого нет. Хочешь не хочешь домовину нужно заранее готовить, - засмеялся он.
-Михей, а мне сготовь заранее. Не хочу детей беспокоить  после смерти.
-Да не шути так, дурёха. Кто заранее-то готовит?
-Михей, ну хоть досок для меня запаси, потом и сколотишь. Хочешь, я тебе тыщу дам  сейчас?
Михей заругался и выпроводил  свою ровесницу из дома:
-Иди телевизор смотри, а глупые мысли оставь, - наказал он.
«Ну ничего, куда он денется? Сделает, - решила Зоя Степановна.-  Тыщу то я ему всё равно оставлю. Сама. Нечего моим детям ещё на мои похороны тратиться».
    Хотела сходить к братьям Соловьёвым и договориться о могиле. Но раздумала. Эти не Михей - деньги возьмут, а потом в самый неподходящий момент запьют. Нет,  потом рассчитаюсь, когда дело сделают.
  Зоя Степановна уже в который раз осмотрела свои «хоромы».
   «Ну вот, теперь не стыдно и гостей пригласить. Поди все деревенские придут. Никто не скажет что у Зойки Конюховой в доме грязно или на похороны ничего не запасёно. Сынок приедет завтра с утра, аккурат  поезд приедет утром на станцию, а там уж на чём-нибудь доберётся до нашей  Михеевки. К обеду будет. Любаше  тоже дала телеграмму. Должна приехать. Как не приехать-то? Такое дело. Хорошо что пирогов догадалась сегодня напечь. Коля картовники всегда любил, а Любаня капустники. Вот завтра и угостятся. Полон стол пирогов, полотенцем накрыты.»
    Баньку истопила, помылась, высушила и расчесала свои редкие волосёнки. Вздохнула. «А какие косы были у молоденькой. Паша говорил, что только за косы и полюбил меня. И любил, когда дома с распущенными ходила. А сейчас что? Эх  жизнь, жизнь! Что ты с людьми делаешь?» 
    Ещё раз вздохнула, взяла клюку, пошевелила  угли в печке. По верху вились синенькие змейки угара. Постояла, подумала, ещё раз вздохнула и прикрыла задвижку.
    Потом кряхтя полезла на  кровать, укрылась одеялом, подумала: « Что это я в ночной- то рубашке? Завтра  сын приедет, а мать не одетая. Нет, надо одеться».
    Слезла с кровати, взяла со спинки стула приготовленное «на смерть» бельё и  любимое платье с кофтой. Переоделась, посмотрелась в зеркало. Потом пошла к дверям, проверила открыт ли крючок. Открыт. Видно  забыла. «А то Коля приедет, а у меня дверь заперта. Пусть знает, что мать  ждала его».
     Угар по -хозяйски  заглядывал во все щелки  избы.
      У Зои Степановны  стало залаживать уши, в висках застучало….  Она   залезла на свою пуховую перину и легла,  сложив на груди руки. Приятная истома охватила её.
                ***
      Очнулась от запаха нашатыря. Кто-то тёр ей виски и совал вату  с нашатыркой под нос.   В голове как поезд шумит, уши как ватой заложены  и что-то тяжёлое сдавило грудь. Кто-то давил ей на грудную клетку.  Зою Степановну  затошнило и она застонала. Не открывая глаз, прислушалась - как будто где-то вдали слышны голоса - мужской и женский.
     «Где я, не пойму, в раю или в ад попала?» Она попыталась приподняться, не получилось. Приоткрыла глаза - бревенчатые стены, на гвоздике висит тазик, вехотки, печка. Где я? В бане? Почему я здесь?»
-Ну вот и слава богу, очнулась,- услышала рядом мужской голос. Повернула голову- мужчина лет шестидесяти, в тужурке, без шапки, седые волосы.  «Коля! Неужели мой Коля?»- прошептала пожилая женщина.
-Мама,  конечно это я! Что ты сделала? Зачем? – слёзы стекали у него по щекам.
Зоя Степановна никак не могла понять откуда здесь сын, почему она сама в бане?
-Сынок, а как ты здесь? Ты по телеграмме приехал?
-Конечно по телеграмме, мама. Ты написала «Похороны двадцатого», и телеграмма отправлена двадцатого.  Думаю, какая-то нестыковка,  решил сразу же ехать. Дверь открыта, угаром пахнет и ты на кровати. Вот мы с Дениской и  Валей тебя сюда и притащили. Кое-как откачали, ладно Валя поехала с   нами, она медик.
-Коленька, ну что же ты так рано приехал?- заплакала мать. - Я же думала ты поездом приедешь, как раз бы всё хорошо вышло. Я же здесь уже всё приготовила -   с гробом и с могилой договорилась. Сделали бы всё быстро. Что ты беспокоился? Я же просила почтальонку отправить в этот же день телеграмму, как пенсию принесла.  Она виновата. Поздно отправила.
-Читал я мама твоё послание, видел всё. Прости, родная. Это мы с Любкой во всём виноваты.  Прости, если можешь. Не рано я приехал, а во - время. Не дай бог  что с тобой случилось - век бы себе этого не простил. Не могу представить, что бы было, приедь я  минут на пятнадцать позже.
Давай поправляйся день - два, вставай на ноги и поедешь с нами. Больше я тебя здесь одну не оставлю.
Зоя Степановна вздохнула:
-А лучше бы ты поездом приехал, зачем вам обуза? Схоронили бы и всем спокойнее.
-Мама, а вот видно не судьба была тебе умереть, хоть ты и тщательно подготовилась. Может быть  тебе было бы так  лучше, но видно бог пожалел меня.  Я  не смог бы жить с таким тяжёлым грузом. Ты подумай, как бы я сыну в глаза смотрел? Я мать сгубил, я забыл о матери… А как бы  сын потом ко мне относился?
     Живёшь и знаешь что где-то далеко-далеко, в деревне, живёт твоя мать… Как она живёт, плохо ли, хорошо ли, волнуется ли о тебе, скучает ли, болеет ли или здорова?   Об этом не думаешь, быт и  своя жизнь,  тоже с трудностями и проблемами заставляет не думать об этом.  Знаешь,  что мать есть и она жива и на душе спокойно. Но то, что сегодня случилось, мне бы не перенести. Дай слово, что  поедешь со мной и всё будет хорошо. Я увезу тебя в больницу, мы вылечим тебя.
       Сын говорил и говорил, ласково гладил её руку, сноха стояла рядом и молча смотрела на свекровь, иногда вставляя что-то своё. Внук принёс из дому одеяло и укрыл её, под голову подложил подушку, сказал, что нужно ещё часок хотя бы побыть в бане, пока угар не разойдётся.
        Их голоса  успокаивали,  вселяли надежду,  убаюкивали. Казалось,   ей года три, а рядом мать с отцом, мать  поёт колыбельную, гладят по маленькой ручке,  подталкивает под бочок края одеяла. Стало так хорошо и спокойно, забылось всё плохое и годы одиночества.
« Может и вправду это не моя  смерть была», - подумала Зоя Степановна, засыпая.

Фото автора.
Рассказ был опубликован в газете "Алапаевская искра"


Рецензии