Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 10

АНТЕЦЕДЕНТ 3

ДИЛАС ФЕРНИДАД
ЧАСТЬ 3 из 4

— Мальчик мой, держи уверенней, — голос Хави звучит прямо у уха, и его твердая рука помогает Диласу плотнее прижать клещами раскаленный металл к наковальне, — а теперь выправляй.

Юноша сделал свой первый уверенный удар молотом, придавая металлу новую форму. Скоро это будет холодный и верный альбионский клинок для миротворческой армии. Хави поможет ему сделать этот тяжелый первый шаг к освоению новой профессии. Этот грузный мужчина, прошедший войну, что оставила на его теле многочисленные шрамы, улыбнулся в свою густую бороду и ослабил руку. Дилас даже не заметил этого, но справлялся и без помощи учителя.

— Молодец, мальчик, молодец! — хвалил того кузнец Фокстрот, однажды взявший в ученики способного юнца с волевым характером. — Придавай ему окончательную форму, мальчик мой, и ты попробуешь чернить его. А после я покажу тебе кое-что интересное…

* * *

С тех давних пор, когда «Жемчужина» покинула Кларну и доставила сына с матерью в Альбион, прошли долгие и тяжелые шесть лет.

Долгие ночи на корабле Дилас лихорадил, а Эдит выхаживала его, роняя слезы и моля всех богов о милости. Сколько молитв было прочитано, сколько слов прошептано, сколько криков в ночи огласило их каюту. Одним богам известно, через какие ужасы прошли оставшиеся члены семьи Фернидад. Матушка боялась потерять оставшуюся родную кровинку в этом мире, а Дилас пребывал в ночных кошмарах, покинуть которые никак не мог.

В предпоследнюю ночь плавания крик ужаса огласил весь корабль — это кричал Дилас, сев на кровати, но так и не пробудившись. Эдит пыталась разбудить его, успокоить, но все было тщетно. Команда корабля была охвачена дурными предчувствиями, а капитан лично спустился в каюту «прокаженных», как он называл ее про себя.

— Что здесь происходит? — капитан Родригес ворвался в каюту в сопровождении двух матросов, которые держали кортики в руках на всякий случай. Он увидел будто бы безумного совершенно бледного мальчишку, который то бормотал, то кричал. А рядом с ним безобразную женщину с опаленным лицом и совершенно без волос, которая пыталась успокоить его. — Что с ним?

Эдит хотела что-то сказать, но не находила слов, пытаясь сдержать вырывающегося сына. Родригес понял все без слов: мальчишка спит, и его одолевают кошмары. Капитан подошел ближе, отстранив женщину, стянул с шеи золоченый компас, который больше походил на украшение, и раскрыл его, направляя в сторону мальчишки. Компас с первого взгляда ничем не отличался от обычного, но лишь потом Эдит присмотрелась и увидела, что вместо «севера» там был просто белый кружок, вместо «юга» — черный, а вместо «запада» и «востока» — красный и зеленый соответственно. Стрелка компаса кружилась, перемещаясь сразу по всем указателям, а после остановилась на белом кружке. Родригес уже было вздохнул, как стрелка медленно поплыла к черному кругу. А потом вновь к белому. И бродила она туда-сюда, не желая останавливаться.

— Дигс, буди Цицеру, — бросил капитан себе за спину. — Мальчик не выживет без ее помощи…

* * *

Клинок был выплавлен, а Дилас придал ему форму. Крепкая сталь, хороший эфес. Немного подправил лезвие, выковал идеальное оружие, которым бы он и сам был не прочь потренироваться, пусть альбионские клинки и не были похожи на кларнийские шпаги. Юноша провел несколько часов, чтобы заострить лезвие, много раз возвращался к кропотливой работе, доводил свой труд до идеала. И даже держал клинок в руке, пытаясь прочувствовать его, понять, станет ли он продолжением руки. Когда работа была завершена, он представил клинок задремавшему Хави.

Мужчина улыбнулся, протер глаза и встал, забирая клинок из рук юноши. Затем положил его на наковальню и потянулся за молотом, под непонимающим взглядом Диласа. Замах и резкий удар по лезвию!

— Запомни первый урок, мальчик мой, — заговорил Фокстрот, когда лезвие клинка раскололось на несколько частей, а эфес упал на землю, — в этом мире нет ничего идеального. Ты лишь потратил много времени на полировку клинка, который при первом ударе в момент битвы обратится в пыль.

Дилас не мог произнести и слова. Где-то в глубине себя он хотел накинуться на Хави с кулаками, ударить по лицу, пролить его кровь. Он сам не видел этого, но Фокстрот обратил внимание на то, как лицо Диласа вытянулось и приняло хищное выражение. Но улыбнулся и похлопал юношу по плечу, притягивая к себе.

— Не злись, мальчик мой, в следующий раз получится, — добро произнес Хави и злость Диласа будто ветром сдуло. — Знал бы ты, сколько мой учитель сломал клинков, которые я выковал. Ух! Ты бы хотел броситься на него, а не на меня! — и засмеялся, отчего борода его зашевелилась. Дилас не сдержался и засмеялся вместе с ним.

Хави опустился и поднял осколки клинка, собрал их в кучу и протянул Диласу.

— Расплавь их еще раз и выплави новый клинок, начни новую жизнь вместе с ним, мальчик мой. В огне перерождается многое — оружие… и наши сердца.

Юноша кивнул, уверенный, что следующий клинок будет лучше. Хави потрепал своего ученика за волосы на голове и вернулся к стулу, на котором дремал ранее…

* * *

Женщина, полунагая, в каких-то обрезках ткани, свисающих с нее лентами, под испуганные взгляды матросов, вошла в каюту Фернидадов. Эдит испугалась ее и отстранилась. Лицо женщины было испещрено шрамами, которые складывались в какие-то символы, линии и пересечения. После матушка Фернидад заметила подобные же рисунки и на теле женщины. Это была кларнийская ведьма, Цицера.

Ведьма оглядела каюту диким взглядом хищника, скользнула взглядом по Эдит, по Родригесу и остановилась на мальчишке.

— Всссе вон! — закричала она, шипя, резко развернувшись к матросам. Их не стоило просить дважды. После ведьма кинулась к Родригесу, проводя своими пальцами по его щетине. — Дай… компассс, мой милый Айвори! И уходи, — она провела своим языком по его щеке, отчего капитан дернулся и передал компас в ее руки.

Родригес кивнул Эдит и покинул каюту, заперев за собой дверь.

— Мать… героя… — заговорила урывками ведьма, приближаясь к Эдит и совершенно не обращая внимания на Диласа. — Ссслишком много… огня! Жар и… боль! Утрата… Потеря… — ее глаза переменились, зеленые цвет глаз сменился на желтый, и она заговорила вновь, но не своим голосом: — Любовь моя, Эдит.

Леди Фернидад насторожилась и будто бы застыла на месте, боясь пошевелиться. Эта ведьма говорила голосом Верила.

— Прошу прости меня за все те беды, что я на вас навлек. Ради нашего последнего сына, доверься ведьме, чего бы она ни попросила взамен.

— Верил! — воскликнула Эдит, но цвет глаз ведьмы вновь сменился на родной зеленый.

— Он большшше не ссслышшшит тебя, моя любовь, — произнесла Цицера, взяв ладонь Эдит в свои руки. — Я знаю, что ссс твоим сссыном. Ничто не излечит его, только колдовссство. Но любая магия имеет цену, любовь моя. Готова ли ты заплатить ее?

— Готова, — твердо произнесла Эдит и почувствовала, как нечто острое впивается ей в ладонь.

Цицера насквозь проткнула свою ладонь, а вместе с ней и ладонь Эдит. Боли леди Фернидад не почувствовала, но Цицера засмеялась. Когда же она извлекла иглу из ладоней, ни капельки крови, ни раны не было.

— Договор на крови подписссан, моя любовь, — продолжала смеяться ведьма. — Я верну твоего сссына из тени, в которой он заблудилссся.

Ведьма коснулась пальцами левой руки лба Диласа, и тот замер, а после открыл глаза, но там не было зрачка, лишь белое глазное яблоко. Эдит прикрыла рот рукой в испуге, но после Дилас закрыл глаза и упал обратно на койку.

— Теперь он ссспит и видит сссны, — прошептала Цицера, прикладывая палец к губам. — Он очень сссильный, твой сссын, его ждет великая сссудьба. Пусссть ссспит, взроссслым женщинам еще есссть что обсссудить.

Цицера смотрела на Эдит безумными глазами, а та гладила по голове своего сына, боясь встретиться взглядом с ведьмой.

— Любая магия знает сссебе цену, моя любовь!..

* * *

Весь следующий день Дилас ковал новый клинок под пристальным взором Хави, который только притворялся, что дремлет. Фокстрот тщательно наблюдал за действиями ученика и про себя улыбался, видя, что за столь короткое время смышленый Дилас постигает его науку.

Ближе к вечеру, когда Хави решил закрывать кузницу, а солнце начало заходить за горизонт, он остановил Диласа, который и не собирался заканчивать усердный труд. Наставник положил свою большую и грубую ладонь на плечо ученика и произнес:

— На сегодня хватит, мальчик мой.

Дилас обернулся и, явно раздосадованный этими словами встал, отложив клинок, который явно еще не был завершен.

— Но я еще не закончил, — начал он. — Если отложить все на завтра, сталь придется вновь накалять, а это может повредить ей.

Хави засмеялся в бороду, чем сильно удивил юношу. Он опять похлопал по плечу ученика, уводя его прочь из кузницы.

— Мальчик мой, запомни второй урок — любому кузнецу, как и металлу, что мы перековываем, нужен отдых. Ты прав насчет стали, но именно завтра я открою тебе один секрет, который откроет твои глаза на мое мастерство.

И они вышли из кузни, Хави плотно закрыл двери, повесив на них замок.

— Я жду тебя завтра, мальчик мой. Завтра мы закончим этот клинок и приступим к новому заказу.

Мистер Фокстрот попрощался с юношей и направился к своему дому, который находился неподалеку. Дилас знал, что Хави живет совершенно один, так как потерял свою семью во время войны трех королевств, а сам лишь чудом выжил. И потому юноша всегда удивлялся, как этот мужчина продолжает жить и улыбаться, как он смог вынести эту страшную трагедию.

Сам же Дилас через торговую площадь, на которой уже не осталось ни одного торговца и лишь редкие прохожие общались друг с другом, направился в северную сторону города, где в небольшом доме, в котором помимо него и матушки проживало еще семь семей, его ждала Эдит и верная кровать, которая подарит ему ласковые часы сна. Только сейчас Дилас понял, как он устал за день, голова плохо соображала, а желудок урчал от голода.

По пути юноша забежал в лавку пекаря и купил последнюю буханку хлеба, который уже немного зачерствел, отдав последнюю монетку из кармана. Продолжая идти к дому, он отрывал небольшие кусочки от буханки и закидывал себе в рот. Постепенно чувство голода уходило, а вместе с ним и половина купленного хлеба.

И вот перед ним предстала непристойного вида покосившаяся хижина — его с матушкой дом. На крыльце сидел Брайан, одного года с ним, живший вместе с семьей здесь же, на первом этаже. Еще прошлым летом мальчишка связался с дурной компанией и часто приходил с синяками на лице, но с тех же пор его обедневшая семья стала нормально питаться, а миссис Фергюссон даже купила себе новое платье, а не сшила из обрезков, как обычно.

— Здорово, Дилли! — бросил Брайан подходящему к крыльцу Диласу, а после сплюнул на землю пережеванный комочек каких-то растений. Взгляд Брайна был пустым, а лицо чрезмерно улыбчивым и даже глупым. Дилас тут же понял, что его одногодка время от времени жует дурманящие травы, названия которых не знал. — С кузни идешь? И как там? Великан Хави тебе хоть монет подкидывает, чтобы с голода не помер?

Брайан рассмеялся, а Дилас проигнорировал вопросы и пошел дальше, поднимаясь по ступенькам. Но одурманенный парень резко подскочил и перегородил ему путь.

— Слышь, Дилли, тебе ведь нужны деньги? — совсем серьезно сказал Брайан. — Я ведь видел, мамка твоя захворала, лежит все время, не встает почти. Ей лекарь нужен, травы, снадобья. Сто львов даю, что деньги тебе нужны! Дело есть, ты слушай.

Дилас стоял перед Брайаном, зная, что может просто сдвинуть его с пути и идти дальше, пусть Брайан и был крепче исхудавшего Фернидада. Но он не сделал этого. Отчего-то жадная мысль в его голове прогрызла путь на волю, словно червяк, прогрызающий путь через яблоко.

— Говори.

Брайан расплылся в улыбке. Протянул Диласу руку.

— Обещай, что никому не скажешь, и по рукам!

— Не скажу, — бросил Дилас, не подумав, и пожал потную ладонь Брайана.

— Я тут от парней слышал, что к твоему Хави люди из синих шинелей приходили, кругленькую сумму предложили. Тысячу львов сразу, и еще девять тысяч потом, как заказ будет сделан.

Дилас заметно напрягся.

— Вы ограбить мистер Фокстрота хотите? — возмутился юноша, но Брайан закинул свою руку на плечи Диласа, подтягивая того к себе и переходя на шепот.

— Ну ты на всю округу-то не ори. Мы лишь хотим, чтобы наш мистер Хави поделился денежками-то. Ему-то они зачем? Живет один, ни с кем не общается, все в своей кузне время проводит. Тебя в ученики взял, так весь Шедли взбаламутил, удивились все. Зачем ему деньги-то такие?

— Не нравится мне все это.

— Да ты послушай, от тебя только и требуется, сказать нам где он и когда будет, да и его отвлечь, если что, вот и вся работа. Легкотня! А за это двести пятьдесят золотых — твои!

— Я не уверен, Брайан, — произнес Дилас, начиная злиться и сбрасывая руку одногодки с плеча. — Я мистеру Фокстроту говорить ничего не буду, но если замечу тебя поблизости — все скажу, Брайан.

— Ты не кипиши раньше времени, Дилли. Подумай, как следует, взвесь все за и против, а там решишь. А я подожду, с меня не убудет.

Брайан вновь сел на первую ступеньку крыльца, достал из кармана потрепанной куртки какие-то травы и закинул их в рот, начал усердно пережевывать, а Дилас с тяжелым сердцем и плохими мыслями открыл входную дверь и направился по лестнице на третий этаж, туда, где находилась их с матушкой комната…

* * *

«Жемчужина» причалила к берегам Альбиона, в порту столицы Ландо. Дилас поправился и пришел в себя после той страшной ночи, когда ведьма Цицера пришла к ним в каюту, теперь он выглядел полностью здоровым и, казалось, даже окрепчал. Но то, что происходило в его голове — походило на кошмар. Рассказ матушки о случившейся трагедии не вызвал эмоций на лице мальчишки, но внутри него рождался первородный гнев, которому не было выхода. Дилас отстранился от матушки, а та не решалась давить на него, обливаясь слезами как горя, так и счастья.

Эдит с покрытой головой и темных одеждах походила на настоятельницу церкви, а рядом с ней шел ее сын, нагруженный их скудными вещами. Туманный Альбион встретил их нерадиво. Первая же новость огорошило Фернидадов: король Лорн погиб и престол достался узурпатору. Большинство знатных семейств погибло, другие бежали от гнета новой власти. В стране разгорелась революция.

Эдит бросилась с сыном к единственным родственникам, которые остались у них в Альбионе, но встретили лишь сгоревшее поместье Аладас, семьи Эдит, и мертвые тела. Новая утрата, новая боль ворвалась в их жизнь. Но после было еще страшнее.

В конце первой недели их пребывания на родине их ограбили. Последние деньги ушли, а Дилас получил серьезные травмы, обезображенную же Эдит даже не тронули пальцем, боясь прикасаться к прокаженной. И в разгар кровавых стычек прямо на улицах столицы, — новая власть всеми силами пыталась установить свой контроль над населением, — матушка Фернидад не знала, где отыскать укрытия для нее и своего сына.

Первым прибежищем им послужил полуразрушенный монастырь, в котором настоятель собрал беженцев и нуждающихся. В течение полумесяца Эдит служила сиделкой с больными и помогала готовить пищу для таких же бедняков, как и она, пока Дилас поправлялся. Но потом еще одно несчастье пришло в их жизнь — на монастырь был совершен разбойничий налет. Головорезы не щадили никого и прикрывались именем нового короля Артура II. Почти все обитатели монастыря погибли, и лишь единицы, вместе с Диласом и Эдит, вовремя покинули насиженное место и отправились дальше.

Новую жизнь им подарил небольшой городок — Шедли, что на западе Альбиона. Здесь жили фермеры и ремесленники, обеспечивающие королевскую власть. Казалось, что произошедшая революция никак не коснулась местных жителей. Хотя так оно и было. Местный кузнец, Хави Фокстрот, даже говорил однажды Эдит, что Шедли без разницы, кто сидит на троне. Миротворец или тиран, их городок все так же продолжит поставлять свои товары в столицу и получать за это небольшие, но деньги, обеспечивающие их спокойную жизнь.

Местные женщины, узнав о несчастье Эдит, помогли ей — ее саму устроили послушницей в местную церковь, а Диласа каждый день забирал с собой фермер Ригс в поля, обучая мальчика простому делу, как сажать и собирать с земли плоды, которые их кормят. Наконец-то в жизни Фернидадов наступила светлая полоса, но и та продлилась недолго. Спустя несколько лет жертвами революции стали и жители Шедли…

* * *

Дилас открыл дверь в их с матушкой комнату, вошел внутрь, стягивая куртку, а после закрыл дверь за собой. Положил половину буханки на небольшой столик у двери.

— Матушка, я пришел, — произнес он, направляясь к помещению за перегородкой.

Их небольшая комната была разделена на две перегородкой. Дилас сам изъявил желание отгородить небольшую комнатку для матушки, чтобы у нее появилось личное пространство. За этой перегородкой была небольшая кровать, столик и сундук для личных вещей. В другой части комнаты же находилась койка Диласа, обеденный стол, за которым они и готовили пищу и ужинали, а также печурка в углу и бадья, в которой Фернидады мылись и использовали ее для других хозяйственных нужд.

Никто так и не ответил. Дилас заволновался и ускорил шаг.

— Матушка?

Дилас аккуратно постучал по тонкой стенке-перегородке. Ему так никто и не ответил. В волнении он отодвинул в сторону ткань, закрывавшую проход, и обомлел. Его матушка лежала на полу у кровати без платка на голове, к которому он так привык за все эти годы. Из ее носа и уголка рта текла кровь, а она сама была без сознания. Юноша бросился в ее сторону, падая перед ней на колени, и приподнял ее, положив на собственные руки. Легонько затряс ее.

— Матушка! Матушка, очнись, прошу тебя!

Эдит Фернидад не подавала признаков жизни. А Дилас уже побоялся, что матушка умерла, но потом все же почувствовал, как приподнимается ее грудная клетка. По его щекам бежали слезы, но он поднял собственную матушку на руки, — казалось, что она совершенно ничего не весила, будто пушинка, — и уложил в кровать. Сквозь бессознательное она тяжело вздохнула, и ее лицо скривилось от боли, но после смягчилось.

Дилас быстрым шагом вышел из комнатки, подхватил тряпку с обеденного стола и смочил ее водой. Вернулся и аккуратно утер кровь с лица матушки, а затем перевернул и положил на ее лоб. Сидел рядом и гладил ее руку, молясь святым, чтобы она поправилась.

Лишь с наступлением ночи, когда в небе за окном появились первые звезды, Дилас почувствовал, как ладошка матушки сжимает его руку.

— Ди…лас, — прошептала она, не имея сил открыть глаза. — Это… ты?

— Я, матушка, — юноша прильнул к матери, чтобы он смог расслышать ее слова.

— Ми…лый… мой, — сказала она и все же приоткрыла уставшие глаза, — при…неси… мне… во…ды…

Дилас кивнул и вскоре вернулся с черпаком в руках, помог матушке попить, придерживая ее за спину одной рукой, а другой придерживая черпак у ее губ. Когда Эдит напилась, она легла обратно и еле заметно улыбнулась.

— Ты… у меня… такой… хо…роший, — произнесла она и вновь закрыла глаза.

— Матушка, тебе нужен лекарь и лекарства. Ты не справляешься сама с этой болезнью, — твердо заговорил Дилас, пока матушка окончательно не погрузилась в сон.

— Не бес…покойся… обо мне… Дилас, — прошептала она. — Я… обяза…тельно… поправлюсь… просто… дай мне… время… милый мой…

— Я найду для тебя денег, матушка. Договорюсь с лекарем из Шордича, куплю лекарств, — Дилас положил свою голову рядом с ней, а Эдит легонько провела рукой по его волосам.

— Я люблю тебя, сынок, — сказала Эдит и забылась сном…

* * *

Первым знаком надвигающейся грозы стал вернувшийся караван. Купца Далинара нигде не было видно, и лишь потом рассказали трагичную историю, как караван достиг столицы. За отсутствие какой-то официальной бумаги на продажу Далинара взяли под стражу и вынесли приговор — пять лет заключения за контрабанду. Товар, естественно, изъяли, и каравану пришлось возвращаться ни с чем.

Та зима сразу же стала тяжелой и голодной. Многие умерли от холода, а запасы еды местным старостой было решено поделить поровну между всеми жителями, чтобы они смогли попросту выжить.

Следующей бедой стали разбойники. Они пришли летом и выдвинули ультиматум, что либо жители Шедли будут выплачивать им дань, равную половине всех доходов, либо они будут вырезать людей по одному в день и забирать все, что пожелают. Староста отказал им и на следующий же день они подожгли церковку, в которой работала Эдит. Много людей в тот день сгорело, вместе с настоятелем. И лишь единицам удалось выжить, в том числе была и мисс Фернидад, которая все же надышалась дымом и очень долгое время лечилась, пока местный старый лекарь Оуэн не сказал ей: «Пусть вы, миледи, в огне и не горите, но дыхательные пути загубили. Избавиться от кашля я вам помогу, но дышать нормально вы уже не будете. Потому я официально заявляю вам, что вам стоит отказаться от любой работы. Мы не молодеем, Эдит. И с каждом годом вам будет все тяжелее и тяжелее».

Прожив год под гнетом разбойников, под предводительством Хави Фокстрота местные жители смогли организоваться дружину, вооружиться и выйти против угнетателей. Разбойники за год, за который они получали свою дань, изрядно обленились и потому не смогли дать ответ местным жителям, а потому были изгнаны из Шедли.

Эдит Фернидад, несмотря на слова уже почившего от старости Оуэна, все же нашла себе новую работу прачки. Не жалея своих рук, стирая их в кровь, она бралась стирать чужие вещи за необходимые деньги для нее и подрастающего Диласа. Она посвятила всю себя своему сыну и его счастью.

После вышел год неурожая, и ранее пристроенный Дилас оказался не у дел. Сначала его пристроили в ученики к сапожнику, но там он не сыскал ни умения, ни желания заниматься этим делом. Эдит так часто пристраивала сына к разным мастерам, лишь бы отдать его в надежные руки, чтобы обеспечить ему будущее, так как в душе боялась, что в столь тяжелые времена и процветание разбойничества ее сын попадет не в ту компанию.

В итоге это случилось, и Дилас стал общаться с карманниками. Вместе с ними он уезжал в другие городки, которые были неподалеку, и приобщался к искусству щипача. Это приносило ему мелкие деньги, а также все сильнее уводило в сторону от настоящей честной профессии, которую ему желала матушка.

Все изменилось в тот день, когда у Эдит случился первый приступ неизвестной болезни. В тот момент Диласа не было дома, и вернулся он лишь тогда, когда матушка лежала в кровати в бессознательном состоянии. Всю ночь сквозь сон она звала его, но он был далеко, развлекался со своими друзьями-щипачами. Тогда же он раскаялся в своих поступках и пообещал самому себе, что никогда больше ничего ни у кого не украдет. Какое-то время им помогали жители города, а Дилас даже пытался вновь устроиться учеником, то к повару, то к конюху, то к слесарю. И каждый раз он уходил или его выгоняли. Так продолжалось долгое время, пока многие не отвернулись от Фернидадов, пусть Эдит и стало полегче.

Матушке нужны были лекарства, так как Дилас боялся, что без них ей вновь станет плохо. Он пошарил по своим карманам и понял, что ни единой монетки у них нет. Тогда он нарушил свое обещание и вновь уехал в Шордич, пусть уже и без своих бывших друзей-щипачей. Там-то он и совершил свою первую кражу, закончившуюся тем, что его поймали с поличным. Он был пойман кузнецом Шедли, который прекрасно знал Диласа и его матушку. Отдавать Диласа миротворцам добродушный мужчина не решился, но взял с него слово, что тот больше никогда не возьмет чужого. Юноша дал такое слово Хави Фокстроту, а тот взял его в свои ученики…

* * *

Хави при Диласе взял клинок, который вчера тот оставил незавершенным, и перекинул с одной руки в другую. Хмыкнул, казалось, недовольно, но после крутанул лезвие и улыбнулся.

— Несовершенен, но будет совершенен, — произнес Хави. — Пойдем, мальчик мой, я покажу, как сталь становится совершенной.

Дилас последовал за наставником в небольшую подсобку, в которой кроме каких-то бочек и небольшой каменной подставки ничего и не было. Хави положил клинок на камень и под пристальным взглядом Диласа вскрыл одну из бочек. Резкий запах меда с привкусом гари нахлынул на юношу, отчего тот, не ожидавший подобного, рефлекторно сделал пару шагов назад. Фокстрот рассмеялся.

— Ничего, еще привыкнешь, мальчик мой. Подходи ближе.

— Что это?

В бочках была какая-то вязкая субстанция, издали и вправду похожая на мед, но давала блеск похожий больше на янтарь.

— Это кровь белой мьорны, — произнес Хави. — Ты знаешь, кто такие белые мьорны?

— Если не ошибаюсь — бабочки. Но как это может быть их кровь?

— Этот экстракт так называют. А почему именно так — мне неизвестно, мальчик мой, — Хави взял небольшой черпачек, который стоял в углу и который Дилас попросту не увидел в тени. — Тельца маленький бабочек, что зовутся белыми мьорнами, покрываются липкой жидкостью, похожей на янтарь. Жидкость настолько липкая, что ее не отдерешь, но умники из столицы нашли способ, как ее растворять.

Фокстрот черпнул странной янтарной жидкости из бочки и аккуратно стал ею поливать клинок. Субстанция покрывала сталь медленно, но полностью обволакивала ее.

— Этот «янтарь», когда засыхает, становится настолько прочным, что ничто не сможет его сломать. Но с таким материалом сложно работать, да и он приводит подчастую не к тем результатам, которые нужны. Тогда умники из столицы нашли способ смешивать «янтарь» с экстрактами нескольких трав в определенных количествах. Так мы получаем «кровь белой мьорны». Экстракт, которым можно покрывать оружие и броню, а после продолжать работать, лишь улучшая их качества.

Когда клинок полностью оказался покрыт «кровью», оттуда же, из тени, где был и черпак, Хави достал щипцы. Закрыл бочку, взял щипцами клинок и под взглядом Диласа понес к печи с плавильней.

— Чтобы сталь впитала свойства «крови белой мьорны», его нужно раскалить докрасна. Это называется чернением, мальчик мой. Когда клинок раскалится, ты вновь сможешь работать с ним, и тогда он станет идеальным. Справишься?

Дилас кивнул.

До самого вечера он раскалял свой клинок, а затем вновь правил, оттачивал грани и наконец, когда он был уверен в проделанной работе, он заточил клинок. Сделал пару выпадов и взмахов и почувствовал старое родное чувство, когда оружие не является обузой, а становится продолжением руки. Мельком юноша вспомнил свою детскую шпагу, оставшуюся навсегда в землях Кларны.

— Ты готов проверить его, мальчик мой? — произнес Хави, протягивая руку к Диласу.

Юноша передал клинок наставнику и последовал за ним к наковальне. Фокстрот разместил клинок, а после подхватил кузнечный молот, взмахнул им и уже захотел ударить, но передумал. Повернулся к своему ученику, протягивая ему молот.

— Это твоя работа, мальчик мой, тебе и делать последний удар.

Дилас взял молот в свои руки и долго смотрел на клинок, который сейчас либо выдержит удар, либо разобьется на осколки. Он занес молот вверх, готовый сделать удар, и на мгновение вместо клинка и наковальни он увидел перед собой одного из мстителей, который был в ту трагическую ночь. У юноши не было времени испугаться видения или подумать об этом, как мираж растворился, а молот ударил по цели. И этот удар показался Диласу настолько приятным, как будто вместо клинка и вправду была голова кларнийского мстителя.

— Мальчик мой, ты в порядке? — голос Хави прозвучал, словно эхо.

Дилас повернулся в его сторону и увидел взволнованный взгляд наставника. Фокстрот аккуратно взял молот из рук юноши и отложил в сторону. Клинок все так же лежал на наковальне, целый и невредимый.

— Мальчик мой, чем ты так взволнован? С самого утра я замечал, что ты несколько рассеян, а сейчас… Дилас, ты был больше похож на звереныша, чем на человека. У тебя все хорошо?

Дилас потупил взгляд, а затем опустился, присаживаясь прямо на землю и обхватывая голову руками.

— Простите меня, мистер Фокстрот. У меня матушка… серьезно больна. Ей нужен лекарь, лекарства, надлежащий уход.

Хави тяжело вздохнул и присел рядом с юношей. В его руках появился кошель, в котором зазвенели монеты.

— Я понимаю, как тебе тяжело, мальчик мой, — сказал Хави, отсчитывая монеты из кошеля. — Я хотел дать тебе твои месячные деньги завтра, перед тем как я уеду в Шордич, но раз тут такое дело. Вот тебе, мальчик мой, на первое время, — Хави отсыпал монеты в ладони Диласа, их оказалось двадцать. — Если у меня будет возможность навестить мистера Купера, я замолвлю свое слово насчет твоей матушки, обещаю.

Хави поднял своего ученика на ноги.

— Не унывай, Дилас, с твоей матушкой все будет хорошо, вот увидишь! — Хави улыбался, но у Диласа отчего-то на душе было мрачно. Весь этот разговор с наставником, который, как показалось юноше, посчитал Диласа с матушкой бедными, что просят милостыню. — А теперь иди домой, позаботься о матушке и отдохни сам. Скоро нам предстоит много работы, а вслед за ней мы сможем обеспечить твою матушку всем необходимым.

Фернидад попрощался со своим наставником и пошел в сторону дома. На душе его остался неприятный осадок. Вроде ему сказали, что все проблемы можно было решить, а матушка вновь будет здорова. Вроде в карманах куртки и штанов лежали заветные золотые львы. Но что-то злое упорно твердило, что скупой Фокстрот мог бы дать больше денег нуждающемуся Диласу. А после в нем закипала ярость, когда он вспоминал о том, как именно Хави дал ему денег.

Дилас вспомнил слова Брайана. Теперь они не казались ему столь глупыми. Но также ему показалось, что если бы он решил ограбить мистера Фокстрота, чтобы незамедлительно вызвать лекаря и оказать помощь матушке, лучше все сделать самому. Деньги не придется делить с теми, кто их не заслуживает.

Слишком много тяжелых мыслей крутилось в голове у Диласа, но, подойдя к дому, он вновь увидел Брайана, жующего дурманящую траву. Одногодка подмигнул ему и встал.

— Здорово, Дилли! Ты подумал?

Дилас и вправду все хорошо обдумал, и у него уже был готов ответ…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton