Сеньора

Александр Асанов

ХОСЕ ДОНОСО
СЕНЬОРА

("Una senora"  por Jose Donoso)

Не помню точно, когда в первый раз я заметил ее в ее бытии. Но, если я ничего не путаю, было это наверняка зимним вечером в трамвае, который пересекал заселенную окраину.

Когда мне надоедает моя комната и привычные разговоры, обыкновенно сажусь в какой-нибудь трамвай, маршрут которого мне неизвестен, и еду таким путем по городу. В тот раз я взял с собой книгу, чтобы почитать, если захочется, но и не открыл ее. Временами шел дождь, и трамвай шел почти пустой. Я сел у окна, вытирая запотевшее стекло, чтобы видеть улицы.

Не могу вспомнить, в какой момент она села рядом со мной, но когда трамвай приостановился на углу улицы, меня захватило чувство такое обычное и, однако, загадочное, что как-то видел это раньше, определенно, и не так важно, в жизни или, возможно, во сне. Эта сцена мне показалась точной репродукцией другой, что была уже мне известна: впереди меня круглый воротник со складками над бархатной рубашкой; три или четыре рассредоточенные персоны занимали сиденья в трамвае; на углу улицы была пригородная аптека со светящейся вывеской, карабинер зевал рядом с красным почтовым ящиком в темноте, которая упала в несколько минут. При этом еще увидел колено, прикрытое непромокаемой зеленой тканью вблизи от своего колена.

Было знакомое чувство, то, что больше радовало, чем смущало. Оттого я не пытался разыскать в моей памяти, где и как все это происходило раньше. Это чувство завершилось во мне иронической улыбкой, удерживая меня от того, чтобы бросить взор и увидеть, что продолжится с этим коленом, покрытым непромокаемой тканью.

Это была сеньора. Сеньора, у которой был мокрый зонтик в руке и на голове шляпка по погоде. Одна из тех сеньор лет пятидесяти, каких тысячи в этом городе: ни красивая, ни безобразная, ни бедная, ни богатая. В правильных чертах ее лица проявлялись остатки привычной красоты. Брови ее сходились больше, чем обычно, над переносицей, что было характерной чертой ее лица.

Делаю это описание в свете последующих событий, потому что тогда было мало такого, что я мог наблюдать, глядя на сеньору. Зазвенел звонок, трамвай отъезжал, и от этого знакомая сцена исчезала, а я отвернулся, чтобы смотреть в протертую часть стекла. Загорелись фонари. Из лавки вышел малыш с двумя морковками и хлебом в руках. Линия низких домов протянулась по длине тротуара: окно, дверь, окно, дверь, два окна, Продавцы обуви, газовщики и продавцы зелени закрывали свои маленькие магазины.


Я настолько отвлекся, что не заметил момент, когда моя спутница вышла из трамвая. Как мог я это заметить, если через мгновение после того, как посмотрел на нее, уже не возвращался к размышлениям о ней?

Не возвращался к мыслям о ней до следующего вечера.

Мой дом расположен в пригороде, непохожем на тот, куда привез трамвай прошлым вечером. Деревья на тротуарах, дома наполовину скрыты за решетками и зарослями кустарника. Было достаточно поздно, и я устал, поскольку провел большую часть вечера, болтая с друзьями за пивом и чашками кофе. Шел к своему дому, высоко поняв воротник пальто. Перед тем, как перейти улицу, различил фигуру, которая показалась мне знакомой и которая удалялась в темноте веток. Я задержался на мгновение, наблюдая за ней. Да, это была та женщина, с которой был вместе в трамвае прошлым вечером. Когда она проходила под фонарем, я сразу узнал ее непромокаемую зелень. В этом городе тысячи зеленых одежд, я не усомнился, однако, что это имело отношение к ней, вспоминая ее, несмотря на то, что видел ее всего несколько секунд, и ничего в ней не произвело на меня впечатления. Я перешел на другую сторону улицы. В ту ночь я спал, не думая о той фигуре, что удалялась под деревьями на пустынной улице.

Солнечным утром два дня спустя я увидел сеньору на центральной улице. Полуденное движение было в апогее. Женщины задерживались у витрин, чтобы обсудить возможности приобретения одежды или ткани. Мужчины выходили из офисов с документами под рукой. Я снова узнал ее, увидев, как она проходила, смешиваясь со всем этим, хотя одета она была не так, как в прошлых эпизодах. Я был слегка в недоумении, почему ее идентичность не стерлась в моих мыслях, путая ее с другими городскими жителями.
 
С этого времени я стал видеть сеньору достаточно часто. Ее встречал всегда и везде. Но иногда проходила неделя или больше без того, чтобы видеть ее.
Мне пришла в голову мелодраматическая идея, что, может быть, она занималась тем, что следовала за мной.Но я отмел эту мысль, констатируя, что она, в отличие от меня, не различала меня среди толпы. Мне же, напротив, нравилось распознавать ее как личность среди лиц совсем незнакомых. Я сидел в парке, а она его пересекала, неся сумку с овощами. Я останавливался купить сигареты, и здесь же была она, покупая свои. Шел в кино, и там была сеньора, через два кресла от меня. На меня не смотрела, но меня забавляло наблюдать за ней. Рот у нее был, надо сказать, большой. Носила большой перстень, довольно вульгарный.

Мало-помалу начал ее разыскивать. День мне казался незаконченным, если не видел ее. Например, когда читал книгу, сам удивлялся, делая предположения относительно сеньоры, вместо того, чтобы концентрироваться на том, что написано. Раскладка в воображаемых ситуациях среди вещей, мне неизвестных. Ей нравился зеленый цвет. Курила только определенный сорт сигарет. Делала покупки еды для дома.

Временами я чувствовал такую необходимость видеть ее, что отставлял все, чем был загружен, чтобы выйти для ее поиска. И в некоторых случаях встречал ее. В других – нет, и расстраивался, закрываясь в своей комнате, не в силах думать о чем-то другом весь остаток вечера.

Как-то вечером вышел пройтись пешком. Перед тем, как вернуться домой, когда стемнело, присел на скамейку на площади. Только в этом городе есть такие площади. Новая и очень маленькая, она казалась недоразумением в этих приземленных окрестностях, ни благополучная, ни убогая. Деревья были рахитичные, как  будто они отказались расти, обиженные тем, что их посадили на такой скудной почве, в месте унылом и ничтожном. На углу фонтан темной газировки осветлял фигуры трех молодых людей, которые болтали в круге света. Внутри сухого бассейна, который, похоже, так и не был достроен, валялись обломки кирпича, скорлупа от плодов, бумажки. Пары на скамейках почти не разговаривали, как будто безобразный вид площади не благоприятствовал душевным отношениям.

На одной из дорожек увидел сеньору, шедшую под руку с другой женщиной. Они говорили оживленно, медленно идя вперед. Когда они проходили напротив меня, я услышал, как сеньора сказала огорченно:

“Это невозможно!”

Вторая женщина обняла за плечи сеньору, чтобы ее успокоить. Обойдя недостроенный бассейн, они удалились по другой дорожке.

Обеспокоенный, я встал и задвигался по улице в надежде встретить их, чтобы спросить сеньору, что же произошло. Но они исчезли среди улиц, где всего несколько человек двигались  в погоне за завершением последних дел уходящего дня.

Неспокойно мне было все неделю после этой встречи.
Гулял по городу в надежде, что встречу сеньору по дороге, но ее не увидел. Казалось, она исчезла, и я отставил все свои заботы, потому что уже не обладал достаточной способностью сконцентрироваться. Мне нужно было видеть ее проходящей, не более того, чтобы знать, остается ли боль того вечера, что была на площади. Часто в тех местах, где обычно мог разглядеть ее, думал остановиться и поговорить с другими людьми, которые мне казались ее родственниками или друзьями, чтобы спросить их о сеньоре. Но я не мог знать, кого же спросить, и они проходили мимо. Не видел ее в течение всей той недели.
 
Следующие недели прошли плохо. Я дошел до того, что стал ссылаться на болезнь, чтобы оставаться в постели и таким образом забыть то, что наполняло меня мыслями. Может, по истечении нескольких дней я, не выходя, как будто вдруг встретил ее в очередной день, когда меньше всего этого ожидал. Но я не мог себя побороть и вышел спустя два дня, в течение которых у меня было чувство, будто сеньора проживала в моей комнате все время. Встав с постели, я почувствовал слабость, физически был плох. Все же сел в трамвай, сходил в кино, пробежал по рынку, побывал на цирковом представлении на окраине. Сеньора не появилась нигде.

Но потом, спустя некоторое время, она вернулась в мое поле зрения. Я нагнулся, чтобы завязать шнурок на ботинке, и увидел ее проходящей по залитому солнцем асфальту на другой стороне с широкой улыбкой на лице и с веткой акации – с тем, что первым появляется в начале сезона. Хотел проследовать за ней, но потерял ее в лабиринте улиц.

Ее образ рассеялся в моем разуме после того, как в тот раз потерял ее след. Вернулся к своим друзьям, познакомился    с разными людьми и прогуливался по улицам один или с кем-нибудь. Не то чтобы я ее забыл. Ее присутствие, точнее говоря, казалось растворенным среди других людей, которые жили в этом городе.

Однажды утром, спустя какое-то время, я проснулся с уверенностью, что сеньора умирает. Было воскресенье, и после завтрака я вышел пройтись под деревьями моего района. На балконе старушка принимала солнце, колени ее были покрыты косматой шалью. Девушка на лугу красила красной краской садовую мебель, подготавливая ее к лету. Народу было мало, и предметы и шумы выразительно прорисовывались в прозрачном чистом воздухе. Но в другой части этого города, куда я шел, сеньора умирала.

Я вернулся домой и расположился в комнате, чтобы ждать.

Из окна я видел, как на свежем ветерке колышется бронза уличного освещения. Вечер приближался, вызревая медленно далеко над крышами, далеко над холмом, свет угасал все больше. Бронза продолжала дрожать и дышать. В саду кто-то поливал газон из шланга. Птицы готовились к ночи, наполняя звуками и движением кроны всех деревьев, какие я видел из моего окна. В соседнем саду засмеялся ребенок. Залаяла собака.

В одно мгновение все шумы одновременно прекратились в колодце тишины тихого вечера. Бронза освещения уже не дрожала. В неизвестном районе сеньора умерла. В каком-то доме прикрыта дверь той ночью и горели свечи в комнате, наполненной приглушенными голосами, голосами утешения. Вечер ускользнул к невидимому финалу, погасив все мои размышления относительно сеньоры.

На следующий день в ежедневной газете увидел, что родственники доньи Эстер де Арансибия возвестили о ее смерти и о часе похорон. Могло ли это быть?...  Да. Без сомнения, это была она.
 
Присутствовал на кладбище, проследовав медленно с процессией по длинным бульварам, среди молчаливых людей, которым знакомы были лицо и голос женщины, за которую им было больно. Потом некоторое время шел под темными деревьями, потому что этот солнечный вечер мне принес необычное спокойствие.

Теперь думаю о сеньоре только от случая к случаю.

Временами меня донимает мысль, например, на углу улицы, что видимая сцена – это не более чем репродукция другой, пережитой раньше. В этих случаях мне приходит в голову, что намереваюсь увидеть проходящую сеньору с ее густыми сходящимися бровями и в одежде из непромокаемой ткани. Но мне не до смеха, потому что я вижу то, как помещается ее гроб в нишу в стене  с сотнями других ниш, совершенно одинаковых.

© Copyright: Александр Асанов, 2018