Первый рейс-7

Индийский океан встретил нас тёплым, ласковым солнцем, которое, играя на волнах, отражалось в переборках нашего танкера... Вокруг нас стайками сновали летучие рыбки — их было столько, что казалось, будто они — бабочки, перепархивающие с волны на волну, как летом на лугу. Океан как будто извинялся за своих буйных собратьев, которые перед этим изрядно потрепали нам нервы.

Мы шли вперёд, разрезая его по диагонали — от южной оконечности Африки прямиком к островам Индонезии. На этом участке пути мы планировали отдохнуть и набраться сил перед тем, как повернуть наверх, к Японии, к пункту нашего назначения. Этот маршрут обещал стать для нас захватывающим приключением, и мы были готовы к этому.

Океан встретил нас штилем, словно приглашая к спокойному и размеренному плаванию. Но что нам штиль, мы же не экспедиция Магеллана, зависящая от любого порыва ветра? Наша уверенность в себе позволяла нам спокойно двигаться по выбранному курсу, не боясь ни штиля, ни других капризов природы.

А ночные посещения бака дарили нам поистине завораживающее зрелище — светящуюся воду. Миллионы крошечных огоньков микроорганизмов вспыхивают и гаснут в тёмной глади океана, создавая неповторимую картину. Это захватывающее зрелище, которое не оставляет равнодушным никого из нашей братии. Поверьте, это нечто большее, чем просто любование морем за бортом — это часть нашего приключения, часть нашей жизни в открытом море.

Живя в средней полосе России, я и представить себе не мог, что воздух может быть настолько перенасыщен взвешенными капельками воды. Влажность — это явление, с которым я впервые столкнулся здесь, в Индийском океане. Вода словно обступала меня со всех сторон: она была в воздухе, покрывала тонким слоем палубу, тело, к которому постоянно прилипала моя мокрая футболка, противно липнущая к телу. Даже простыни в кровати казались пропитанными влагой. Дышать таким воздухом было тяжело, а кондиционер работал плохо, но что значили эти мелкие неудобства по сравнению с ощущением счастья от осознания земного бытия! Я молод, я вижу то, что мои сверстники видели только на картинках, и то навряд ли, а посмотреть есть на что, и это «что» наполняет меня восторгом и крайним любопытством.

Вечером, после тяжёлой рабочей смены, мы собирались у бассейна, расположенного на верхнем уровне. Хотелось окунуться в воду и подышать свежим воздухом, каким бы влажным он ни был. После машинного отделения, где царила жара под сорок градусов, прохладный вечер с температурой около 25 градусов казался особенно приятным.

На закате небо походило на удивительный калейдоскоп, в котором переливались самые невероятные оттенки. Перистые облака, разбросанные по всему небосклону, окрашивались во все цвета радуги — от нежно-розового до глубокого фиолетового. Это было настолько захватывающим зрелищем, что у меня перехватывало дыхание. Почувствовав, как внутри меня что-то зреет, я впервые произнёс слова, ставшие впоследствии определяющими в моей жизни: «Ну почему я не художник? Как было бы замечательно уметь передавать на холсте всю эту красоту!»

В тот момент я осознал, что искусство для меня — способ выражать свои чувства и эмоции. Я понял, что хочу научиться рисовать, чтобы навсегда сохранить в памяти эти неповторимые пейзажи, которые так и просились на холст.

Я любил ходить на бак — это нос судна. Стоять там, подставляя лицо ветру, раскинув руки. И стоять, как герой Леонардо Ди Каприо на «Титанике». Конечно, в то время он ещё не родился.

Я и не знал, что через сорок лет этот талантливый актёр будет сниматься в фильме, с такой точностью передавая ту же радость жизни, что и я в свои моменты на судне. Он это делал, стоя в голливудской студии, на макете «Титаника», а я — на настоящем танкере, посреди бескрайних волн Индийского океана.

Навстречу мне неслась вечность, и я это ощущал всем своим существом. Ветер доносил солёный запах моря, а впереди, насколько хватало взгляда, простиралась бесконечная водная гладь. В такие моменты я чувствовал себя частью чего-то большего, чем просто человек на судне. Я был частью этой стихии, частью этого мира, который казался мне таким огромным и загадочным.

Незаметно проскочили Сингапур, который в нашем воображении всегда ассоциировался с яркими образами — «бананово-лимонным» и столь же пёстрым, как фруктовая палитра. Издали мы увидели лишь его силуэт, но этого было достаточно, чтобы сказать: «Вот какой ты? Необычный и яркий, ты оставил след в моём сознании, и всё-таки я тебя видел!»

Мы направились к Вьетнаму, где по-прежнему бушевала война. Кровь лилась бессмысленной рекой, и сердце сжималось от боли и тревоги. Слушать об этих событиях по радио, видеть что-то по телевизору или читать в газетах — это одно, но ощущать, как люди убивают друг друга всего в нескольких километрах от тебя, когда ты спокойно сидишь на палубе и допиваешь свою чашку кофе, — это совсем другое. Это оставляло глубокий след в душе.

Как и полагалось в таких случаях, нас облетел американский самолёт-разведчик. Скорее всего, для устрашения и чтобы вызвать небольшой испуг у русских. И надо признать, что в этом он преуспел: было очень неприятно наблюдать, как самолёт делает очередной заход над нашими головами. С каждым разом он снижался всё ниже, словно готовясь сбить мачту или трубу в крайнем случае. Казалось, что пилот хочет показать своё превосходство и напугать нас.

Я могу представить, как раздражала лётчика красная полоса на нашей трубе. Он заходил на бреющем полёте так низко, что можно было рассмотреть его в кабине. Это было похоже на игру в кошки-мышки, где мы были мышами, а самолёт — хищником. Капитан, не моргнув глазом, прокладывал намеченный заранее курс, как будто и нет самолёта вовсе, а это так — надоедливая муха перед носом кружит. Мы были уверены в себе и не собирались поддаваться страху. Ничего не добившись, самолёт улетел, оставив нас наедине с нашими мыслями.

Тихий океан казался безмятежным и тихим, как перед хорошей рыбалкой в спокойном пруду, но теперь не был таким умиротворённым. В то время большие нефтяные пятна, словно следы невидимого гиганта, ползли по его глади. И это было 40 лет назад, в эпоху, когда человечество ещё не до конца осознавало последствия своей деятельности.

Сегодня, особенно после событий, подобных аварии на «Фукусиме», Тихий океан остаётся в центре внимания экологов и исследователей. Катастрофы, подобные этой, оставляют неизгладимый след на экосистеме океана, напоминая о хрупкости природы и необходимости бережного отношения к ней.

В Токийский залив мы вошли вечером. Весь левый берег сверкал огнями: Токио давно уже сросся с Иокогамой и Кавасаки, образуя единое городское пространство. Мы шли в Чибо — нефтяные ворота столицы. Выполняли свою задачу: привезли японцам высококачественный мазут для их огромных танкеров. Пожалуйста, получите!

Утро встретило нас тяжёлым смогом. Я впервые столкнулся с таким явлением. А скорее всего, ничего не видел ясно, потому что в десяти метрах можно было не узнать знакомого человека, затерявшегося в этой серой пелене. Вот такая она, эта хвалёная «заграница», о которой мы столько слышали и мечтали.

Конечно, мы сходили на берег. В местных магазинах пили кока-колу и ели орешки. Ругались с японцами, которые, в отличие от нас, совершенно не привыкли торговаться. Купить джинсы не удавалось — в продаже были только потёртые вещи. Такова философия японцев — любая вещь должна нести на себе отпечаток времени и истории. Как вы понимаете, сейчас весь мир принял эту «философию», и мы можем увидеть много молодых девушек, а порой и не очень молодых, идущих в потёртых джинсах, а то и порванных. Но в те времена для нас было совершенно неприемлемо везти домой облезлый, поношенный товар. Родные не поймут, и покупателя на такой товар не сыщешь.

Я приобрёл нейлоновую куртку, которая потом исправно служила мне, надёжно защищая от ветра и дождя. Она стала верным спутником в моих прогулках под дождём и довольно долго прослужила мне.

                (продолжение следует)