Философия Богданова

С начала ХХ века в мировом общественном менталитете проявляется некий «взрыв идей», за которым проглядывает новый ментальный ключ. Глобальность науки 20-х годов в русском варианте приобрела характер общечеловеческий и кооперативный (коллективизм: Мы), в западном — личностный, конкурентный (индивидуализм: Я).

Особенности этого «взрыва идей» особенно хорошо видны в культуре России, где проявляется феномен «русского космизма» — это целый веер культурных явлений, отображающих главные хронотопические свойства этого момента истории: культурой осваивается гигантский, сверхчеловеческий масштаб пространства, а также — будущее время, очень удалённое от настоящего в невиданную перспективу. В этот момент истории актуализируются всеобщие представления Н. Фёдорова, биосферные и затем ноосферные понятия у В. Вернадского, наблюдается «поток идей» у К. Циолковского, А. Чижевского, П. Флоренского, Н. Кондратьева, П. Сорокина и многих других. Весь «русский космизм» этого периода истории (как в науке, так и в искусстве) соизмеряется с масштабами всей эволюции, всей истории, всей планеты и даже космоса — предельными масштабами, доступными человеческому воображению.

Эту тенденцию в культуре можно назвать исконно русской, поскольку в ней проявились устремления всечеловеческие, кооперативные, лишённые ориентации на сиюминутную пользу.

Наряду с этой коопереативно-объединительной «русской» линией в культуре в тот же момент времени проявилась «западная» линия, ориентированная на прагматизм и проективность. Применительно к науке можно констатировать, что исследования повсеместно разворачиваются в плане универсального осознания системности мира и закономерностей его генезиса, но с ориентацией на управляемость, а значит — на определённый прагматизм. Новый набор идей был осознан, например, в физике: в теории относительности Эйнштейна, идеях Минковского, Резерфорда, Бора, Планка и других известных физиков. Их никак нельзя назвать безобидными учёными-чудаками: от их первых формул до первой атомной бомбы прошло всего тридцать лет. Но это только одна, самая нашумевшая часть прагматически-проектного культурного взрыва 20-х, охватившего все сферы. В качестве главного идеолога о нем во весь голос говорил Д. Дьюи, и не только говорил, но и действовал в диапазоне от личности до государства.

Возникла эта линия и у нас, но она имела всеобщий ракурс «управляемости». В этот момент времени появляется всеобщая организационная наука — «тектология» русского позитивиста Богданова. В ней сохраняется универсальная всеобщность, вот почему взгляды А.А. Богданова в значительной мере определили весь комплекс последующих системных идей, а главное — их ориентацию. Это, прежде всего принцип системности мира, содержавший ряд идей будущей кибернетики. Здесь Богданов впервые выдвинул системную теорию кризисов (теорию системных кризисов). В науке на этом историческом отрезке можно было наблюдать возникновение целой совокупности новых общесистемных и генетически ориентированных теорий. Их взлёт приходится на 20-30-е годы ХХ века.

Русские позитивисты в это время в качестве критерия истины выдвигают общезначимость. Так, А.А. Богданов считал, что критерием истинного знания должен быть коллективно организованный опыт людей, ибо миллионы людей, ошибаться не могут.

Особое направление в русской философской мысли 1900 - 1920-х г.г. сложилось на базе переосмысления марксизма в духе социального активизма. Признавая за К. Марксом заслугу открытия научного понимания общества, представители этого направления видели в марксизме не столько познание «объективных законов», сколько теорию социальной организации окружающего нас мира. В качестве субъекта, творящего мир, они, в отличие от классического субъективизма XVIII—XIX вв., рассматривали не некоторое абстрактное «Я», а социальные коллективы — классы, природа которых характеризовалась, исходя из учения о классовой борьбе и классовой идеологии.

Наиболее крупным и оригинальным представителем русского «активистского» марксизма был Александр Александрович Богданов (1873 - 1928).

А.А. Богданов (его настоящая фамилия — Малиновский) окончил медицинский факультет Харьковского университета. Ещё в студенческие годы начал заниматься политической деятельностью. За участие в революционном движении был сослан в Вологду, где познакомился с Н.А. Бердяевым и рядом других известных в будущем деятелей русской культуры. В 1903 г. примкнул к большевикам и стал одним из виднейших деятелей раннего большевизма. К осени 1904 г. Богданов тесно сходится с В.И. Лениным. Между ними возникает своеобразный политический блок, ориентирующийся на тактику революционной социал-демократии, но, по словам Ленина, «молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область». Это сотрудничество, впрочем, продолжалось недолго. Богданов стал выдвигаться на роль альтернативного Ленину лидера, пользующегося поддержкой видных представителей партийной интеллигенции, в частности М. Горького.

Увлечение Богданова энергетизмом В. Оствальда, а затем учением Э. Маха ещё более углубляло расхождения с Лениным. Эти расхождения резко политизировались, выливаясь в борьбу двух идеологий внутри большевизма. Окончательный разрыв предопределила организация Богдановым и его единомышленниками партийных школ на Капри и в Болонье, которые должны были стать центрами по формированию кадров богдановской фракции. Ленин незамедлительно принимает против своего бывшего союзника, а теперь оппонента, самые решительные меры. В 1908 г. была написана книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», посвященная критике «махистского поветрия» в рядах российских социал-демократов. Одной из главных задач книги было показать несовместимость идей Богданова с марксизмом, опасность его концепции для партии. Вслед за этим Ленин добивается и исключения Богданова из партии за фракционную деятельность (1909).

Как мыслитель Богданов довольно рано проявил склонность к конструированию всеохватывающей философской системы, дающей целостную картину мира. Основу этого синтеза он усматривал в «социальном материализме» Маркса. Свое философское творчество он считал реализацией Марксовой программы революционной философии, берущей действительность не созерцательно, в форме безразлично нейтрального по отношению к человеку «объекта», а как преодолевающую противоположность субъекта и объекта практику. Вместе с тем Богданов полагал, что Маркс решил поставленную им задачу лишь частично — применительно к сфере социального познания. Свою роль он видел в том, чтобы решить ту же задачу «в общефилософском масштабе», включая также познание и преобразование природы. Поэтому Богданов никогда не считал себя связанным «буквой» марксистских текстов и относился к ним лишь как к основе, которую еще надо дополнять и достраивать. Рассматривать мир явлений как социальную практику — значит, по Богданову, видеть в нем поле коллективного труда, где сталкиваются человеческая активность и стихийное сопротивление вещей. «Активность» и «сопротивление» — основные понятия богдановской «онтологии практики». Все формы, которые принимает действительность, суть не что иное, как различные сочетания активностей и сопротивлений. В постоянном обновлении этих форм удерживаются те, в которых активности и сопротивления даны в наиболее устойчивом, гармоническом сочетании. Эту обобщенную схему действительности Богданов характеризует как всеорганизационную точку зрения. Её корни лежат в коллективном труде, а задача состоит в том, чтобы, организуя человеческую деятельность, побеждать стихийное начало мира и в дальнейшем сформировать весь мир в интересах человечества.

Всеорганизационная точка зрения, по Богданову, это не просто чисто интеллектуальная позиция. Она носит классовый характер. Она совершенно чужда буржуазному индивидуализму, но естественна для класса, который своим трудом организует вещный мир и самого себя, т.е. для пролетариата. Рабочий класс, пролетариат, представляется в этой связи наиболее совершенным субъектом организующей деятельности и прообразом человечества как некоего глобального трудового коллектива. Вот почему ему необходимо выработать и сознательно применять собственную систему организующих природу и общественную жизнь методов, составляющих в совокупности совершенно особую пролетарскую культуру.

Исходя из «организационной точки зрения», Богданов разрабатывает философское учение — эмпириомонизм, которое представляет собой теорию и одновременно философскую критику опыта, понимаемого как некая первичная и, в сущности, единственная реальность, с которой имеет дело человек.

Понятие опыта Богданов в принципе берет в той интерпретации, которая была предложена создателями эмпириокритицизма (махизма) Э. Махом и Р. Авенариусом, и в соответствии с которой он состоял из непосредственно данного — «элементов» (ощущений), объединяемых затем в «комплексы элементов» по принципу «экономии мышления» («наименьшей траты сил»). Однако он считал, что Мах и Авенариус не смогли снять дуализм физического и психического; из их концепции неясно, почему в опыте, который, в сущности, должен быть субстанциально однородным, одни элементы приобретают статус «физических» явлений, тогда как другие противопоставляются им в качестве «психических образов» этих явлений. Богданов продолжал связывать различие физического и психического с различиями по типу организации. Элементы, из которых построены и объективная реальность, и наше сознание, одни и те же (это цвет, конфигурации формы и т. п.). Но они могут быть поразному связаны между собой. Физическое — это социально организованный опыт, психическое — опыт сугубо личный, индивидуальный, не вошедший составной частью в коллективно выработанные системы представлений.

Таким образом, философия Богданова является теоретически двойственной. Он стремится творчески развить марксизм, но одновременно он находится и вне марксизма, как бы в иной теоретической среде. По сути своей это — «пограничное» философствование, в то время еще редкое, но во второй половине XX в. сделавшееся достаточно обычным и проявившее себя в разных сочетаниях: марксизм и экзистенциализм, марксизм и фрейдизм, марксизм и структурализм, марксизм и феноменология и т.п.

Фундаментальное для Богданова понятие организации, воплощаясь одновременно в двух ипостасях — и как категория «критики опыта», и как обобщающее определение социально-исторической деятельности человека, — придаёт раздвоенному теоретическому сознанию мыслителя известную целостность и служит как бы фокусом, в котором сходятся две генетически весьма различные линии его философствования.

В ходе своей идейной эволюции Богданов идёт от эмпириомонизма как философии, выражающей специфически «организационную» точку зрения, к созданию «всеобщей организационной науки» — тектологии. По уровню и широте своих обобщений тектология сопоставима с философией, но носит в отличие от последней эмпирический, опытный характер, допуская экспериментальные методы исследования. В сущности, это своего рода «постфилософия», берущая на себя многие её функции, но на качественно новом уровне.

Подъем позитивистских умонастроений во Франции первой четверти 19 века в сен-симонистской и «огюстконтистской» редакциях сразу же был замечен русской дворянской интеллигенцией. Многие из сочувственно воспринявших эти настроения и ориентации русских философов, естествоиспытателей и общественно-литературных деятелей встречались с Сен-Симоном и Контом лично (например, декабристы Н. И. Тургенев, М. С. Лунин), освещали их идеи на страницах подцензурной печати, изучали их работы в узких собраниях единомышленников (петрашевцы).

В 20 - 40-е годы 19 века контизм воспринимался по преимуществу как антитеологическая и антиметафизическая доктрина, пригодная для обоснования либеральных, «прозападнических» перспектив развития российских общественных и политических учреждений, а также специфиче-ских приемов и систем научного анализа, своего рода системосозидающего обобщения знания. Со временем, благодаря широкой вовлеченности в это обновленческое научное движение не только философов и публицистов, но также историков, юристов и особенно естествоиспытателей, понятию «позитивное знание» придается самый широкий смысл: оно воспринимается как нечто противоположное старому, отжившему свой век или просто неоригинальному.

«Ортодоксальные» либеральничающие позитивисты 60-х годов (Кавелин, Вырубов, Страхов, Троицкий и др.) видели в новом идейном движении средство и возможность умеренного оздоровления нравственного климата общества, которому присуще уничижительное, «ничтожительное», по выражению К.Д. Кавелина, положение личности. Однако «очеловечение» социальной жизни Кавелин связывал главным образом с разрешением важной, но далеко не фундаментальной задачи — примирением личности с высшей формой социальной организации — государством.

В сфере политики и социально-политической идеологии дворянско-буржуазные мыслители оказывались на разных полюсах с революционной демократией. Наряду с «партией ортодоксов» существовали сторонники «линии Чернышевского» и «линии Юркевича».

Воинствующий религиозно-идеалистический обскурантизм Юркевича в вопросе о соотношении «души» и «устройства органов чувств» побудил И.М. Сеченова ускорить публикацию «Рефлексов головного мозга». Тезис о примате «человеческого созерцания» и «суверенности души» открыто противопоставлялся «партией Юркевича» новейшему (естественнонаучному) материализму, позволяя дать собственную трактовку «существующего порядка церкви и государства» (выражение Г.Е. Струве).

У представителей «линии Чернышевского» учение Конта вызывало двойственное отношение — признание, с одной стороны, ряда гениальных и существенно важных для дальнейшего прогресса знания антитеологических и антиметафизических положений, но с другой — его неспособности удовлетворительно решить старую дилемму опытного и теоретического знания. Так для А. Герцена позитивизм был олицетворением склонности к недиалектическому рассудочному теоретизированию и «аналитическому трупоразъятию», терявшему «дух за подробностями». Для Чернышевского в позитивистском идеале очевидно наличие непоследовательной примеси средневековых понятий, хотя он и отдавал должное свойственному ему пафосу «обновления общественной жизни».

Философско-исторические построения видных представителей российской позитивистской философии истории К.Д. Кавелина, Н.И. Кареева, В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова, Н.А. Рожкова предсталяют собой по-своему оригинальную попытку научной разработки проблемы сущности всемирно-исторического процесса. Остро ощущая кризисные явления российской действительности, не разрешённые в полной мере либеральными реформами 60-70-х гг. 19 века, мыслители пытались выяснить их природу в свете анализа исторического развития Европы и России. Историческая наука этого времени, накопив огромный фактологический материал, стимулировала постановку проблемы социокультурного развития, не утратившую свою актуальность и сегодня.

Очерки по философии в трёх книгах под названием «Эмпириомонизм» А.А. Богданов опубликовал в 1904—1906 гг. Над содержанием включённых в этот труд статей он работал в конце XIX и самом начале XX в. К этому времени им уже были опубликованы две книги, которые фактически явились прелюдией к эмпириомонизму. Сам же «Эмпириомонизм» оказался главным вкладом Богданова в философию.

Хорошо известно, что его «Эмпириомонизм» не получил всесторонней оценки ни при выходе в свет этого философского труда, ни многие десятилетия спустя. На это повлияли взгляды Богданова на предмет и задачи философии.

В начале второй книги «Эмпириомонизма» Богданов пишет: «Философия возникла как стремление мыслить все содержание опыта в однородных и связных формах и приобрела самостоятельное значение именно как реакция против чрезмерной раздробленности и противоречивости опыта, выступивших на определённой стадии культурного развития». Итак, предметом философии является «все содержание опыта», а её задача состоит в том, чтобы вместо существующей по крайней мере после «разложения авторитарно-родовых общин» и возникновения «анархии товарного хозяйства» «чрезмерной раздробленности опыта» построить «однородное и связное» его представление.

Приведённое определение философии является предметным: оно фиксирует предмет философии. Наряду c таким определением Богданов широко использует в «Эмпириомонизме» и других своих работах социально-генетические определения философии, например такое: «Философия того или иного класса, той или иной группы общества есть их высшая идеология, в наибольшей степени выражающая их трудовой и социально-экономический опыт».

И предметное, и социально-генетическое определения философии характеризуют один предмет, и поэтому они представляют собой только разные стороны общего определения философии, которым Богданов в том или ином случае уделяет преимущественное внимание в зависимости от решаемых задач.

В богдановском предметном определении философии совершенно чётко звучит мотив монистической функции философского знания. В нем присутствует и второй ключевой момент понимания Богдановым специфики философии: ее предметом является эмпирия, то есть все содержание человеческого опыта. Как он представлен в опыте отдельных людей и чрезвычайно разнообразных и практически бесконечных по количеству человеческих коллективов. В результате соединения этих двух ключевых моментов и рождается программа достижения в рамках философии максимально полного единства опыта, «идеала цельного и строгого познания», то есть эмпириомонизма как важнейшей задачи философии вообще и как специфической философской проблемы, которую пытается решить Богданов в частности. По его убеждению, философия с момента своего зарождения всегда стремилась решить данную задачу. На этом пути она достигла частичных успехов и испытала горечь поражений, но в начале 20 века, констатирует Богданов, приходится признать, что эта задача ещё не решена. Надежду на то, что в настоящее время возможен прогресс в этом отношении, и может быть существенный, вселяет ему не только современный Богданову уровень научного знания, но прежде всего современный уровень машинного, коллективного производства. При этом Богданов подчёркивал, что он нередко обозначает одним и тем же словом свою конечную философскую цель («эмпириомонизм как идеал познания») и тот путь, который, как кажется ему, ведёт к этой цели («эмпириомонизм как попытка дать насколько возможно стройную картину мира для нашего времени и для того социального класса, делу которого я себя посвятил»). Сказанное означает, что эмпириомонизм мыслится Богдановым не только как некая теоретическая, идеологическая конструкция, но и как определённый социально-генетический феномен.

Основными установкам богдановского эмпириомонизма являются следующее:
1) В основу богдановского эмпириомонизма положены понятия «опыт» и «организованность». Эмпириомонизм, по мнению Богданова, устраняет понятия «материи» и «духа» как неточные и запутывающие анализ, но пользуется, однако, «сопоставлением «физического» и «психического» опыта и, исследуя их соотношение, приходит к выводу, что из этих двух областей опыта «физическое» представляет высшую ступень организованности, а следовательно, и производную. Психический опыт организован индивидуально, физический — социально, то есть это различные фазы организующего процесса, из которых относительно первичной является «психическое». Считать эту позицию идеализмом, как полагает Богданов, «было бы в высшей степени ошибочно».
2) Богданов, характеризуя опыт, считает, что надо решительно отвергнуть характерное для прошлой философии, например для сенсуализма, «субъективное, чисто индивидуалистическое понимание» опыта как всецело сводящегося «к индивидуальным ощущениям и представлениям». Это, по его мнению, есть «извращение действительного опыта, каким он «непосредственно дан» познающему». «И вещи, и ощущения, лишь то и другое вместе образуют систему опыта; то и другое одинаково — материал для познания»5.
3) Существенной частью эмпириомонизма является концепция социо-морфизма, в которой утверждалась универсальная применимость в научном познании так называемой «основной метафоры» (термин английского филолога М. Мюллера), «представляющей явления внешней природы по образцу человеческих действий».
4) Одна из наиболее оригинальных идей эмпириомонизма — это идея подстановки, которая по сути дела являлась прообразом метода моделирования, получившего столь большое распространение в науке и философии 20 века.
 
А.А. Богданов понимал тектологию как науку, объединяющую в себе организационные методы всех наук. Критикуя ограниченность мышления, воспитанного на специализации, Богданов осуществил попытку заложить универсальные, обобщенные основы науки, объединяющей организационный опыт человечества. Организационную точку зрения Богданов рассматривал как призванную служить средством решения практических задач.

Богданов для повышения результативности решения конкретных, практических задач, предполагает обязательное сведение процесса решения задач к выявлению абстрактной составляющей. Решение абстрактной, облегчённой задачи при переводе на конкретный уровень (при детализации) позволяет получить конкретное решение: «Эта точка зрения всегда шире и потому способна, по крайней мере, в некоторых, а может быть, и во всех случаях приводить к результатам более полным или более точным. Опыт всех наук показывает, что решение частных вопросов обычно достигается лишь тогда, когда их предварительно преобразуют в обобщенные формы». Этим методом и пользуется Богданов при постановке и решении тектологических задач.

Задача же тектологии, по Богданову, как науки эмпирической, — систематизировать организационный опыт. Тектология должна выяснить, какие способы организации наблюдаются в природе и в человеческой деятельности; затем — обобщить и систематизировать эти способы; далее — объяснить их, т.е. выработать абстрактные схемы их тенденций и закономерностей, определить направления развития организационных методов и их роль в мировом процессе. По мнению Богданова, когда в процессе обобщения, абстрагирования выяснены общие законы, то создаётся твёрдая опора для планомерной организационной деятельности — практической и теоретической. Полный расцвет тектологии будет выражаться в сознательном господстве людей как над природой внешней, так и над природой социальной. Успех тектологических обобщений и выводов, по мнению Богданова, зависит, прежде всего, от правильных методов и способов организации тектологического анализа.

Основная идея тектологии заключается в единстве строения и развития самых различных систем («комплексов») независимо от того материала, из которого они состоят. Это системы любых уровней организации — от атомных и молекулярных до биологических и социальных. На многих примерах Богданов убедительно показывает, что на атомном уровне и в галактическом пространстве, в обществе и экономике действуют одни и те же организационные законы. К числу основных принципов тектологии относятся:
1) приоритет целого над частями, центростремительных тенденций над центробежными;
2) относительная самостоятельность каждого элемента организации и обязательное выполнение им функций, необходимых для существования организации в целом;
3) конъюгация (сотрудничество, общение) - первичный момент, порождающий возникновение, изменение, развитие и разрушение организационных форм;
4) ингрессия - соединение элементов системы посредством вводных комплексов;
5) дезингрессия - нейтрализация соединительных активностей;
6) подвижное равновесие - обмен веществом и энергией между системой и внешней средой;
7) возрастание активности комплекса и изменение соотношения между ассимиляцией и дизассимиляцией;
8) достижение относительной устойчивости равномерным распределением активностей между элементами целого; устойчивость целого зависит от наименьших сопротивлений всех его частей;
9) всякое системное восхождение заключает в себе тенденцию развития, направленную к дополнительным связям, там, где она не выдерживается, существуют пункты пониженного сопротивления;
10) явление агрессии - концентрации активности.

По своему содержанию главный труд А.А. Богданова «Тектология» намного обогнал своё время, но в момент публикации он оказался непонятым научным и философским обществом. Богданов же предвосхитил некоторые основные положения таких современных научных направлений как кибернетика, системный подход, структурализм, синергетика и т.п. Он высказал такие важные идеи, как сходство строения различных организационных структур, принцип обратной связи, прогрессивный подбор, динамическое равновесие.

В своих трудах А.А. Богданов чётко сформулировал принципы автономного поведения и близко подошёл к идеям   современной теории автопоэзиса (autopoiesis) и замкнутой круговой организации процессов. Так, понятие автономии тесно связано у него с круговоротом, рекурсией и  регенерацией.

Автономная система операционно замкнута, если её организация характеризуется процессами, которые рекурсивно зависят друг от друга и образуют устойчивую структурную единицу в области гомеостазиса. Сохранение   и развитие целостности, индивидуальности системы обеспечиваются в автопоэзисных процессах самообновления (self-production), когда гомеостатическая система при   внешних возмущениях постоянно заменяет собственные составляющие. Иными словами, автопоэзисная организация    означает образование сети самовоспроизводящихся и саморегулирующихся процессов.

Создав стройную универсальную теорию, объединяющую организационные методы других наук, Богданов совместно с Громаном В. Г. и Базаровым В. А. предложил новые организационные механизмы, принципы устройства не монолитного и централизованно управляемого предприятия, а основанного на самоорганизации, позволяющей быстро адаптироваться к меняющимся требованиям рынка. То есть Богданова можно считать подлинным основателем теории систем, создателем необходимых теоретических предпосылок реинжиниринга предприятий.

Алексеев В.В. Концепция социально-организованного опыта А.А. Богданова и её роль в становлении советской модели социализма в 1920-х - сер.1930-х годов. Диссертация канд. ист. наук. 07.00.02. – М.: Про-Софт-М, 2007. – 169 с.
Богданов А.А. Автобиография //Деятели СССР и революционного движения России. М. – 1990.
Богданов А.А. Идеал познания (Эмпириомонизм физического и психического). – М.: Просвещение, 1983. – 234 с.
Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука. В 2-х книгах. — М.: «Экономика», 1989.
Богданов А.А. Эмпириомонизм. – М.: Республика, 2003. – 400 с.
Гловели Г.Д. «Социализм науки»: мебиусова лента А.А. Богданова. - М.: Знание, 1991. – 72 с.
Малиновский А.А. Тектология. Теория систем. Теоретическая биоло-гия. М. – Эдиториал УРСС – 2000.
Моисеев Н.Н. Тектология А. Богданова – современные перспективы // Вопросы философии. 1995. № 8.
Сетров М.И. Об общих элементах тектологии А. Богданова, кибернетики и теории систем // Ученые записки кафедр общественных наук вузов г. Ленинграда. Вып. 8. – Л. 1967.
Тахтаджян А.Л. Тектология: история и проблемы // Системные исследования. - М.: Высшая школа, 1972.
Уайт Дж. От философии к организационной науке: источники и предшественники тектологии А.Богданова // Вопросы философии. 1995. № 8.
Уткина Н.Ф. Позитивизм и антропологический материализм и наука в России. – М.: Нука, 1975. – 320 с.
Шкуринов П.С. Позитивизм в России XIX века. – М.: МГУ, 1980. – 416 с.
Яхот И. Гибель тектологии Богданова – предшественницы кибернетики и системной теории // СССР: внутренние противоречия. Вып. 3. 1982.