Убить Коха... Глава 18. Спецкор...

 
И вот здесь, мне представляется, что вполне возможен некий третий вариант, который не имеет ничего общего с устоявшимся мифом о «расцеховщике» конструкторского отдела завода Уралмаш - Николае Ивановиче Кузнецове.

Красивый миф это не горькая, правда, табу не наложишь да за цензурную решетку не посадишь.

Вот и кочует он, из века в век, обрастая всё новыми небылицами.

Даже сегодня, когда из тумана секретности стали проглядывать неопровержимые факты, в печати, и на необъятных просторах интернета, муссируется всё та же прогнившая догма об НКВДэшном принце без страха и упрёка.

Я в мифы не верю, а вот факты, особенно запротоколированные, заставляют задуматься.

Итак.

В наблюдательном деле НКВД на гр-на Кузнецова Николая Ивановича, арестованного в 36 году, чёрным по белому написано, что гражданин сей работал в редакции заводской газеты «За тяжелое машиностроение».

Уж кто-то, а следователь местного УНКВД наверняка знал, где и кем работал его подследственный.

Вот и получается, что простая строчка протокола становится неопровержимым фактом.

И тогда, многое становиться понятным.

Скажите на милость, как мог простой работяга, никому не известный разносчик чертежей, заводить знакомства среди иностранных специалистов, работающих по контракту на заводе Уралмаш.

Да с ним, ни то, что говорить не стали бы, в его сторону никто из иностранных специалистов даже бы не взглянул, памятуя о том, что в контракте было прописано избегать несанкционированных контактов в служебное время.

Другое дело, когда в техотдел, конструкторское бюро или на производство приходил спецкор заводской газеты «За тяжелое машиностроение» свободно владеющий немецким языком, да ещё при соответствующем мандате и с заданием редакции взять интервью у иностранного специалиста «Х» или высококвалифицированного рабочего «У».

Тогда, волей-неволей, иностранцам приходилось отвечать на вопросы хотя бы из-за элементарной вежливости.

Николай Кузнецов, имея соответствующие атрибуты, легко входил в доверие к немецким специалистам и при необходимости беседовал с имяреком, интересующим местное управление НКВД по заранее составленному вопроснику.

Молодой специалист Людочка Сатовская и молодой сотрудник многотиражки Ника Кузнецов работали на одном и том же заводе, но волею судьбы их пути так и не пересеклись.

Вот почему в воспоминаниях Людмилы Сергеевны Сатовской, нет и намёка на то, что человек, которого она знала под фамилией Кузнецов, и которому явно симпатизировала, одевался по-иностранному, а ведь именно на это в первую очередь обращали, обращают, и будут обращать внимание девушки.

Почему, она не заостряет внимание на таком важном для женщины факте?

Видимо, потому, что так одевались все иностранные специалисты на Уралмаше.

Почему, в разговорах с этим человеком её не раздражал сам факт мгновенного перехода с одного языка на другой, и почему она не расценивала это как «…вызывающе нетактичное поведения среди народа»?

Да видимо, потому, что это был человек, для которого и переход с одного языка на другой, и светская манера поведения, и ношение странной для окружающих одежды было... естественным продолжением его натуры.

Вся его эксцентричность заключалась в том, что за годы, прожитые в России, он научился говорить на русском без акцента и сам того не замечая, удивлял окружающих «своей образованностью и неутомимой энергией».

Обратите внимание: удивлял окружающих «своей образованностью...».

И, это говорит ни какая-то секретарша или копировщица, пришедшая на завод со школьной скамьи, а инженер-конструктор, выпускница одного из технических вузов страны, судя по всему, владеющая немецким языком.

Конечно, можно отказаться от своего прошлого, но твоё происхождение говорит само за себя — поэтому, сам того не замечая, удивляешь окружающих «своей образованностью и неутомимой энергией», и, естественно, навсегда останешься загадкой - откуда всё это, у простого деревенского парня, за которого ты себя выдаёшь.

Что-то, здесь не так...

А, что если... взять, да раззудить плечо..., да сорвать с себя нквдэшно-кгбэшные шоры, да глаза приоткрыть, да мозги, промытые официальной пропагандой поднапрячь...

Что тогда?

А тогда возникает вопрос — неужели, проучившись 2.5 года в заштатном лесотехникуме, Кузнецов получил настолько высокий уровень разносторонних знаний, что мог удивлять своей образованностью окружающих его, дипломированных специалистов, в том числе и немецких?

Я, так не думаю.

Для того чтобы разговаривать на одном языке с немецкими специалистами, нужно было как минимум иметь диплом одного из престижных немецких университетов и не малый стаж работы — лишь бы кого, в Россию не посылали.

Опять же, как это ни странно, но совершенно разных по своей натуре и служебному положению людей, объединяет довольно странный факт:

при всём своём диаметрально противоположном отношении к Кузнецову, никто из них, ни единым словом не обмолвился о внешних данных человека, носящего эту фамилию по рождению, или прикрывающегося этим псевдонимом, не без ведома органов НКВД.

Почему, высокие чины тогдашнего НКВД, вчерашнего КГБ и сегодняшнего ФСБ, взахлёб рассказывают об арийской внешности Николая Ивановича, а люди, которые были с ним в постоянном контакте, в течение двух лет, об этом, даже не вспоминают?

То ли, эти воспоминания отфильтрованы в соответствующих ведомствах, то ли на Уралмаше, в разное время, работали два человека по фамилии Кузнецов.

Первый из них — скажем так - Рудольф Вильгельмович Шмидт, антифашист, высокообразованный немецкий специалист, принимавший участие в строительстве завода и, которого по сложившейся в то время традиции, для простоты общения перекрестили в обратном переводе, в Николая Ивановича Кузнецова.

Судя по всему, это был один из тех многочисленных интернационалистов-идеалистов, одурманенных большевистской пропагандой, которые в одночасье застеснялись своего происхождения, своего благополучия, своего недоступного большинству людей образования.

Во имя справедливости на земле они порвали со своим прошлым, и приехали в нищую Россию, чтобы грудью своей, проложить для обездоленного пролетариата в «... царство Свободы дорогу», где по их глубокому убеждению должно было воцариться, такое милое их мятежной душе, всеобщее равенство и братство.

Я думаю, что именно об этом человеке вспоминает Л. С. Сатовская, работавшая на Уралмаше со дня пуска завода в эксплуатацию:

«Я знала Николая Ивановича Кузнецова в период начала моей работы на Уралмаш-заводе.
Это были первые годы сплочения молодого коллектива завода».

Нет в её воспоминаниях и намёка на то, что этот человек одевался, как иностранный специалист, а своей манерой поведения старался походить на оных.

И пусть это не момент истины, а всего лишь факт, расставивший многое на свои места.

Шмидт-Кузнецов принимал участие в строительстве завода, а после того, как завод был введён в строй, несколько лет работал в одном из подразделений гиганта социндустрии, передавая свой опыт и знания молодым специалистам, коим и была в те годы Л. С. Сатовская, сохранившая самые теплые воспоминания и о нём, и о проводимых им «интересных экскурсиях на рудники и ближайшие заводы».

И если это было так, как мы предполагаем, то наверняка эти экскурсии были интересны не только молодым специалистам, но и таким зубрам какими были немецкие инженеры и техники.