Повесть Пустота Часть I Фениксоген

Красота спасёт мир,
если она добра.
        М. Ф. Достоевский «Идиот»


        Тело опускали не спеша, аккуратно. Со стороны могло показаться, что могильщики выказывали своё уважение к усопшей, но опытный взгляд без труда замечал действительные причины их медлительности. Вот и от меня не ускользнули алчные тени на их притворных физиономиях. Я бросил три горсти земли и отошёл в сторону. Слёз не было. Вместо скорби - щемящее чувство пустоты.
        Люди встречались редко. Скамейки вдоль аллей пустовали. Холодный осенний ветер, короткими  порывами, гонял листву в пустых пролётах между могил. Дань памяти предкам сегодня не в тренде. Раньше кладбище воспринималось как место ностальгии и покоя, но сейчас больше походило на отвал, куда свозят ненужное и бесполезное. Серое безоблачное небо, только усиливало общую атмосферу равнодушия. Я сел на скамью. Мысли нарастали гнетущие.
        Мама. Нас никогда не связывало что-то большее, чем общий быт да парочка формальных обмолвок в течение дня. Нельзя сказать, что мы не делали попыток сблизиться, но настоящего чувства родства так и не возникло. Да и развал семьи, и разлуку с отцом я ей всё-таки не простил.
        - Алексей?
        Звонкий женский голос выдернул меня из пропасти мыслей. Я поднял взгляд, и тут же возникло имя: "Света". Белокурая сердцеедка времён юности, немного постаревшая, но по-прежнему яркая, смотрела на меня большими зелёными глазами. Прошлое всегда так: ты только приехал, а оно уже тут. Первая влюблённость, первая ревность, первая размолвка, первая потеря... Да, глядя на эту женщину, мне было, что вспомнить. Мы даже планировали совместных детей.
        - Лёша, ты?!
        - Света?
        Выныривая из мыслей, я забыл встать, и Света спросила:
        - Не помешаю?
        - Нет-нет, - я поспешно отодвинулся и она села.
        - Валентина Николаевна?
        Я кивнул.
        - Соболезную, прекрасная была женщина. А я отца навещала, могила совсем травой поросла.
         После этих слов мир застыл, будто поставленный на паузу. Любые дополнения казались неуместными.
        - Ты, наверное, хочешь побыть один,  а я тут...
        - Нет-нет, оставайся. Ты не мешаешь. Даже наоборот...
        Помолчали. Не позволив молчанию стать неловким, Света сказала:
        - Печальное место. И в то же время одухотворяющее. Я люблю приходить сюда. Как будто возвращаешься в прошлое. Столько воспоминаний…
        - Ты сейчас куда? – спросил я, перебивая её лиричный настрой.
        - Домой. А разве ты не...
        Я посмотрел в сторону людей, столпившихся у могилы матери, и, не поворачиваясь, ответил:
        - Да я там и не знаю никого. Из родни я один остался.
        - Сочувствую.
        - Да чего уж там... Может по чашечке кофе?
        - Ладно.

        У Светы оказалась припаркована машина, что было на руку: я-то на автобусе приехал. Минивэн выехал на автостраду и влился в поток возвращавшихся в город дачников.
        Разговор набирал обороты медленно, но это никого не смущало: обстоятельства оправдывали.  Чтобы не молчать, я спросил:
        - Как живёшь? Семья? Дети?
        - С мужем разошлась. Детьми природа не наградила. Живу одна.
        Стыдно признаться, но при этих словах у меня сладко засосало под ложечкой: толи забрезжил шанс реванша, толи всплыло сожаление об упущенном будущем. Чтобы разбавить тишину, Света включила радио.
        - А ты? Давно в городе? Где пропадал?
        - Да так, работал в одной конторе. По контракту. Сегодня первый день, как вернулся, – ответил я с неохотой.
        - Чем занимался?
        - Да, в общем, ничем.
        - 20 лет?
        - Ну да...
        - Ну-ну.
        Света улыбнулась, но допытываться не стала. А по радио начинался какой-то диспут: «Неизвестный вирус, прозванный в народе "падучим", уносит жизни всё большего числа здоровых взрослых граждан нашей страны. Доктора разводят руками, а число летальных исходов растёт. Сегодня его жертвами становятся мужчины и женщины среднего возраста. А завтра? Наши дети? Какой смысл в современной медицине, если она лечит только изжогу и насморк? Все передовые гипотезы на эту тему – прямо сейчас, в программе «Судный день уже наступил». Оставайтесь на нашей волне, и мы поможем вам выжить!».
        - Опять напасть какая-то, – сказал я раздражённо.
        - Чума 21 века, – подтвердила Света, внезапно помрачнев, но спохватилась, и вернулась на беззаботный тон:
        - Слушай, зачем нам тратиться на общепит? Поедем лучше ко мне!
        - А что, мне мысль нравится, - ответил я, стараясь не выдать нахлынувших чувств.
        Пустота потихоньку заполнялась.

        День прошёл за разговорами. Что-то вспоминали, в чём-то признавались, в итоге выяснили, что жизнь не сложилась у обоих, и неплохо было бы переиначить. Светлана показала себя отличной собеседницей: понимающей, чуткой. Я даже прослезился. В эти минуты я осознал, как много значит женщина, рядом с которой можно не стесняясь пустить скупую мужскую слезу. Незаметно стемнело и как-то сами собой сначала наши души, а потом и тела становились всё ближе и ближе...

        Света подошла к окну и села на подоконник. В лунном свете посеребрённый силуэт обнаженного тела выглядел особенно аппетитно. Я подумал, что неплохо было бы повторить. Но силы оказались не бесконечны,  и я поймал себя на том, что раньше таких проблем не замечалось. Стареешь, брат, стареешь... Совсем не хотелось думать о смерти, но сегодня было всё про неё.
        - Что-то со мной не так, - промямлил я, едва ворочая языком.
        Света не отреагировала, наоборот - расслабленно оперлась о стену. Будто ждала этих слов.
        Я напрягся: происходило что-то неладное. Света сошла на пол, не глядя на меня, прошла к шкафу и надела халат. Перемена сквозила в каждом движении: это была другая Света.
        Перебирая варианты, я старался нащупать логику, но чем больше прилагал усилий, тем больше злился.
        Ненадолго замерев, Света вдруг резко ускорилась и, достав из сумочки какой-то предмет, подошла ко мне.  Повалила на бок, что-то подложила под зад и, подперев спину подушками, усадила к себе лицом. И тут я увидел, что же она держит в руке. Шприц. Такие носят аллергики для снятия анафилактического шока. Только этот был без опознавательных знаков. Построить гипотезу я не успел: меня расслабило, воздух наполнился смрадом испражнений. Я почувствовал себя униженно и разозлился ещё больше.
        Света этого как будто не заметила, встала предо мной на колени и посмотрела в глаза. Взгляд меня удивил: он был не жёстким, каким я ожидал его увидеть, а наоборот, проникновенным, исполненным искреннего сожаления.
        - Алексей, выслушай меня. То, что я скажу очень важно. Это, - она показала на шприц, - Фениксоген. От него сейчас зависит твоя жизнь. Благодаря ему, ты снова овладеешь своим телом.
        С этими словами она вонзила его мне в ногу и выдавила содержимое. Ненадолго замерла, глядя в сторону и, вздохнув, заговорила снова.
        - Не злись на меня, пожалуйста, слушай! Я знаю, тебе непонятно твоё состояние, ты напуган. И да - это из-за меня. Я тебя заразила. Звучит чудовищно, но ты пойми: мне пришлось, выбора нет!
        Что-то прочитав на моём лице, Света заговорила более жалостливо:
        - Времени у нас мало, а мне надо всё тебе рассказать. Слушай меня! Пожалуйста! – ещё немного и казалось, она заплачет. - Я работала лаборанткой у одного очень известного профессора. Он искал способ лечения рака с помощью вирусов. Для этого он вывел разновидность, уничтожающую теломеры. Это такие образования на концах хромосом, которые определяют срок жизни клетки. Когда теломеры уменьшаются сверх определённого предела, клетка самоуничтожается.
        Вирус действовал как хищник, поражая слабые и мутировавшие клетки. Поскольку он содержал часть генома человека, иммунная система на него не реагировала. В результате рак излечивался. Но это не всё. Вирус содержал новый ген, профессор называл его «ген Феникса», он запускал особый механизм защиты: организм начинал производить свободные недифференцированные клетки и встраивать их на место погибших, сопровождая это активацией фермента теломераза, который не только восстанавливал теломеры, но и усиливал защитные свойства самой клетки. Они и есть - основа Фениксогена.
        Подобного прорыва никто не ожидал. Как и того, что ассистент и близкий друг профессора окажется редкой сволочью. Он сразу смекнул, какую выгоду из этого открытия можно извлечь, и предложил профессору пойти дальше: чтобы эффект стал доступен не только больным раком, но и любому здоровому человеку. Однако это означало создание вируса, поражающего и здоровые клетки тоже. На это профессор пойти отказался, и ему организовали автокатастрофу. А этот паразит всё-таки продолжил работы и создал ту дрянь, что хотел.
        Но его вирус, как и предвидел профессор, работал иначе. Он поражал ткани, убивая все клетки без разбора, на что организм так же реагировал компенсацией и усилением защиты, но делал это настолько лавинообразно, что не противодействовал, а наоборот - помогал вирусу и в результате уничтожал сам себя. Но это подлеца не остановило. Он пошёл на сговор с одной из бандитских группировок и запустил конвейер смерти. Работников лаборатории поставили перед выбором: сотрудничать или исчезнуть. Конечно, мы выбрали жизнь. Да и смысл противиться? Если не мы – других найдут. А так есть шанс вывести гада на чистую воду. В общем, из нас сделали носителей, и теперь мы - распространители этой заразы.
        Поражённые вирусом превращаются в живые фабрики по производству Фениксогена, - препарата, способного полностью омолодить организм здорового человека и сделать его, по сути,  бессмертным. Один донор даёт Фениксогена минимум сотню доз, причём, чем моложе - тем больше. Они бы и детей использовали, но не придумали, как заражать. Вирус передаётся только половым путём. За пределами тела он гибнет.
        Света волновалась и поглядывала на часы. Я же ощутил лёгкое покалывание и душевный подъём, - чувствительность возвращалась.
        - Ты меня сейчас ненавидишь, я знаю, но пойми: этих подонков надо остановить!
        Силы возвращались неохотно. Почувствовав перемены, я выпрямил спину. Первым желанием было врезать ей, и не раз. Но я сдержался. Кулаком время не повернуть. Попал - так попал. Теперь надо как-то выбираться.
        Света что-то заметила и зажмурилась.
        - Расслабься, - буркнул я, не скрывая своего презрения. – Не буду я тебя бить.
        Тело всё ещё было чужим. Встать не получалось.
        - Не торопись, через несколько минут всё само придёт в норму. - Света открыла глаза и следила за моими попытками.
        «Вот же попал» - подумал я, а вслух спросил:
        - Значит, встреча на кладбище подстроена?
        - Не совсем. Я не знала, что это будешь ты. Просто мне повезло.
        «Знала бы ты - насколько!» - подумал я зло, а вслух сказал:
        - Похоже, мне тоже…
        Она промолчала, только опустила глаза, а я спросил:
        - Выживу?
        - Врать не стану - не знаю. Возможно. Если ввести большую дозу...
        - Ты говорила, что на донора препарат не действует.
        - Не совсем. При введении Фениксогена извне, выработка внутреннего временно блокируется, но поскольку вирус продолжает действовать, эффект не продолжителен.
        - Вот же, ты меня подставила.  В груди не щемит?
        - Знаешь, как трудно мне было решиться? Я тоже не могла довериться первому встречному.
        - Могла сначала обсудить.
        - А ты потом согласился бы? Думаешь, никто не пытался ходить и рассказывать? Пытались, да всё без толку. Любая проверка видит обычную больницу с обычными пациентами. Без компромата ничего не доказать.
        - Этот Фениксоген, он дорогой?
        - Безумно.
        - А у тебя он откуда?
        - Нам дают для создания новых разносчиков.
        - Ну ты и… Как только вас земля носит!
        - Если не мы - они других принудят. Это же бандиты. У них нет морали. Я же хочу их раскрыть. Любым способом. Чтобы их остановили. Но нужны доказательства, а они в клинике, и попасть туда может только донор.
        Увидев, что завладела моим вниманием, Света приободрилась, голос её стал более уверенным, а взгляд целеустремлённым.
        - Дура ты, – сказал я убеждённо и снова попытался встать, на этот раз удачно. – Дай, чем обтереться, стрёмно как-то в собственном дерьме сидеть.
        - Я понимаю, но лучше не надо. Всё должно выглядеть как обычно, иначе ничего не получится.
        - И то верно, – согласился я и добавил: - Может и не дура…
        С этими словами я сел обратно.
        - Почему сама не умираешь, ведь ты тоже заражена?
        - Меня заразили после введения Фениксогена, он делает клетку почти неуязвимой, поэтому вирус не действует.
        - Ясно. Что теперь?
        - Вот мой номер телефона и план здания, постарайся запомнить. В клинике тебе вставят катетеры - под мышки и в вены. Чтобы ты себя не выдал, я сделаю инъекции анестетика.
        С этими словами она поднялась,  прошла к трюмо и выдвинула верхний ящик.
        - Тебе придётся отсоединять капельницы, а значит, понадобятся колпачки для катетеров. Вот. Положи под язык.
        Продолжая рыться в ящике, она кинула мне маленький пакетик с разноцветными малявками.
        - А если в рот полезут?
        - Не полезут. Ты для них всё равно, что бревно. Только лечащий врач устраивает осмотры, но там таких не будет.
        Вытащив всё необходимое, она вернулась и стала набирать шприц.
        - В первую очередь надо будет найти, где они хранят Фениксоген. Выкрасть как можно больше, но так, чтобы не хватились. Хотя бы пару дней. Бери только готовый продукт и сразу сделай укол. Потом найди еды и питьё, это тоже важно. И обязательно один шприц всё время держи поблизости – на всякий случай - и при малейших признаках недомогания сразу коли. Организуй тайник и постарайся разобраться, где что, может разговор подслушать удастся.
        Я отложил план и закрыл глаза, восстанавливая картинку увиденного.
        - Как часто его надо вводить, Фениксоген этот?
        - Каждые 12 часов.
        - А если раньше?
        - Теоретически, чем чаще – тем лучше, но рисковать не надо. Тема, сам понимаешь, до конца не изучена.
        Света сделала уколы и прибралась.
        - На вторую ночь найди компромат, что угодно, лишь бы доказать, что там происходит. Разберись, как оттуда можно сбежать и позвони мне. Я тебя заберу.
        - Я смотрю, у тебя всё продумано.
        - На словах всё просто, но сам понимаешь, как будет на самом деле - я не знаю.
        Уж кому-кому, а мне об этом рассказывать не надо. Я вытер со лба испарину и сказал:
        - Что-то жарко становится.
        - Это неизбежный симптом. Ты же болеешь. Как бы…
        - Понятно.
        Света снова села напротив, взяла меня за руки и, проникновенно глядя в глаза, спросила:
        - Готов?
        - Да.
        - Не волнуйся, у нас всё получится.
        - Хотелось бы еще, и пожить после этого.
        - Иначе было никак.
        Я промолчал.
        Света набрала номер и сказала:
        - Забирайте.

        Приехавшие выглядели как типичные санитары. Завернув меня в простыню и переложив на носилки, бригада погрузилась в автобус скорой помощи и с мигалками помчала по ночному городу. Везли быстро, но долго, скорее всего, за город. По пути брали анализы – наверно проверяли качество заражения. Я старательно изображал шокированную беспомощность и даже пустил слезу. Об актёрской карьере никогда не мечтал, но Оскар наверняка заслужил. Впрочем, без казусов не обошлось. Конвоиры, что-то заподозрили.
        - Странный «мешок», - сказал один из санитаров, перетряхивая мою одежду, - ни телефона, ни документов.  Даже ключей нет.
        - Горе у человека, всякое может быть. – Возразил другой.
        - Что-то раньше я таких не встречал.
        - Не бери в голову. Так и до паранойи не далеко. Деньжат наварили и хорошо.
        - Всё равно доложу, мало ли что.
        - Твоё дело.
        Запахло непредвиденными осложнениями.
        Выгружали в том же темпе - вероятно драгоценна была каждая минута. Меня прикатили в больничную палату, распеленали и переложили в кровать. Запахло испражнениями и дезинфекцией. Попа удобно легла в какое-то углубление, и я признал, что это как минимум комфортно. Подошла медсестра с иголками, и экзекуция началась.  Уколов, правда, я не почувствовал. Хоть за это - спасибо. Меня подсоединили к трубкам, что-то чиркнули на прикроватном планшете и, накрыв простынёй, оставили умирать.
        Некоторое время я пролежал в тягостных раздумьях. Эмоциональные всплески, проклятия всего и вся, перемежались с приступами отчаяния и жалости. К таким пертурбациям я оказался не готов. Да и можно ли к этому подготовиться? Как рак в четвёртой стадии – три дня и крышка. Перед неотвратимостью надвигающегося конца чувствуешь себя отчаянно и беспомощно. Как при прыжке с самолёта без парашюта.
        С трудом взяв себя в руки, я постарался успокоиться и вернуться к настоящему.
        Кровать была удобная, при нужде где-то внизу журчало и хлюпало, соседи не беспокоили, словом идеальный комфорт: помирай - не хочу. Света предупредила, что уколы фениксогена надо делать не реже, чем раз в двенадцать часов. Значит, разлёживаться некогда.
        Я осторожно высвободил руку и стянул простынь. Со стены светила кварцевая лампа - было неуютно, но зато не темно. Вынув пакет с колпачками, я сел. Окно закрывали жалюзи, дверей оказалось две (за второй, как я узнал позже, находился санузел), в углу стоял шкаф. Стандартная больничная палата, но никакой аппаратуры, только койки и капельницы. Под койками стояли контейнеры для экскрементов и трёхлитровые банки с желтоватой жидкостью, на спинках висели планшеты с бланками.
        Передавив трубки, я отсоединил катетеры и надел колпачки. Встала проблема, чем подтереть зад и как быть с частыми позывами в туалет? А то меня по одному только конденсационному следу вычислят. Шкаф, к счастью, не запирался, и там нашлось всё необходимое. Перемещаться в подгузниках будет неловко, но придётся, благо что «дышащие» ( хотя бы не шуршат). Чтобы не шлёпать босыми ступнями, обернул их подвернувшимися тряпками. Затем присмотрелся к записям в планшетах. Меня интересовали графики посещений. Ближайшая замена капельниц, судя по настенным часам, через полтора часа.
        Без одежды знобило, кожа покрылась пупырышками. Я подошёл к окну и выглянул в просвет. Первый этаж. Снаружи никого не видно. В охране либо халявщики, либо профи. Позднее узнаем.
        Итак, что имеем? С одной стороны новичков привозят ночью, но днём наверняка больше рабочего персонала, а значит и вероятность раскрытия выше. Кроме того, в моей палате все койки заняты, и трупов нет, следовательно, сегодня никого не привезут. Плюс Света предостерегала, что не знает, как долго будет действовать фениксоген. Поэтому надо спешить. В распоряжении девяносто минут - для вылазки вполне достаточно.
        Когда меня привезли, двери вроде бы не скрипели. Я медленно потянул за ручку и приник к щели. Здание соответствовало плану, который я видел у Светы, без изысков: один хорошо освещённый коридор с дверьми по обе стороны и столом дежурного в центре. Моя палата располагалась в правом крыле, напротив лестницы.
        Я расширил щель и выглянул. Дверь не выдала. За столом дежурного никого не было. Это создавало риск, но не критичный. Одним размашистым движением я выскочил из палаты и, осторожно прикрыв дверь, на цыпочках метнулся к лестнице. Скрывшись за углом, замер. Тишина.
        Лестница вела вниз, к запасной двери, и вверх. Первый этаж. Насколько я помнил, всего их три. Взбежав на следующий я выглянул из укрытия. Никого. Второй этаж повторял первый, вот только без дежурного. Ну да, здесь же никого не лечат. Я не таясь прошёл по коридору, заглядывая за каждую непронумерованную дверь. Нашёл кладовку уборщицы, два туалета и лифт. На всякий случай запомнил график уборки. Больше здесь делать было нечего, и я поднялся на третий этаж.
          Вот там меня ждал сюрприз – пропавший дежурный. Впрочем, его внимание было полностью поглощено молоденькой санитаркой. Видимо той, что меняет капельницы. Девушка, однако, была не расположена и, высвободившись, скрылась в одной из палат. Домогатель-неудачник с досадою чертыхнулся и на лифте спустился к своему посту.
        К моменту, когда девушка выкатила тележку с медикаментами и перешла в следующую палату, я почти досчитал до тысячи. Пятнадцать минут. Более чем достаточно. Быстрыми перебежками я двинулся вдоль коридора. На этом этаже меня интересовало только одно помещение, на плане обозначенное, как «кабинет». Оно нашлось в центре и, как и следовало ожидать, было заперто. Новая забота: раздобыть ключи.
        По лестнице другого крыла я спустился на первый этаж и выглянул из-за угла. Дежурный сидел, положив ноги на стол, и смотрел в телефон. Молодец, так держать!
        Я присмотрелся. Нужные двери располагались недалеко. Одна была лабораторией, другая  хранилищем. Значит мне туда. Я собрался прокрасться поближе, но как только сделал первый шаг, у дежурного захрипела рация: везли новенького. Я вернулся в укрытие и затаился, готовый бежать. Напрасно. Надо было прятаться сразу. Двери центрального входа с грохотом распахнулись и в мою сторону, в сопровождении двух «громил» в белых халатах понеслась каталка с пациентом. Я вспомнил про пролёт вниз и юркнул в тень. Сверху прибежала медсестра. Видимо лифтом она пользоваться не любила. «Новичка» же, если верить слуху, завезли в одну из ближайших палат. Эта задержка должна продлиться не больше десяти минут, - на меня затратили именно столько. Я дождался, когда «теловозы» уедут и выглянул из своего убежища. Сестра мимо не проходила. Значит, либо поехала на лифте, либо…
        Выглянув в коридор, я убедился в своей догадке: девушка сидела на столе дежурного, загородив его спиной, и что-то тихо шептала. Ещё одна потеря времени. Я дождался, когда они, наконец, уединятся и прошёл к нужной двери. Замок стоял новомодный – с процессорным управлением. Интересно, на что Светлана надеялась? При таких-то преградах! Об этих замках мне было известно только то, что они имеют сервисные коды и очень не любят короткие замыкания. Коды я не знал, поэтому достал иглу и воткнул её под клавиатуру. Засов щелкнул почти сразу, и я шмыгнул внутрь.
        После яркого коридора мрак помещения без окон казался особенно непроницаемым. Я нащупал выключатель. Свет ослепил, но ненадолго. Ура!
        Несгораемые шкафы, сейф, тумбочки, холодильники со стеклянными дверцами - всё уставлено медикаментами. Склянки, шприцы, ампулы, пакеты с кровью и для капельниц, чего здесь только не было! Даже лучшее оружие санитара – аминазин!  Но главное, были пакеты с раствором глюкозы – неплохое подспорье в решении вопроса голода, чем я и воспользовался. Не хватало только одного – фениксогена.
        Я присмотрелся к сейфу. Тоже электронный. Однако с ним поиграть в замыкания не получится. Но и без дозы уходить нельзя: в конечностях уже ощущалась лёгкая ватность. Поэтому, весьма кстати припомнился совет отца: не можешь устранить – обойди.
        Вокруг клавиатуры красовалась широкая декоративная рамка. Я затолкал под неё самую толстую иглу и, услышав треск ломающихся стоек, снял её. Через одну из открывшихся дырок, я сдвинул блокирующий штифт и дверь открылась.
        Ровные ряды подставок, с такими же шприцами как у Светы, заполняли большую часть пространства. Я взял один блок с тридцатью дозами, передвинул на его место блок из глубины, и закрыл сейф. С рамкой пришлось повозиться, чтобы закрепить её на прежнем месте, отлично подошла бы жвачка, но её не было, поэтому в ход пошли самоклеющиеся этикетки с упаковок.
        Теперь вколоть себе «дозу», захватить пару пакетов с глюкозой, аминазин со шприцами, и назад. Но я не успел. Выключив свет, я приоткрыл дверь, прислушался, и меня повело. Тело потеряло контроль и провалилось в бездну.

        Это была электричка. Обычный пригородный поезд, только очень ветхий. И он куда-то ехал. В вагоне было полно народу и все, включая меня, были одеты в лохмотья и держали в руках трёхлитровые банки с жёлтой жидкостью. Никто, кроме меня, не озирался, все с безразличием уставились на мелькающие за окном деревья.
        Бред какой-то. Я посмотрел на ладонь. Линия жизни вполне чётко огибала холм Венеры, где-то на середине расходилась в несколько рисок потоньше, переплеталась с линией судьбы и снова сходилась в одну. Значит не сон.
        - Извините, а куда едет поезд? - спросил я соседа напротив.
        Мужчина медленно перевёл на меня замутнённый взгляд, помолчал, потом изрёк как будто только что проснулся:
        - Ты что, дебил?
        Поток вопросов сразу иссяк. Разбираться придётся самому. К тому же то, как я сюда попал, внезапно стало неактуально, ибо в банке соседа я увидел своё отражение. Мне стало не по себе. Это был и я и не я. Одновременно. Как будто видел своё лицо, наложенное на чьё-то чужое. Очень странное ощущение. И главное: по нему совершенно нельзя было понять, что я сейчас чувствовал. А чувствовал я себя, как селёдка в бочке. Воздух был тёплым, едким, и как будто разряжен.  Дышалось с трудом. Тошнота подкатывала к горлу. И окружали меня сплошь бессмысленные снулые лица.
        Как долго продлится поездка и чего ждать далее, я предположить не успел. Поезд со свистом и скрежетом остановился. Все мои попутчики разом поднялись и дружной толпой вытекли на перрон.

        По привычке я бы назвал это место вокзалом. Но на самом деле это были руины. Бесформенные пыльные останки некогда величественных построек. Что, объясните, здесь произошло? Что вообще происходит? Люди!
        Конечно, я сказал это не вслух. Пока хоть что-то не прояснится, привлекать внимание было бы ошибкой. Рассудив, что лучше двигаться вместе со всеми, благо основная масса народа шла в одном направлении, я последовал за остальными «банконосцами». Что за жидкость была в банке, я старался не думать.
        К моему неудовольствию, пройдя останки вокзальных строений, подобно фонтану, единый поток стал расщепляться на множество отдельных частиц. Пришлось снова делать выбор. Город был мне не знаком, или я его не узнавал. Здесь мало что сохранилось. Груды обломков, битого стекла, остовы необычных машин, кучи бытового мусора,  и, как в Сталинграде сорок четвёртого, – ни одного целого здания. Правда нашлась достопримечательность: одна из улиц упиралась в таинственное дымчатое образование, плотно прилегающее к земле и уходящее далеко в небо. В отличие от всего остального оно не выглядело повреждённым или безжизненным. Это интриговало, и я решил рассмотреть его поближе.
        Улица вывела меня на площадь, больше похожую на базар. Отчётливо воняло тухлятиной с примесью копчёностей. Мостовая была плотно заставлена металлическими прилавками. Большинство пустовало, но за некоторыми стояли торговцы. Может, здесь мне что-нибудь объяснят!
        Ближайший мужчина, в более-менее целом пальто, обильно потея (одет он был не по сезону) и, взбадривая лопаткой горки каких-то порошков, зазывал покупателей:
        - Подбегай, налетай! Кока, герыч, план, комбайн - первая доза бесплатно!
        Расслышав, что он там кричит, я оторопел, поэтому пропустил стремительное приближение женщины с ребёнком. От сильного толчка, я едва не выронил банку на асфальт.
        - Девочка, шесть месяцев, недорого! – заговорщицки зашептала она мне прямо в ухо. При этом непрерывно оглядываясь и моргая. От источаемых ею запахов стало дурно.
        - Что?! – видимо моё лицо отобразило все краски шока, потому что женщина моментально съёжилась и опрометью бросилась за прилавки.
        - Правильно, «красавчик», есть вложения получше, – донеслось до меня с другой стороны. Я обернулся на голос. На прилавке, с широко раздвинутыми ногами сидела растрёпанная, грязная женщина. Если не считать расхлёстанного халата, одежды на ней не было. Я резко отвернулся и тут же врезался в невесть откуда взявшегося, толстяка. Судя по рваному мундиру - бывшего полицейского.
        - Глаза потерял?
        - Извините.
        - Продаёшь что?
        - Да вот... - я приподнял банку.
        - Понятно. Еда есть?
        - Откуда!
        - А если найду?
        - Пожалуйста.
        Я поставил банку на прилавок и поднял руки.
        - Мараться ещё об тебя.
        Толстяк прошёл мимо и тут же пристроился к проститутке, с готовностью раздвинувшей ему ноги. Стало противно, и я поспешил уйти.
        Что за безумство здесь творится? Где я!?
        Моё внимание привлёк мальчишка. Каким-то неуловимым образом он тоже не вписывался в окружавшее меня безобразие. С независимым, полным достоинства видом, он стоял, прислонившись к пустому прилавку, и лузгал семечки. Он был единственный, кто выглядел и вёл себя так, как ожидалось, то есть - естественно. Глядя на него, я наконец понял, кого мне напоминают все эти люди. Беспризорников. Целый мир беспризорников.
        Встретившись с ним взглядом, я подошёл.
        - Можешь мне помочь?
        - Ты же «баночник», что тебе?
        - Я? – мне вдруг стало стыдно. Как будто меня застали за неприличным занятием в публичном месте.
        Я заозирался в поисках спасения и, заметив прилавок с множеством банок и надписью «куплю дорого», поспешно поставил банку туда.
        - Это не моё, – сказал я вернувшись.
        Не скрывая удивления, мальчуган задержал взгляд на банке, потом медленно перевёл на меня.
        - Уверен?
        - Однозначно.
        - Ладно. Пойдём.
        Пойдём – это громко сказано, пролезать, и даже продираться пришлось совершенно непроходимыми завалами, через горы мусора и бетона. Но выбирать было не из чего, этот мальчишка вдруг стал для меня светом в конце тоннеля, призрачной надеждой на ясность.
        Углубившись в развалины, мой попутчик неожиданно остановился и, резко повернувшись, гаркнул:
        - Стоять! Руки вверх! Не двигаться!
        В руке у него мелькнуло какое-то приспособление, назначение которого я не знал, да и выяснять желания не имел.
        - Ты чего? – растерялся я, останавливаясь и поднимая руки.
        - Ты кто? Что тебе надо?
        - Успокойся, я не опасен. Я потерялся. И вообще не понимаю, что происходит. Хрень какая-то. Всё было нормально и бац – я здесь с какой-то банкой. И все эти сумасшедшие вокруг… В общем… Как это объяснить? Мне бы понять: что к чему!
        Мальчишка вдруг смягчился.
        - Не врёшь? – спросил он значительно дружелюбнее.
        - Землю есть не буду, но клянусь: всё так и есть.
        - Ладно. Не ссы. Нужно было прочекать.
        Мальчишка убрал устройство за пазуху и свистнул. Со всех сторон повылезали чумазые детские лица.
        - Принимайте. Ещё один.
        - Ещё? – я не скрывал удивления. Или радости?
        Меня как будто затопило,  - со всех сторон ко мне стекались мальчишки и девчонки младшего школьного возраста и плотно обступали. Я растерянно вертелся с поднятыми руками, не понимая, как себя вести.
        - Руки-то опусти. Чучело.
        Я попытался улыбнуться, но руки не опустил – просто не смог, вся эта потерянная ребятня вдруг стала обнимать меня, прижиматься, а некоторые даже заплакали.
        - Ребята, вы что!?
        Я потерял чувство реальности. Вокруг творилась какая-то фантасмагория, одна причудливее другой.
        - Смирись. Теперь ты их папа.
        Голос был женский, но назвать его обладательницу женщиной просто не поворачивался язык. Больше она походила на ангела или богиню. Человека такой красоты я в жизни ещё не видел. Конечно, впечатление можно было списать на свойственную мне влюбчивость, но, скорее всего, дело было в неком едва уловимом свечении, исходящем из её лица. Теперь я точно знал, что сплю.
        - Галя, – незнакомка протянула руку и наши ладони встретились. Кожа у неё была тёплой и сухой.
        - Алексей.
        Галя кивнула и сказала неожиданно властно:
        - Так, малыши, полегче, задавите ведь человека! Давайте, проводим гостя в дом, негоже хорошего человека на пороге держать.
        Слово «порог» было использовано условно, как и «дом».  Среди завалов образовалось что-то вроде пещеры - туда меня и привели. Предложили сесть и дали кружку с пахучей жидкостью.
        - Это здесь называется чаем, – пояснила Галина.
        - Так вы тоже не местная? – спросил я.
        - Это не делает нас земляками, но да, вы правы, я здесь недавно, и, также как вы, не понимаю, как здесь очутилась.
        Дети окружили Галину. Кто-то положил голову ей на колени, кто-то на плечо, было видно, что они дорожат ею. Кому не хватило места садились поближе ко мне.
        - В толк не могу взять, чем я заслужил столь откровенное радушие?
        - Просто здесь таких больше нет.
        - Каких – таких?
        - Человечных.
        - А где мы вообще? И что здесь происходит?
        - Я здесь два дня и ещё не во всём разобралась, но это точно Земля. Вернее её далёкое будущее.
        - Невероятно.
        - Да. Верится с трудом. Иногда встречаются старые газеты с датами двадцатых годов, а типографии давно не работают, так что бог весть, сколько с тех пор времени прошло.
        - Будущее значит. И как же мы здесь очутились? Это эксперимент какой-то?
        - Последнее, что я помню, это как пошла на свидание, потом провал, и вот я здесь. Но в наше время таких технологий вроде как не было.
        - Про технологии - это вы зря, – я улыбнулся, кое-что припоминая. – Не всё открыто массовому зрителю.
        - Возможно. Только нам это не поможет. Такая картина, - она обвела взглядом по кругу, - везде, где я была. Разруха, нищета, голод. Люди спасаются наркотиками и каннибализмом.
        Галя наклонилась и поцеловала в макушку задремавшего на коленях малыша.
        - А они как же? – я кивнул на детей.
        - Брошенные они. Здесь ни до кого дела нет. Всем на всё наплевать. Едят крыс, чай делают из всего, что растёт. Мышата мои.
        Я подивился: столько в её словах было сердечности и переживания за маленьких сорванцов.
        - А что это за банки? Зачем их носят эти странные люди?
        - Это пропуск на небо.
        - На небо?
        - Видели туманность на окраине?
        - Да, я как раз шёл туда.
        - В тумане скрыт лифт. Раньше он открывался, и на нём можно было попасть к небожителям. Но пускали только тех, у кого есть банка.
        - Что за небо? Что за небожители?
        - Ребята считают их богами, бессмертными супер людьми. На этот счёт даже легенда есть.
        - Расскажите?
        - Попробую. Но помните, я и сама знаю не всё. Поэтому возможны неточности.
        - Не кокетничайте, Галина, я вообще в этой теме ноль.
        Галина улыбнулась и смущённо отвела взгляд, отчего стала ещё прекраснее. Я понимал, что это только первое впечатление, но мне казалось, что в этой женщине сочетается всё, чего мне так не хватало в жизни. Дети скучились плотнее, и стало тихо-тихо. Я смотрел, как светятся их глаза и немного завидовал.
        - Когда-то давно боги тайно жили среди людей, выглядели как люди и во всём их опекали. Давали им жильё, еду, одежду, развлекали, лечили, и даже помогали найти свою половинку. Но потом их кто-то предал, люди обо всём узнали и сильно разгневались – они тоже хотели быть богами. На что боги сказали: «живите тогда без нас», - и ушли на небо. Среди людей началась война. Одних обвиняли в том, что они прогнали богов, другие не могли выжить самостоятельно и стали грабить соседей, третьи возглавили борьбу за братство и независимость. В результате мир превратился в руины: ни еды, ни нормальной одежды почти не осталось, бороться стало не за что, и война закончилась. Выживших осталось мало, к прочему они не могли себя прокормить и тоже умирали. А потом с неба спустился лифт. И людям было сказано: кто принесёт банку с жёлтой жидкостью, будет принят богами, как равный. С тех пор люди носят банки и ищут благосклонности богов.
        Части мозаики потихоньку вставали на места.
        - Любопытно, но я заметил, что так делают не все.
        - Насколько я поняла, лифт давно ни перед кем не открывался и многие утратили веру. Теперь над «баночниками» смеются. Сегодня они, вроде местных юродивых, или шутов.
        - Ясно. Непонятно только одно, зачем эти, так называемые Боги, вообще нужны? Человек всегда справлялся самостоятельно. Выращивал, разводил, растил. Что стало не так?
        - Говорят, боги приручили людей, сделали зависимыми от их подачек, и люди забыли, как жить самостоятельно.
        - Так это ничего, мы им напомним! Верно? - я негромко рассмеялся и потеребил волосы ближайшего пацанёнка. Тот ответил мне согласной улыбкой. - Где наша не пропадала!?
        - Не всё так просто. По земле рыщут банды – ищут тех, кто делает еду. А когда находят – убивают, а еду забирают себе.
        - Они что, больные? Им же самим есть нечего, зачем рубить руку, которая тебя кормит?
        - Ходят слухи, что где-то уже есть действующее производство, и так они убирают конкурентов.
        - Да, ну и ситуация. С любой стороны - беда. И что, всех устраивает?
        - Ты же видел: большинству всё равно.
        - А ты как думаешь?
        Галина посмотрела мне в глаза и сказала очень серьёзным тоном:
        - Что будет с нами не важно, главное - они, вот эти птенчики, у которых ещё и крыльев нет. Они – наше будущее.
        Не согласиться было трудно.
        Дети уснули. Я пробежался взглядом по их умиротворённым лицам и остановился на пареньке, что привёл меня. Похоже, здесь он был самым старшим, кем-то вроде предводителя. Он не спал и тоже смотрел в мою сторону. Взгляд его выражал вопрос. Трудный вопрос. Ведь я и сам здесь, как дитя.
        - Как тебя зовут? – Спросил я.
        - Васька.
        - Проводишь меня к лифту?
        - Хотите вернуться за банкой? – в голосе его прозвучало презрение.
        - Нет. Хочу осмотреться. Ну так как? Поможешь?
        - Ладно.
        Я допил странный чай, и мы пошли. За нами увязалось ещё трое мальчишек. Попутчики смотрели на меня, как на музейный экспонат, и улыбались, когда наши взгляды пересекались. «Крепкие малыши!» – подумал я с гордостью.
        К дымке пробирались завалами, почему не пошли по улице – спрашивать не стал, чтобы не выглядеть глупо. Мальчишки явно разбирались, как и что надо делать. По пути я решил их кое о чём расспросить.
        - А эта женщина, Галина, она давно с вами?
        - Дня два.
        - Знаете о ней что-нибудь?
        - Она необычная.
        - Да, - согласился я, - необычная.
        - А ещё она классная, - добавил другой мальчишка.
        - Да, - подтвердил третий, и дополнил: - И она много знает о прошлом.
        - О прошлом?
        - О том, как было раньше. До того, как боги ушли на небо.
        - Вот как? И вы ей верите?
        - Да. – просто ответил Васёк. – Но это не важно.
        - А что важно?
        - Она верит в нас.
        - В вас?
        - Что мы сможем всё вернуть. И даже лучше.
        «Интересно, во сколько здесь взрослеют?» – подумал я, а мальчишки забросали меня вопросами: «правда, что земля - это большой шар», «а правда, что раньше всё было разноцветным», «а правда, что раньше было много вкусной еды», и так далее. Мне нравилась их любознательность, но я смотрел на них, и сердце сжималось: что мы сделали с миром и в каком состоянии передали его им!?


        Пока дошли, перепачкались и устали, но прежде, чем подойти вплотную, сделали привал. Васька, на обломках бетонных плит, сделал наблюдательный пункт, и всё время что-то высматривал. Я прилёг рядом. Баночники беспорядочно слонялись возле лифта, напоминая невротиков, привычно повторяющих одни и те же бессмысленные действия.
        - Там охрана или какие-нибудь ловушки? – спросил я.
        - Нет там ничего. Столб и двери.
        - К чему тогда такая осторожность?
        - Если «баночников» будет слишком много – обратно можем не выбраться.
        - Понятно, – сказал я, хотя ничего не понял.
       
        Судя по царапинам и вмятинам, створки неоднократно пытались взломать или разбить, но без результата. Материал, из которого была сделана «поднебесная» конструкция, был прочным и скользким, нанести ей серьёзный вред представлялось невозможным. Пульт управления отсутствовал. В самом деле:  двери и столб. И без приглашения ими не воспользоваться. Однако слонявшиеся неподалёку «баночники» что-то заподозрили и стали обступать нас со всех сторон. Чтобы не создавать ложных иллюзий, мы отошли подальше.
        - Как думаешь, туда можно попасть? – Спросил я Ваську, кивком указывая вверх.
        - Зачем тебе?
        - Хочу поболтать, с этими… как их… небожителями! По душам, так сказать.
        - Нужен ты им.
        - Важно не то, нужен ли я богу, а то - нужен ли он мне. Так что? Есть варианты? У меня в детстве на всё свои варианты были.
        Васька, щурясь на солнце, посмотрел вверх.
        - Есть один, но тебе не понравится.
        - Без разницы, лишь бы сработало.
        - Ладно. Только, если что, ты сам напросился.
        - Замётано. А почему сами не пользуетесь?
        - Нам туда не надо.

        Сколько я был без сознания - сказать сложно. Когда очнулся, то первое, что понял: меня всё ещё не раскрыли. Было темно и тихо, на затылке пульсировал желвак. Отметив, что упал возле двери, а очнулся за сейфом, я прибрался, собрал рассыпанные медикаменты, и выглянул в коридор. Ни охранника, ни медработницы не было. Выяснять, где они прохлаждаются, я не стал - выскочил в коридор, закрыл дверь и через второй этаж побежал назад. Спрятав шприцы (кроме одного) и глюкозу под лестницей, я без происшествий вернулся в койку. Слил часть жидкости из капельницы в судно, подключил трубки, спрятал под матрас шприц, колпачки, и лёг.
        Мысли накатывали одна на другую. Что это было!? Я помнил все нюансы – это добавило уверенности, что я не спал. Тогда что? Провидение? Больше всего это походило на перенос сознания. Но как такое возможно? Да ещё не только в пространстве, но и во времени! Более того, я совсем не ощущал присутствие хозяина тела, а вот себя осознавал как обычно. И эта Галя. Невероятная женщина. Она абсолютно не вписывалась в то безумие, что я видел. Надо будет уточнить, может побочный эффект какой. Но какая красавица! И ещё. Меня поразило, как она обращалась с детьми. Столько душевной теплоты, подлинного материнского участия... Мечта любого мальчишки. А говорят, что красота доброй не бывает…


        Надо было поспать, но только я устроился, вошла сестра. Включила свет, проверила состояние пациентов, поменяла пакеты для капельниц, банки, контейнеры, сделала пометки в планшетах. Рядом со мной, как мне показалось, стояла особенно долго, хотя менять ничего ещё не требовалось. Где-то прокололся? Вряд ли. Видимо что-то другое…

        Днём состоялся врачебный обход. Докторишка с циничным апломбом проверял пульс и заглядывал в глаза. Когда он задирал мне веки, я спал, и, будучи грубо вырван из сна, чуть  не выдал себя. Пригодилась привычка: прежде чем действовать - сориентироваться в ситуации. Я вспомнил, где нахожусь и расслабился. Однако эскулап что-то заподозрил и назначил анализы. Меня придирчиво слушали, кололи, мерили температуру, изучали мои экскременты и делали бог весть что ещё. Пожалуй, только Штирлиц был ближе к провалу, чем я. Моменты вышли душещипательные, и потел я не только от температуры. Только напрасно. Морщины то уже не грозят…
        На моё счастье я не «спалился» и истязатели отстали.  Когда палата опустела, я достал фениксоген и сделал очередную инъекцию. Днём выходить смысла не было, и я снова заснул.
        Ближе к ночи, дождавшись, когда сестра посетит мою палату, я отсоединился и приник к двери. Тихо. Дежурный сидел на своём месте, чем-то занятый. На всякий случай, перед выходом я посмотрел, что медработники начертали в моём листке. «Слабый отток сырья» - значилось в последней строке. «Вот и славненько» – подумал я, и перебежал под лестницу. Опорожнив пакет с глюкозой и, сделав дежурный укол, я вооружился тремя шприцами с аминазином и спрятался в комнате уборщицы. Согласно расписанию, ждать оставалось не долго.
        Бедная женщина такого не ожидала. Удар в солнечное сплетение, укол в шею, кляп в рот и крайне неудобная поза стянутых лодыжек и запястий. Было не до сантиментов, но мысленно я извинился. Связка ключей нашлась в кармане фартука, однако добраться до кабинета удалось не сразу: из лифта выскочила бригада «теловозов», и пришлось спешно прятаться в ближайшей палате. На моё счастье – не той, куда везли новичка. Ожидая окончания «прописки», я осмотрелся. В глаза мне бросилось имя ближайшего донора. Галина. Ещё ни в чём не уверенный, я присмотрелся к лицу пациентки и обомлел. Это была она. Черты лица были другими, но «свечение» то же самое. Такое ни с чем не спутать. Я прикоснулся. Кожа была сухой и горячей. Сомнений не было, и мысли закрутились в новом направлении.
        Согласно записям, она здесь больше двух суток. Галя-Галя, как же тебя угораздило!? Чуть-чуть пораньше бы.  С другой стороны – удача, что я вообще её обнаружил.  Но план менялся. Галину надо было спасать. Если не здесь, то в будущем она очень нужна.
        Как только стало возможно, я вернулся к тайнику и взял дозу фениксогена. Потом заглянул за колпачками для катетеров – хвала Свете, что положила с запасом. Сделав Гале укол и отключив стоковые трубки, я изучил истории всех доноров в её палате и сопоставил их графики со своими. Выходило, что санитарку тоже придётся вырубать, иначе времени ни на что не хватает. Заглянув к уборщице, я взял ещё один кусок верёвки и пакет. Далее путь лежал к кабинету. Ни дорога, ни входная дверь проблем не принесли. Пробравшись внутрь, я прежде всего осмотрел стол и шкафы. Из полезного нашёлся лишь телефон. Сейф оказался той же фирмы, что и в кладовке, только больше, правда от размеров суть его не менялась. Я бы назвал их символическими, но кому-то они внушали доверие. Прикинув, что к чему, я решил сначала позвонить подельнице. Света ответила сразу.
        - Как быстро сможешь приехать?
        - Минут сорок, может меньше.
        - Выезжай. Встретимся у решётки с обратной стороны правого крыла. Одежду захвати посвободней.  У тебя домкрат с крутящейся ручкой?
        - Да, а что?
        - Отлично. Вставишь его между прутьями решётки и по сигналу начнёшь раздвигать.
        - А что за сигнал?
        - Кину в твою сторону камень.
        - Смотри не попади.
        - Не обещаю.
        - А зачем их раздвигать? Ты что, перелезть не сможешь?
        - У меня дополнительный груз.
        - Что за груз?
        - Увидишь. И ещё, у фениксогена есть побочные эффекты? Типа: галлюцинаций или потери сознания?
        - Вряд ли, но сам организм может вести себя непредсказуемо.
        - Тогда вопрос отпал. И да: деньги, драгоценности, всё, что есть ценное - бери с собой, возвращаться будет нельзя. Во всяком случае, какое-то время. И карточки обналичить не забудь.
        - Тогда больше часа займёт.
        - Годится, только темп не сбавляй. Ладно, время поджимает, до встречи!
        Я повесил трубку и занялся сейфом. У этой модели тоже было уязвимое место, но другое. Пришлось из кольца для ключей сделать дугообразный штырь, и, воспользовавшись теми же дырками, замкнуть кое-что на плате. Сейф пискнул. Я дважды ввёл четыре цифры нового кода, и дверь открылась. Содержимого было немного, но выглядело оно весьма многообещающе. Папки, файлы, скрепки. Я выгреб всё, что было, и сложил в пакет. Больше делать было нечего, я закрыл сейф и пошёл на выход. На втором шаге нога моя провалилась и я пропал.

        На этот раз перемещение не было для меня неожиданностью. Пульт управления, стальные стены, маленькая площадь... Я оказался в лифте. И судя по звукам, он двигался. Я же был одет в костюм из белого шёлка, напоминавший дорогую пижаму. Тело тоже было другое и ощущалось в нём гораздо лучше, чем в «баночнике».
        Лифт замедлился и открыл двери. Взгляд упёрся в стену светло-бежевого цвета, налево и направо по окружности вёл коридор. Он был пуст. Идти было всё равно куда, и я по привычке пошёл налево.
        Шагов через десять, в стене обнаружился проход. Я заглянул в него и увидел просторную комнату с окном во всю стену, парой кресел в центре и диванами вдоль стен. Несмотря на минимализм, помещение смотрелось эффектно. В одном из кресел полулежал мужчина средних лет, в такой же «пижаме», как на мне.
        - Наконец-то! - радушно приветствовал он меня. – Где ты пропадал? Присаживайся, скорее!
        Я не стал уточнять, откуда он меня знает и почему ждёт, кивнул, и, следуя приглашению, сел.
        - Сегодня отличный день, не правда ли?
        За окном виднелась ясная безоблачная даль и солнце. Стекло было тонированное, поэтому дискомфорта не доставляло.
        - Да, - согласился я.
        - Ну, рассказывай, как жизнь?
        - Да вроде жив пока.
        Мужчина засмеялся.
        - Хорошая шутка.
        - Не сказал бы.
        - Да, никто не ожидал, что вечная жизнь это такая скука!
        - Так в чём дело? Спустись на землю, развлечёшься!
        - О нет, благодарю. Я хочу увидеть, чем это закончится. Живым.
        - Не смотреть надо, а исправлять.
        - О чём это ты? – весёлость собеседника улетучилась.
        - А разве не мы всё это устроили?
        Я решил подыграть «бессмертному» и уже нащупал у своей роли кое-какие плюсы. Тем временем, мои слова его заинтересовали, и он привалился на бок, чтобы лучше меня видеть.
        - Ты снова спускался вниз? – спросил он.
        Я многозначительно промолчал.
        - И как, встретил своих пилигримов?
        - Пилигримов? – переспросил я.
        - Ну да. Эта твоя теория пустых сосудов, куда якобы залетают свободные души прошлого.
        - А! Это!? – притворился я, что понимаю. – Нет, не встретил.
        - Жаль, твои истории несут в себе приятные нотки ностальгии.
        - Я же сказал: спустись вниз - поводов для ностальгии будет море.
        - Для того чтобы наблюдать за тигром, не обязательно лезть к нему в пасть.
        - А тебя не беспокоит, что этот тигр скоро погибнет?
        - А тебя?
        - Конечно! Разве можно оставаться в стороне, когда происходит такое?
        - А что там происходит? Подожди, дай угадаю! Женщины торгуют телом и детьми, а мужчины этим пользуются и подсаживают всех на наркотики?
        - Как ты можешь, так цинично об этом говорить!? Это же дико!
        - Когда понимаешь суть вещей, сынок, происходящее вокруг видится совсем в ином свете.
        Сынок? Любопытный поворот.
        - По-моему, когда люди страдают, это означает только одно, что они нуждаются в помощи. – Сказал я.
        - Smells Like Teen Spirit.   Ты действительно хочешь им помочь?
        Окно превратилось в экран, и я увидел городскую площадь, заполненную множеством голых тел. В грязи, на виду у всех, мужчины и женщины спаривались друг с другом.
        - Это они устроили марш протеста против присвоения нами секрета бессмертия.
        Картинка изменилась. Новое зрелище походило на массовое разделывание трупов.
        - А это называется «праздник мертвечины», когда из умерших делают кулинарные блюда, соревнуясь, у кого лучше получается.
        Меня затошнило.
        - Они продают собственных детей, лишь бы залезть на этот олимп. Чем ты хочешь им помочь?
        - Но мы же сами довели их до этого! – я не выдержал и повысил тон.
        - Ты в этом уверен? – в голосе «бессмертного» появились усталые нотки.
        - А ты помнишь, как всё развивалось? Перемешали народы, уничтожили этносы, провели реформы образования и  социального устройства, освоили всеобщую цифрофикацию, установили тотальный контроль, остановили прогресс и воспитали потребителей, разрушили семьи и воспели индивидуальность. А к чему это привело, напомнить? Тотальная деградация и разобщение! Беспредел алчности и похоти! Человечество превратилось в потребительское стадо!
        - Но мы осознали свои ошибки и ушли в сторону, дав полною свободу выбора.
        - Выпустить на волю прирученное животное - не есть милосердие. – возразил я.
        - Ты преувеличиваешь. То, что мы взяли на себя ответственность за их жизни, а потом вернули обратно, не делает нас живодёрами. Люди не превратились в канареек, они по-прежнему homo-sapiens . Разум и свобода воли остались при них, да и кто бы смог их забрать! Да, мы установили правила, но потом мы их отменили и дали людям то, что они хотели - полную свободу действия. Хотели жить без денег - пожалуйста, мечтали решать всё сами и никому не подчиняться - не вопрос. Именно это ты и видишь, а не плоды нашего мифического изуверства. Общественные трансформации, как  река, - можно перенести русло, но нельзя изменить направление течения. Не все законы мироздания поддаются изменениям, с некоторыми приходится мириться. Им ни что не мешает жить по-человечески, но они хотят носить банки. И носят.  Человечество себя изжило. Превратилось в удобрения. Отмирающие клетки прошлого. Теперь на его месте вырастет новая цивилизация и построит другой мир, лучше прежнего. Или ты считаешь, что вот эти, с позволения сказать, - люди, достойны вечной жизни? И какой же, позволь спросить? Вечной лени, вечного тунеядства, вечного брюзжания, вечной похоти и насилия? Ген Феникса – это не воскрешение, а перерождение, полная замена старого на новое.
        - А как же дети?
        - Дети - это да. Дети – наше всё.
        Мне показалось, или при этих словах, он причмокнул?
        - Почему же мы им не помогаем?
        - Если дать им комфорт, они станут тем же, чем были их предки. Чтобы стать людьми, они должны пройти борьбу за выживание, научиться ценить свою жизнь и то, что имеют. А затем построить свой мир. Сами.
        «Что я медлю? Взять гада в заложники, потребовать... А что собственно требовать? Возьмите стадо обратно под контроль? Даже звучит глупо» - мысли роились в моей голове, услышанное определённо вызывало негодование, но тело не получало мотива к действию. Мозг сопротивлялся услышанному, прозвучавшее было чудовищно, но мне нечего было сказать в противовес. Кроме одного:
        - А тебя не смущает, что наше долголетие основано на смерти этих людей?
        - Так устроена жизнь: чтобы земля дала всходы, в  неё надо что-нибудь закопать.
        Вот этого я стерпеть уже не мог и, вскочив, попытался провести захват. Руки прошли сквозь тело, не встретив препятствия.
        Тем временем лицо собеседника, а точнее его чрезвычайно реалистичного изображения, стало печальным.
        - Я понимаю твои чаяния, сынок. Но бывает, что и бессмертия мало, чтобы заполнить пустоту внутри. Главное научиться прощать. Прощай. – сказала проекция «бессмертного» и пропала.

        Обнаружив себя на полу кабинета, я отметил, что снова очнулся не там, где упал. Более того, бумаги вынуты из мешка и разложены на полу. Похоже, теряя сознание, я превращался в лунатика. Ещё одна проблема. Раньше подобного не наблюдалось.
        Я посмотрел на часы. Прошло меньше часа, значит успеваю. Не забывая про осторожность, я закрыл кабинет и спустился в палату. Документы я сложил к фениксогену, под лестницу.
        Медсестра оказалась примерным работником и чётко соблюдала все предписания. Дождавшись, когда она подойдёт к моей кровати и нагнётся, я рассчитанным движением схватил её за волосы, прижал лицом к животу и воткнул в основание шеи шприц. Некоторое время её пришлось удерживать, но вскоре она обмякла и сползла на пол. Совершив с ней те же манипуляции, что и с уборщицей, я выглянул в коридор. Теперь главное, чтобы донора не привезли.
        Света уже должна быть на месте. Я сходил за Галиной и, положив её безвольное тело возле запасной двери, вышел из здания. Холод тут же пробрал до мурашек. Вооружившись аминазином, я отыскал камень и, целясь в ближайшее дерево, бросил его в сторону ограды. Камень стукнулся о ствол с глухим отзвуком и плюхнулся в траву. Послышалось гудение сопротивляющегося металла. Я терпеливо ждал. И не напрасно. Слева от меня зашевелился куст, и я увидел бинокль. Теперь успеть, чтобы охранник не воспользовался рацией. В два прыжка я достиг цели и, метя больше наугад, ударил в основание шеи. Что-то хрустнуло, и служивый вывалился из кустов.  Тратить аминазин не пришлось. Парень ушёл к праотцам.
        «Извини, браток, так вышло» - сказал я про себя, оправдываясь перед беднягой.
        Обшарив труп, я обнаружил пистолеты Гюрза и Вереск, причём последний был с удлинённой обоймой и двумя запасными. Патроны в обоих бронебойные. Вот чего я опасался. Теперь стало понятно, кто крышует этих ублюдков. В найденном удостоверении значилось: ЧОП «Белый медведь». Ага, как же. Ладно, посмотрим, кто кого.
        Немного обождав, я свалил добычу в пакет, взгромоздил Галю на плечо, прикрыл дверь, и мелкими шажками, побежал к ограде. Уже через десяток метров , я восхвалил себя за предусмотрительность: последняя доза фениксогена была совсем не лишней. Галя, конечно, сильно потеряла в весе, но если бы не «эликсир», я вряд ли справился с такой ношей.
        Света ждала, как условились.
        - А это ещё кто?
        - Очень важная женщина.
        - Ты с ума сошёл?
        - Не болтай, помогай лучше.
        Подтянув Галю к сделанной Светой дырке, я стал проталкивать её наружу. Сообщница, как могла, тянула со своей стороны. Вслед за Галиной пошёл мешок с фениксогеном, документами и оружием. Последним был я.
        Погрузившись, мы выехали на шоссе и на максималке пустились наутёк. Света справлялась отменно. В её руках даже семейный минивэн воспринимался как гоночный болид. Я же, пользуясь случаем, оделся, - костюм младенца мне изрядно надоел. К тому же было холодно. Гардероб состоял из просторных штанов соломенного цвета, такой же рубахи и кед.
        Убедившись, что погони нет, сбросив скорость, Света спросила:
        - Как прошло?
        - Другой бы не справился.
        - Самохвал! – Света улыбнулась. – Как себя чувствуешь?
        - Сносно.
        - А ты не разговорчив. Что-то не так?
        - Сложно объяснять на ходу, приедем – поговорим. Телефон есть?
        - Да.
        - Дай мне.
        Света передала мне телефон. Я вынул аккумулятор и сунул части в карман.
        - Ещё есть?
        - Нет. Только один.
        - Хорошо.
        Света привезла нас к заброшенному рыболовному домику, где раньше её знакомый хранил  лодку и снасти. Первым делом она избавила меня от катетеров и облепила пластырями. Далее, разгрузившись и перенеся всё под крышу, мы разделились: Света занялась документами, а я - Галиной. В первую очередь я хорошенько её обтёр и надел новый подгузник. Затем вколол ещё пару доз фениксогена и подсоединил капельницу с глюкозой (благо с местом, куда её повесить, проблем не возникло). Закончив со своими хлопотами, я повернулся к соучастнице.
        - Ну что?
        Я осёкся. Света сидела, откинувшись к стене, и невидяще смотрела в проём.
        - Это всё не то. Стандартная отчётность обычной клиники.
        Я засуетился, вороша бумаги.
        - Не может быть, это всё, что там было.
        - Всё бесполезно.
        Я сел. Волнение потихоньку сходило на нет.
        - Так что за пассажирка? – спросила Света, кивая на Галину.
        - Помнишь, я тебя спрашивал на счёт побочных эффектов?
        - Да.
        - Так вот, пока я был там, меня дважды забрасывало в будущее.
        - Ты серьёзно?
        - Не физически. Как будто передача сознания.
        - И что?
        - Эта женщина, Галя, была там. Она… - я старательно подбирал слово, но лучше, чем мальчишки выразиться не смог, - необычная. Я не мог оставить её умирать.
        - Но ты же понимаешь, что она всё равно умрёт? Независимо от нашего желания.
        - Ты говорила про дозу, и я подумал…
        Света меня перебила.
        - Фениксоген не лечит поражённый организм, а временно останавливает процесс разложения. У тебя ещё есть шанс, потому что ты с самого начала его колешь и благодаря этому деградация тканей у тебя законсервирована, но она-то уже давно заражена, ты только отсрочишь её конец, но предотвратить не сможешь.
        Я застыл, глядя на её серое, ничего не выражающее лицо. Я понимал, что она права, но не желал в это верить. Только не Галя.
        - Более того, когда кончится фениксоген, я уверена, ты закончишь также.
        Лишать человека последней надежды было её любимым занятием ещё со времён юности. Особенно, когда сама виновата. Мне снова захотелось её ударить.
        Но тут я осознал, что слышу только плеск воды и писк комаров. Я склонился над Галей, пытаясь уловить её дыхание, и стал нащупывать пульс. Ни дыхания, ни пульса не было. Свет погас. И я взорвался. Выскочив наружу я дал, наконец, себе волю и после долгого надрывного а-а-а, крикнул со всей накопившейся злобой:
        - Мрази! Ненавижу!
        Выдохнувшись, я сел и сжал голову в ладонях. Слёзы было не удержать. Горячие реки вытекали из моих глаз, обжигали щёки, выхолащивали душу, снова оставляя одну пустоту.
        - У меня будет ребёнок, – сказала Света, бесцветным будничным тоном.
        Я поднял на неё горящие от соли глаза, но ничего не сказал. Я знал будущее. И то, что его не повернуть. Как правильно было сказано: «всё бессмысленно». Или нет?
        - Что будет, если я вколю сразу все?
        - Может раны затягиваться станут быстрей, а может, надуешься и лопнешь. Я не знаю. Попробуй.
        Я посмотрел на фениксоген, потом на Галину, вколол себе пару доз и, отыскав лопату, сказал:
        - Они под опекой ФСБ. Или кого-то равного. Компромат, если и есть, спрятан очень глубоко. Нам не достать. Единственный шанс - это твой ассистент, с которого вся эта бодяга началась. Особенно, если удастся вытащить из него подробное признание, с описанием технологии и структуры организации. Только я уверен, что и это будет напрасно, да и знает он, скорее всего, не всё. Очевидно, что фениксогеном заинтересовались на самом верху. И им всё равно, сколько в результате помрёт плебеев. Они не позволят конвейеру остановиться.
        Сказав это, я вынес тело и начал копать. Снова могила. Снова лифт в небеса. И без всяких пропусков.
        Связав из веток крест и воткнув его в изголовье, я вернулся. Взял фениксоген, оружие, и пошёл к машине. Ключи торчали из замка зажигания. Закинув мешок в салон, я сел на водительское сиденье и завёл двигатель. Подошла Света. Прежде, чем закрыть дверь, я сказал:
        - Домой не возвращайся, карточками не пользуйся, к знакомым и родным не ходи, паспорт сожги, про соцсети забудь, перемещайся на попутках или пешком. Крупных городов и видеокамер избегай. Надеюсь, выживите.
        - А ты куда?
        - Есть незаконченное дело.
        Света приблизилась и взяла за руку.
        - Прости.
        - Проехали. Будем считать, что такова судьба. Так что не парься, - как сложилось, так сложилось.
        Закрыв дверь, я уехал.

            Когда я вернулся к больнице, уже рассвело. Утро пришло безветренное и душное. Остановившись неподалёку, я собрал телефон и набрал номер.
        - Я закончил. Всё подтвердилось. Нет, ничего. Я её отпустил. Буду зачищать. Уже не важно. И вам.
        Закончив разговор, я снова вынул батарею и, разломав остальное, выбросил части в траву. Потом достал фениксоген и вколол себе всё без остатка. Эффект проявился минут через десять. Ощущение было сильным. Назвать его повышением тонуса, значило - существенно преуменьшить. Я владел своим телом в совершенстве. Чувствовал себя способным на всё. Крепким и нерушимым. Чтобы проверить предположение Светы, я вытащил иглу и сделал надрыв. Рана затянулась прямо на глазах. Не мгновенно, конечно, но разительно быстрее, чем обычно. Хотя больно было так же.
        В зеркале заднего вида безмятежно покачивались деревья. Время подумать о вечном. Но разве это уместно, когда столько незаконченных дел... Впрочем этот рывок, похоже, станет последним.
        Я вывернул на дорогу и поехал, набирая скорость. Как я и ожидал, переполох поднялся не шуточный. Приехали все. Площадка перед главным входом сплошь была заставлена машинами и микроавтобусами. И все без опознавательных знаков. Я улыбнулся. Всегда приятно видеть результат своих деяний. Охрана больше не скрывалась и держала оружие наизготовку. Решили, что это ограбление - вот и не боятся. А зря. Я не сторож брату моему, но я ему защитник.
        Шлагбаум лопнул и отлетел в сторону. Среагировать никто не успел. Минивэн выбил большую двустворчатую дверь и, застряв, встал на её место. Если бы не моё «особое» состояние – «прощай красивое лицо».  Гюрза привычно легла в ладонь. Знакомая тяжесть, как плечо друга, укрепила чувство силы и правоты. Вторая рука прихватила Вереск. В боги наметили? Я покажу вам короткий путь.
         Выходить пришлось через «лобовое». Неподалёку с криком пробежала уборщица. Народу в вестибюле оказалось не меряно. Тех, кто отведал капота, распластало у лифта и под столом. Остальные разбегались по углам. Среди первых пострадавших была и охрана. Но я был милосерден, через несколько мгновений никто не мучился. У охранников обнаружились ещё и световые гранаты. Значит, праздник будет с фейерверками. Не мешкая, я бросил одну влево по коридору, другую вправо. Хлопнуло знатно.
        Стараясь не лезть на рожон, я держал темп и, не останавливаясь, двигался вдоль коридоров. В щели полезла «наружка». Меня пытались окружить, атаковать группами, и пули их больно жалили, достигая цели, но они не знали, с кем связались, поэтому трупы вокруг меня множились, а я всё жил и жил.
        Люди бежали и падали, создавая живой ковёр. Точнее - неживой. В штатском, в спецовках, в халатах, в «брониках». Я только и успевал, что менять магазины да оружие, перемежая очереди Вереска с одиночными хлопками Гюрзы. У Вереска был только один недостаток - в автоматическом режиме патроны заканчивались практически сразу. Зато и эффект был что надо - тела превращались в ошмётки в доли секунды.
        Я старался не подставляться, но и не прятался. Никто ничего не понимал. Я был один, и это сбивало с толку. Не знаю, что они придумали, но "супермена в подгузниках" не ждали точно. Пули были бронебойными и легко прошивали защиту, меня же проходили насквозь. Ткани восстанавливались в считанные секунды, но не надо думать, будто мне не было больно. Вспышки боли ослепляли. Заставляли оступаться и замирать. Однако с каждым шагом паузы становились всё короче - боль превращалась в привычку. И жила она не во мне, а где-то рядом. Во мне была одна всепоглощающая пустота…

        Выбравшись наружу, я обессилено упал на колени. Взрыв разметал горящие бумаги. Серое небо кропило водой. Пепел налипал на лицо. Дождь смешивался с потом и стекал по вискам. Меня колотило.
        - Вот вам небеса! – крикнул я ввысь, подкрепив слова могучим русским жестом.
        Что делать дальше я не знал, да и не пришлось. Мир на мгновение застыл и погас.



ЭПИЛОГ

        Последние новости. Вирус, прозванный в народе «падучим» помолодел. Отмечены случаи заболевания среди детей разных возрастных групп. Доктора рекомендуют уделять особое внимание личной гигиене и индивидуальным средствам защиты.