Печкины сказки. Сказка четвертая

Как Танюшка и Сверчок-немолчок щи варили

Раным-ранешенько вставала Танюшка, как родна матушка прежде учила. Пшеничны косички расплетет, расчешет, опять в косу их, под платочек уберет да мать вспомянет: «Моя ли ты родимая, свеча неугасимая: горела – да растаяла, любила – да оставила». С тем словом уже по избе и хлопочет – да так, словно руки матушкины тут – помогают ей. Обронит ли чашку (сон ведь еще в одном глазу маячит, уходить не хочет), глядишь – чашка-то цела, словно кто ее у полу рукою поймал. Споткнется ли о веничек – а тут ее кто-то под локоток мяконько так и удержит.
Нечего делать – пришлось Танюшке всему после успенья матушки   у Печки учиться. Та бела-добра никогда не спит, дом бережет,  разве что глубокой ночью задремлет. А все отдает тепло свое, даже если последний уголек в ней погас.
Дед с бабкой за хворостом в недальний лесок ушли, а Танюшка уже свое проворит: капустки квашеной из подпола, из кадушки кленовой, достала, ключевой водой промыла, дабы лишнюю кислинку снять и малость сахаром окропила – тоже, чтоб скулу набок от кислоты не воротило.
Пост ведь – шти без убоины, значит, надо сыту набирать грибами сушеными да капустным уваром. Коренья с грибами отваривать, капустку с лучком упаривать. Танюшка косу луковую сняла со стены в чулане, выбрала сухую золотую луковицу. Так-то.
Полезла малая в погреб за репой да за картошкой – а там из тьмы погребной кто-то неведомый горящими глазами глядит, не перемигнет. Струхнула Танюшка – да вон наверх подалась. Отдышалась от страху, а что делать – как овощи-коренья доставать? Дома никого, только метла ворчливая да умывальник бренчливый, а из тех, кто поживее – таракашечка малой да Сверчок-немолчок, золотой смычок.
 – Сверчушка-братушка, ты тут?
Вылез Сверчок-немолчок из-за печки, смычок оправил:
 – Звала, Танюшка?
 – Братушка Сверчок, там в подполе кто-то страшный сидит, глаза огнем горят.
 – Испужалась, родимая? Не иначе домовой-соседко дает о себе знать, голоден, вот и зыркает. А так он ничего, смирнай.
 – Чем же покормить его, чтобы он не таращил глазюки-то?
 – Да вот щец-то сваришь – и поставь ему в плошке. Уж он в полное довольство придет.
 – А коли не угожу?
 – Стараться будем.
Вот и стал Сверчок-немолчок помогать Танюшке: то золоты одежи с лука снимает, а то сушены грибы замачивает. Упарились оба: хлопотно дело. Однако ж и матушка-Печка пособляет: квашеную капустку порубленную    с морковью и репой тушит-томит, коренья  с грибами отваривает… Щаной дух-то по избе поплыл да густеть стал – хоть ложкой его ешь.
 – Готово ли? – Сверчок спрашивает.
 – Пущай еще потомится, густей да наваристей станет…
Уже и бабка стара да дедушка Анисим вернулись, дровишек лесных да хворосту воз привезли, зашли в избу – не надивятся: какие щи духовитые удались! Однако тож не хотят домового-соседку обидеть – ему первому плошку налили: угостись, чуда неведома! Плошечку в погреб спустили, поставили.
Наутро проверили – чиста плошка-то! Угодили-таки домовому-соседушке! Больше он их понапрасну не тревожил: так только, погудит в трубе зимним временем, порой веничек уронит, мышей под полом всполошит…
А ежели опять глазья горящие в темноте покажет – так разуважат его как-нито, свой ведь.