Подарок от мамы - медовый месяц

               

    Смотреть на слезы жены я больше не мог.
    – Хорошо, – сказал я  плачущей жене, – ты поедешь на Канары, но только с одним условием…
    Жена перестала плакать.
    – Вот так всегда, – обиженно прошептала она, – сперва, расстроишь, а потом…
    – Дорогая моя девочка, – взял я за руку  жену, – я, действительно, не могу ехать с тобой… Ты ведь знаешь о реорганизации, которую я затеял на фирме… Сама понимаешь, доверить ее никому не могу…
    – Понимаю, – успокаиваясь, сказала жена. – Но так хотелось побыть с тобой вдвоем…
    Я обнял жену и нежно поцеловал заплаканные глаза.
    – Мир? – спросил я.
    – Смотря, какое условие ты ставишь…– сквозь слезы, улыбнулась жена.
    – Можешь не переживать, – поспешил успокоить ее. – Ни денег, ни твоих нарядов оно не касается…
    Жена вопрошающе уставилась на меня  огромными, красивыми глазами.
    – Ты меня заинтриговал…
    – А условие, дорогая, такое, – спокойно сказал я, – поедешь ты не одна…
    Брови жены дрогнули. Чуть заметный румянец покрыл ее щеки.
    – Надеюсь, ты отправляешь меня отдыхать не со своей мамой? – после секундной паузы спросила она.
    Жена безошибочно определила откуда дует ветер. Помнит, что мама до самой свадьбы была категорически против невесты. Действительно, это была мамина идея не отправлять жену отдыхать одну. Узнав, что я не могу ехать с молодой женой, а хочу отправить ее одну, мама постучала согнутым пальцем по моему лбу и, прислушавшись, сказала, что такой же звук  был и в голове моего отца.
    – Успокйся, – как можно мягче, ответил я жене, – это будет не моя мама…
    … Через день, в местных газетах появилось объявление: « Для сопровождения молодой женщины на Канарские острова, приглашается мужчина без вредных привычек. Собеседование по адресу…» Дальше я указал свой адрес и время собеседования.
    После опубликования объявления  несколько дней не мог попасть к себе в дом, окруженный толпой мужчин.   
    На время выбора сопровождающего отправил жену к ее родителям.
    Мы остались в доме с мамой одни. 
    Собеседование с претендентами проходило один на один. Приглашенный в комнату мужчина усаживался мною за стол в ее центре. На нем лежали несколько пачек разных сигарет и папирос. Здесь же, но чуть в стороне, стояла красивая коробка из мореного дуба  полная гаванских сигар. В центре  красовались с десяток красивых бутылок с разнообразной выпивкой. Рядом – тарелка с ломтиками лимона, рюмки и фужеры.
    На  журнальном столике лежали шахматы и колода карт.
    Через несколько минут после начала собеседования  извинившись я выходил в соседнюю комнату. Там был установлен монитор, на который  скрытой камерой
 передавалось изображение всего происходящего в комнате, где проводилось собеседование.
    Оставшись один, претендент сразу хватался за бутылку водки и наливал себе полный фужер. Я никогда не видел, чтобы фужер водки выпивался одним–двумя глотками. Выпив,  закуривал сигарету или папиросу. Осмотревшись, брал из коробки несколько сигар и прятал их в карман брюк. Большинство приглашенных выпивали второй фужер водки, после чего принимались за колоду карт.  Некоторые из них  вытворяли с колодой такое, что  дух захватывало… Глядя на них я благодарил судьбу, что не оказался с ними за одним карточным столом…
    Ни к одному из  сорока двух протестированных претендентов – душа не лежала.
    Задумался: не послать ли с женой свою маму?   
    …Воскресным вечером в дверь позвонили.
    Открыл дверь.
    На пороге стоял мужчина неопределенного возраста в плаще и шляпе. В глаза сразу же бросились уши. Они были такие оттопыренные, что казалось, шляпа держится не на голове, а на ушах…
    – Позвольте представиться, – сказал он, приподняв шляпу. – Соломон Борухович. Я по объявлению…
    Усадив гостя за стол с бутылками со спиртным и табачными изделиями я извинился и вышел в соседнюю комнату. Там я бросился к монитору. Только бы пришедший  не оказался алкоголиком или картежным шулером. Я прильнул к экрану. Лоб покрыла испарина. Вздох разочарования непроизвольно вырвался из моей груди, когда рука гостя потянулась к бутылке французского коньяка. Но повертев бутылку в руках  гость поставил ее обратно. Открыв коробку с сигарами  взял одну, провел ею несколько раз под своим  носом и положив ее обратно,  закрыл крышку.
    Осмотревшись, встал и прошел к стене, на которой висели картины. Долго рассматривал их то  подходя к ним вплотную, то  отходя на несколько шагов. Вынул из нагрудного кармана очки и пользуясь ими как лорнетом изучал холсты. Возвращаясь к столу  остановился у книжного шкафа. Наклонив голову набок  читал названия книг. Заинтересовался одной, вынул и углубился в чтение.
    – Какая прелесть! – сказал он, закрывая книгу сонетов Шекспира на английском языке, когда я вернулся в комнату. – Самый талантливый перевод не может передать все нюансы и аромат оригинала…
    – Извините, что заставил ждать, – сказал я.
    – Ах, не стоит извиняться, – воскликнул господин Борухович, возвращая книгу обратно в книжный шкаф. – Взамен ожидания  я получил истинное наслаждение…
    Он обвел рукой стены комнаты.
    – Позволю себе заметить, – улыбнулся Соломон, – у вас превосходные копии Веласкеса, Рембрандта, Моне…
    – Да, да, – рассеянно согласился я больше думая почему он не прикоснулся к спиртному, чем о картинах. Может  не решился выпить без хозяина?
    – Не хотите ли чего-нибудь выпить? – спросил я.
    – Буду вам очень признателен, – сказал Соломон, садясь к столу со спиртным.
    – Что будете пить? – спросил я напрягаясь.
    – Мне крайне неловко, – смущаясь сказал гость, – но я был бы очень благодарен, если бы вы дали мне стакан молока…
    По–видимому  его просьба так изменила мое лицо, что он сразу же добавил:
    – Или стакан воды… кипяченной…
    Принесенный мною стакан молока из холодильника, он обхватил ладонями обеих рук и застыл.
    Я молча смотрел на  него.
    – Гланды, – по–детски  смущаясь, сказал Соломон. – Не могу пить молоко из холодильника…
    Его обезоруживающая улыбка и упоминание о гландах,  развеяли почти все мои  сомнения. 
    В дверь заглянула мама.
    – Извините, – улыбнулась она гостю. – Тебя можно на минуточку? – обратилась ко мне.
    Я вышел из комнаты.
    – Не будь идиотом, – зашептала мама, схватив меня за лацкан пиджака. – Я видела его по телевизору в соседней комнате… Это  удача твоя… Подписывай быстрее с ним документ… Другого такого ты не найдешь…
    Мама почти силой втолкнула меня обратно в комнату, где Соломон маленькими глотками  пил молоко.
    – Думаю, можно заканчивать наше собеседование, – сказал я, возвращаясь в комнату.
    – Действительно, – сказал Соломон Борухович, доставая из кармана жилета часы на цепочке. – Засиделся я…
    Достав из папки бланк договора, я положил его перед гостем.
    – Заполняйте и договоримся об условиях оплаты…
    Соломон опустил обратно часы в карман жилета и отодвинул от себя бланк договора.
    – Видите ли, – сказал он, отпивая маленький глоток молока из стакана, – я откликнулся на ваше объявление не из желания заработать…
    – Вы, что альтруист и собираетесь работать бесплатно? – смеясь спросил я снова кладя перед ним бланк договора. – Или вы миллионер?
    – Простите, не альтруист я и не миллионер, – смущаясь сказал Соломон, –  но целью моего прихода была не поездка на Канары…
    – А что?
    Господин Борухович поставил на стол стакан с недопитым молоком.
    – Извините, я просто не мог поступить иначе…
    Он встал из–за стола, подошел к вешалке, надел плащ, положил на свои оттопыренные уши  шляпу и протянул мне руку.
    - Простите, но как порядочный человек я обязан был предупредить вас...
    - О чем? - вырвалось у меня.
    - Чтобы вы на меня не рассчитывали…– сказал он, пожимая мне руку на прощание.
    На все мои уговоры, согласиться на предлагаемую мной работу, гость мягко отвечал твердым отказом. 
    - Тебе нельзя ничего поручить, - сказала мама, когда Соломон ушел. - Я сама с ним поговорю...
    Маме удалось уговорить Соломона.
    Через несколько дней они уехали на Канары.
    Мы  с женой остались дома одни.
    Это был наш второй медовый месяц.