Морганатический брак

Раннее воскресное утро. На ветках плакучей ивы, утопающих в реке, сидят две русалки – старая и молодая. У молодой – недовольный вид.

Молодая (потирая глаза): Это черт знает что, мама! Моему возмущению нет предела! Она всего лишь третьи сутки на дне реки, а у половины обитателей нашего подводного царства – уже стойкий невроз! И все из-за какого-то юного козла, который своим полуночным блеянием всех леших в лесу распугал! Скажи еще, что я не права!
Старая (вздыхая): Да, права ты, дочка, права. Только что толку, что ты права? Вчера Вольдемар Виссарионович, как только снова это блеяние услышал, с места сорвался и  попытался веревку на ее шее зубами перегрызть! Так не смог! Зубы передние сломал, а не смог! Тяжел камень, что к веревке привязан, часа три с места сдвигал. Не сдвинул. Только поясницу надорвал. Прострел теперь у него.
Молодая: Да все я видала! Я же рядом была! Он, как только очухался немного, принялся ее душить. А я ему объясняю, мол, какой вам резон, Вольдемар Виссарионович, утопленницу - душить? Это же смешно! И откуда нам знать, жива она или мертва. У нее на щеках, между прочим, румянец.
Старая: Да не румянец это, дочка. Отблески это. Утренней зари. Она же не глубоко лежит. Ежели замерять, то аккурат два твоих роста. Ума не приложу, почему так. Не могли один камень на шею надеть, а другим – сверху придавить? Чтобы звук глуше шел.
Молодая (зевая): Это называется «акустика», мама! Кстати, днем-то он не приходит, парнокопытный ее. Пойду, вздремну.
(Ныряет в реку. Из чащи леса, держась за поясницу, выходит сонный леший).
Леший (усаживаясь на берегу): Доброго здоровьица, Афродита Афанасьевна. Не дали мне вчера утопленницу придушить, пеняйте теперь на себя. Поблеял бы козел пару дней, никто б не отозвался, он бы и дорогу сюда забыл.
Старая: Вот смотрю я на вас, Вольдемар Виссарионович, и удивляюсь. Старый же человек! Откуда в вас столько слепой веры в то, что козел потом не придет! Ладно моя, дите, я исключительно в силу материнской любви любому ее вздору поддакиваю, но поддакивать вашему, увы, не смогу. Вы вчера, когда к камню-то кинулись, я даже обмерла! Смотрю, как вы рядом с ним корячитесь, кряхтите, пот утираете, а сама думаю: ведь были же времена, когда за вами русалки и кикиморы табунами бегали. Вы тогда дерево в кадку толщиной могли вместе с корнем из земли вырвать. Бессмертием своим и силой исполинской хвастались. Куда все ушло? Как быстро время летит!
Леший: За человека вам, Афродита Афанасьевна, спасибо, конечно. Чего только антропоморфный фактор с нами, дураками, ни делает. Сам знаю, что издалека я – вылитый человек! А вблизи (приближается к ней почти вплотную)? Чудище лесное! Согласись?
(Русалка усмехается, отворачивается и машет руками).
Леший (вздыхая): А по поводу силы и бессмертия я вот что тебе скажу, Афродита…устал я на этом свете лямку тянуть. Хочу на тот. Вернее, хочу с того в этот больше не приходить. Разве что охотников время от времени разгонять, чтобы в лесу не гадили и костры не жгли.
Старая: Ты бы лучше козла от реки отогнал. Напугал бы его так, чтобы блеяние в горле застряло. Сам же не высыпаешься. А она, сестрица его, лежит на дне реки как королева, А что ей не лежать? Тепло, темно, кислорода пока хватает. Ответит ему разок за три-то часа, он и рад. И давай страху на всех нагонять! Костры кладут! Котлы горят! Ножи точат! Дочка из-за его монолога уже заикается немного и только днем урывками спит. Непорядок это, Вольдемар (уходит).
Леший: Хуже нет, когда приходится солидному мужику в бабские разборки встревать! (Держась за поясницу, возвращается в лес).
(Смеркается. На берегу реки появляется козленок. Блеет).
Козленок: Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок! Кладут костры высокие! Кипят котлы кипучие! (Запинается на полуслове, увидав на ветвях молодую русалку).
Молодая: Так бы и засадила тебе камнем в глаз, до чего ты всем тут надоел! Какого черта сестрица твоя третьи сутки ничего конструктивного тебе ответить не может! Ты пойми, козел, ситуация простая: хотела бы тебя спасти – давно бы всплыла. Даже с камнем на шее - всплыла! История женского героизма знает немало примеров, когда не просто тело с камнем, одна голова всплывала и наводила ужас на окружающих ее врагов! А раз не всплывает – стало быть, не хочет. Ступай домой и жди смерти. Все там будем.
(Козленок упирается рогами в берег и плачет).
Аленушка (со дня реки): Это кто там, снаружи, такой грамотный? Голова, говоришь? А что, это идея? Сейчас шею себе пеньковой веревкой, что камень держит, перережу, всплыву и дам тому, кто там грамотный, дрозда! Или дуре той, истеричной и эгоистичной! Чтобы братца моего единоутробного байками своими не пугала!
Молодая: Ишь, голос прорезался! То мычит что-то нечленораздельное в сутки раз, а то целой тирадой разродилась! И не разорвало! За братца переживаешь, беспокоишься, с собой уноси! Давай мы его сейчас упакуем в мешок и спустим к тебе на дно. Вместе лежать веселее будет!
Аленушка: Ей-Богу, поерзаю сейчас, веревку камнем перережу и всплыву. И держись тогда у меня, бесовское отродье! И ты, и мамаша твоя! И чудище лесное, что вчера меня камнем добить хотело! У меня память – как кристалл! Я все помню!
Козленочек (перестав плакать): Сестрица, выплынь на бережок! Не до шуток уже. Неровен час – зарежут. Никто искать тебя не пойдет. Царь твой непутевый и ведьма, полюбовница его, что тебя сгубила, законным браком сочетаться собрались. Гости приглашены. Меню составлено. Меня намереваются в белом вине запечь.
Молодая (облизываясь): Вот как только сказал «в вине», у меня враз слюнки потекли. Изысканное, однако, блюдо будет. Надо будет ближе к полуночи во дворец просочиться и кусочек отведать. Когда царская свадьба, козел?
(Козленок вздрагивает и снова принимается плакать).
Аленушка (достаточно громко): Что значит «искать не будут», «сочетаться собрались»?! Он, что же, супостат, позабыл, что это он мне корону пообещал? Я, выходит, зря его ублажала, сарафан красный надевала, косы вокруг головы укладывала, интриги плела? Нет, братец, так дело не пойдет! Эй, молодая, сними с колокольчика, что на шее у братца, «язычок», кинь мне! Сейчас о камень его поточу и буду веревку пилить!
Молодая (радостно): Совсем другое дело! А в помощь вам мы Вольдемара Виссарионовича снарядим. Ежели его причесать, вид у него очень представительный!
(Ровно в полночь всплывшая из реки Аленушка под руку со слегка сгорбленным лешим и радостным козленочком появляется на пороге царской опочивальни).
Аленушка (убирая тину с лица) – спящему царю: Ну, здравствуй, любый мой.
Леший: А я пока никак в толк не возьму, какая же у меня миссия?
Аленушка (показывая рукой в сторону соседней спальни): А вам, дедушка, невесту его предначертано развлекать.
(Леший, сделав неудачную попытку выпрямиться, идет в спальню. Через минуту оттуда раздаются стук падающей мебели и дикий крик. Царь вскакивает, садится на постели, видит перед собой утопленницу и козлиные рога).
Царь (крестится): Чур, чур меня! Допился вчера до зеленых чертей! Сгиньте, дьяволы!
Аленушка (обнимая его за шею): А вот тут ты не прав, любимый. Я теперь от тебя, пока ты жив, никуда не уйду. Впрочем, и потом не уйду, ибо вечная я. Спасибо ведьме. И братец, опять же ей спасибо, не уйдет. Правильно я говорю, братец?
Козленок: Ты как всегда права, сестрица. Не уйду. Я уже и к рожкам попривык и со шкурой козлиной свыкся.
Царь (сделав попытку освободиться от объятий Аленушки): Ну, тогда я уйду (пытается, но не может встать).
Аленушка (выжимая мокрый сарафан): Братец, сбегай-ка к Вольдемару Виссарионовичу, спроси, не сыграть ли нам, в таком случае, две свадьбы? Как он смотрит на скоропалительный морганатический брак?
(Царь зеленеет от ужаса и теряет сознание).