Клопы

                Офицерской общаге в/ч 14129 «Звёздный» посвящаю…

          Проснулся я оттого, что нестерпимо чесались руки, плечи и спина. Я попытался поскрести горящие зудом места, но ничего не помогало. За окном было темно. Моих напарников по комнате не было – один, как сказала дежурная, был на смене, второй временно не жил - его товарищ, уехавший в отпуск, оставил ему ключи от своей квартиры, и он перебрался в жильё друга. Я поселился в комнату накануне - это была моя первая в общежитии ночь.
          Я встал с кровати и включил освещение. Тусклая лампочка жёлто осветила потолок. Комаров на нём не было. Поздний август по ночам был прохладен, но сибирские морозы еще не кусались, и офицеры без опасений оставляли форточки открытыми. И хотя я не обнаружил комаров, но решил, что они налетели через окно – захлопнул форточку, выключил свет и лег в кровать. Через некоторое время, когда я начал засыпать, ситуация повторилась. Я опять включил свет – и опять ничего не обнаружил.
          На столе лежал кипятильник - я заварил чай. Военторг ничем качественным обычных офицеров не баловал - пришлось довольствоваться «Грузинским» 2-ого сорта. После длительного кипячения напиток приобрел коричневато-мутный цвет и запах чая. Приготовление напитка и чаепитие заняло около получаса. Я опять лёг спать, и все опять повторилось сначала. Мне уже не хотелось ни чая, ни выяснения причин зуда. Я достал книгу, попытался читать – не получилось. Хотелось спать, книжные строчки не лезли в голову, а стоило выключить свет и попытаться уснуть, как тело вновь начинало нестерпимо чесаться. Кошмар продолжался до утра.
          Голова была тяжелой и, разве что, не гудела как церковный колокол. Мозги угнетали мысли о чесотке, я внимательно осмотрел своё тело, но следов от чесоточных клещей не нашел. Посидев несколько минут в раздумьях, я решил взбодриться и пошел принять душ. Там никого не было, и эта пустота навела меня на плохие мысли об отсутствии горячей воды. Я поочередно приоткрыл оба крана. Горячая вода не текла, холодная, казалось, была из слоёв вечной мерзлоты. Конечно, имея отдельную квартиру с ванной, я бы опустил в ведро с водой кипятильник и через несколько минут уже получил бы вполне сносную для мытья воду, но в общаге для этого не было условий, поэтому я несколько мгновений повертелся под ледяной струёй и с горьким осадком на душе вернулся в комнату.
          Стали приходить мои сожители. Вернулся после ночного дежурства прапорщик, через несколько минут появился старший лейтенант. Если прапорщик выглядел довольно вялым, то старший лейтенант кипел энергией. Они стали переодеваться – один в гражданскую одежду, другой – в военную форму. Селить военнослужащих разных категорий вместе не полагалось, но комнат и коек в общежитии не хватало - этот приказ командование игнорировало. Впрочем, негативных последствий нарушение размещения не влекло – офицеры и прапорщики дрались между собой редко, летальных исходов не наблюдалось. Глядя на сборы сожителей и слушая их жизнерадостный трёп, я стал догадываться, что чего-то не знаю. Наконец, мне это надоело, и я спросил их об этом напрямую.
- Клопы! Клопы, - едва сдерживая смех, ответил мне старлей.

          Я треснул себя по лбу – иметь дело с клопами мне уже приходилось. Но было это давно – настолько давно, что я успел об этом подзабыть.

          Мы сдали экзамены после завершения четвертого курса и отправились на заводскую практику. Проходила она на предприятии, производившем электронно-вычислительные машины и расположенном далеко от Москвы - в другом городе. Появляться в военной форме на заводе нам категорически запрещалось. Так как курсанты всегда и во все времена были приманкой для придирчивых патрулей, мы с удовольствием оставили форму в Москве, поехали в гражданском облачении и стали неотличимы от местной цивильной молодежи. Разместили нас в общежитии какого-то техникума. Дело было летом, учащиеся технаря разбежались на каникулы, прочий народ в здании отсутствовал – мы пользовались и наслаждались свободой.
В этом городе у меня жил знакомый - когда-то наши пути пересекались на баскетбольной площадке. Желая, чтобы мой друг играл за команду завода, спорткомитет выбил ему двухкомнатную квартиру. Мой приятель «клюнул» на эту приманку, по окончании института покинул Москву и укатил на периферию. Я решил навестить его, чтобы «убить двух зайцев» - повидать бывшего соперника и, заодно, «навести мосты» в заводскую военную приемку, чтобы попасть в нее при распределении. Своего приятеля я нашел быстро – в спорткомитете мне сразу дали номер его служебного телефона. Не смотря на то, что он был высококлассным баскетболистом, мой друг не ушел в псевдопрофессионалы, а добросовестно освоил ЭВМ и работал, как положено – он, как и я, был специалистом по вычислительной технике.
          Наша вечеринка закончилась далеко за полночь. Общественный транспорт уже не ходил, такси в советское время вызвать было невозможно – приятель настоятельно потребовал, чтобы я заночевал у него – благо, комнат было две, и мы друг другу не мешали. Уснул я быстро, но под утро проснулся - зуд и желание почесаться превысили пивное опьянение. Включив лампочку, я увидел двух насекомых, ползущих по простыне. Раздавить их быстро не получилось – насекомые были маленького размера и обладали крепким хитиновым покровом. Однако моя настойчивость оказалась сильнее их брони, и через несколько секунд оба членистоногих были расплющены между двумя пивными пробками. Я снова улёгся спать, но не тут то было. Через полчаса моё тело вновь охватил зуд. Уже зная, что представляют собой мои враги, я откинул одеяло, перевернул подушку и обнаружил их лежбище. Найденных особей постигла та же участь, что и предыдущих. Светало. Сон ушел. Я оделся, и чтобы не разбудить хозяина, тихонько вышел на лестничную площадку. Начинался день. Я вернулся в общежитие.
После заводской практики у нас был отпуск. Когда я рассказал об этом случае родителям, отец хмыкнул, а матушка произнесла: «Клопы». На этом моё знакомство с кровососами закончилось.

- Клопы, клопы! – поддержал старлея прапорщик.
          Надвигающаяся тоска охватила мою душу – кроме как в общежитии, жить мне было негде.
- Но с ними надо же как-то бороться! – произнес я.
- Как? - почти хором воскликнули мои сожители.
- Написать служебную записку на имя командира! Рапорт! – в моём голосе зазвучало отчаяние. – Пусть зам по тылу займется!
          Мои оппоненты рассмеялись.
- Ты думаешь, тут самый умный? – спросил меня старлей.
- И писали, и жаловались. Без толку, - добавил прапор.
- Зам по тылу пробовал травить. Через неделю опять появляются, - старлей удрученно развел руками. – Пошли завтракать.
И мы поплелись в столовую.

          Офицерская столовка была заведение еще то. Основу всех блюд составляли рис и сало. Правда, сало проходило в меню как «свинина», но от этого качество блюд лучше не становилось. Я до сих пор удивляюсь, как после двух – трех лет питания в этой харчевне молодые офицеры-холостяки не наживали себе язву или, на крайняк, гастрит.
          Аппетита после бессонной ночи не было. Я взял перловую кашу с котлетой из свинины, стакан чая и булочку. Серое месиво напоминало перловку только потому, что о нем было написано в меню – иначе никто бы не догадался. Я придавил котлету вилкой – она начала разползаться на ошмётья, из нее потек грязно-желтый жир. Отковырнув кусок «оползня», я положил его на язык и понял, что мяса в нём нет. Хлеб и сало. Аппетит пропал совсем. Я отодвинул тарелку, выпил чай с булкой и вернулся в комнату. Через некоторое время пришли мои сокамерники.

- Мужики! – угрюмо начал я. – Давайте тогда сами.
- Что «сами»? – насторожился старлей.
- Сами поборемся с клопами, - пояснил я. – Сбросимся по «десяточке», купим дезинфекцию и протравим комнату.
          Упоминание «десяточки» было ошибкой. Лица моих собеседников сразу погрустнели.
- Я сбрасываться не буду, - отпарировал старлей. – Мне еще больше месяца можно жить в квартире. Зачем мне сейчас тратиться?
- А меня клопы не кусают, - прапор тоже отказался давать деньги. – Ты перетерпи пару дней, потом привыкнешь и тоже перестанешь их чувствовать.
          Такая перспектива меня не устраивала.
- Хорошо, - ответил я. – Раз вы отказываетесь участвовать в битве с кровососами, прошу вас съехать из комнаты до понедельника. Сегодня пятница, - перекантуетесь как-нибудь. Воевать с клопами я буду сам.
          Старлей предложил прапору эти несколько дней пожить в квартире своего друга, и мы разошлись. Военный люд потянулся на плац – предстоял развод.
Я заглянул в окошко дежурной по общежитию и спросил, когда появится заведующая. Дежурная насторожилась. Мне пришлось объяснить причину моего интереса. Сотрудницу общежития не обрадовало известие о наличии клопов, она стала отрицать их существование. Спорить с ней и показывать свою искусанную задницу мне не хотелось. Я согласился, что могу ошибаться, но предупредил, что все равно проведу дезинсекцию комнаты. Дежурная, видя мою решимость и тягу к предстоящей битве с насекомыми, пообещала передать заведующей мою просьбу о помощи - мы составили список необходимых материалов и отравляющих веществ. Надежда на заведующую оказалась напрасной. В обеденный перерыв я вновь заглянул к дежурной и узнал, что из всего многообразия, поставляемого страной для Советской Армии, она выделила мне полукилограммовую пачку замазки. Но и на том спасибо!
Недостающее я приобрел в магазине военторга. Продавщица не удивилась моему желанию уничтожить клопов и предложила на выбор «Дихлофос» и «Приму». «Дихлофос» был более мощным средством, но стоил дорого – «десятки» мне едва хватило бы на один двухсотграммовый баллончик, «Прима» была новым средством, безвредным для людей, но уступавшим «Дихлофосу». Решающим в выборе оказалась цена. Десяти рублей мне хватило на два больших и один маленький аэрозольные флаконы «Примы». Я купил их, и как показали дальнейшие события, не ошибся. Душа исполнила «…Так громче, музыка, играй победу! Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!...» из «Песни о вещем Олеге» асса Пушкина.  Я направился в общежитие.

          Мои сожители выбирали требующиеся им для выходных вещи и помогать мне в подготовке к битве не стали. Да я их об этом и не просил и приступил к подготовке сам.
          Справедливо решив, что во время обработки розеток, выключателей и электропроводки меня может долбануть электрическим током, подготовку я начал с распределительного щитка. Он висел в коридоре - у входа на лестничную клетку, и найти автомат-предохранитель, питающий мою клоп-камеру, оказалось несложным. Я отключил подачу электроэнергии в комнату и повесил листочек с надписью «Без Кляуса не включать! Идёт война с клопами!» Учитывая, что после прочтения этой предупреждающей надписи могут появиться желающие поэксприментировать и взглянуть, что может произойти с Кляусом, если напряжение все-таки включить, я выдернул из пакета провод, подающий электричество в комнату, обмотал его оголенный конец изолентой и спрятал в тыльной части шкафа.
          Мои сокамерники к тому моменту уже закончили приготовления к выходным и, пожелав мне удачи в бою, пошли на выход. Я принялся за подготовку комнаты. Самым тяжелым оказался шкаф. Одни шинели весили бог знает сколько, а их у военнослужащего минимум две – повседневная и парадно-выходная. Плюс летнее пальто. Плюс комплект «ватные бушлат и штаны». Пыхтя, я отодвинул шкаф от стены, распахнул его дверцы и принялся за другие предметы. Кровати, стулья и стол я опрокинул на бок, тумбочки распахнул и тоже отодвинул от стены. Получив свободный подход к плинтусу, выключателям и розеткам, я снял с них панельки и получил доступ ко внутренностям. Затем плотно закрыл окно, форточку и дверь. Комната к санации была готова.
          В Советской Армии противогаз был у каждого военнослужащего, состоящего на действительной службе. Был он и у меня – проверенный, испытанный, с биркой, пришитой согласно инструкции. Я снял его с вешалки, где он находился вкупе  с противогазами прапора и старлея. «Ну что, дружок, проверим тебя в настоящем деле, - я нахлобучил маску на голову и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Всё работало как надо. – Посмотрим, как ты выдержишь этот бой».
Первыми я обработал кровати и плинтусы.  На них ушел большой флакон. Второй большой флакон ушел на шкаф, тумбочки, стол и стулья. Маленьким флаконом я обработал выключатели, розетки и прошелся по отверстиям возле раковины. В комнате стоял туман от аэрозоли, но его запаха слышно не было. Противогаз сработал на «отлично». Я задержал дыхание, снял противогаз, сложил его в сумку и повесил на вешалку. Глаза начало слегка пощипывать. Я взял заранее подготовленный портфель, в который накануне сложил спортивную форму, зубную щетку,  купальные и гигиенические  принадлежности, закрыл комнату на ключ, отправился на автобусную остановку и уехал в Улан-Удэ.

          Тренировка у баскетболистов спортивного общества «Труд» начиналась поздно – чтобы на нее успели все работающие. Моё появление в зале вызвало небольшой фурор – парни знали, что в «Звёздный» приехал бывший игрок дубля ЦСКА - двухметровый центровой. Представитель спорткомитета Бурятского обкома КПСС специально побывал на приёме у командира части, чтобы тот отпускал меня играть за сборную Бурятии. Команда готовилась к первенству Сибири и Дальнего Востока, и я с удовольствием подключился к игрокам.
          Тренировка закончилась поздно. Я подошел к начальнику команды – он был в числе тех, кто приезжал на приём к командиру – и спросил его, не сможет ли он устроить меня в гостиницу, чтобы я пожил в ней до воскресного утра. Попасть в гостиницу в советское время было очень тяжело, а в столь поздний час практически невозможно. Он задумался, но наш разговор услышал один из игроков - Геннадий - и предложил переночевать у него. Я с радостью согласился, купил в ресторанном буфете торт, и мы отправились к Геннадию.
          Офицеров «Звёздного» в Улан-Удэ уважали – жена Геннадия постаралась на славу, но ужин из-за этого начался поздно, а чаепитие с тортиком затянулось до глубокой ночи. Наконец пиршество закончилось. Хозяева выделили мне диван в зале, а сами отправились в спальню. Я разделся и залез под одеяло – организм, утомленный бессонной ночью и баскетбольной тренировкой, моментально провалился в сон. Проснулся я оттого, что нестерпимо чесались руки, плечи и грудь. «Дежавю!» - пронеслось в мозгах. В бликах ночных фонарей я разглядел шнурок выключателя стоящего рядом с диваном торшера, включил его и резко перевернул подушку. Так и есть – под ней я заметил несколько ползущих тварей. Они стали разбегаться, я начал их ловить и давить, но стало понятно, что сна больше не будет. Дверь из спальни открылась, и выглянул Геннадий.
- Сергей, что случилось? – спросил он, хотя по интонации его голоса было понятно, что он знает, в чем дело.
- Клопы, - ответил я.
- Может, попробуешь уснуть? – без особой надежды спросил он.
- Не смогу, - я отрицательно покачал головой.
          Дверь из спальни снова открылась, и к нам вышла супруга Геннадия. Она сразу поняла ситуацию и беззлобно набросилась на супруга.
- Говорила тебе – протрави, протрави! А ты что? Потом… Потом… Вот и опозорились перед гостем, - она замолчала, задумалась, а через некоторое время вновь заговорила. – Давайте, одевайтесь, идем в заводскую гостиницу. Там Любка Краснова должна сейчас дежурить, попробуем договориться.
- Обязательно поселит, - едва не подпрыгнул Генка. – Я ее брату мотоциклетную вилку отникелировал. Счас ездит – понты колотит.
          Супруги кинулись оживленно одеваться, и через несколько минут мы уже шли по поселку авиазавода в сторону его служебной гостиницы. Дорога заняла около двадцати минут. Дежурной оказалась привлекательная особа тридцатилетнего возраста. Она почти без слов поняла, что от нее хотят, и пока Генка с женой сбивчиво объясняли ей мою проблему, она с интересом разглядывала меня, долговязого лейтенанта, облаченного в форму. Наконец, вопросы заселения были решены, и Генка с женой отправились домой, успев шепнуть мне: «Она разведена». 
Люба проводила меня в комнату – это оказался довольно уютный одноместный номер с телевизором и холодильником.
- До понедельника никого не будет. Командировочные из Москвы, если и приезжают, то в понедельник или вторник, а в пятницу уезжают. Здесь селим только начальство. Инженеров и рабочих размещаем в общежитии, - и она махнула рукой куда-то в сторону. – Ой, а вы кушать, наверное, хотите?
          Она вопросительно посмотрела мне в глаза, но было видно, что её интересует другое.
- Я сейчас принесу деликатесы – от комиссии остались, которая принимала вертолеты - она повернулась, и, не дожидаясь согласия, вышла из комнаты.
«Да, тут не клопы, - пронеслось в мозгах. – Ну, Серега, не подкачай». Через несколько минут Люба вернулась. В руках она держала поднос, на котором стояли початая бутылка коньяка, банка с соком, и тарелка, на которой громоздился копченый омуль. Сменилась и её одежда – женщина была в коротком ситцевом халатике, оголившем её стройные ножки. Сквозь ткань проступали соски грудей. Было заметно, что нижнего белья под халатом нет. Мы выпили по паре рюмок коньяка, потом на брудершафт – я притянул её к себе на колени, мы поцеловались, и она оказалась в моих объятьях…

          Проснулся я поздно. Меня никто не торопил. Я обвел комнату глазами. Подноса с остатками ночного пиршества не было, на столе был порядок. Я заглянул в холодильник и обнаружил там пачку чая, сахар и сливочное масло. Настроение улучшилось, и я принялся чаёвничать. За окном послышался звук подъехавшего мотоцикла. Через несколько минут в коридоре раздались шаги, и я услышал голос Геннадия. Он разговаривал с какой-то женщиной. Постучали. Я пригласил войти. Дверь открылась, и в номер зашел Гена, а следом за ним – женщина, которую он представил как дежурную, сменившую Любу. В одной руке мой приятель держал матерчатую сумку, а другой подталкивал свою спутницу. «Лена! – представил он её мне. – Сменила Любу. Вечером впустит тебя сюда снова. А сейчас поехали ко мне, пообедаем, и на тренировку». Затем Гена вытащил из сумки бутылку вина и со словами: «Это тебе компенсация за беспокойную ночь!», положил её в холодильник. Я указал жестом на стол, где стоял недопитый чай и были рассыпаны крошки.
- Уберу! – сказала Лена. – Только до поздна не задерживайтесь.
          Я взял свой портфель, сложил в него спортивную форму и вышел к мотоциклу. Гена был уже наготове – мы сели на его «Урал» и поехали к нему домой.
     Субботняя тренировка, как и пятничная, начиналась поздновато – мы успели пообедать, обсудить житейские проблемы и только после этого поехали в спортзал. Мне не хотелось быть навязчивым для этого гостеприимного семейства – по дороге я купил продукты и предупредил Геннадия, чтобы после тренировки он вез меня сразу в гостиницу.
          Здание встретило нас тёмными окнами, и только в комнате дежурной светился огонёк. Я постучал в дверь. В вестибюле вспыхнул свет.
- Вдова… - прошептал мне в ухо Гена.
          Дежурная впустила меня внутрь, и Гена уехал. Я чувствовал себя устало, ужинать не хотелось. В номер постучали. Кроме дежурной, сделать это было некому. Я разрешил войти и не ошибся – Лена предложила мне почаёвничать. Я вывалил продукты на стол, она принесла электрочайник.
- А фужеры? – спросил я и вытащил из холодильника бутылку вина. – Желательно со штопором – тут пробка.
          Через некоторое время Лена вернулась и принесла всё, что я попросил. Мы сели ужинать. Неспешно текла беседа, неспешно текло вино. Радиоточка мурлыкала приятную мелодию. Я пригласил Лену потанцевать, и через несколько минут и поцелуев она оказалась в моих объятьях.
          В дальнейшем, когда я приезжал на воскресные игры, то старался попасть на ночлег в эту гостиницу. Женщины поначалу оказывали мне повышенное внимание, но потом им стало понятно, что молодой долговязый лейтенант не собирается обустраивать их семейное счастье, и они стали уклоняться от встреч. Еще через некоторое время Люба вышла замуж за прапора из военного поселка «Дивизионный» и уехала с ним в ГСВГ. Вышла замуж и Лена. Её супруг, разведенный инженер авиазавода, ночевал в гостинице, когда она там дежурила по выходным и праздникам. Меня это ни сколько не огорчало, и я не пытался с ним познакомиться. Наступило лето, соревнования закончились, я перестал туда ездить. Но это все было потом. А тогда, воскресным утром, за мной заехал Гена, и мы отправились в спортзал технологического института  на очередную игру «Труда». Я попросил Гену, чтобы после игры он как можно быстрее отвез меня на автовокзал – хотелось успеть на «обеденный» автобус в Звёздный – нужно было завершить расправу над клопами.

          Автобус отправился вовремя, и в три часа пополудни я вернулся в воинскую часть. Комната в общежитии была закрыта. Я отпер дверь и прошел внутрь. Тумана от аэрозоля уже не было, но запах еще стоял. Я распахнул окно, разделся до трусов и, первым делом, подмел полы. Кроме клопов жертвами моей химической атаки стала вся живность, находящаяся в тот момент в комнате – мухи, тараканы, муравьи, и даже несколько жучков. Я вынес всего этого добра три совка и стал замазывать все щели, обнаруженные мной в розетках, выключателе, электропроводке, светильниках, плинтусах и полах. Особое усердие пришлось приложить в замазывании щелей при умывальнике – трубы подачи воды и слив просто уходили в пол, образуя вокруг себя отверстия неопределенной глубины. Я надел трико, сходил к ближайшей стройке, набрал мелких осколков битого кирпича, и, перемешав их с замазкой, залепил ими все околотрубные щели. Маршруты проникновения в комнату клопов были перекрыты. Я поставил на место панельки выключателей и розеток и восстановил подачу в комнату электропитания. Последним усилием воли я поставил на место мебель и вымыл посуду. Силы окончились, я рухнул на кровать и уснул.

          Разбудил меня разговор старлея и прапора. Увидев, что я открыл глаза, они в один голос спросили:
- Что, всё? Вывел клопов?
- Вывел, - ответил я.
- От лица службы объявляю благодарность! – пошутил старлей.
- Служу Советскому Союзу! – так же в шутку ответил я.

          Мои сожители отправились на завтрак в столовую, а я – в душ. Горячей воды, как всегда, не было, однако после воскресной тренировки и приведения комнаты в порядок тело саднило, я решил перетерпеть и помыться холодной водой.

          По понедельникам  служебный день начинался с развода, который командир проводил на плацу. Это нудное мероприятие могло длиться час и больше. Вначале строй ждал опаздывающих, потом наблюдал за их «воспитанием», потом командир отчитывал «нашкодивших» за субботу и воскресенье. После этих мероприятий подразделения маршировали в свои казармы, где их «колбасили» начальники помельче.

- О, Кляус появился! – полковник Гуряшин увидел мою голову, торчащую из строя людей обычного роста. – Лейтенант, без года неделя в армии, а уже на службу «забиваешь»! Познанский! – он окликнул начальника отдела.
- Я! – отозвался майор.
- Затычка от ружья, - пошутил полковник. – Разобраться и доложить, почему лейтенант Кляус не явился в воскресенье утром по вызову.
- Есть! – ответил начальник отдела.
          Я понял, что моё двухдневное отсутствие в части не осталось незамеченным, но, учитывая благие намерения, а так же то, что гарнизон я всё-таки не покидал, и в понедельник явился на службу вовремя, рассчитывал на снисхождение.

          Развод закончился. Нас повели в казарму. С нехорошим предчувствием я вошел в канцелярию. Вначале начальник отдела объявил приказы и распоряжения, общие для всех, затем выступил замполит Ромащёв. Наконец, словоблудие подошло к концу, и начальник отдела стал рассылать офицеров по служебным делам. Я остался в канцелярии наедине с ним и замполитом.
- Кляус! – осклабился Познанский. – Ты где был вчера утром?
- Я в пятницу произвел дезинсекцию комнаты от клопов и уехал в Улан-Удэ, - ответил я, надеясь на то, что начальник отдела посочувствует своему подчиненному и защитит меня от нападок. Но не тут-то было!
- А кто разрешал? – с тихой угозой в голосе спросил он.
- Никто, - ответил я. – Гарнизон же я не покидал.
          Наша воинская часть относилась к Улан-Удэнскому гарнизону. Согласно устава офицеры могли перемещаться по гарнизону без предварительного разрешения, но командир запретил уезжать в город без его одобрения.
- Ты не умничай! – оборвал меня майор. – Кто тебе разрешил не приходить на построение по команде «Сбор»?
- Никто, - уныло повторил я.
- За неявку на построение по команде «Сбор» я объявляю вам выговор с занесением в личное дело, - отчеканил начальник отдела.
- Есть «Выговор с занесением в личное дело», - еще более понуро ответил я.
- Ты как отвечаешь? – взвился Познанский. Его лицо начало наливаться кровью, а шрам на щеке – багроветь. – Лейтенант, отвечать надо четко и ясно, командным голосом!
- Фильм «Офицеры» видел? Помнишь, как там суворовец командирский голос отрабатывал? – начал подгавкивать начальнику отдела замполит Ромащёв.
          Я все прекрасно помнил. Выговор с занесением в личное дело – довольно строгое наказание. Но еще больше я не хотел, чтобы выговор перерос в строгий выговор.
- Есть «Выговор с занесением в личное дело» - рявкнул я.
- Вот так. Другое дело, - хмыкнул майор. – Идите!
- Есть! – ответил я и строевым шагом покинул канцелярию.

          Выговор провисел у меня неснятым больше года. Вспомнили о нем, только когда подошел срок присвоения мне очередного воинского звания. Для этой процедуры офицер в течении года не должен иметь неснятых взысканий, а тут вот оно – тёпленькое. Полгода пролежало представление под сукном, и только когда выговор сняли, представление ушло в Главный штаб РВСН.

          Клопы в комнате не появлялись долго. Их единичные экземпляры, внезапно возникавшие, словно из-под земли, безжалостно уничтожались. Раз в квартал я покупал маленький рублёвый баллончик «Примы» и распылял его в понедельник утром, когда все уходили на службу. В обеденный перерыв окно открывалось, и комната проветривалась.

          Получилось так, что жениться мы всё втроём – я, старлей и прапор – надумали одновременно. Новобрачным дали по комнате в четырехкомнатной квартире. А в общежитии в это время выстроилась очередь из желающих перебраться в нашу комнату – она была единственная без клопов, и об этом все знали.