Новогодние каникулы. Глава 18. Сквозь дебри

Езда по зимним дорогам — это в любом случае лотерея. Останешься при своих или помнешь дорогостоящую иномарочную морду (задницу), застрянешь в снежных замесах, протанцуешь колесами по льду или просто ограничишься испорченной кармой, когда в твою лобовуху полетят комья грязи пополам со льдом из-под колес впередиидущего чайника, коих развелось на дорогах несметное количество. Приходится то и дело сбрасывать скорость, потому что стадо бакланов, которое тащится впереди тебя, обожает пропускать по зебре каждую кошку, и резко топит в пол педаль тормоза, вместо того, чтобы сделать это плавно, а тем долбодятлам, кто норовит подрезать тебя сбоку приходится периодически чистить чакры, потому что хамло необходимо научить ездить правильно.
Соблюдать вежливость на дороге и донести эти неписанные правила до легкомысленных автомобилистов необходимо как можно более понятней — это наш долг, не правда ли?

Но поездка в Ельниково в принципе отличалась от всего вышеперечисленного. Начать стоит с того, что никакой дороги туда не было вовсе, если не считать почти полностью заметенный след от проехавшей высокой машины. Второй час подряд, матерясь без остановки, Барховцев пробирался черепашьим ходом, стараясь вписаться между неожиданными завалами снега с обеих сторон еле заметной колеи, выскакивал из машины, расчищал дорогу от рухнувших стволов сухостоя — и так на протяжении всего пути по лесу. 
— Да тут только на танке проезжать!
— А здесь одни танки и ездят зимой, — невозмутимо заметил Павел, уютно дремавший в соседнем кресле. — В такие деревни даже Скорую помощь иногда тащит трактор.

Роман гневно прорычал в ответ неразборчивое ругательство, но брат решил его проигнорировать — пристроил голову на мягкий подголовник и снова задремал.
Ельниково встретило пронизывающим ветром.
Рваные снеговые облака тащили за собой верхушки вековых елей и рвались еще больше, вытряхивая на землю целые вихри колючих мелких льдинок пополам со снегом. Тяжелые зеленые лапы согнулись под высокими белыми шапками, но ураганный ветер, порывами прилетавший откуда-то, со стороны реки, срывал затвердевший наряд и гнул ветки.
Теткин дом радостно заблестел стеклами навстречу подъехавшему джипу. Барховцеву показалось, что он со страхом косится на пожарище и ежится от прикосновений обгорелых веток старой ивы. Оставленный здесь в полном одиночестве, он с надеждой и нетерпением ждал нового хозяина и был согласен на любого, лишь бы не бросали. Так сильно было это впечатление, что сердце сжалось.
По развалинам соседского подворья бродила какая-то старуха, крохотного росточка, палкой ворошила кучи спекшегося мусора, будто что-то искала, хотя что там можно найти среди почерневших головешек. Завидя нежданных гостей, она ничуть не смутилась и не испугалась, а зажав в руке подобранную сковородку, опираясь на свою палку, бойко потрусила к ним.
— Я тебя знаю! — черный палец нацелился на Барховцева. — Ты Ромка, Нинкин племянник, а это кто же с тобой? Пашка, что ли? Вы и в детстве всё вместе бегали, — снисходительно усмехнулась она.
Роман бабку совершенно не помнил.
— Здравствуйте, баба Маша (вроде, была такая в Ельникове). Да вот сообщили, что дом сгорел, надо зачем-то писать заявление в полиции. Приехали посмотреть.
Старушонка заулыбалась.
— Перепутал! Я баба Настасья, помнишь, за яблоками ко мне приходили? А ущербу вашему дому почти и нет никакого — кусок шифера слетел, да сзади окно разбилось. Да еще вот, стена начала гореть, да. Сильно было занялась, но успели потушить. Быстро все приехали, и двух часов не прошло.
Пашка хмыкнул.
— И что, правда газ взорвался?
— Ага, — она провела рукой по щеке, оставив на ней следы сажи, и вздохнула. — Вот что, натворил этот Семка!
— А сам-то он жив? — поинтересовался Роман.
— Да какой, жив?! — бабка покачала головой. — Участковый сказал, что, мол, там и тела не осталось, ошлепки одни. А девки, кое-кто остались живы.
— Какие девки? — на всякий случай спросил Роман. — Родня, что ли приехала? А я всегда думал, что он одинокий.
— Ха! Какой же он одинокий? — изумилась бабка Настасья. — У него сын в Заревницах, Аркашка-черт. Вот пока он не приехал, я и пришла, забрала свою сковородку, а большой казан так и не нашла. Аркашка приедет — суда уж больше не сунешься. Чужого мне и не надо, а свое хочу забрать. Жалко казан, сноха привезла поросятам варить, да уж больно большой, мне тяжело его поднимать, вот и одолжила Семке попользоваться. Теперь не найду — да бог с ним, — она махнула рукой, утешая сама себя и вытерла нос. К следам сажи на щеке добавились черные пятна на носу.
— А что за девки? — напомнил ей Роман.
В ответ баба Настасья всплеснула руками…
Павел не стал вступать в разговор, медленно ходил вокруг пепелища, разглядывал сгоревшие почти до основания стены, сиротливо устремленную к небу печную трубу и закопченные окна в уцелевшем доме тетки Нины. Еще немного, и ее хата тоже сгорела бы.
Наверное, зря они притащились сюда — кто здесь будет чего ремонтировать? Если никто не выкупит эту землю, то через год-другой тут все зарастет ельником и дикой малиной.
Была деревня — и нет ничего. Лес. Дикая природа спешит заново занять все клочки земли, которые люди когда-то у нее отобрали
Задумавшись о бренности всего живого, о мимолетном пути человека на земле, о том, как беспомощен он перед любой стихией, будь то огонь или вода, Павел не слышал конца разговора с бабкой Настасьей, очнулся, когда Роман ткнул его в плечо.
— Поехали!
— До свидания, — попрощались они.
Машина покатила обратно в город, взвивая за собой снежные тучи. Образовавшиеся за какие-то полтора часа новые замесы сугробов на едва различимой дороге приводили Барховцева в бешенство — ни прибавить газ, ни перестать озираться по сторонам, чтобы не врезаться в покосившееся дерево или не слететь с грунтовки. Джип медленными рывками пробирался по своей же колее.
— Нет, ты слышал?! — Роман возбужденно и зло сверкнул глазами из-под надвинутой на брови шапки.
— Чего? — повернулся к нему Павел. — Про сковородки? Слышал.
— Да какие сковородки?! — Барховцев подскочил на своем сидении, и машина тут же вильнула, лбом влетев в широкие лапы старой ели, нависшие над дорогой. По стеклу поползли снежные кляксы, но дворники быстро их раскидали в разные стороны. Роман выровнял машину.
— У деда в погребе сидели девушки! Шесть штук! На собачьих цепях! Ты себе можешь это представить?!
Павел почувствовал мороз под курткой и толпы мурашек. Посмотрел в очумелые глаза брата, в которых полыхали злость и отчаяние.
— На дорогу смотри! — рявкнул Пашка, возвращая к реальности. — Застрянем тут — только пешком выбираться! И машину волочь на руках! Кому тогда ты поможешь?!
Барховцев поспешно вырулил на потерявшуюся из-под колес колею.
— Понимаешь, Пабло, я же ночевал тут три дня назад, они все еще были живы! Я слышал плач, а подумал, мерещится черти чего — ну как будто призрак где-то. Вроде доносятся откуда-то звуки, но начал ходить прислушиваться, и они быстро пропали. А дед мне, мол, старый дом — вот и ветер гуляет по щелям! Рабовладелец хренов! Я уже тогда мог их спасти! Счастье его, что не выжил!
Роман врезал по рулю, и сонный ельник, засыпанный снегом по самую макушку, огласил резкий звуковой сигнал безопасности.
Ответ Павел выдал брату в непечатной форме, у него и у самого от этой истории волосы встали дыбом по всему телу.
— Ладно, угомонись! — перешел он с ненормативной лексики на обычный язык. — Ты не мог этого знать.
— А помнишь, в своем письме моя мать упоминала, что слышит плач, и что это ей наказание за грехи молодости?! — Роман зверел, невзирая на старания Павла его утихомирить. — Она же на самом деле его слышала! Девчонки сидели в нашем старом погребе.
— Он же завален, — возразил Павел.
— Два года назад был завален, — подтвердил Барховцев. — Оказывается, она разрешила деду Семену им воспользоваться — он и воспользовался! Старый оборотень! Ловко придумал!
— Давай я поведу, — предложил Пашка. — А то мы врежемся куда-нибудь.
Братья поменялись местами.
Глотнув свежего воздуха, обогащенного кислородом, Роман слегка успокоился и задумался: возможны ли в маленьком Заревницком районе такие совпадения? Две девушки пропали из города, и шестеро нашлись в заброшенной деревне. Если верить интуиции, среди этих узниц должна быть его сестра, Исхакова Марина — вот только бабка Настасья не знала имен тех, кто остался жив из девушек. Голова шла кругом. Барховцев стиснул зубы и молча наблюдал за убегающими назад деревьями.

                * * *

Как встанешь не стой ноги — так весь день кувырком и полетит. Утром следователь Заревницкого ОМВД Черкассов Валерий Антонович почему-то не услышал, как целых пятнадцать минут подряд разрывался будильник на телефоне. Между тем, правдоподобное объяснение этому факту откровенно лежало на самой поверхности: скромное застолье — день рождения у майора Горюнова Вовки, друга и соратника — вылилось в обычную попойку, и если бы в самый разгар празднества, приблизительно около часа ночи, Валерию Антоновичу не позвонила бы жена и не напомнила бы ему, что завтра у него дежурство — рабочий день, а не Рождественские каникулы, как у всех нормальных людей с нормальной работой, то неизвестно еще, где он провел бы эту ночь.
Основной состав сослуживцев был решительно настроен на поездку в соседнюю Сосновку, где в самой чаще леса отстроены гостиничные избушки. За умеренные деньги можно снять домик с баней — и сутки первоклассного отдыха среди заснеженного сказочного леса обеспечены.
Без жен!
За это условие все проголосовали единогласно, потому что настоящую мужскую компанию, сплоченную одним общим делом, связанную крепкой многолетней дружбой и верной государственной службой, присутствие женщин лишь только портит. Иногда надо позволить себе отдых в кругу друзей, а не семьи: напариться в бане, нырнуть в сугроб в чем мать родила, поднять с приятелями бокалы за нас, за вас и за спецназ, за здоровье раненых, свободу пленных, красивых женщин и за нас, военных, и за тех, кто без нас скажет о нас хорошее!
А разве можно расслабиться рядом с женой, которая провожает глазами каждую стопку, разве можно рассказать откровенный в своей оголенной правде анекдот, наконец, скромно похвастаться личными победами и достижениями на любовном фронте?
Воспротивился условию лишь молодой и зеленый младший лейтенант Зимин Андрюшка, но его неубедительный ропот быстро пресекли старшие товарищи по оружию: влиться в сложившийся коллектив и стать одним из незаменимых винтиков в сложном механизме приработавшихся деталей непросто — а вот стать чужим среди своих очень легко!
Общим голосованием было решено посадить Зимина на место водителя, чтобы привыкал к ответственности перед коллективом, но в самый последний момент именинник, майор Горюнов Вовка, выгнал пацана из-за руля и решил вести сам, потому что в отличие от лейтенанта был практически трезв (в него хоть бочку залей, все равно глаза майора оставались абсолютно трезвыми, и этому его умению отчаянно завидовал весь отдел), а езда по зимней трассе не для неопытных балбесов. И действительно, чуть вильнув в сторону, машина резво выехала за ворота.
И вот на этом месте, когда впереди четко определилась дивная перспектива оттянуться за городом, поесть шашлычка с дымком, поблаженствовать в парной и всласть наговориться с друзьями — вот на этом самом месте Валерию Антоновичу позвонила его Машенька и четким командирским голосом, выработанным за долгие годы службы своего мужа, приказала немедленно явиться домой, если он не хочет завтра объясняться с тестем. Тесть Валерия Антоновича был полковником МВД в отставке, и хоть давно уже находился на пенсии, но до сих пор имел такие возможности и такие связи!..
К чести друзей Черкассова, никто из них ни единым звуком не возразил Машеньке, которая подняла визг на весь салон по нечаянно включенной громкой связи, потому что последнее дело осуждать при друге его собственную жену, даже, если она и ведет себя не совсем корректно. Сослуживцы деликатно сделали вид, что ничего не услышали, молча проводили Валерия Антоновича из салона понимающими скорбными взглядами, и через пять минут полицейская машина скрылась в снежном вихре поземки, а он разочарованно поплелся домой, отворачиваясь от злого ветра, благо жил совсем рядом с Управлением.
 
Этим утром Черкассов на службу опоздал, что вообще-то, случалось с ним довольно редко, отчасти потому что жена, как настоящая боевая подруга, скромными женскими силами всячески помогала ему поддерживать внутреннюю трудовую дисциплину и неукоснительно следила за соблюдением правильного режима дня, но сегодня она и пальцем не шевельнула, чтобы вовремя разбудить его, лежала рядом и совершенно безответственно спала. Такое показное пренебрежение она выказывала только в сильном душевном волнении, да и то, только в те дни, когда сына не было дома, а Черкассова-младшего как раз не было дома. Взрослый парень, пусть погуляет, пока не женат!
Тяжело вздохнув, Валерий Антонович тихонько прикрыл дверь спальни и поплелся в туалет, затем в ванную, на всякий случай заглянул в холодильник на предмет завтрака, еще раз вздохнул, безропотно поглотал холодной воды из-под крана и поспешил исполнять свой служебный долг перед Родиной. Ключ в замке он поворачивал нежно и трепетно, чтобы Машенька не обеспокоилась посторонними звуками, а про себя решил прийти сегодня пораньше и уделить жене максимум внимания и заботы, как и подобает любящему мужу.
Но планы следователя Черкассова были нарушены с первой минуты появления в Управлении. Начальник отдела подкинул ему очередную разработку с пометкой «Важно», несмотря на то, что у Валерия Антоновича и так было около восемнадцати дел в производстве, но со старшим по званию не поспоришь, а его приказы обсуждать можно, только закрывшись в кабинете наедине с самим собою.
Заварив крепкого кофейку, Черкассов принялся изучать подколотые листочки: обстоятельный и подробный протокол с места происшествия, составленный командиром патрульно-постовой мобильной бригады, вызванной на происшествие, протокол пожарного инспектора, протокол опроса свидетелей, отчет и заключение эксперта-криминалиста, рапорт участкового уполномоченного, который занял чуть ли не три листа А-4.
Вскоре Валерий Антонович забыл про остывающий кофе и пакетик с нежным курабье, потому что вдруг незаметно для себя углубился в предоставленную коллегами по службе информацию — обычный пожар в забытой Богом деревушке, затерянной посреди леса, с руки дотошного эксперта представал совсем с иной стороны. Расположение поваленной кухонной мебели, а также разлетевшихся по помещению остатков пищи и фрагментов тела хозяина дома указывало, что настоящий эпицентр взрыва находился ближе к подпольному отверстию, газопроводные шланги же, ведущие к плите, пострадали от огня уже во время самого пожара, тем самым спровоцировав утечку и новый взрыв, а вот в вентилях оборотного баллона газа «Пропан» утечки не было обнаружено.
К отчетам и протоколам прилагалась целая пачка фотографий: снимки с места происшествия, несколько из них были общего плана пожарища с различных ракурсов, впечатляющие тошнотворным видом снимки обгоревших останков хозяина дома, каждый фрагмент был запечатлен с трех сторон, как и положено по технике экспертизы. Дальше прилагалось описание подвала и новые снимки: общий вид и место каждой рабыни по отдельности, фотографии девушек: и умерших, и живых, пребывающих в бессознательном состоянии, несколько снимков мужчины, который находился вместе с ними и тоже был прикован.
В отчете участкового уполномоченного особо указывалось на обстоятельство суицида этого мужчины.
В отдельном файле находились три фотографии, на которые следствию предлагалось обратить особое внимание: небольшой, судя по отлетевшей к нему ложке, покореженный в огне чемоданчик — предположительно, взрывное устройство. С вещдоками работают криминалисты и отчет придет позже.
На только беглое ознакомление с новой разработкой ушло почти два часа. Валерий Антонович перетасовал в уме имеющиеся факты и предположения, поразился вытекающим из них умозаключениям, минут пять посидел неподвижно, уставившись на россыпь фотографий, после чего решил сделать десятиминутный перерыв, сходить в туалет и позавтракать горячим кофе с бутербродом.
Над этим делом стоило хорошенько поработать, и следователь намеревался подбодрить себя и свои мозги щедрой порцией кофеина. Неплохо было бы добавить туда коньяка, чисто в медицинских целях, но у Машеньки такое острое обоняние: вечером она, без ошибки в миллилитрах, определяет сколько пива муж выпил утром, поэтому с алкоголем придется повременить.
Пока закипал чайник, Черкассов сделал предварительный запрос по e-mail в Заревницкую Центральную районную больницу о состоянии здоровья пострадавших в Ельникове девушек — начинать следовало с них. Через пятнадцать минут, когда он успел только проглотить жесткий бутерброд и протолкнуть его в пищевод изрядным глотком горячего кофе, в уголке панели замигал конвертик — пришел ответ из ЦРБ. Хорошо знакомый Валерию Антоновичу тесным сотрудничеством по ранее раскрытым делам заместитель главного врача больницы Лапиков Николай Серафимович в этот раз совершенно сухим и деловым тоном письма давал понять, что согласно п. 4, гл. 13 закона «О полиции» руководство Центральной районной больницы имеет право разглашать врачебную тайну состояния своих пациентов только при официальном запросе со всеми соответствующими подписями и печатями.
Черкассов мысленно чертыхнулся, покосился на чашку с остывшим напитком и достал лист гербовой бумаги — бланк запроса о медицинском освидетельствовании потерпевших при пожаре в деревне Ельниково Заревницкого района Саварской области. Конечно, Лапиков был прав —— он тот еще крючкотвор — нужно документировать каждое телодвижение при ведении следствия. Так никто же и не спорит, но ему-то, своему давнему приятелю уж можно было в двух словах описать ситуацию, ведь в общих интересах раскрыть это дело по горячим следам, а не ждать положенных законом дней для официального ответа на официальный запрос — так не хватит никаких сроков.
— Савельев! — позвал он дежурного по поручениям. — Доставишь это Лапикову в ЦРБ, и мне нужен срочный ответ. Давай!
— Валерий Антонович, там вас двое посетителей дожидаются, — доложил Савельев, принимая файл с запросом. — Сказали, что по одному и тому же делу, очень нужно с вами поговорить. Впустить?
— Какие еще посетители? — Черкассову не хотелось прерываться и переключаться на другую информацию, терять драгоценное время короткого рабочего дня. Он нетерпеливо и недовольно дернул бровью. — Ну, впускай.
В кабинет вошел всего один мужчина, высоченного роста, заросший черной бородой, и от этого имеющий довольно устрашающий вид, Валерию Антоновичу показалось, что он занял собой весь кабинет.
— Добрый день.
— Присаживайтесь. По какому вопросу?
— Тут такое дело… наверное лучше Вам все по порядку рассказать…
Мужик слегка замялся, видно было, пока ждал, мысли, выстроенные стройными рядами, смешались в кучу, и теперь он цепляет потерявшийся хвостик, чтобы развернуть перед следователем клубок.
— У меня недавно умерла… да, впрочем, неважно, тетка умерла. Остался дом…
— Наследством занимается нотариус, — нетерпеливо перебил Черкассов. — Если это все — до свидания!
— Да нет… — поморщился посетитель. — Она как раз оставила завещание — дом мой, но это неважно…
— Ну поздравляю! — снова перебил этого мямлю Валерий Антонович. — Простите, не успел подготовить транспарант — все суета, знаете ли, все кто-то отвлекает, но к вечеру может быть найду время. Так мы прощаемся?
— Да погодите вы! — мямля начал терять терпение. — Это деревня Ельниково, там вчера был пожар, и наш дом совсем рядом с тем, который сгорел.
— Так надо в МЧС написать заявление, что, мол, пострадали от пожара соседей, да там подскажут. Вот и замечательно, что разобрались, наконец. До свидания! — Черкасов оскалился в деланой улыбке, но посетитель и не подумал уйти.
— Спасибо за ценный совет, но там дело не в стене.
— В ЖКХ! — не сдавался Валерий Антонович. — Оценят нанесенный ущерб, и можете смело писать в суд заявление о возмещении на своего соседа! Уфф! — он вытер лоб ладонью. — Все, разъяснительная беседа закончена, не забыть поставить себе галочку о работе с электоратом. До свидания? — с надеждой посмотрел он на хмурого детину с всклокоченными волосами.
— Нет, — надоедливый посетитель упрямо помотал головой. — Я знаю, там были девушки, мне надо знать их имена.
Следователь усмехнулся.
— В наглости тебе не откажешь. Значит, считаешь, что я должен выложить перед тобой материалы следствия?
— Два дня назад мы с братом (кивок в сторону двери) хотели подать заявление о пропаже человека. Женщины, Исхаковой Марины, отчества я не знаю, то есть, тогда не знал, но у нас его не приняли — трех суток еще не прошло! — Все это посетитель выпалил на одном дыхании, пока его снова не перебили, и запнулся.
— Ну?! — подогнал следователь. — Начал излагать, так не тяни теперь кота за …
В глазах мужика явно проглядывал неприязненный ответ: «Кто из нас двоих тянет — еще вопрос!» Вслух же он сказал:
— У меня на руках оказалась дочь Исхаковой, ребенок шести лет, сейчас она находится в больнице с подозрением на нервное истощение…
Брови Черкасова взметнулись вверх, к седеющему ежику.
— Ну, ну, — подбодрил он посетителя.
— С ней там моя родственница, но, если в ближайшие день-два не найдется мать, девочку отправят в Детский дом. Из больницы уже сообщили в органы опеки.
— Каким образом к вам попал ребенок? — подобрался следователь.
— Я приехал к родственникам на старую хату, а открыла мне Дарья. Сидела там одна, мать как раз в это время пропала. Так вот мне надо знать, нет ли среди тех женщин Исхаковой Марины.
Валерий Антонович пристально посмотрел на неожиданного свидетеля, минутку поколебался, боясь спугнуть удачу, и выложил на стол фотографии пленниц.
— Смотри.
Бородатый мужчина бегло просмотрел снимки и уверенно отложил в сторонку три из них.
— Вот она. Это стриптизерша из клуба «Заревницы-flame».
— Быстро узнал, — одобрительно хмыкнул следователь.
— Я ее видел в клубе, мы даже разговаривали. У меня есть еще о ней сведения, но я не хотел бы разглашать источник.
— У нас пока не допрос, — заверил его Валерий Антонович, незаметно включив под столом диктофон.
— Ее телефон отключился в районе леса Зарубино, где частная территория второго помощника губернатора.
Свидетель замолчал, словно сам себя прервал на полуслове. Черкасов не торопил, чувствовал, что есть что-то еще за пазухой у Барховцева Романа Матвеевича (так было написано в пропуске), но тот больше не проронил ни слова. Темнит. Напустил тут туману!
— Это что секретные сведения? Это мы и сами могли бы узнать, — пренебрежительно фыркнул Черкасов. — Но ты сэкономил время, если конечно, твоему источнику можно доверять.
— Можно, — коротко заверил свидетель.
— Все равно проверять придется, — вздохнул следователь. — Еще что-нибудь знаете о девушках?
— Могу я навестить Исхакову?
— А кто запрещает? — удивился Черкасов.
— Можем мы теперь забрать Дарью из больницы?
— Ее выписывают?
— Десятого выпишут.
— Подтвердим личность матери и можете забирать обеих, — щедро разрешил следователь.
— Спасибо.
Посетитель поднялся. Черкасов подписал пропуск и проводил взглядом широкую спину в черной куртке.
Вот как: стриптизерша из «Заревницы-flame», поехала в Зарубино и там пропала. В этом загадочном лесном массиве пропадает уже не первая, и не вторая, и даже не третья женщина, но так быстро получить ниточку!.. «Заревницы-flame». Ах, Валерий Владимирович, дорогой тезка! Придется вас побеспокоить, господин Крепнин! А может, и остальные девушки, пропавшие в районе за последний год, сначала развлекали вас?
Но это потом, помощника губернатора просто так не побеспокоишь, надо подготовить кучу запросов и постараться сегодня же их и утвердить, пока здесь старший следователь. Валерий Антонович с головой окунулся в работу. Кажется, ему сегодня везет, за плечом явно стояла госпожа Удача.
К обеду позвонила Машенька:
— Во сколько придешь? Ты не забыл, мы сегодня идем к Никитиным на новоселье? Нужно еще забежать в магазин, подобрать что-нибудь для их нового дома, я уже все продумала, подойдут покрывала в крестьянском стиле — Ольга точно обрадуется, и еще я присмотрела в прошлый раз такие миленькие подушки на диван — это уже для нас. Валер, ты меня слышишь? — спохватилась жена.
— Да, — коротко ответил Черкасов.
— Представляешь, звонила Алка Маревская, — сообщила Машенька об очередной своей подруге. — Сколько мы с ней уже не общались — тоже приглашала, прям настаивала, у них забронировано кафе и места остались — кто-то отказался прийти. Я сказала, что нас уже ждут и отказаться нельзя. Так во сколько ты приедешь?
Черкасов собрался с духом.
— Машунь, я, наверное, не смогу сегодня рано освободиться.
— Это шутка? — мгновенно изменив тон на убийственно-холодный осведомилась жена. — У вас там продолжение вчерашнего банкета?
— Нет-нет, что ты! — испугался Валерий Антонович. — Мне просто нужно здесь доделать кое-что — бумажная работа, но ее надо обязательно закончить сегодня, понимаешь. Ты меня не жди, иди к Никитиным повеселись, — поспешно добавил он.
Но этим своим ответом он подлил масла в горнило Машенькиного недовольства.
— Разрешаешь, значит? — голос жены сменился с отстраненно-морозного на оскорбленно-возмущенный. — Пойду повеселюсь! Подскажи только, куда мне пойти?! У Никитиных все парами, а я вечно одна, как последняя дура! А может, мне махнуть к Магомету в сауну и там повеселиться?! Там одиноким женщинам всегда рады, правда, я, правда, уже старовата, но этому извращенцу все равно — он никого не пропускает!
— Ну к Алке сходи, — предложил было наивный Валерий Антонович, ничего не понимающий в сложных отношениях своей жены с бывшими подругами.
— К Алке?! — взорвалась Машуня, к счастью, находящаяся в отдалении от мужа, иначе трудно предположить во что вылилось ее недовольство, в данный момент она явно хотела выдернуть несколько клочьев волос на голове мужа. Для начала. — Чтобы она посмеялась надо мной?! Да она весь вечер будет перемывать мне кости, не говоря уж о тебе! Это же какой сюрприз для нее — меня бросили одну в Рождество! И подарка не надо покупать — это и будет для нее лучшим подарком! Спасибо большое тебе, милый, я весь год мечтала именно так провести праздники — мешать нашему сыну, который решился, наконец, привести девушку в гости!
В трубке раздались резкие гудки — жена отключилась, но успела перебросить флюиды своего гнева на Валерия Антоновича. В ту же секунду у него загорелись щеки, вспыхнули жаром уши.
Черкасов протер лицо, быстро собрал со стола заполненные бланки запросов, черновик плана расследования, наброски первых версий, и поспешил в кабинет старшего следователя за утверждением. Может еще успеет все сгладить?

                * * *

Павел мерял длинными ногами расчищенные дорожки возле здания ОМВД и с кем-то трепался по телефону, когда Барховцев вышел из Управления. Братья сели в машину.
— Тете Любе звонил? Чего им привезти?
— Ничего, — мотнул головой Пашка. — Там Катька со своим Вадиком с самого утра торчат, полдома уже свезли.
— Все равно давай завернем в какой-нибудь супермаркет, — озабоченно пробормотал Роман. — Надо прикупить пижаму, тапочки, белье — все, что нужно женщине в больнице.
Брат молча кивнул. О чем тут спорить? Павел попытался на секунду представить себе Катерину избитую и опозоренную — и настолько страшной и невыносимой оказалась мимолетная картинка, что его передернуло. Каково же сейчас Ромке, и какая буря творится в его душе можно только предполагать.
Роман сосредоточенно смотрел на дорогу. Как все это объяснить отцу, который лежит с сердечным приступом из-за смерти бывшей жены, с которой прожил-то всего год от силы.
Барховцев погрузился в мысли о том, насколько неисповедимы пути Господа: не занимайся дед Семен работорговлей — его соседка Нина не услышала бы плач в погребушке, который приняла за детский плач дочери. Это нервное потрясение толкнуло ее на самоубийство, а иначе неизвестно еще, рассказала бы она бывшему мужу об их дочери, а Роман Барховцев никогда не узнал бы, что у него есть сестра. Смерть бывшей жены не подкосила бы отца — и он, Ромка, не приехал бы в Заревницы именно в этот момент, когда решалось жить или умереть Марине Исхаковой и маленькой Дашке.
Он тяжело вздохнул и покосился на Пашку: не услышал ли тот его размышления о посланном испытании, которое он сам же и выпросил у Всевышнего, но Павел смотрел вперед и думал о своем.
Через час, нагруженный покупками: одеждой, предметами женского туалета, легкими диетическими творожками, теми, что не отобрали на пункте охраны, Барховцев стучался в дверь женской палаты лор-отделения. Хотя это была излишняя предосторожность — в часы приема посетителей палата напоминала проходной двор — возле каждой кровати стояло по нескольку человек родственников, друзей и знакомых.
Те из пациентов больницы, кто мог ходить, заполнили кресла и банкетки в коридоре, чтобы спокойно поговорить и пообщаться без лишних ушей.
Роман проводил глазами парочку: молодая девушка с завязанным горлом прижималась к тощему прыщавому парню и что-то пыталась объяснить ему на пальцах, а он, вытаращив глаза, изо всех сил пытался понять ее.
— Здравствуйте, — обратился Барховцев к женщине, лежащей рядом с входом. — Я к Исхаковой.
— Наконец-то! — обругала она его. — Мог бы и пораньше прийти. Ты ей кто, муж?
— Брат.
— А-а, — разочарованно протянула женщина. — Вон она лежит.
Марина Исхакова, танцовщица из того самого клуба, где Романа чуть не раздели до трусов, и которая так неожиданно оказалась его родной сестрой, лежала под капельницей возле самого окна. Почти все лицо было скрыто повязками, виднелись подрагивающие во сне ресницы, свободными оставались лишь лоб и подбородок, волосы были убраны под синюю одноразовую медицинскую шапочку.
Барховцев поставил на пол пакеты и примостился на краешке кровати — все стулья в палате оказались заняты.
Стараясь не разбудить, тихонько ждал, пока сестра проснется и разглядывал выбившиеся из-под шапочки непослушные пряди, совсем бледные губы, тонкую руку, вытянутую поверх тонкого одеяла. Несмотря на то, что и отец, и мать, и сам Барховцев обладали черными волосами, Марина оказалась блондинкой — чего только не вытворяет природа. Наверное, когда-то давным-давно, какая-нибудь их прабабка не смогла устоять перед чарами какого-нибудь соблазнительного светловолосого и голубоглазого красавчика, и через несколько поколений в семье жгучих брюнетов родилась светловолосая девочка. Может, из-за этого их мать и не решилась показать дочь ее настоящему отцу? И как, все-таки, тесен мир — одна большая деревня — чисто случайно столкнулся с девушкой, а она оказалась его родной сестрой. А ведь еще тогда, в клубе у него промелькнула мысль о том, что ему комфортно рядом с этой стриптизершей, будто встретил родную душу. Кто бы мог подумать, что он так быстро найдет сестру! Люди годами ищут потерявшихся родственников, и как же ему, Роману повезло, что подвернулся Сэмка — смешной парень-хакер, которому, кстати, он еще не перевел деньги!
— Ты тормоши ее, тормоши, — раздалось рядом. — И скажи медсестре, что у нее капельница заканчивается.
И правда, в перевернутом флаконе жидкости оставалось совсем чуть-чуть. Барховцев торопливо вышел, сообщил на пост и поспешил обратно. Возле палаты столкнулся с толпой своих родственников. Озабоченная тетя Люба в теплом халате держалась за Пашкин локоть, рядом, в обнимку с долговязым Вадиком шла Катерина, вокруг них, подпрыгивая от нетерпения, нарезала круги Дарья с розовым зайцем под мышкой и в таких же длинноухих тапках. В шапке мелких кудряшек кое-где торчали разноцветные резинки, видно тетя Люба тщетно пыталась придать ее волосам менее растрепанный вид.
— Рома! — обрадовалась девочка, завидя Барховцева. — А мы к маме идем! Мы нашли мою маму! — поделилась она радостью.
— Тише, тише, детка, — зашикала тетя Люба. — Нельзя тут так кричать.
Она хотела ухватить Дарью за руку, но та вывернулась и уцепилась за Романа.
— Ты с нами пойдешь? — шепотом осведомилась она.
— Конечно, — так же шепотом ответил Роман. — Ведь твоя мама — моя сестра.
Пока они толпились у дверей палаты, оттуда вышла медсестра, держа перед собой стойку для капельницы с пустым флаконом. Оглядев шумную толпу остановилась.
— Вы к Исхаковой?
— Да, — ответила за всех Катерина.
— Да, мы к Исхаковой, — подтвердил Вадик.
— Хорошо, что нашлись родственники. Ее помыть надо. — Медсестра вздохнула. — Поле, конечно, обработали, потому что ей операцию срочно назначили, но саму ее не мыли. Ванная в конце коридора, ключ я вам выдам, если нет мыла и мочалки — на первом этаже работают киоски, можно приобрести там все необходимое. Желательно купать в негорячей воде, ближе к прохладной. Потом приведите ее в процедурную на промывание и перевязку.
Отдав подробные распоряжения, медсестра пошла дальше по коридору.
— Пойдемте, пойдемте! — нетерпеливая Дарья скакала вокруг бабушки, дергала Павла за рукав и оглядывалась на Барховцева. — Рома, ты не отставай!
— Уж будь спокойна, — заверил ее Роман.
Марина встретила их испуганным, непонимающим взглядом. С тревогой оглядывала незнакомых людей, окруживших ее кровать. Почувствовав себя беззащитной, она, однако, не произнесла ни звука, не закидала их резонными вопросами типа: «Вы кто?», «Что вам нужно от меня?», «Зачем пришли?». На это просто не было сил, замутненное наркотиком и кислородным голоданием сознание с трудом разбиралось в ситуации, Марина продиралась сквозь дебри звенящей пустоты внутри себя.
— Мама!
Какой-то звук… Чей-то крик…
Да, да, кто-то крикнул ей, и она встрепенулась, подалась вперед, насколько хватило сил, зашарила глазами, отыскивая источник и нашла — это Нголо крикнул ей, это он спас ее из тисков серой пустоты, его красивое лицо заслонило собой чужих людей, его бархатные антрацитовые глаза смотрели на нее, как раньше — с нежной любовью.
Рыдания зародились глубоко в груди Марины и вырвались наружу вместо со стоном.
— Дарья! — рука потянулась к дочери. — Я думала, не увижу тебя больше!
Барховцеву стало несколько не по себе, да и остальные переглядывались с повлажневшими глазами, Катерина затряслась на Вадиковом плече, тетя Люба смахивала слезы с подбородка.
Даша не плакала в голос, как обычно плачут дети ее возраста: слезы катились по ее щекам, но она не вытирала их. Она гладила по волосам свою мать и тихо успокаивала ее.
— Не плачь, мамочка, не бойся, я с тобой. Я никуда не уйду. Доктор тебя немножко полечит, и мы пойдем домой. Я тебя люблю больше всех на свете. Хочешь, я подарю тебе своего зайчика?
Подозрительно задрожавшая тишина в палате сменилась дружными вздохами и осторожными всхлипываниями. Соседки Марины по палате, а также находящиеся рядом с ними родственницы — все, как одна, усиленно моргали глазами, сморкались и пытались справиться с прыгающими подбородками.

                * * *

— Что-то они так долго там! — нервничал Роман.
Тетя Люба повела Марину мыться, а все остальные маялись в ожидании их на скамейке в коридоре и возле подоконника.
— Успокойся, Романыч, всего сорок минут прошло.
Пашка сидел на скамейке в обнимку с Дарьей и трепал уши ее зайцу. Девочка озабоченно хмурилась, думая о своем. Не скакала, не прыгала, прижалась к Павлу и ушла в свои тревожные мысли.
— О чем задумалась? — Павел осторожно обнял ее за плечи.
— Паблик, — встрепенулась девочка. — А из больницы мы с мамой куда поедем: к себе домой или в Вяземки, к бабе Вере?
— А ты сама куда хотела бы? — заинтересовался Павел.
— Я бы хотела остаться с бабушкой Любой, — простодушно объяснил ребенок, раз уж предоставляли выбор по желанию. — Мама болеет, дома у нас нет продуктов, а детям в магазине не продают, и денег у меня нет. Я, конечно, могу пойти танцевать вместо мамы, но она будет бояться одна дома, а я не хочу, чтобы она плакала.
— Обалдеть! — прошептала Катерина и снова заморгала, спрятав лицо под мышкой Вадика.
— Ага, точно, обалдеть можно, — поддержал ее тот, гордый тем, что любимая девушка ищет у него утешения.
Роман потерял дар речи. Шестилетняя девочка, не усомнившись ни на минуту, взвалила на плечи ответственность за семью, за единственного близкого и любимого человека — за мать.
— Тебе не придется идти работать, принцесса, — успокоил девочку Павел. — Пока твоя мама не поправится, вы с ней останетесь у нас. Бабушка Люба не поймет, если я отвезу вас на старую квартиру и брошу там одних. А когда поправится — поедете, куда решите сами.
Барховцев улыбнулся: все-таки молодец Пашка, умеет убедительно говорить, подобрать правильные слова — не то что он сам. Роман собрался объявить Дарье, что их уже с нетерпением ждут не дождутся в одной замечательной деревеньке под Саварском — в Росниках, где у нее будет своя комната и, где она познакомится со своим двоюродным братом Санькой, всего на полтора года ее моложе, и со своим дедушкой, который сразу же ее полюбит, потому что таких симпатичных и лохматых девчонок нельзя не полюбить, а два пса, Денди и Бакс, будут гонять вокруг них по двору и небольно хватать за руки зубами, выражая свою безграничную преданность.
Он уже открыл рот и набрал в грудь воздуха, чтобы сказать это все, как открылась дверь ванной и показались тетя Люба и Марина, одетая в новенькую трикотажную пижаму, чуть-чуть великоватую по размеру, и теплый халат. На ногах красовались пушистые тапочки, а длинные светлые волосы тетя Люба заплела ей в косичку.
 
Марина выглядела растерянной и не очень уверенной в себе, но чужим этим людям она доверяла, так как они позаботились о Дарье, лучше, чем когда-то позаботилась родная бабушка — дочь выглядела радостной и оживленной, чего не было почти никогда. Впервые в жизни от Марины не ждали никаких решений, а наоборот, всячески поддерживали.
— Павлик, идите с Мариночкой на перевязку, а ты, Катерина, поменяй постельное белье! — скомандовала тетя Люба.
Барховцева она незаметно взяла за руку, удерживая на месте. Тот скосил глаза на озабоченно-нахмуренную тетку и выражение ее лица ему не понравилось: внутренний холодок пробежался по груди — предчувствие не очень хороших новостей. Дождавшись пока все отойдут на достаточно большое расстояние, тетка подняла на Романа жалостливый взгляд.
— Рома, это не она.
— В каком смысле? — тупил племянник.
— Нина писала, на левой ягодичке две родинки, помнишь? — нетерпеливо втолковывала тетя Люба. — А у этой нету ничего! На ягодицах нету, а под лопаткой есть, три пятнышка — родная мать не смогла бы их не заметить. Рома, это совсем другая девушка!..