нелишние тараканы Глава повести Рай Спиридона

    Анфиса перестала зажигать свечи, потеряла к ним интерес. Назар объяснил тем, что я внутренне успокоился, вытравил в себе лишних тараканов, она почувствовала, и тревога ушла. Хотелось  уточнить  о нелишних тараканах, он почесал затылок, в этом  что-то есть. Но с конкретикой не пошло. Оба пришли к выводу, что  тараканы нужны, но в меру. Чтобы в голове не было пустот, в которые может затянуть все полезное.
 
       И потекли счастливые дни и ночи.  Анфиса выходила только вечерами, смотреть на луну. В море не купалась, я не настаивал.
         Подолгу рассматривала открытки с городом у озера и домом, где условно жила и спрашивала:
               - Ты не заметил?  как живые, смотришь на них, и они каждый раз меняются.
               - И правда, - соглашался я, - с первого раза всего не разглядишь, и со второго, и с третьего.
   
      
          Когда  в очередной раз спросил, в какой стороне ее дом, она вдруг сказала:
               - Я вспомнила, мы жили недалеко, тут наша дача. Стояла машина, большая такая, крытая, с колесами, рядом поменьше, черная с черными стеклами.
              - Ствол выглядывал? - спросил я.
              -  Да, выглядывал, со стороны заднего сидения.  В крытую машину грузили вещи, коробки стояли на снегу.
   
       Стоп, не то. Не тот климат. Хотя бывает, редко, но бывает зимой снег. Я вдруг вспомнил, что ни разу не посетил нашу дачу. Почему?
        И тут сложилась четкая картина: Анфиса имеет какое-то отношение к моему брату. С ним что-то случилось, он послал ее ко мне, чтобы  спастись.  Он же остается на верную смерть.
   
      Смерти брату  не хотелось, но даже я понимаю, что лишился собственности в его пользу. Такова воля бабули.
               - Не смей, осуждать брата! Не смей! У него тяжелая жизнь,  - говорила Мария Спиридоновна, и радужки глаз белели.
 
     Трудно, но уговорил ее пройтись до нашей дачи, в надежде увидеть брата или хотя бы разобраться, или, что немаловажно, отбросить очередную версию, и еще  показать дом, который построил мой отец. Показать, что я не какой-то подкидыш, что у меня есть родные: брат, мамуля, еще дядя Дима и Тарас. Это из тех, кого я знаю. Родни вообще-то полно, как и у других.   
     Но она не дошла,  остановилась полюбоваться на  синие ирисы и ярко-оранжевую розу, единственную на кусте с опадающими листьями. Полюбовалась, но не сорвала, а  стала собирать сухую траву, сено – солому,  приговаривая, как давно мечтала о бессмертниках. Я потянул ее за руку, она вырвалась и  повернула назад. 
       Возвращались мы скорым шагом, я едва успевал за ней. Даже стал волноваться, искать мистический смысл. Даже подумал, может, что-то почувствовала. Что? Следы преступления?
     Уже стемнело, светила яркая луна, вокруг все  будто нереальное, я сам пугался. Да и что мы увидим за забором? Заброшенный дом? Дядя Дима уже не способен ни на что, Тарас – флегматик, Егор ничего не делает, потому что  отец отпахал и  за себя и за него. У мамули нет денег нанимать рабочих.
       
       Бабуля бы справилась, такое имя, недаром добивалась, чтобы внуки называли ее по имени – отчеству Марией Спиридоновной.
        Когда она поселилась у нас, это была катастрофа для отца.   Трезвым я его почти не видел, он уже в подпитии приходил домой. А что ему было делать, мамуля с бабулей  смотрели так,  что он захлебывался пивом,  и долго кашлял.
 
       В школе я  плохо понимал объяснения учительниц, как будто они говорили не по-русски. Это такой кошмар, такой кошмар, мамуля хваталась за голову. Пришлось  призвать  Марию Спиридоновну, до нас она  жила в семье у дяди Димы, растила внука Тараса. Ее появление  нарушило мои планы на будущее, я ведь надеялся, что  мамуля, как Назаркина мать, будет  ходить на работу, вечером возвращаться уставшая, не до сына и его школьных оценок.
       В доме должна быть одна хозяйка, таков закон природы, говорила она отцу, поэтому гаремы противоестественны.  Понятно, на какую жертву  шла, поселив у нас бабулю.
          
       Печальный Вечер печальных воспоминаний закончился неудачно. Анфиса захотела пить чай из глазурованной, кружки, красивой: будто искристый снег осел на ее стенках. Кружка  тяжелая, но это неважно, дело в том, что ее подарила Света, ее  любимая форма тюльпана. Тогда она купила еще  белую с васильками и  сказала, когда умрет, чтобы я пил из нее компот из сухофруктов. Но та кружка пропала, кто-то украл из  будки. Осталась глазурованная,  как память  о ней. Зачем-то вбил себе в голову, что разбитая кружка будет означать смерть любимой. Понимал,  неразумно, но привязалось, как белая обезьяна.

     Анфиса провела пальцем по шероховатой кружке, что-то почувствовала, возможно, мое лицо как-то изменилось, я подумал, сейчас бросит ее на пол, чтобы разбить,  минута напряженного молчания, - отодвинула ее и стала есть яйцо всмятку, не ела, высасывала студенистую, дрожащую плоть.
                - Домашние яйца, можно не варить до конца, сосед угостил.
       
        Не помню, чтобы меня когда-то накрывала волна ревности. До утра не мог уснуть.

    Что ни говори, а знание того, что родственники каким-то боком были причастны к революции, вдохновляло на поступки. Но даже себе не мог объяснить,  зачем поехал к Светлане. Более деятельный человек удивился бы, почему  раньше, еще до Анфисы, не посетил ее.  По дороге сообразил, что Светлана и есть сестра Анфисы. Все сходится.

    Теща жила на другом конце города, на Корабельной стороне в частном доме, развалюха еще та. С тех времен домик стал еще меньше, будто глубоко в землю врос. Я постоял под рябиной, вырастить ее в нашем климате довольно сложно.
      Бабулин отец, мой прадед Спиридон, завещал посадить на могиле рябину в память о Сибири, откуда  родом, чуть ли не потомок  декабристов. С первого раза рябина не прижилась,  ездили даже в Никитский ботанический за саженцем, выросло  дерево – лопух, ползучее, все в пуху. Пухнастое дерево, - называла его мамуля.  Каждый год Егор под мамулиным присмотром выкорчевывает его, но  ветки опять быстро укореняются и растут на могиле стеной, закрывая памятник.

      Я стоял у рябины, кто-то выглянул в окно, вышла китовидная молодуха с коляской. Сердце ёкнуло, неужели  Светлана? Так изменилась?   Почему-то  сразу не обратил  внимания на  высокий рост женщины. У  нее должно быть большое любящее сердце.
                - Что вам надо? – неожиданно недружелюбно спросила она.
                - Я к Светлане, я не посторонний ей.
                - Нет ее, их нет, сдали нам дом и уехали.
                - Куда?
                - Далеко, – она подозрительно оглядела  меня, - велели никому не говорить.   
    
      Ночью пришло понимание: Анфиса – сестра Светланы, я теперь на ней женат. Все сошлось, и я успокоился.
               
      Как и обещал осенью, то есть  тридцатого ноября, утром явился Ас. Огляделся,  вырвал из моей руки свечу. Зажег и забыл. Вперед выступила   Анфиса, и заговорила, обращаясь к нему:
                - Она добрая, красивая, молодая девушка. Ей нравился один мальчик, принц, но она была бедная простая девушка. Она думала, что она ему не нравится. Он не смотрел на нее, не думал о ней, но это казалось только ей. Однажды ей выпала возможность поехать на бал. И там они встретились. -  Ас отступил,  она продолжала говорить: - Это была любовь с первого взгляда. Но судьба их разделила,  девушка осталась жить в маленькой деревне, а принц уехал в другую страну. Но после долгих лет они снова встретились и жили долго и счастливо, и у них было много ребятишек.
                -  А у вас много детей? – неожиданно спросил я.
        Ас побагровел,  затрясся, я впервые видел танец мужского живота и не мог отвести глаз.
                - Немедленно, слышишь? Немедленно собирайся и уматывай отсюда, иначе я не отвечаю за себя.
   
     Он ушел.  Под вечер  вернулся вдвоем с Егором. Я не сразу узнал брата. Темным загаром и  пестрой одеждой (красная куртка, под ней красный спортивный костюм,  зеленая бейсболка и желтые кроссовки) походил на африканца.  Посмотрел на Анфису и не удивился,  будто знал ее и  ожидал здесь увидеть, похлопал по плечу Аса, ничего, сейчас все утрясет,  повернулся ко мне: «Собирайтесь, оба, вас ждет незабываемое путешествие», -  и стал кому-то звонить.
       Анфиса смотрела на меня, на брата, пытаясь понять, что происходит. Ее беспокойство передалось мне, и я не мог отыскать вещи. Только пара футболок, куртка и  свитер. Все ее  сложил в рюкзак, не забыл открытки и семейное фото с мамулей, бабулей, дядей Димой, Тарасом, Егором и мной – маленьким Спиридончиком. Отец был на работе.