Только музыка

Двузначное число в номере класса кажется Кире не просто непривычным, а пугающим и чужим. Не может она быть настолько взрослой! Перед школой уже толпятся, предвкушая торжественную линейку, младшие школьники с роскошными бантами, платьями, кудрями, костюмами, туфлями, с пышными букетами. Кому-то ещё предстоит провести в школе больше лет, чем они прожили. А для Киры эта линейка предпоследняя.
      Дребезжащий трамвай резко тормозит, и, не успевает он остановиться, как двери-гармошки расползаются в стороны и складываются. Кира спускается, и двери за ней схлопываются, как звериная пасть, а из форточек доносится запоздалое объявление остановки. Кире надо пройти ещё полквартала. Холод волочется по асфальту, овевая ноги, а прощальное сентябрьское солнце припекает голову.
      Перейдя дорогу, Кира выходит на финишную прямую маршрута, выученного за девять лет. Непростой путь на трамвае через два района преодолевается на автомате, поэтому у девушки остаётся время для размышлений и одиночества перед насыщенным людьми школьным днём. Сегодня день особенный — Кире предстоит встретиться с практически новым классом. Каждый год два девятых класса объединяли в один десятый: учеников становилось мало, поскольку многие расходились по колледжам. Интересно, кто ушёл, а кто остался?
      Но не менее родного класса её интересует теперь уже одиннадцатый. Этот класс всегда отличался своим снобизмом, а сейчас статус самых старших учащихся вовсе сделает их спесивыми. Прежде десятый и одиннадцатый классы бывали неразлучны, но как будет в этом году — неясно. Кира доходит до распахнутой калитки и переступает перекладину, о которую каждый спотыкается с непривычки. Классная руководитель, Валентина Петровна, женщина пожилого возраста, держа табличку с цифрой «10», переговаривается с коллегой, руководящей девятым классом, смеющимся слева от десятого. А справа Кира замечает и одиннадцатиклассников, которым происходящее опостылело немногим раньше, чем ей самой. Они равнодушно переговариваются, их загорелые лица контрастируют с белоснежными рубашками и зубами, которые они обнажают, смеясь над шутками друг друга. Кира встаёт позади одноклассников.
      — Кирка, привет! — девушка вздрагивает от полузабытого голоса одноклассницы. Кира лепечет что-то похожее на «Привет, Наташа», та подходит поближе и одаривает нелепыми объятиями. — Как лето прошло? Где была?
      — Нормально, в Москве была, — Кира пытается смягчить сухие интонации, но они, кажется, вовсе не расстраивают Наташу:
      — Да ты что? Даже никуда не ездила? — сокрушается она. Кира мотает головой. — А я вот была в Абхазии и в Черногории.
      — Всем тихо! — шипит Валентина Петровна. — Не слышите — гимн играет!
      Пристыжённая Наташа замолкает, а по двору прокатывается недовольное бурчание классных руководителей и обиженных замечаниями учеников. Гимн завершается, и к микрофону выходит директор, поднимается рецидивная волна возгласов пытающихся утихомирить детей учителей. Голос строгой Тамары Ивановны теряется в шуме толпы, а вдобавок ко всему микрофон начинает пронзительно пищать. После неё на импровизированную сцену выходит, по всей видимости, депутат и затягивает занудную речь. Кира от скуки начинает теребить ремешок от рюкзака.
      Среди этих притворно радостных людей, Кира радуется ещё чему-то по-настоящему: скоро это мучение кончится, и она поедет к бабушке до воскресенья. Бабушка по телефону пообещала устроить какой-то сюрприз, и мысль об этом уже почти неделю успокаивает Киру. Как же хорошо, что сегодня пятница!
      Больше всего Кире нравятся бабушкины стряпня и проигрыватель виниловых пластинок. Бабушка им не пользуется и не всегда понимает, зачем Кире это пыльное барахло, купленное дедушкой ещё в глубокой молодости. Но Кира не позволила выбросить проигрыватель и, оказываясь у бабушки в гостях, ритуально протирает его и пластинки, а потом слушает музыку до позднего вечера. Она ни за что не променяет лёгкий треск винила, как у поленьев в камине, на усиленные басы современных наушников. Конечно, в основном на бабушкиных полках стоят альбомы времён её молодости или юности Кириной мамы, но, среди Утёсова и Лещенко можно встретить Машину Времени и аляповатые советские издания битлов и Led Zeppelin лейбла «Мелодия». Кира лелеет мечту получить большие карманные деньги, чтобы купить хоть один из любимых альбомов, а не те пятьдесят рублей на сухую булочку в буфете.
      Кира вспоминает о линейке. После нескольких плохо отрепетированных номеров, о которых выступающие явно узнали за два дня, классы начинают постепенно исчезать в дверях школы. Одиннадцатиклассники берут за руки одухотворённых и ничего не подозревающих первоклашек и ведут за собой. Очередь оказаться в ненавистных стенах нескоро дойдёт до десятого класса. Наташа, наболтавшись с другими девчонками, вновь цепляется к Кире:
      — Кир, а как ты экзамены сдала? Прикинь, мне на биологии одного балла до пятёрки не хватило! Мама потом достала со своими упреками: «Меньше нужно со своими парнями гулять!»
      — Сочувствую, — вздыхает Кира, повторяя про себя: «Осталось всего сорок пять минут!» Десятиклассники, расталкивая кого возможно, вваливаются в здание. Кира старается не отставать, но справа прилетает неожиданный удар.
      — Куда прёшь? — кричат над ухом, отпихивая в сторону. Главному задире школы, Паше Королёву, всё и все мешают, ему ничего не стоит сделать из тебя предмет насмешек, обругать трёхэтажным матом, подставить или даже просто ударить рукой в спину. Он всех держит в страхе, каждый боится хоть одно слово сказать ему поперёк, а финансовое превосходство делает его практически всемогущим относительно всех остальных. Кире везёт, потому что пока Паша только толкает её, если она мешает ему пройти. Впрочем, ещё не вечер: им ещё один год учиться в соседних классах, пока он, наконец, не выпустится на радость всем.
      Не успевает Кира опомниться от встречи с Пашей, как её подрезает другой одиннадцатиклассник, но тот, уверена Кира, не нарочно. Он даже бросает что-то похожее на «сорри». Она узнаёт его сразу: это Женя Алексеев. Им пришлось пообщаться всего лишь однажды, и чувство стыда за тот инцидент до сих пор не покидает Киру, хотя Женя, наверное, уже всё забыл. Это случилось в начале весны. Кира случайно оказалась в толпе одичавших школьников, жаждущих поскорее покурить за гаражами, которая внесла Киру в гардеробную. Возбуждённые мальчики и девочки с двух сторон сжали Киру, почти не оставив возможности дышать. Раздался рёв, и толпа двинулась назад, отшвырнув Киру в сторону. Пытаясь уберечься от болезненного падения, она ухватилась за первую попавшуюся куртку, но петля предательски оторвалась и полетела вниз вместе с девушкой. Из карманов, звеня, вывалилась мелочь. Послышались ехидные смешки, кто-то провопил «Женька!», и вдруг над Кирой вырос высокий парень. «Что тут произошло? — спросил Женя то ли строго, то ли весело. — Мелочь воруешь?» Кира поспешно поднялась. «Твоя куртка смягчила моё падение. Я расплачусь за это твоей же мелочью», — опустившись на корочки, она начала собирать мелочь, а парень, звонко, по-детски рассмеявшись, взял куртку. Кира высыпала монеты в большую Женину ладонь, и больше они никогда не разговаривали.

      После скучных классных часов короткий школьный день кончается, и школьники расползаются по домам, горевать о прошедшем лете или радоваться пятнице. Кире предстоит неблизкий путь к бабушке: трамваем, метро и электричкой. Она тешит себя мыслями о том, как она запрётся в тесной комнате, снимет запылённую крышку с электрофона, возьмёт большой блестящий чёрный круг, осторожно проведет по дорожке подушечкой пальца, снимая соринки. Где-то там встретит её бабушка, накормит ярко-красным борщом с домашней сметаной и в честь начала учебного года даст заветные три тысячи на карманные расходы.
      — Бабушка! — изумится Кира. — Как же так, у тебя же пенсия совсем маленькая, а ты четверть отдаёшь мне! Я не могу принять деньги.
      — Ну что ты, какие деньги, — ласково улыбнувшись, бабушка погладит внучку по голове. — Порадуй себя, а то подарков от меня совсем не получаешь.
      — Но, как же... а на лекарства тебе хватит? — забеспокоится Кира.
      — Хватит, — бабушка кивнёт, — лучшее лекарство — это твоя радость.
      Кира точно знает, что хочет купить. Об этом она думает давно. Ей давно хочется купить... альбом Джона Леннона «Imagine»?.. или «Sound Of Silence» Саймона и Гарфанкеля? Или что-то из Марвина Гэя? Может, Боб Дилан? Как раз буквально этим летом, гуляя по Арбату, она забрела в магазин виниловых пластинок, о котором никогда не слышала. Два часа Кира бродила между полками и стеллажами, жалея о невозможности купить хотя бы сингл. Теперь возможность есть. В понедельник как раз будет мало уроков и предостаточно времени для поездки в магазин.

      Первый день, как оказывается, высидеть сложно, даже если по расписанию всего семь уроков. Каждую перемену Кира запускает руку в рюкзак и нащупывает заветные бумажки, которые всего через несколько часов превратятся в пластинку с глянцевой обложкой. Один раз вместо трёх купюр оказывается почему-то две, и Кира успевает не на шутку взволноваться, но потом обнаруживает третью — прилипла ко дну кармана. Звенит долгожданный заключительный звонок, и Кира, сама того не ожидавшая, вскакивает с места наравне с нетерпеливыми одноклассниками. «Никогда не думала, что когда-то будет так», — думает она, смеясь над собой. Накинув пальто, она выбегает из школы, перепрыгивает через ступеньки, на ходу обвязывая вокруг шеи шарф, застёгивая пуговицы и снимая резинку с каштановых волос. Издалека виднеется трамвай, и Кира прибавляет шаг.
      Эти хмурые люди даже не подозревают, какая радость теплится в груди Киры. Она сама знает, что люди не придают значения чужой радости. А чему радуется она? Кира не может объяснить этот подъём и хорошее предчувствие. «А надо бы и подумать, какой альбом взять!» — спохватывается она.
      Когда Кира входит в магазин, над дверью звенит музыка ветра и как по заказу начинает играть «How Deep Is Your Love» Bee Gees, ассоциирующаяся у неё с Новым годом, вызывая улыбку. Когда-то давно Кира услышала эту песню в магазине и запомнила припев, мелодия которого потрясла её до глубины души. Она долго пыталась найти песню в Интернете, но ей никак это не удавалось. Кира и думать про песню забыла, пока вдруг не послушала сборник «Лучшие хиты Bee Gees» на одном из музыкальных хостингов. Мало что её радовало так же, как эта находка! Кире казалось, в всё жизни будет доставаться ей с таким же трудом, как эта песня, и только тогда, когда это, в отличие от музыки, потеряет всякий смысл.
      Мягко освещенное помещение с серыми, словно покрытыми сажей, стенами, напоминает выставку пластинок: здесь даже лучше, чем Кира могла себе представить. Освоившись, Кира идёт мимо альбомов современных исполнителей, записанных на винил для коллекционеров, мимо зала с моечной машиной для пластинок, к огромному залу музыки минувшего века.
      — Добрый день, вам чем-нибудь помочь? — окликает её молодой человек в чёрной футболке с логотипом магазина на груди слева.
      — Нет, с-спасибо, — случайно запнувшись, отказывается Кира и подходит к полкам у стены, над которыми жёлтыми буквами значатся жанры: Джаз, Соул, R&B. Выйдя из-за стеллажей, она замечает знакомую фигуру с чёрным рюкзаком на правом плече. «Очень похож на Женю Алексеева, — думает она и усмехается. — Глупая! Ну откуда бы он здесь взялся, тем более, у полки с джазом? В твоей школе никто, кроме учителей, не любит музыку, которой больше двух лет. Ты обозналась».
      Парень уже вертит в руках альбом Нины Симон. И Кира понимает, что слишком долго стоит на одном месте и самое время подойти ближе. В свете лампочки поблёскивает обёрнутая в гладкую плёнку пластинка с темнокожим человеком в красном берете и надписью «Let's Get It On». К ней Кира и направляется.
      Сравнявшись с парнем, Кира косится на него, пытаясь найти сходство с Женей Алексеевым, и слегка вздрагивает, поняв, что это он. Он сосредоточенно рассматривает выходные данные пластинки Нины, улыбнувшись уголками капризных пухлых губ. Женя поднимает глаза, оглядывая другие пластинки на полке и будто не замечает стоящую в двух шагах Киру. «Совсем увлёкся, — думает она. — Поздороваться? Или нет?»
      — О, привет! Что тут делаешь? — спрашивает он, не дав Кире оклематься. Кире кажется, она подпрыгнула от неожиданности до потолка.
      — Эм-м, пришла пластинку купить, — мямлит она.
      — Любишь винил? — дружелюбно интересуется Женя.
      — Как видишь. Хочу собрать коллекцию, но пока не очень выходит, — признаётся Кира. — Тебе тоже нравится джаз?
      — Да... и не только он. Я вообще могу слушать всё: и рок, и соул, и поп. Только не Киркорова и не Стаса Михайлова, — он сам себе смеётся. Стеснение не даёт Кире рассмеяться в голос. — А ты что себе присмотрела?
      Кира осторожно снимает с полки «Let's Get It On», боясь уронить.
      — «Давай начнём»? Неплохое название для первой пластинки в коллекции, — улыбается Женя. — А я никогда его не слушал!
      — Марвина Гэя? — удивляется Кира. Женя подтверждает кивком. — Ты многое упустил.
      — Я обязательно это исправлю! — Женя ставит пластинку на полку. — Ну как? Идёшь оплачивать?
      — Пожалуй, да, — Кире кажется, что её визит в магазин как-то стремительно завершился, но сказанных слов не воротишь. Женя большими шагами направляется к кассе, а девушка плетётся за ним. Улыбчивый кассир быстро выполняет своё дело, но Кира, впервые осмелившись поднять глаза на Женю, смотрит на него. Он стоит в стороне и рассматривает побрякушки на предкассовом пространстве. «Я совсем ничего о нём не знаю, — думает Кира. — Но я бы хотела с ним пообщаться».
      — Спасибо за покупку, слушайте с удовольствием, приходите к нам ещё! — руки протягивают над кассой пакет, и Кира берёт его, не замечая, что над душой стоит Женя. Кира вздрагивает.
      — Ты чего? Я такой страшный что ли? — смеётся Женя.
      — Ага! — восклицает Кира, двигаясь к выходу.
      — Подожди меня! — слышит она крик сзади и останавливается, придерживая дверь. Женя догоняет. — Давай пройдёмся по Арбату до «Смоленской»?
      Кира ненадолго задумывается, как добраться отсюда домой, и, построив в голове маршрут, отвечает:
      — Давай.
      Арбат даже по понедельникам далёк от звания пустой улицы, хотя концентрация уличных творцов, трудяг и зевак в этот день меньше, чем, предположим, в субботу. Кира, обнимая пакет с пластинкой, идёт с Женей, лавируя между прохожими. Всюду шум и буйство красок, а в головах Киры и Жени бесчисленные вопросы друг другу.
      — Почему тебе нравятся пластинки? — первой осмеливается робкая Кира.
      — Мне нравится треск и ощущение перемещения в прошлое, — без запинки отвечает он и удивляет Киру совпадением с её пристрастиями.
      — Мне тоже! — восклицает она восторженно. — А какой у тебя любимый альбом?
      — Какие у тебя сложные вопросы! — Женя говорит это так, словно по-дружески толкает Киру в бок. — Я не могу так сразу ответить! Я люблю и Джона Леннона, особенно «Imagine», и Pink Floyd, и Саймона и Гарфункеля, и Боба Дилана...
      Кира и Женя встречаются глазами.
      — Думаю, как и тебе, — добавляет он.
      Жёлтые рассеивающиеся лучи поднимаются туманом над исторической улицей. Женя разглагольствует о любимых группах, а Кира смотрит ему в рот и не осмеливается перебить, хотя всё это знает сама, а потом оба вдруг начинают говорить наперебой. Они проходят мимо Дома актёра и театра Вахтангова, стены Цоя (оба сходятся на том, что их не особо цепляет его творчество), испрещённой цветными записями, мимо памятников Окуджаве и Александру Сергеевичу с Натальей Николаевной Пушкиным и после зала Павла Слободкина поворачивают направо, чтобы пройти в метро, где в новеньком составе они продолжат дискуссию о связи хэви-металла и фолка...
      Кира царапает ногтем пленку на пластинке. Волнение в душе нарастает. Лучшим, понимает она, в этом дне уже не пластинка, а встреча с Женей. Он — не сноб из одиннадцатого класса, а такой же, как и она, аллергик на плохую музыку. От разговора о музыке они переходят к живописи и кинематографу, оставляя за собой станции, переходы, эскалаторы и поезда. Женя говорит искренне, восторженно, высказывает свои мысли и догадки, отстаивает свою позицию, размахивает руками в порыве эмоций, внимательно выслушивает Киру, которая всё же предпочитает слушать, держась рукой за прохладный поручень.
      Раздаётся сигнал, над дверью мигает красная лампа, и голос объявляет:
      — Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Авиамоторная». The next station is*...
      Кире не хочется прерывать Женю, но приходится.
      — Следующая остановка — моя. Спасибо тебе за приятную беседу. Я не ожидала, что ты меня узнаешь, — признаётся Кира.
      — А я не ожидал, что встречу тебя, — отвечает Женя. Кира смущается и заправляет прядь за ухо, обнажая плавный контур скул. — Можно тебя обнять?
      Кира, опешив, соглашается, и Женя осторожно обхватывает её за плечи. Кира неловко прижимает руку к его плечу, чувствуя знакомый с детства запах бельевого шкафа.
      — Кстати, тебе очень идут распущенные волосы. Ну что, до завтра?
      Кира не находит сил на большее, чем кивок. Поезд резко тормозит и, не успевает тот остановиться, двери плавно разъезжаются в сторону.
      — И не забудь дать послушать пластинку! — слышит она позади себя.
      Кира выходит под золотистый потолок станции и оборачивается назад, видя за собой улыбающегося Женю.

      Она возвращается домой, где её никто не ждёт. Мама круглыми сутками на работе, чтобы сводить концы с концами, а папа давно ушёл, оставив память о себе лишь в маминых преждевременных седине и морщинах. Кира открывает холодильник, напротив неё стоят контейнеры с бабушкиной едой, взятой домой вчера вечером, но она их не замечает. Вперившись взглядом в лампочку, она вспоминает женины реплики и его мальчишеский радостный смех, пока предупреждающий сигнал не пробуждает её.
      Придя следующим утром в школу, Кира долго сидит в холле на диване, читая книгу. Ей хочется убедиться, что он придёт, а книга в руках — для прикрытия. Она время от времени пытается что-то прочесть, чтобы унять волнение, но слова рассыпаются на буквы, теряя смысл. Входная дверь хлопает, Женя проходит через турникеты, не замечая сидящей тут же Киры.
      Кира не понимает, в какой момент её сердце уходит в пятки. Начинают дрожать поджилки, по всему телу пульсировать венки; стучит в висках. Пройдя между уроками по коридору, она встречает Женю. Он всё приближается к ней, смотря куда-то в пустоту, уже почти проходит мимо, и Кира выпаливает: «Привет!» Он несмело отвечает: «Привет...»
      Потом они и здороваться перестают. «Почему?» — не понимает Кира. Она пытается ненароком его подловить и завести беседу, но тот как будто бегает от неё. Она пытается подождать его после уроков, но одиннадцатиклассников в школе нет: Кира заглядывает в расписание и находит, что у них уроки уже кончились. Кира не находит себе места. «Наверное, совсем в учёбу ушёл, а я к нему лезу... или одноклассники засмеяли из-за того, что он общается с девчонкой помладше».
      Дни идут своим чередом.

***


      В октябре преподаватель английского открывает элективный курс для сдающих ЕГЭ. Кира понимает, что упустить такой шанс не может. Маме не по карману репетитор или платное место в ВУЗе, надо добиваться всего своим умом, поняла она давно. Если есть возможность получить полезное бесплатно — бери, как говорила мама. Кира идёт записываться и видит в списках имя Жени Алексеева. На душе у неё неспокойно. Она будет видеть Женю каждые вторник и пятницу, тут он не сможет от неё убежать. Но как поговорить с ним? О чём? Она, наверное, его раздражает или чем-то отталкивает, но почему он приобнял её тогда в метро, как лучшую подругу?
      Женя сидит в сторонке от Киры со своим другом Никитой и даже не смотрит в её сторону. «Что же не так?» — не может понять она. В английском он хорош, в учёбе старателен, и это в нём Кире нравится, но ей бы больше нравилось, если бы он говорил с ней. «Но он в одиннадцатом классе. Его не надо отвлекать от ЕГЭ своими капризами», — на том Кира и решает обо всём забыть.
      К новогодним каникулам школа почти полностью пустеет, что уж говорить об элективах, на которые и так мало кто ходит. Наташа не оставляет попытки отговорить Киру от них, аргументируя это тем, что времени до экзамена полно — целых полтора года. Но Кира не может позволить себе пропустить эти занятия. Они занимают всего час и заканчиваются не позднее половины шестого, Кира всё успевает, хотя в декабре в это время не видно ни зги, потому по возвращении домой больше хочется спать, чем делать уроки. Грипп вовсе выкосил половину школы, поэтому на последнем элективе декабря является всего семеро учащихся, в том числе температурящая Кира. Паша Королёв, ко всеобщему удивлению стабильно являющийся на элективах, весел, здоров и никогда не теряет возможности над кем-то пошутить. Мама Паши Королёва заставляет сына ходить на бесплатный курс в качестве наказания за какой-то проступок. Все об этом знают, и кто-то особо отважный не стесняется шутить: «Ну чё, твои родители перестали тебя спонсировать?» Но до поры до времени, пока Паша не пригрозит кулаком, который оказывает устрашающее действие на каждого.
      — Кто расскажет, как он выполнил задание на словообразование? — спрашивает молодая учительница, Валерия Олеговна. Несмотря на кажущуюся неопытность, она снискала славу отменно готовящего к экзаменам преподавателя.
      — Я! — вскрикивает Паша.
      — Тогда давай, читай. А вы проверяйте! — обращается Валерия Олеговна к остальным.
      — А я пошутил, — Паша откидывается на спинку стула. — Мне ваш экзамен вообще не нужен, за меня батя и так при поступлении заплатит.
      — Опрометчивое высказывание, — еле слышно произросит Кира в пустоту.
      — Ладно, выбор твой, оценки я вам всё равно не ставлю, но систематическое невыполнение задания на пользу тебе не пойдёт. Не всё в этом мире можно купить, Павел.
      — Вы ошибаетесь, Валерьлеговна, — насмешливо говорит Паша. — Если не иметь учительскую зарплату!
      Пашин возглас встречается одобрительным смехом одиннадцатиклассников: Кирилла, Миши и Алины. Но одобрения терпеливой Валерии Олеговны не вызывает:
      — А выйдите-ка вы к доске, Павел, — произносит она строго.
      — Всё что угодно ради вас, леди, — Паша встаёт из-за парты и напраляется к доске. — А чё делать-то?
      — Запишите, пожалуйста, какие формальности нужно соблюсти при написании письма, — преподаватель складывает руки на груди, испытующе глядя на ученика.
      — Э-э-э... «Привет»? — звучит смех всё тех же троих.
      — Нет, Павел, — откуда-то доносится обработанная до неузнаваемости мелодия Моцарта — рингтон. Валерия Олеговна достаёт из-под стула сумку и ставит её на стол, находит телефон и сосредоточенно вглядывается в экран. — Так, я сейчас выйду, а вы выполняйте упражнение на странице шестьдесят один. Я вернусь, и мы проверим, — обращается она к ребятам, а потом персонально к Паше, — а вы стойте здесь и пишите.
      Стоит Валерии Олеговне скрыться за порогом, как все достают из-под столов телефоны и утыкаются в них. Лишь Кира открывает тренажёр и принимается за выполнение упражнения.
      — Ну чё, кажется, училку-то я разозлил, — победно восклицает Паша. Кира даже не поднимает глаза, водя носом по тетради.

      В понедельник после первого звонка раздаётся тревожный сигнал, удивляя сонных школьников, и из рупора звучит глухой голос Тамары Ивановны:
      — Внимание: ученикам десятого и одиннадцатого классов Павлу Королёву, Никите Харитонову, Евгению Алексееву, Кире Зильбер, Михаилу Холодову, Кириллу Башмакову и Алине Михайловской срочно подойти в кабинет директора.
      На Киру устремляется двадцать пар глаз.
      — Ну иди, — произносит недовольно химичка. Кира отправляется в приёмную, где уже толпятся Женя, Никита и Миша, дожидаясь остальных героев.
      — А что, собсна, не так? — непонимающе спрашивает Миша. Никита и Миша пожимают плечами. Подходят Алина и Кирилл, открывается дверь в кабинет Тамары Ивановны.
      — Все здесь? — строго спрашивает она и, щурясь, оглядывает всех.
      — Паши нет, — отмечает Миша.
      — Паши... — вторит Тамара Ивановна. — Этого Пашу!..
      В приёмную вальяжно вваливается Паша.
      — А вот и он, явился не запылился, — повышая тон, говорит Тамара Ивановна. — Значит так. В пятницу у Валерии Олеговны украли кошелёк. Это был явно кто-то из вас. Это дело недопустимо, поэтому вы все с родителями приглашаетесь завтра на педсовет, где мы решим вопрос об исключении вора из школы. Понятно?
      — А во сколько? — спрашивает Кира.
      — В пять часов вечера, — отвечает Тамара Ивановна.
      — Извините, моя мама не сможет, она работает... — признаётся Кира.
      — Ничего не хочу слышать! — восклицает директор, входя в кабинет. — Счастливо!
      — Ну что, Зильбер, доигралась? — пихает её в бок Паша.
      — Ты о чём? — непонятливо спрашивает Кира, отстранившись.
      — Завтра узнаешь! Не повезло сиротинушке!.. — Паша выходит в рекреацию и скрывается за углом. Все до единого покидают помещение.
      Кира в смятении. Кому понадобилось воровать кошелёк у Валерии Олеговны? Это точно не Женя с Никитой, Паше и так денег хватает, а остальные даже не подходили к столу. На следующий день в кабинете директора собираются учителя и руководители обоих классов, родители учеников, кроме Кириной мамы, и ученики. Кира оглядывает лица присутствующих: Пашино лицо по-прежнему высказывает презрение ко всему окружающему миру, Кирилл и Миша белее стены, родители оглядывают детей подозрительными взглядами, мол: все они жулики, а вот мой ребёнок не такой. Валентина Петровна косится на Киру, её взгляд не выражает никаких чувств. А вот на губах Жени застыла странная ухмылка. И почему он так спокоен?..
      — Итак, — произносит Тамара Ивановна, сидя за столом. — Один из этих учеников — вор. Я такого не потерплю, поэтому дело идёт об исключении виновного из школы.
      — Почему ж они воры? — вставляет слово пожилая алгебраичка. — Они все хорошие ребята, довольно хороши в математике, ничего плохого не могу сказать!
      — Клавдия Варфоломеевна, об их успехах в математике мы ещё поговорим, — усмиряет её директор и обращается к старшеклассникам. Что скажете в свою защиту?
      — Можно мне? — просит слово Паша. — Я уверен, что кошелёк украла Кира. Сами посмотрите: одевается в бабушкино нафталиновое старьё, никогда не ест, отца нет. Она нищая, потому деньги и ворует!
      — Я согласна с Пашей, — встревает Алина. — Паше нет смысла воровать, у него и так есть всё что хочешь.
      — Кирилл? Михаил? Кира? Никита? — разрезает Тамара Ивановна молчание. Кира смотрит на Женю, который уже пять минут стреляет в неё глазами. Надо же, забыл о ней на три месяца, а теперь ещё и усмехается. Наверняка думает, что она воровка.
      — Я подтверждаю слова Паши. Все видели — это была Кира! — соглашается Миша. Кира вздыхает: всё близится к исключению ни за что, и она ничего не может сделать. Вот же расстроится мама, а может и вовсе разозлится. Но это будет не так обидно, если сейчас ещё и Женя скажет, что он видел то, чего не было.
      — Паша не виноват... — растерянно добавляет Кирилл.
      — Какие ещё есть версии? — спрашивает Тамара Ивановна, обводя глазами всех присутствующих, и держит долгую паузу. — Значит, если возражений нет, я вынуждена исключить Киру Зильбер. Честно, не ожидала от тебя такого.
      Родители начинают роптать.
      — Тамара Ивановна, — вперёд выходит Женя. — Я знаю, кто это сделал, и это точно не Кира. Валерия Олеговна, перед тем как уйти, дала нам задание, а одного из нас вызвала к доске. Рядом с доской стоял стол, на котором была раскрытая сумка. Я уверен, что кошелёк украл тот, кто стоял у доски. Но я не буду говорить, кто это, потому что не хочу выглядеть стукачом. Поэтому исключайте меня, а виновный пусть делает выводы.
      — Жек, ты так из-за своего благородства по миру поймёшь. Пора сказать правду! — перебивает его Никита. — У доски был Паша, а эти трое лишь защищают его, потому что боятся. Мне надоело, что Паша нас постоянно третирует. С этим уже надо бороться! Неужели ты хочешь, чтобы тебя в одиннадцатом классе исключили, а Паша продолжал наводить свои порядки? Он не будет делать выводов!
      — Вот как! — удивляется Тамара Ивановна и резким движением руки поправляет очки. — Евгений, это правда?
      Он вздыхает, желая и боясь ответить. У Киры грудь сжимается от удивления и восхищения Женей.
      — Молчи, Женёк, а то ещё получишь! — цедит сквозь зубы Королёв.
      — Тамара Ивановна, это правда. У Киры алиби — она делала упражнение. Она в тот день сделала больше всех заданий — можете проверить тетради, — отвечает Женя.
      — Всё, тебе конец, — злобно шепчет Паша.
      — С тобой мы в правоохранительных органах разберёмся! Знаешь такую пословицу: на воре шапка горит? — обращается к нему директор, а потом переводит взгляд на Алину и Мишу. — А вы его и прикрываете. Хороши, дружочки.
      С дивана вскакивает мама Паши и, цокая, направляется к нему, после чего отвешивает смачный подзатыльник. «У-у-у», — протягивают неслышно Алина, Миша и Кирилл.
      — Ах ты мерзавец! — ругается она. — Разве я тебя так воспитывала? Быстро иди в машину и не высовывайся!
      Паша оглядывает всех хищным взглядом и плетётся на выход. Одиннадцатиклассники смеются. Вот он какой — гроза школы Паша Королёв. Вот молва пойдёт!

      Все расходятся, а Кира подлавливает Женю.
      — Спасибо, что защитил меня, — благодарит она, встав преградой на его пути.
      — Я всего лишь сказал правду, — улыбается он. — Кир, я могу проводить тебя до дома? Как-никак, уже темно, а ты одна.
      — Почему нет, — пожимает она плечами. — А как же твоя мама? Ты её отправишь одну?
      — Она пойдёт с Никитой и его мамой, — объясняет Женя. Молодые люди молча двигаются к гардеробу и, одевшись, выходят.
      — Жень, — обращается Кира после долгого молчания. — Почему ты избегал меня всё это время?
      Она вглядывается в его лицо, спрятанное в вечерней темноте. Он прикусывает губу.
      — Понимаешь, я не люблю навязываться. А ты девчонка видная, у тебя таких странных мальчиков, наверное, много...
      Кира смеётся.
      — Пока только один, — продолжает смеяться она.
      — Да?! — изумляется Женя. Прибывает трамвай, прерывая их разговор. Молодые люди занимают места, и трамвай рывком двигается.
      — Я собираюсь завтра в магазин пластинок, раз электива не будет. Не составишь ли компанию? У нас будет поровну уроков.
      — Ах ты хитрец, — улыбается Кира. — С удовольствием. Жаль, что я не смогу ничего купить.
      — Ничего, рассматривать пластинки — тоже занятие, — он подмигивает. — Тогда я буду ждать тебя завтра у школы.
      — Точно? Не убежишь? — Женя смеётся, вторя: «Точно».
      На трамвае они доезжают до дома Киры, но Женя настаивает на том, чтобы довести Киру до квартиры. «В подъездах сейчас тоже опасно!» — категорично произносит он. Они поднимаются по еле освещённым ступеням на третий этаж.
      — Давай я тебя за смелость чаем угощу? — остановившись у собственной двери, спрашивает Кира.
      — Чай? — переспрашивает Женя. — Это я люблю!
      Кира, звеня связкой ключей, вставляет один из них в замок, но тот почему-то не поддаётся. Женя и Кира застывают в молчании, в двери начинает щёлкать замок. Свет из прихожей слепит глаза, и его не может загородить хрупкая фигура Кириной мамы, открывшей дверь.
      Кира и Женя переступают порог — мама не любит здороваться через него.
      — Привет, — устало произносит она. — Как собрание?
      — Нормально, — отвечает Кира. — Меня чуть не исключили, но Женя меня защитил. Я пригласила его на чай.
      — Приятно познакомиться, Евгений, — вежливо произносит Женя, помогая Кире снимать куртку.
      — Надежда Моисеевна, — кланяется женщина. — Тогда мойте руки и идите на кухню.
      Разговорчивый Женя за чашкой чабрецового чая рассказывает историю от начала до конца. Надежда Моисеевна выслушивает его с серьёзным лицом, иногда машинально поддакивая. В один момент Кира отлучается, оставив Женю один на один с мамой, и слышит сквозь стену, что они о чём-то беседуют, но о чём — не может разобрать.

      Кира волнуется напрасно: Женя сдерживает слово. После семи уроков не так темно, как после элективов, но солнце уже почти покидает небосвод.
      — Ты уже придумал, какой альбом возьмёшь? — интересуется Кира.
      — Если честно, ещё не решил. Может, поможешь мне? — заговорщицки улыбаясь, спрашивает он.
      Им в глаза бросается, как хищник на добычу, символичная дисперсия на обложке «The Dark Side of The Moon» Pink Floyd.
      — Я так люблю этот альбом! — в унисон восклицают оба.
      — Превосходно! — довольно произносит Женя. — Его и возьму.
      — По-белому тебе завидую! — признаётся Кира. Парень решительно берёт с полки блестящий чёрный квадрат с незатейливой и уже родной для каждого меломана дисперсии в треугольнике. — Ты же дашь мне её послушать?
      — Конечно. А ты мне — тот самый, этого...
      — Марвина Гэя, — подсказывает Кира.
Молодые люди идут к кассе, а после — выходят на улицу, где их встречает крепчающий декабрьский мороз.
      — Погуляем на каникулах? — спрашивает Женя выжидающе.
      — Обязательно, — улыбается Кира. — Как будто здесь мог быть другой ответ...
      Женя смеётся.

***


      До нового года считанные минуты. Кира, отдыхая от приготовления полуночного праздничного ужина, переслушивает «How Deep Is Your Love» и вспоминает встречу с Женей в магазине пластинок. Кажется, это было так недавно, а тогда казалось, что до нового года ещё жить и жить.
      Двенадцать раз бьёт торжественный набат кремлёвских курантов, а в бокалах Надежды Моисеевны и Киры шипит игристое вино. После помпезного гимна, звучащего совсем непразднично, Надежда Моисеевна выключает телевизор в нежелании услышать очередной в своей жизни пресловутый «Голубой Огонёк».
      — Давай подарки смотреть, — с неожиданной энергичностью произносит мама и встаёт. Кира следует за ней в гостиную, где стоит ёлка. Подарков под ней никогда не было много, и Кира уже ничего особенного не ждёт. Она находит небольшой праздничный пакет, на котором написано: «Кире». Сердцебиение учащается. Девушка заглядывает внутрь и... находит перевязанную атласной лентой чёрную пластинку с радугой дисперсии. «Женя! Хитрец!» — восклицает Кира про себя и находит под лентой открытку.
      А на открытке написано: «Дашь послушать?»