Он прижался лбом к холодному стеклу

Упражнение на заданную тему


Прижаться лбом к холодному стеклу,
Чтоб, в панике, о стену им не биться…

Марианна Черкасова, «К холодному стеклу».


Воистину, литературная братия, глаголю я вам — волшебная фраза! Мне столько раз приходилось её слышать, читать, перечитывать… С трепетом, и болью…

Стоп, бумагомарака, завираешься! — По-чесноку, сколько раз эта поэтическая «птица» долетала до твоих растопыренных ушей? — Первый раз: у одного почтеннейшего председателя Союза писателей (… или его ассистента?) одной средненькой области, величиной в две Австрии, на очередной (и по случаю) встрече околотворческих дарований… Как же это, как же так? — Не ногу вспомнить фамилию этого выдающеюся деятеля региональной литературы. Да ладно, проехали — лист ватмана ему на голову размером 200 х 200 см… Пусть разложит на своём дубовом столе, когда будет обедать, дабы не капнуть кровавым, как «Мери», кетчупом на священный текст рукописи. И, откушавши, пусть идёт с большим достоинством в мировое наследие ЮНЕСКО.

Второй, читал у писателя известного, 100-летней выдержки, — Александра Куприна, в сакральном для нас опусе «Десять заповедей писателя-реалиста». Они, которых я недостоин назвать коллегами (едри мою душу!), выступали устно и печатно, как могли боролись с незатейливыми писаками, клеймили их, не щадя собственного гения! Наставляли, не пиши, паскудник: «прижался лбом к холодному стеклу»… Третий… а третьего случая этой шикарной словесной конструкции… Не было! Да, мало я читаю, но главное, слушаю графоманов, отстаю от жизни…

Поскрёб по сусекам рунета — нашёл! Много. Лучшее вынес в эпиграф. Красота! «Без паники!!! И в стену не биться, я сказал!» — восклицаю тремя знаками автору. Марьян, без обид, я тоже грешен, сам люблю до обморока холодное стекло и впадаю при нем во всевозможные формы экзальтации.

… Лично я любил очень, по молодости, задору и наивности, прижиматься плотно-плотно, как к персям русалки, извлечённой из покрытого льдами пруда, к такому же заиндевевшему и запотевшему от моего горячего дыхания, стеклу. В автобусе или в «сохатом»… Как давно это было! И зачем я это делал? Не сразу вспомнишь. Тех русалок. Видимо, тогда-то и подглядел за мной зоркий, яки сокол, литератор юный (в душе). Да, они все юные, но так глубоко в душе, что не разглядишь даже днём со огнём…

Написал, как настучал, соколик и капут. Ту-ту! Уплыла моя фраза, как белый пароход, в дивную страну Графомания, отвели её блюстители-главредактора под белые ручонки в класс «неликвида». Поставили к чёрной доске на которой мелом белым: «Он прижался лбом к холодному стеклу»… Под славными словесами, приговором, громко, хором им. Пятницкого: «НЕ ПИШИ!!!»

А так хочется шаловливой рукой начеркать: «Прижался воспалённым челом к заледенелому стеклу…».  Нель-зяяя! Сразу попаду в писаки-бумагомараки. Ну и хрен на вас с редиской! Попадаю я, пропадаю я, записывайте во все списки расстрельные! А гнусный червь русской словесности, возьмёт наглости взаймы, да напишет!

… Лоб, горячий. От скока мыслей шальных. Мчатся, бля, оные эскадроном, бычатся во все стороны… Стекло, холодное… В троллейбусе человек пять-шесть, спят или смотрят перед собой (что видят?). «Вечер трудный тяжёлого дня» спели бы нам всезнающие британцы. Но сгинули они легендой в заокеанском Ливерпуле. А мы — ещё только пассажиры, каждый в своём мире. Глубоком и многоуровневом, как Марианский жёлоб. И я — студент смотрю в тёмное своё зазеркалье, в пространство таинственных убегающих огней, за стылым окном… Что вижу? — Ночь. Мой мрак. Только мой. Светлячки надежд недостижимых… Только мной.

Посиделки, танцы-шманцы-шанцы в общаге. Рената Белоцкая из Ивано-Франковска. Всё в имени её. Ей 17 лет. Звезда первого курса. Бетельгейзе [1]! Полуправильная переменная. Больше света Солнца в 100 тысяч раз. Затмевала всех. И всё — разум, ум, честь и совесть всего геофака. «Фака» — это правильно.

Кто я — не поэт, и не учёный. Ни при «джинсе», ни при фарте, ни при делах… Так думал я. Что думала она? Не думала — наслаждалась лёгким блеском скоротечного праздника бытия, невыносимого мной. Когда и зачем ей было думать?! Думал — я. Много. И бесполезно. Но за всё никчёмное, неблагодарное до сих пор, человечество.

Чело холодное, стекло бездонное, часы финальные, глаза печальные… Троллейбус тронется, она останется… На скамейке. С этим существом. Мерзким. Даже сейчас морщусь от брезгливости. Бррр… Невинная нимфа и похотливый сатир. Муза и Скорпион. Возложивший свои паучьи клешни на прекрасные плечи. Пьяно мотающий своей «корягой». С которой слюной течёт вонючий яд.

Остался, как Альдебаран [2], в стороне от своего светила. Почему не встал Орионом между ними? — Это был её выбор. Поэтому то стекло такое холодное, та ночь такая непроглядная. А огни такие недостижимые.

«Рогатый» несёт меня в одиночество, в пустую от чувств, свободную от тепла квартиру. Незанятых мест полно, я стою на задней площадке у окна, прислонившись лбом к заднему «иллюминатору». Ночь бежит от меня. Ноябрь не любит слабых.

Я себя не уважаю. Мог же, не отходя от кассы, настучать этому животному по «просоме» [3]. Некрасиво. Жестоко я тогда не умел. Но её чувства, её выбор? Да, Альфа Ориона будет смотреть и на другие сателлиты, пока её не притянет крупная звезда. Но на тот момент Бетельгейзе выбрала Скорпиона. Я струсил быть некрасивым и непонятым. Злым и тупым. Тем, кого она ждала. Жало наотмашь настигло Ориона. Отрава растеклась по венам.

Прохлада стекла уняла боль, загнала её глубоко. Огни окон и витрин высветили в моем мраке место для луча надежды. Но Пандора, глупая и нетерпеливая, оставила её на дне своего сундучка. Люди навсегда остались без надежды! Она — иллюзия. Стекляшка, унимающая боль. И только.

Я не нашёл, растерянных слов. Не совершил величественных дел. Достойных прекрасных плеч. Мои пальцы могут только в графоманском исступлении ехидно стучать по клавишам, выбивая ржавым гвоздём по карнеолу [4]: «Он прижался лбом к холодному стеклу»…


3 октября 2018 г., Нс


Примечания:

1 Бетельгейзе (плечо, рука) — Альфа Ориона, яркая звезда в созвездии Ориона (мифический охотник).

2 Альдебаран — Альфа Тельца, ярчайшая звезда в созвездии Тельца и во всём Зодиаке, одна из ярчайших звёзд на всём ночном небе.

3 Просома — головогрудь, отдел тела некоторых членистоногих, результат слияния головных и грудных сегментов.

4 Карнеол — красный, чистый и прозрачный сердолик, он же и наиболее ценный из халцедонов. По твёрдости этот минерал равен «7» по шкале Мооса, у стали — не более «5», у алмаза — «10». «… алмазом по сердолику» — последние слова повести А.И. Куприна «Юнкера». Также отсыл к песне Diamonds and Rust ("Алмазы и ржа") певицы Джоан Баэз.



P.S.

Что это? — Возмущённо, возможно, вопросит читатель. Пародия, критика, памфлет?.. — Нет. Это упражнение на заданную тему: «Как из шаблонов и затасканных фраз создать художественный текст». Лично я ненавижу, до блевотного рефлекса, фразу «раздеть взглядом». Но моя любимица со «Стихиры» Серафима Ананасова сумела справится и с ней (http://www.stihi.ru/2018/09/10/1376).