Поход и сплав 2018. Простое, сухое описание

Как это все было... и как всё такое бывает.   (простое, сухое описание похода «Весна-2018» и ничего более).

Поначалу-то я хотел так, мимолетно описать мал-мальскую, дабы закрепить в памяти, да фотографии разве что чуть прокомментировать, не более. Но, выказали друзья одни, и Великие к тому же друзья наши и братья необычайный интерес к случившемуся.  И стал писать  тогда я чуть да все ж более подробнее. А после выяснилось, что как бы не хватает здесь  все же самого главного, и главное это пришлось добавить тоже. Между тем – всё было именно так, и совершенно здесь ничего не придумано.  Скажу больше – картинка слишком скомканная, ибо практически невозможно перевести в словесную форму явлений ярких и душещипательных, как, например и музыку с танцами в словах трудно выразить. Словесная форма хотя и хороша, и очень даже как хороша, но все же есть что то и еще более высокое.  – Вот это, видимо, и есть самое  главное. СЛОВО.
Да, собственно же говоря, ничего такого особенного здесь в общем-то и не было. Обыкновенный сплав, поход – дело обычное. Хотя и совсем необычное, как обычно у нас... Или как там В. Кузьмин пел:  ...Если бы ты знала, что творится там внутри когда ты любишь... когда ты любишь... так как я люблю... – вот это слова так слова. А у меня – описание.

Назначились на 29-е число апреля. И разослались «телеграммы» (родных и близких известить...), мол приглашаем, мол неприминьте, други... а толи примите приглашения вы  мол тут наши и лишними не будете на этом празднике на жизни... И большинством отсутствующих голосов друзей не принялись те предложения, а лишь некоторыми принялись.  У Коли вон дом надобность есть строить. Ильминский не ходок Серега по таким-то делам, по рекам. У Жени сердце обозначилось, как выяснилось – стучит оно..., и тоже «борода» значит, такая вся ватная, она же конкретнейшая  и окладистая такая борода. Шура  Шумаков тоже чейта не смог подняться на крыло, хотя и пенсионер как будто, что означает временем не обездолен. Данила всё решает, но не решается, а зря... Гадеич...- так тот и в Африке Гад Еич... Других не знаю. Шура Злоказов к дочери наладил оглобли, а дочерь далеко, и тоже было дело ходила, но родила вот , и вот не может, а он до неё намыл настроился устроить... И так во общем и получилось - мало кто смог, или не стал от спячки отрываться, а смогших нас получилось мало.
Но,  мы вот смогли...  И, получив на все про все от всех благословения, особенно от метеорологов в назначенном месте должны мы были все уже окончательно встретиться и перемешаться.
И вот же еще вопрос лишь один (традиционный правда): Ну, и вот зачем это вам всё надо-то? – или примерно такой... Вот уж действительно, - зачем это нам? Правда, обычно такое вопрошающие знают совершенно же наверняка и, соответственно ответ на свой же вопрос знают, ну очень как точно. В разнообразных интерпретациях он звучит как «не надо», «не надо этого никому», «вы что дураки что ли совсем?». Ну, так а они на то и знающие; - Зачем только спрашивают?, - вот же что до сих пор не понятно мне в них.

А метеорологи благословили как и обычно: Погоды, говорят,  хорошие будут вас ждать - днем правда не так уж и жарко – 2 тире 5, хотя и дождь все время кратковременный, но постоянно..., зато же с плюсом, - и это ли не хорошо(?!)...  А вот зато ночью попрохладнее все же чутка – «ноль» - и до двух тире трех, но все же плюса тоже,  и дождичек тоже, хотя и посильней уже. И так все дни – такая жо... Правда в последний день ЖО..., но очень уже и совершенно большая... и с большой уже буквы Жэ, то есть... и Пэ, тоже с большой, точнее – ПА, короче ЖОПА, хотя и большая.   –  То есть конкретный такой дождь, холод-мороз, снег тоже нормальный  и западло,  усиленное сильным ветром, с еще более сильным порывом, в простонародье обозначаемое как ЖЭСТЬ, ну, или для простоты – жопа всё та же.  Все это на тот как раз случай, если покажутся первые дни не такими уже и хорошими, бодрыми, для отдыха нашего наикультурного и во многих отношениях ровного, располагающими. - Ну, что ж, - Посмотрим, - сухо сказали мы, и стали ко всему присматриваться. С надеждою, естественно на только лучшее. - Надежда же, она известно же всем какая. Надежде-то, ей всё пофигу-пофигу, и это и славно. За то и снискала она и любовь ко себе промеж нас,  то есть – надеющихся.
И вот за что можно так возлюбить метеорологов как если бы они не ошибались?!... – Так ведь практически-ж не за что...! - И слава Богу, - и здесь они вновь не подвели, не подкачали, что было так же чудесно и очень как хорошо, как и неожиданно. И «ж», и особенно полновесной Жэ, с большой которая буквы ЖЭ у нас (как они все там  не старались и не предугадывали) так и не приснилось нам ни единожды. Хотя, даже несмотря и на это, троим туристам на нашем маршруте, как выяснилось совсем чуть позже, приснилась таки... И полная, и даже последняя.
29-е число, такое утреннее и оченно ветреное утро..., впрочем – как и предполагалось.  Восемь с нолями, или с небольшим плюсом; На перекрестке М-5-трассы, на траверзе Миасс-Учалы мы встренулись, - все обе наши две машины; И обнялись с пронзительными и добрыми улыбками, с похлопываньями полновесными  дланями по спинам хрупким и таким же бокам. – Поехали, слегка перемешавшись пассажирами: мне бросили Ленчика с его рюкзаком-косметичкой на литров стописят, пожалуй, а Слава с Риммою продолжили ехать в другом автомобиле.
Затем чек-энд у нас, аки обычно, приключился на скорости спокойной 140 и стали ехать тише мы, до 120-и во основном.  Мы то, с  Леней, как слабое звено плелись теперь во голове нашей колонны и «упирались», чтоб побыстрее, значит. А Слава сзади прижимал и догонял. И с Риммой они там затевали разговоры о прелестях жизни в частном из секторов, с удобствами тамошними и прочими остановками, с этим все делом и намеком на это, связанными. – Чтоб выпустить пингвина, а толи и просто дать ему подышать (шутк. таковой как выяснится позже) свежим воздухом. Ну, а мы в этом отношении преимущественно терпели, ибо не смели СТАРТ общий задерживать  своими индивидуальными нуждами-нужностями, т.е.  вставать, чтоб сходить по нужде не имели нужды... и наши пингвины освежали воздух прямо внутри автомобиля, не, ну не пингвины, конечно...  – пингвинчики.
Погодка на перевалах радовала своими плюсами, коих доходило ажник до трёх, но в плюсовом хотя диапазоне и это не радовать не могло. Все же мы понимали, что при наличии образования льда на всём, т.е. обледененья, плыть по реке значительно грустней, чем нежели в его отсутствие. И вот крупа же еще и кое где на перевалах чутка моросила, но в целом нормально, - в машине ж тепло. И крупа таки ж лучше чем дождь, ибо она меньше мочит... – отскакиват от лобового стекла.
В одиннадцать со небольшим приехали на место, спешились. Однако, и народу  здесь с этой же целью спешившегося, множество... А и еще подъезжают изо всех частей нашей страны. Ибо внимание к месту хорошему, и еще как, повышенное.   Башкиры-егиря - всегдашние друзья природы и денег тоже, уж тут, - стерегут, бдят и стригут. Стерегут они и охраняют её, ну и стригут с нас (т.е. турья) по 300 рэ. со рыла, то есть нормально, то есть как и обычно здесь заведено, стригут.  Заходишь в заповедник – плати рупь  за заповедник, не то не впустють в заповедник – ходи вкруг да около его. А речка то, как и маршрут наш – то аккурат прям в заповедник нас так и зовут, так и ведут туда нас, а то есть только еще завлекают нас всё в этот заповедник распрекрасный.
Договорились, оформились, и нас впустили. Заехали на закрытую бревенчатым турникетом территорию, предварительно её приоткрыв на время. То есть, уже ко речке ближе, дабы издаля не таскать всё барахло. А та сверкает и блестит и радует глаз до аж..., до самого до этого дела радует, которого надо в общем до дела, и аж так чуть ли слезу не вышибает с нас, а то и даже чуть ли не больше чем это дело (чем только лишь та слеза). Но мы-то крепкие, мы слезы сдерживаем, пусть  даже и счастия, но держимся таки мы молодцом, т.е. почти без слез обходимся так сдерживаясь. И с глазом этим своим радуемся все мы (даже с двумя глазами), всею душою то есть. - Радостно нам... И так тоже, ну, до того же  хорошо на душе и до того-ж торжественно. Хотя и дождичек, хотя и небольшой так эту радость нашу, по-хорошему так и с прохладцей остужает, смывает с нас эту радость бытия, и охлаждает нас своею постоянной кратковременностью... Но нас ли ему охладить?... – Ему ли с нас смыть это  такое дело?...  А толи и для этого сюда и едут эти все... (включая нас), ответа на вопрос «зачем?» не знающие?
Надули каты, обвязались, хлебнули чаю с пирогами Риммы, из, вроде бы  из сайры..., хотя и сказала, что с минтаем... - Да хоть с минтаем, лишь бы не с хеком... – так до того нам слово это «хек» задорным позже показалось. Но, это чуть позже, а пока - только со сайрой, такие вкусные, но быстрыми для Славы вышли те пироги. Словом, наш Слава с них стал немного (а толи на много и) как быстр так и част.
И вот со Славой мы отбываем ставить машины во населенный пункт Инзер – конечный пункт нашего сплава. Нашли там старинного Саниного родственника-друга, которого уже ни тот (который Саня), ни этот (который его родственник старинный) давно не знают друг о дружке;  И там, под его присмотром, машины значит и «прислонили ко сторонке». А родственник нам тут же помог и такси найти, чтоб нас обратно ко реке увезть к Римме с Леней.  А дождичек же... – не забывает нас и метеорологов прогнозы оправдывая, все  сыплет и сыплет... и сыплет и сыплет... И без такси такое дело очень скучным наверняка бы нам показалось, хотя и Римма заботливо одолжила легенький такой и совершенно же новехонький дождевичок..., зелененький такой и красивый, легенький, практически непромокаемый, как оказалось позже –  особенно же в некоторых местах, коих не так уж и много в нем оказалось. Приехали на том таксе, приоделись в чистое, нарядное, и почти сухое, а сверху в непромокаемое (химзащиту), чайку хлебнули, сделали фоты и в путь отправились, под мелкий дождь с неба  снаружи и свет нашей радости из нас, то есть снутри. Дождь на дорожку – примета хорошая. На столько хорошая, что так хорошо.... – словом, как мало когда. Но, мы то ж – это мы... мы тож – АТОЖ... И мы ж шутки шутя.
Выяснилось, однако, что во наличии лишь три из четырех у нас спасательных жилета оказалось, но... Слава мне, как старший по званию и всем показателям жизненным, свой спасик отдал. Ибо теплее в ём, а у меня же  из поддевки только лишь роба и водолазка на себе,  а этого мало для этаких погод, особенно же если переход длинный и особенно мало активный. А одежонка-то вся уже упакована и все уже обвязано к катамарану. Со спасиком и вправду значительно теплей, и на душе приятнее конечно, и я его тогда со радостью так и одел тогда. На себя.
.... И речка понесла нас..., когда от брега мы отошли, или  отдались «концами». - Ну, до того тоже красиво! Прям не лепота,  - лепотищща!!! И разве что до трогательности этой минуты были несколько снимков, где плащ-непромокайка Риммин в полной красе, да про пингвина старая история такая.... Про «выпустить пингвина», такое емкое и очень же красивое понятие... - Пришлось как хеком в руку... А мы отошли... Уже мы отошли под этот шуток смех... И сразу «кадры» сменяться стали быстрей.  С  скоростью примерно 10 – 12 км за час, если судить по ЖиПиЭсу. Сидишь же, главное дело, практически ничегошеньки не делаешь, а лишь взираешь все по сторонам и вбираешь в себя красоту этого мира, и вообще всего, до того же и здорового и такого ж красивого! – Просто же Ужоз же как хорошо! – И как при таком развороте подняться лишь может язык, чтобы сказать, что мол Бога-то нет?(!) Нет, я этого счас уж понять не умею. Не мой это (как и немой) и не  хороший язык. – Ибо, а что же тогда это всё?... – Это ли не Любовь с большой, если не очень большой буквы ЛЮБОВЬ!?
Примерно через пару часов чистого и полноценного удовольствия причалили к первой и плановой стоянке. А красотища! А лепотища!! И дров огромная «гора» при том..., при этом некоторые дрова еще на корню. Правда чуть дождичек... – таки не перестает радовать, а если и перестает, то совсем не на долго... хоть и не так уж и часто перестает... И луж обильное количество, хотя и есть сухие относительно места, т.е. водой не покрытые..., но все же на небольших возвышенностях относительно уровня огромного количества огромных же и более мелких луж.  И ветерок еще....  Раз дунул так, что разом дров количество на одно, средних размеров  дерево сразу прибавилось в наши запасы дровяные. И, что характерно, прямо туда прибавилось, туда куда в общем и надо – к костру. – Упало в метре примерно от костровища предполагаемого, - ого!  Палатки наладили, костерчик...  и стали делать салаты и прочие другие блюда и чай. Но вкусно же всё, необычайно же как всё вкусно, включая дождь,  дым, вкус, запах, и воздух... и вообще всё – ибо же все и есть – лишь красота и любовь наичистейшие. И шутки-прибаутки вместе с этим. И с смехом еще. И тишина, и шум ветра порывов, и шум от реки... и никогошеньки рядом, а только зверьё незаметное и осторожное, и раз от раза идущие по реке дураки... ибо тоже не знают «Зачем?» это им...
Ночевка выдалась хорошей. Ветер затих, а ближе к ночи и дождь перестал. А все потому, что Славины часы указывали невозмутимое увеличение давленья. Оно росло... Оно все время росло. Почти все время, - такие вот у него часы..., - без них пришлось бы нам тяжелей с этим давленьем.
 Правда, когда луна из-за деревьев просунулась капли на палатке вдруг предпочли замерзнуть,  что означало – холодает слегка, и  холод  этот и вытесняет дождь. Берег другой, противоположный враз осветился лунным и очень конкретным светом. Светло, хоть и не как днем, хотя почти как днем, но почти.  Под шутки и похолоданье залегли, окуклились в спальниках, согрелись. Всем хороша ночевка, но особенно же - когда есть, что одеть. И  как же может случиться скучно, когда одеть больше нечего, а хочется одеться  очень – вот же скука так скука. Кто как я не знаю, но я лично конкретно подмерз так слегка. Одно согревало, однако, - еще есть во запасах костюм шерстяной, и сухой. А думал же, что термобелья, с водолазкой, робой, зимней курткой, шапочкой спортивной шерстяной, носками шерстяными и простыми еще, и спальником хватит, или точней должно (и еще как должно!) хватить... – Плохо думал, - думалось мне с стуком зубовным, ровным таким и незатейливым стуком, ритмичным. Но, вылезать из «кокона» чтоб пододеть этот костюм шерстяной не шибко-то хотелось, - пришлось наслаждаться прохладным  и ровным тем  ритмом.
Под утро малость потеплело, зато и дождичек вернулся и слегка забрызгал, приветливо так, заботливо. В палатке Риммы, она отдельно от нас гнездовалась, обнаружилась негерметичность, но и это нашей радости общей не приумолило. Выдвинулись самые разнообразные версии, и в основном шутейные, но меры все же были предприняты, и безобразию, как выяснилось позже, изладили и победили. Все ж таки одна в среде веселых была и научная гипотеза, что все же лучше располагать палатку выше воды уровня, и то оказалось гипотезой верной, что следующей же ночью и  подтвердилось экспериментально.
Подъем сыграли единогласно, т.е. под единый, т.е. единственный и Славин глас «Вставайте уже». Поднялись. Поели архивкуснейшей каши из круп, орехов, изюма и цукат, которую нам Вячеслав наладил как и обычно, и выступили на малый Ямантау - гору. Шли хорошо, не быстро и с остановками. По Лениным расчетам там было то идти пять километров от начала подъема... и всего-то... Как оказалось, что чутка поболее пришлось идтить (итить его налево.. точней обоих их – и Леню, и расчет... и даже ЖиПиЭс-приемник)... Всего каких-то на лишь несколько на километров или часов. -  Все дело оказалось в этой точке подъема, которая все не могла найтись никак. Гора, склон, рюкзак такой объемный, но и не легкий, два термоса по полтора литра, один из которых очень хотелось оставить, и побыстрей... И как хорошо, что только хотелось, ибо ну очень как пригодился и он, но это потом, позже, и на пути назад. Ручей, втекающий в нашу реку, красотища, фотосессия и шутки и уже более крутой подъем. Лесок, обилие ручьев,  луж, снега, лосиных удобрений, свежих, следов лосиных, тоже свежайших... и немного клещей, так стряхиваем последних потихоньку. Лезем. Они лезут на нас, но мы же бдим, мы же не так просто, и мы же, кроме в тревоге как, еще и в репелленте... Правда они этого почему-то толи не знают, а толи и знать не хотят; Одним словом – не замечают репеллента, и лезут. Прямо по нам и по нему,  по репелленту.
Чем выше лезем тем снегу больше и больше, ручьев и луж тоже (внизу то потеплее видать, и все это дело уже растворилось и утекло). А красоты – так этого везде полно, как и следов от лося. Такая красотища, что не лезет даже на этот лист, вот до чего бывает, и напирает красотища со всех сторон, и даже изнутри, и аж чрез край как прёт, - такая вот, брат,  красотища.
Часа через три с половиной взошли на сам хребет, а там...  И там – тоже же, она же - Красота!!! Т.е. и тут ничего необычного.  И тут тоже огромные богатства лосиных орехов, а иногда и медвежьих следов присутствия в лесу. Но лоси, ох уже эти лоси... – такое впечатление, что их там просто цельные стада, вот до чего орехов там таких много. Гора малый Ямантау, как и любая наверняка гора, достойна уваженья. Ну, красота  же  истинна, масштаб... И мыслей всяких воз. Полазили, излазили, курумники, сугробы, ручьи, но все к одному – оно этого стоило, стоит, и будет стоить всегда... И сколь пройдет еще (и сколь уже прошло), сколь лазило по ей, сколько еще придет и будет лазить, а она же ВСЕГДА... Эх... Это ли не ЛЮБОВЬ!? И значит, что где то же здесь и Бог. – Возможно и для такого проникновения, а толи и понимания и лезут в горы непонимающие люди... А толи и не для этого, я лично не знаю. Но чувствую, что знания об этом где-то вот здесь... - В  таких местах, где у тебя душа вся раскрывается, а толи и утончается лишь только, а толи то и другое одновременно.... Видимо так (мне кажется), я ведь не знаю.
Обратный путь бывает обычно короче, что в принципе и понятно... Вот только на нас такое не распространилось почему-то. Так лично у меня устали башмаки сначала. Нет, башмаки как башмаки, почти как новые... Только в местах где там у них каблук, случилось с ними фиаско небольшое, - так малость малозаметное фиаско обычное  – каблук отвалился...,  - то от усталости видать. Видать хлебнули чрезмерно жизни хорошей и полноценной. А то и качеством не шибко были  хороши, а то есть не готовы были  к такому раскладу-бегу башмаки, и здулись, гады (где «гады» – это и есть башмаки, на патриотическо-военном сленге). Прям на глазах, взяли и здулись. Ну, и колени тоже... чуть позже только. Они так-то вроде бы у меня и ничего себе, - стройные даже в местах некоторых...,  но бляха хромают при нагрузке, а еще и болят почти как зубы, когда зубы болят...  Да так еще остро – вот до чего противные они у меня бывают. И тут тоже не забыли, - заныли сперва, а потом и вовсе, прямо как те же зубы – таки же разболелись и конкретно и всерьез. И вверх еще туда-сюда, как-то идут со скрипом, но вниз же – просто ж беда, хоть там на верху сиди и дальше не продвигайся. И красота, и ощущения хорошие,  и воздух свежий... вот только коленей жалко - больно колени, а так-то – все отлично, и всё хорошо. И слегка поплутали, - немного много лишних зигзагов заделали прежде чем снова к реке и ручью вернуться. Точней – не один раз ко нему возвращались, т.е. галсами шли, нормальными такими здоровыми, мужскими галсами.  Но добрались ровно, почти без потерь, если не брать во расчет каблуки и колени. И термосы, что характерно, ну очень как пригодились в этом ракурсе – поход-то растянулся во времени. И здраво-то если рассуждать - пришли бы раньше, да логикой же руководствовались, что характерно – логикой логичной. - Раз мы от ручья приняли левее, то на обратном пути дорога наша должна быть тоже левее  – это ж логично... Логично! И мы согласившись, что логично идем все на лево... Долго идем, а дороги, как и ручья, все нет и нет.  – Ну, стало быть, раз нет дороги, то значит она промежду нас и ручьем, должна же она быть где-то, эта дорога, будь бы оно не ладно всё... – Тоже логично – идем снова к ручью, должна же быть дорога здесь где-то. Точно должна, но нет её и тут. – Такое понимаешь дело лихое... А это ж не просто так вправо-налево, а это же по склону, в обход и вниз и вверх и не так быстро, и  что самое главное – не так и легко, хотя и не трудно, когда ты умеешь, и весел и здрав, и не уставш... Однако прогулялись оченно славно, со смыслом, и  на искомую тропу таки наткнулись всё-же,  случайно, правда. И то-то же как удивились, что может же чудо случиться... особенно когда к нему стремиться, и всею душой... но, и особенно телом. Шутя безостановочно вползли на радостях во лагерь. Хорошо же, однако, что колени не умеют говорить, а толи лишь мы языка их не знаем, не то – то-то мне бы они и раскрыли из нового... и всё обо мне же. – Вот же когда бы не повезло бы ушам...
А тут у нас наша поляна  с палатками, лагерем. И чуть подале ея место, где кабаны пахали. И бобры бобрили свои плотины – все рядом, все наше, - всего у нас здеся есть. И даже костерок «надьян» еще мало-мало, но пышет. Раздули. Стали варить борщеуху – такое хитрое, но вполне торжественное  и знатнейшее блюдо. Коньком кулинарного изыска стала конина (а и как в борщеухе да без конины?). Как выяснилось позже, Римма конину решилась не есть – вот это находка голодным туристам! Турист, отказывающийся от еды в походе – самый желанный, как и надежный товарищ- и друг- и брат-турист. Шутки вокруг конины сгустились до непроворачиваемой консистенции. Римма уговорила отделить ей порцайку еще до ввода основного компонента ухи. Но и до этого торжественного до момента в ухе уже удачно прижились все имеющиеся консервы и суповые наборы. Уха тройная – ничто в сравнении с такой вот ухой из трех разномастных консервов (правда из них  ни одной рыбной). Но для ухи настоящей это никакого значения иметь не должно, и это (которое не должно) никакого значения и не имеет... в особенности же после, или во время такого похода.
Тридцатое число подходило к концу, а дождичек не только  не смыл, но так и не замыл нас, несмотря на страх от  прогнозов. И несмотря на то даже, что и в Челябинске и в Златоусте и в Миассе лил как из ведра, что характерно для кратковременных дождичков, только вот дольше, как говорили домочадцы - аж зело как до того хорошо и как до того же и долго.
Нас только крупой и то слегка так малость посыпало, еще на первой четверти похода. И на перевале чуть раньше нас заряд мощный прошел снеговой. Такой, из мокрого снега, видимо вместе с туманом. Но мы только плоды его красивые застали на вершине. Такая односторонняя облепленность всего. Особенно деревьев и только со стороны откуда пришел заряд. А когда мы уже были там, на верху, то ветром всю эту красоту уже сдувало. Но, мы таки же и её застали, и оценили бодро, и сфотографировались с всем этим делом.
Вторая ночевка прошла вполне нормально. Шерстяной костюмчик совсем не оказался лишним, хотя под утро свежесть таки дала о себе знать, т.е. вновь охватила всего и насквозь почти, но  все же не так бурно как в первую ночевку.   Вновь Слава, на радость нам всем, под нашим мирным и единогласным сонным храпом,  вызвался кашеварить, и произвел на свет  то же самое блюдо. Метнули с удовольствием, и с шоколадом сухим и с не сухим шоколадом,  с сгущенкой, печенькой и чаем и шуткой, без ней же – вообще здесь никак.
Слегка накрапывает дождичек, пасмурность переменная, шутка идет как никогда искрометно. Скручиваем лагерь. Прощаемся с башмаками не сдержавшими натиска природной красоты. Быстрая и незатейливая панихида, и такая же почти быстротечная и кремация. И надо же было такое узреть(!): природа принимала ботинки, и «заценила» ритуал. – Ни до ни после, а именно в это самое время, сквозь разошедшиеся ни с того ни с сего тучи, полностью вылезло солнце. Да какое еще, - сильное и мощное, весеннее. Моментально возник сильный пригрев и как следствие – очень обильное испарение. Буквально вся, насколько хватал глаз,   поверхность  условной суши  стала сильно парить. Спустя минут десять, почти аккурат по окончании действа (перехода ботинок во другие миры), всё парение прекратилось практически так же внезапно. Хотя сопки иной раз еще мал-мало  «покуривали» кое где, и это означало, что погоды нам благоволят. Часы Славы подтверждали и это.
Отчаливаем до следующих ощущений. Идем примерно час по воде, километров примерно с десяток. Чалимся недалеко от порога. Здесь уже множество катамаранов, стоит несколько групп. Здороваемся. Узнаем, что одни из прекрасных парней, тут ночевавших, вот-вот готовы оставить нам свое прогретое собою место. А тут у них и костровище оборудованное для подвески котелков, места сухие под палатки, лавочка... - словом вполне местечко насиженное, красивое и уютное. – И чем не повод, чтобы прям здесь взять да и встать на ночевку? Решаем бросать якорь, и, раз уж решили - бросаем его прямиком в лес, т.е. в кусты, т.е. туда что там есть только на берегу этом. А якоря-то у нас как такового нет, это образное такое и флотское, номинальное определение, но и это не мешает нам здесь его бросить. Бросаем. - Ставимся лагерем. Чегой-то вкушаем и идем на порог, путями проторенными  железными рельсами. (Там сверху-то, по склону хребтов железнодорожные и налажены сообщения). Так везде принято – прежде чем лезть в пекло, полагается ознакомиться с ним, лучше детально, и еще лучше – еще лучше и детальней. Так что идем на знакомство. Идём вчетвером.

Ну, здравствуй, Порог, как ты тут, кто таков есть и как будешь? - Айгир, - так его звать, по одноименности с расположенной близ   ж\д станцией.  Ровно 7 лет назад, уже форсировали мы его... Проходили тогда большой бригадой из одиннадцати туристически настроенных и преимущественно не бритых, но так же веселых лиц. За те, не долгие 7 лет не мало утекло водицы... и здесь, через этот порог, в частности, однако и порог, конечно, сильно изменился, еще точней сказать – его изменили.
Железнодорожники соорудили огроменное сооружение, дабы усилить склон, дабы их поезда видать не так сильно  чтобы «просились» в речку. Чуть-чуть, видимо еще больше зажали русло, и порог от этого даже чутарика выиграл. Такой солидный стал, мощный,  - прям даже страх и жуть такой небольшой (небольшой жуть, порог  же солидный только). Но, в целом – оченно грандиозно – моща, шум,  скорость, и красота.... и еще это сооружение инженерное - тоже очень такое большое и грандиозное, и впечатляет тоже.
Однако, узнаем, что прямо на днях «споткнулась» тут «четверка»-катамаран, и таки одна девушка осталась тридцати трех летней навсегда. - Всего лишь – что-то пошло не так и вот... – один из экипажа товарищ остался с катом, не отвалился..., - с катом и вытащили живого. Другой с третьим с трудами, но выгреблись как-то до берега, и конечно же  страхующие помогли им в этом, а эту выловили ниже и уже того, т.е. поздно...   – А была, говорили, самою опытной из команды. Вот как и бывает... К счастью не часто, к несчастью чаще чем могло быть.
Конечно, лучше чем от водки или болезней (В.С. Высоцкий пел), но как-то  от такого всегда не по себе становится. И ощущать начинаешь очень так всё остро. - Так  холодок смерти  себя отчетливо и точно обозначает.       – Вот, аккурат,  между этим валом и теми шеверами, а это около всего-то каких-то ста  - двух ста – трех ста метров по течению рассталась девушка с своей душой. То есть там дальше выловили её тело, но её уже в нем не было, она из него в мир иной отошла уже. Так. Просто. Сидела вот еще вчера..., и сегодня даже с утра у костра, шутила, пила чай, ночью спала как и все, и говорила, смеялась, весло держала, радовалась и раз.... и уже всё. – И вот уже нету её. То есть то, что есть от неё - холодное, безжизненное, бездыханное, мокрое вперед ногами унесено... и увезено... и возвратится домой... чуть позже....  цветы, слезы, слова, какие-то обиды, непонимание...,  успехи прежние и неудачи... только хорошее или молчать.... (и этот вопрос, опять же: Зачем? – простой вроде б вопрос)  но всё это уже не важно... точней – уже не важно будет... еще точней – уже не важно....  Как всё вообще не важно, или не очень важно... всё вообще... в сравнении разве что...  За исключением самоей жизни, к которой (как оказывается) ни количество одежд, ни слов, ни денег значения не имеют; А с этим всем ОБЫЧНО ЖЕ  и сравнивают  обычно обычную же жизнь; Соизмеряют её с чем-то..., чем-то никчемным обычно, не важным.  Обычно с количественным и предметным, земным то есть или грубым и материальным.
И вот разве еще вопрос этот имеет значение: Зачем, все-таки?
- Однако, только когда так вот, когда вот такое, когда край уже или край очень близко... Или острое ощущение края – вот только тогда и понимаешь на сколько этот вопрос нужный – Зачем?... И если ощущаешь его остро, так, по-хорошему тоже и полно, и то есть по настоящему что ли, то и ответы сразу же на это приходят... и ответы-то тоже настоящие, истинные..., ёмкие такие...,  и ты чувствуешь их... и ты чувствуешь в этот момент настоящую жизнь... и ты её понимаешь не так как обычно, а как-то по-новому что  ли, и по-настоящему... Ответы такие примерно: Так, а ведь всё остальное – почти и не важно... Или: А что еще важно-то, когда вот же он, край?, - и остальное всё как на ладони... - А и как еще сравнивать, ежели края не видно? - С чем, к чему привязать, привязаться в сравнениях?
– Только соизмеряя с чем-то устойчивым и настоящим и можно оценить, сравнить, соизмерить, да хоть что в этом кратком отрезке между двух дат, именуемом жизнью. И вот таким настоящим, иль  краем, мерилом ли,  смерть и является. И соизмерять с нею следует да все что угодно. Ибо она  и есть – самая истинная (непромокаемая) часть жизни, (все остальные части и могут промокнуть и промокают обычно, и в обычной же жизни) и даже плесневеют потом иной раз у иных...   А «...смерть стоит того чтобы жить...» (В. Цой пел). - Да хоть бы ради неё даже стоит.

 И вот, кажущееся ощущается только кажущимся, а не главным...., большое – большим, а ничтожное – ни чем, или никчемным. А  в обычной же жизни это трудно заметить... Вот ты спроси у себя на краю: Что у тебя есть? И ты увидишь ответ... У тебя лишь любовь и есть... Все к чему она есть у тебя – это есть у тебя. Дети, семья, если есть – внуки... Все что или кого ты любил или любишь , а значит и отдаешь себя – только это твоё. И особенно если ты эту любовь свою в это вкладывал, (вкладываешь) в настоящее. Ведь в сравнении с детьми (твоим настоящим) все абсолютно не важно(!). И на краю это как само собой ощущается. Или, если ты вкладывал в камень, то на краю ты и поймешь, что ты вкладывал не в настоящее, в кажущееся настоящим и ценным... Лишь посмотри и увидишь.
Вот стоит, например, памятник человеку, он большой такой и дорогущий. А сам человек известен не многим был, и тем лишь и известен, что уж больно много у него было «камней» (камней дорогих), чтобы такой памятник у него и образовался.  А у другого лишь только табличка на скалах... – и будто бы тоже на камне, но это другое – у него все эти скалы. Они все его – ведь он жил и любил их...  – Он не брал их себе, но себя им отдавал..., свое время... любовь свою..., радость.
А тут-то, возле таких табличек, и ощущается, да и еще так очевидно, что сами люди-то эти почти одинаковые. И даже тот, у которого табличка, был больше на много, чем тот у кого камень тяжелый, и большой и красивый, дорогой, редкий, блестящий. Памятник ведь только тогда хорош, когда нерукотворный он... Вот как у А.С. Пушкина примерно..., к которому тропа не зарастает, и никогда не зарастет народная... А хоть и если  и не попал  человек в такие «Пушкины», то все равно величие его будет в той измеряться величине, которая нерукотворна. Тем человек и может лишь быть большим, что сотворил он в области нерукотворной при жизни, или же в твердой материи, но для других (не для себя). Да  хоть бы своей любовью горячей к тому же Пушкину или другим и любым людям. Тем он и больше чем более высокие имел в душе своей чувства добрые, которые Пушкин вот любезно пробуждать любил, и пробуждал, и пробуждает, кстати.  – Вот о какой величине и речь, и это только и есть величина настоящая. В такую вот величину когда ни будь все всенепременно и перейдут... И там уже, этот, который с камнем большим дорогим, или камнями драгоценными, видимо будет очень тяжелым – и сразу на дно с этим всем и пойдет. И там, где-то возле дна будет страдать любя по привычке этот свой камень (богатство физическое, твердое) – ведь не взлететь с этим, не воспарить.... Тот же, который лирою, своей ли, чужой ли пробуждал чувства добрые, свои ли, чужие ли, - и будет среди этих же чувств, пробужденных когда-то... иль в ком то...  И чувства эти – это и есть плоды его, смысл жизни его, его главное и его настоящее, доброе, вечное...,  т.е. истинное и не поддельное, т.к. все это всегда с  ним и при нём, в отличие от камней дорого-ценных и временных. Так же примерно как дети (или детища). Что есть главное для тебя как творца и родителя? – Именно – дети твои, твоя любовь к ним, а их к тебе. Все отдашь, если понадобится, ибо всё – менее важное. И ведь не сказать, что дети – это ты для себя так старался... – Это ведь ты наоборот - всё для них... (ну, я так лично думаю)... И куда б ты не делся, не спрятался – дети, это то, что всегда будет  твоим... в том ли, в этом ли, - в любом мире. Так и мысли твои – те же дети твои, ибо ты их замыслил, ты их и создал... – вот все это твоё, и все это с тобой...  – это все настоящее... Камни – нет, настоящие, но они – это не ты... Хотя многие измеряют успех в жизни именно же наличием «каменных» ценностей. Ох и зря же они это так. Зря таки они знающие.

И вот еще иногда имеет значение жилет спасательный, и камень какой-то посредине реки... (тот камень, что покой тебе подарил...., где после:   ...как вечным огнем, сверкает днем вершина изумрудным льдом, которую ты так и не покорил – что может быть лучше?, в смысле как здорово сказано  – В.С. Высоцкий), и вот ошибка... И всего несколько каких-то метров... и далее опять не важно... ни цветы, ни слова и ни обиды близких. И уж всего-то и  надо - за неё помолиться теперь и дать ей уйти с миром в иной, и такой же реальный мир, но иной... как раз тот, что за краем, где вершины так же сияют изумрудным.... Здесь, «помолиться» - означает «руку» свою теплую к памятнику нерукотворному и приложить, да только по-хорошему так, по-настоящему, ибо и руку же дружескую.
Таковой он, порог наш, и наш Айгир. Ну, что же, здравствуй, Айгир, а вот и мы; - Как ты на этот раз примешь нас? А он стремительный такой, своими водами бурными несется, стоит волной стоячей, бочками и обливняками шумит, бурлит, кипит аж кое-где. Потом еще шеверы за ним, - такие препятствия, конечно меньше чем стоячая волна порога, но много их, и бурные они такие тоже стоячие волны и стоят поперек течения, и это очень и интересно и увлекательно. А где зажим у реки там же всегда и интересней, и скорость там соответственно больше, и адреналин там и страх выделяются лучше. Словом моща, страх и красота в разы выше обычного. А спас жилетов у нас на четверых только три. И при любом  нормальном отношении к делу (сплаву) без спасика сплавляться оченно даже скучно. В том плане, что если что...., Оно конечно, и девушка свежепредставившаяся такие мысли собою укрепляла явственно. Однако там и спасик совсем не гарантирует успех, а лишь только в сочетании с их обладателями и легкой доли везения. А уж без спасика совсем успех почти не светит в случае «если что». - Водица то, она ж прохладная такая, и кое-где еще и лед, и снежок, словом не май месяц, и далеко не лето. А лето, как оказалось позже, далеко еще.
На это дело, и на обратной от порога дороге, наш, женского пола член экипажа испрашивает такое разрешение: А что мол, ребята, как если бы я в порог не пошла бы с вами? – Ну, вопрос конечно во многом легкий... И оченно своевременный. Да, если страшно, но ты еще на берегу, то вопрос такой нисколько не пошлый. Много хуже когда от страху человек в ступорняк входит, а сделать уже нельзя ничего.  Такой человек и для себя очень опасен, и для других членов экипажа тоже так ничего себе хорошего. Но, вопрос поднят, и вопрос сразу снят. И, как видим, со спасиком тоже решился вопрос положительно. – Трое нас, и на троих все три спасика есть (!), - эко-ж и славное дело. И нет никакой непредсказуемости за неуверенного за свои силы товарища. А значит – ситуация таки вполне нормальная, рабочая ситуация.

А ночь по прогнозу ожидается самая «теплая»  в плане минусовой отметки, разумеется.
Однако, спим хорошо, хоть и не особенно жарко. Минус такой уверенный давит, и за спину берется  решительно. Это еще когда у костра восседали, чаи всё гоняли под шутку и печенюшку с конфеткой. - Под шутку с конфеткой идет печенюшка ну до того же как здорово.  Валимся спать в эту ночь все вместе, в одну палатку, ибо и небо-то ясное, и за спину-то как уж очень старательно брать  принимается холод. А на утро, и голову свежую, и решение какое-то да придет правильное.
Кому как, а я, когда спится плохо, или не спится вовсе, или проснулся или еще чего-то не так, или так  - только наоборот, - люблю завсегда помолиться. В особенности же, когда не так хорошо на душе.  А то и когда хорошо, то оченно тоже люблю это дело. – Лежишь, сам с собой говоришь... Сам, в смысле – в привычном смысле, и с той частью себя, что чуть да выше тебя... или же с самой в тебе что-ли нотой высокою. Ты к ней так хорошо если, то и она так тоже с душой (хорошо) отзывается. И тогда соврешенно очевидным делается, что таки отличаемся мы от животного мира как раз вот такой вот способностью (слово сказать) – ощущать таковое, хорошее, трепетно. И под утро уже, с возвращением ото сна, ясность такая необычайная как-то вдруг как бы наваливается, что мол « я   с тобой», не с словами любыми, а стойко так, четко в виде понимания явственного, бессловесного и очень трогательного. Просто снисходит такое понимание теплое и большое и ёмкое... Так нет же – огромное.
- Так, а с Тобой убоюсь ли?! – думаю я в тот же самый момент... И так аж тепло по всему спальнику словно б разлилось, и спокойно так, мирно так сделалось и теплее действительно. Такое редкое (к сожаленью) состояние души, - смесь несмешиваемого – силы, уверенности решительной  и спокойствия тихого, смиренного, умиротворенного. - Спасибо, - говорю Ему,  сильно сгодится мне таковое понимание, спасибо Огроменное (за этакую слышимость, а толи и понимаемость).  – Настоящее то есть СпасиБо, истинное такое и стоящее..., дорогого стоящее... да хоть бы в отличие даже и от дорогущих камней тех же – несоизмеримо как большее.
Утро прохладное, утро седое. Снег правда не выпал, все таки ясно было (безоблачно), и небо тож ясное. Но около сантиметра приблизительно ледок все же встал на лужицах и речных небольших заводях. Чаек, каша, сильный  пар изо рта.... Ну и вот и решение свежее. – Решили перевязать каты под  двух седоков. Ибо, как не крути, а расфасовать снаряжение по весу равномерно на троих не представляется возможным. Поэтому перевязываемся в соответствии с новыми условиями и... готовимся, в общем то... по вновь утвержденному плану.  Решено пройти порог дважды. Первый раз первые двое идут с частью вещей. Вещи сбрасываются за порогом, кат возвращается волоком назад налегке и второй раз, чтобы всем получить ощущения, т.е. настоящее.
А тут, между делом, глядим, и как хек в руку, плывет, по реке, лодка. А в лодке, словно бы с горы хек... – Но, то только пловец, из Оренбурга из самого выходец..., - такой отчаянный и безбашенный пловец. И в сам деле – чистый же хек.... и безбашенный. – Как безбашенный башенный кран, или танк с башней, только с башней оторванной...  А мы уже почти перевязались, т.е. почти готовы к отходу. Осталось лишь чуть, самая малость... и порешить кто и когда, и с кем пойдет во порог первыми, а кто во второй из разов..

И тут этот тип, натурально плывет (не идет) по реке этот, хек в общем...,  машет руками, мол помогите причалиться, мол, несподручно мне (хек он же хек есть как есть). А лодочка же у него – обычнейшая мокрожопка, такая на которых рыбаки обычно сидят (жопу морщат (толь мочат)) на воде в штиль, и к сплаву категорически не пригодная ни по одному из признаков, ни по чему угодно другому. Разве что только в последний раз если. Да и весло-то у него одно, т.е. весла может и два, да только он пользуется одним, как индеец и хек, если уместно здесь это слово «пользуется», скорей таки он его мочит. Ну, деваться-то куда? – ведь же просто ж ПЛЫВЕТ человек...  – Помогаем. – Причаливаем.  И сходит на брег сей товарищ, закуривает и говорит, что мол плыву налегке (что касается башни как раз), и что мозгов мол не много, а толи и того меньше, и от этого значит и легче ему. - Ну, это дело понятное нам.  - И второе, скорее всего, т.е. еще вероятнее;  И сие не заметить на речке нельзя, да хоть бы и по снаряжению, а хоть и по отношенью ко сплаву.  – Сея легкость обычно не долгая.
Но, парень отчаянный... а нас же на сплав только трое. Ну, то да и сё... И весь откуда же ты такой, парень горячий? И не пройти тебе в этой лодке, кроме как разве, что не так далеко (примерно до половины лишь только порога) ибо дальше уже будет мир менее твердый, зато теплый и справедливый... – это мы ему так намекаем пространственно. А у нас аккурат место свободное..., и если желание есть записать сей порог себе в доблесть (в актив), то приглашаем, мол, к нам – у нас место на судне имеется.  Тот, думая мало, или того еще меньше,  т.е. для него значит обычное дело видимо (думать таким образом), согласие дает таки. – А я с Оренбургу парняга, и Егором зовут, - говорит он, продолжая курить папиросину... - Вот и славно тогда, ты тогда сливай воду с вещей,  эту лодку сдувай, утилизируй окурок и подготавливай шмотки для трансплантации. Перевязываемся очередной уже раз, присовокупляя и его мокрые вещи. Чего-чего, а была у него видеокамера, и даже в количестве двух, да при этом еще и обе в боксах, т.е. воды чтоб не шибко бояться. Они из вещей, как оказалось, единственные самые самые, полезные и для сплава пригодные. – А таки оно ж, жеж тогда и вообще очень славно.  Пока вроде так.            
Отчалились, кратко обсказали за что, если вдруг, ухватиться, за что не хвататься, и как управляться с веслом и вообще и по жизни.  Крутанулись пару раз, дабы почувствовал,  и он вроде почувствовал.... Идем... Уже... Входим. Порог.... Айгир... Ай, да Гир!... Ну, таки здравствуй, Айгир... уже по настоящему... Здравствуй!   Красота ни на шутку!!! Шумит... И бурлит... И болтает нас в разные стороны.... Вот только с воды он не так уж и страшен, а толи это и от адреналина, а толи и еще от чего то, а толи некогда просто и думать об этом, т.к. же надо грести, и грести, и грести. Прогребли. Пролетели... Проскочили. И прошли, и умылись порогом... И таки неоднократно умылись.  Довольные, яркие, бодрые, мокрые и счастливые чалимся... И в гидрокостюме у каждого по победителю, а толи в душе только, но очень красиво, тепло и так же радостно, приятно и трепетно как-то и необычно.
Герой, первопроходец, вновь надувает свою мокрожопку, - Шеверу, мол, буду проходить в однова... Шевера, мол, мне по... по колено в общем.. примерно... Мы: Ну, что же, давай, коли так. – Хек с тобой, проходи, мол.
Перевязались и перекусили, испили чайку... И он отошел, а мы за ним по шивере... Мы страхуем, как и договорились. Уже минут через десять снова машет руками Егор... Ага, значит что-то случилось.  Гребем до него. По пути ловим весло его, и приближаемся к его мокрожопному судну... Глядь, а он в нём в воде весь по всё нехочу самое... (весь, а не только лишь жопа) – дело-дрянь, чалься, мол, или кронты уже скоро... и мол, приснятся в обяз... - они снятся таким обезбашенным. Выходим на берег и утверждаемся, - мосх отсутствует напрочь – вот чего ему так не хватает, ведь и ничего сухого нет. Ни гидрика, ни термо-, тебе даже мешка... – ничего... Из сухого одно только лишь - папиросы. И даже сумки для видеокамер – и те-ж полны от воды. А при таком развороте путь обычно или же не веселый, или очень веселый но только и очень короткий... Слава, на все случаи жизни бывалый, дает сухое (сухую одежду) и принимаем товарища на борт «чемоданом» и то после уговоров. Однако, чемоданом в сухом, лучше чем в мокром и по пути в путь не длинный. Уговорился таки. Перевязавшись очередной раз отходим. Идем уже теперь до победного. А до победного этого примерно часа полтора всего-то и ходу.
Хек Егор очень тужит, что не доведется ему на порог «черная речка» попасть, - до того мы его отговариваем, на отсутствие у него мозга уповаем и ссылаемся, а ему с того грустно... – по всему видно – шибко хотелось попасть. А на Лемезе то (это река где тот порог) в этот раз уже двое «откинулись»... и тут еще он... со своей мокрожопкой, и со всем остальным, тоже мокрым, да и еще без мозгов. - Тут-то бы точно попал бы, если-б, конечно дошёл...
И как будто внимает парень, соглашается, хоть и расстроившись сильно. Идем потихонечку, солнышко светит, речка несет..., наслаждаемся, на красоту взирать не забываем, шутим, лодку его перевязываем время от времени – до того же  она и отвязывается, и постоянно при том.
Спешиваемся на брег в установленном еще заранее месте. Уже разбираем «снарягу», перетаскиваем для удобства и дальнейшей погрузки. А тут и родители его подъезжают (он их по телефону сориентировал и они подъезжают) на  «четверке» победно-вишневого цвета. Однако, мир и без этого тесен, но таки общие снова знакомые, как без них... Он, папашка его (Егора), только месяц на пенсии как, - вертолетчиком в Оренбурге трудился. Кисилей значит всех знает, вот и форму узнал Кислиевскую. (меня-то именно же они в её и одевают, отдельное за то и спасибо им очередной еще раз). Те везут нас в деревню, что тут же и недалеко, за машинами нашими. Ну, а я по дороге интересуюсь, как сподвиглись они парня выпустить в путь таковой? (сам-то я своего (туриста, старшого) и не туда ещё выпустил)... Говорят, мол, что он им сказал, что там вроде бы как бы нормальненько. Посоветовали посмотреть по отчетам и в нете, как там это ОНО...  – как нормальненько... дабы... словом, дабы они... и узнали бы... А еще лучше бы и не узнали бы, - спокойнее спали бы.
Возвращаемся к речке на трех «мустангах» - Оренбургский-вишневый, Славин серый и белый мой – как три веселых гуся. Растаскиваем шмотки по местам в соответствии с пунктами их назначения.  Дождичек чуть начинает... Пьем очередной раз чаёк и....  Прощаемся бесслезно с Егором, родителями его, и трогаемся. Едем... Вечереет... Облачка-тучки сбегаются... и разбегаются попеременно.  В легких сумерках добираемся до границы Европа-Азия, что на речке не то Урал, не то не Урал... Ужинаем там уже в гражданской и человеческой одежде... Красота, как и обычно. И чувства на душе только хорошие... – из плохих – ни одного, кроме как, разве что сожаление от окончания оного. И... Едем дальше. Темнеет. Прём до точки самого первого сбора, - пересечение М-5, - Миасс, - Учалы. Заряжается и уже не прекращается дождичек, - долго же его не было.... Останавливаемся в назначенной точке. Небольшие обнимашки, похлопывания дланями...,  перекладка Лениного скарба в Миасскую машину... и ай-лю-лю дальше... ибо цигеля мало же... ибо цигеля много уже (то есть поздно по времени). Около двенадцати ночи я как штык весь как есть, и уже дома. Так много повидавший и ощутивший аж и еще даже больше.
Так, удивительно и хорошо нынче сходили мы, так как и сходили... – Дело обычное для этого дела.
Спасибо всем... И особенно этим всем. И сходившим, что само собой разумеется.

04,10,18  Написал вот, и в основном ради Братцев, коими впрочем любой может быть.
 


(цитата из переписки (с Каотцким))
А вот письмо, Лень, от 24,04,18 твоё:
Слава готовит раскладку по продуктам, может вечером готова будет. По составу: Слава, Я, Римма и ты.Каска вряд ли понадобится, хотя надо посмотреть в гараже,
може и найдется. Гидра и спальник у тебя есть, спасик найдем, ну как-то так...

Вот ведь как там эт всё, на счет спасика.