Белокаменка

 

   Рассердившись на мать, и зло, хлопнув калиткой, Василий  решительно направился в тайгу. Только она его понимала, только она давала умиротворение. Войдя в чащобу, парень бездумно прошагал несколько километров, ни на что, не обращая внимания, ничего не замечая вокруг. Остановился от того, что путь ему преградила натянутая между полусгнившими  столбами, изъеденная ржавчиной колючая проволока.

  Василий огляделся. Лес вокруг был незнакомый. Покричав и убедившись, что поблизости никого нет, он нашел увесистую жердину и, размахнувшись, ударил ею по старому заграждению. Изъеденное влагой и ветрами, оно рухнуло. Василий, перешагнув через упавший забор, и почувствовал, как бешено, заколотилось сердце. Он стоял в заповедно сказочной чаще. Его окружали вековые деревья, кругом царила загадочная тишина. Здесь, конечно же, подумал он, спрятана какая-то тайна. Словно зачарованный, Василий нерешительно двинулся в манящую глубь тайги. Она затягивала его, словно трясина…. Дорогу преграждали поваленные деревья, лицо больно царапали ветки, а он все шел и шел,  надеясь найти что-то необычное.

   День уже клонился к концу, когда сквозь заросли что-то блеснуло. Внимательно присмотревшись, Василий заметил, что рядом с вершинами деревьев слабо проглядывают купола церкви. Обрадовавшись, парень стал призывно кричать и продираться к белеющему сквозь ветки храму. Но ему ответили лишь эхо да стая спугнутых галок.
 
   Выбравшись, наконец, из чащи, юноша замер. В  лесных сумерках стоял, словно вросший в  землю, ссутулившийся от времени храм. Он выглядел особенно торжественным среди вековых сосен и кедров. Словно братья-великаны, стояли они в почетном карауле возле его стен, которые обросли мхом и потемнели, напоминая древний лик старца. Проглядывающая кое-где белизна, походила на седые пряди волос, свободно падающие из – под шлема богатыря….

   Глядя на  это сказочное величие, Василий удивленно размышлял: «Откуда тут церковь? Почему он никогда ничего о ней не  слышал? Неужели об этом храме  никто не  знает? Быть того не может! Уж кто-то, а дед Михей знал. Но почему не  говорил?»
В сердце змеёй вползла обида: «Такую красоту утаил!».
Василий решил отсюда никуда не уходить. Собрал побольше хвороста. Напился из обнаруженного прямо из стены храма родника. Подняв голову, увидел, как лучи солнечного заката упали на потускневшую позолоту куполов, и они вновь засияли. Где-то совсем  близко запела  малиновка. Вторя ей, отозвался соловей – один, другой, третий….
  Мрак летней ночи нежно обнимал уснувший лес. Аромат цветов и пение птиц приятно кружили голову. Ночь – один за другим – гасила  блески  древних куполов, и когда они остались лишь на  позолоченном кресте, Василий невольно затаил дыхание. Мгновение – и мгла поглотила  золотое сияние….

   В груди у парня что-то тоскливо заныло. Он развел костер, чтобы согреться, и невольно поставил себя рядом с храмом. Словно былинный витязь и  гномик, подумалось ему, решили погреться у одного костра. Глядя во мрак, Василий размышлял о том, что возможно, у этих стен обрели  покой его предки, жившие где-то неподалеку. А может, это – заброшенный монастырь, и когда-то стоял у столбовой дороги, забытый с годами заросший сначала кустарником, а потом и непроходимой чащей.
   Подкинув в костер хвороста, Василий прилег у потрескивающего огня и, задумчиво глядя на  белеющие во мраке стены, решил утром обследовать здание. А вдруг и колокола в нем есть…. С этими мыслями, укрыв голову полой куртки, он уснул.

                *   *   *
   В то же самое время в селе  Дальние Кутушки  бабы успокаивали заходившуюся в  рыданиях мать Василия. Был уже поздний час, когда она в поисках сына, обегала все село, и не  найдя его, со слезами кинулась к деду Михею – Ой, миленький помоги! Ох, Василёчек мой пропал….
   Дед чинно сидевший под образами, невозмутимо спросил: - Давно?
  - С обеда его нет, Михаил Федотыч. Поссорились мы с ним  перед этим. Я и скажи ему «чтоб тебя  мои  глаза не видели!». Он плечами пожал и говорит – «Хорошо!». И ушел из дому….
Пошамкав беззубым ртом, дед заметил: -
  - «И что ты по ём, как по покойнику, убиваешься?! Нечто Васька – дитя малое, в тайге не  ночевал? Ничего с им не случится. Ты пока до дома ступай, и реветь не смей! Не то - искать не  будем….
   Поспешно утирая слезы, женщина улыбнулась. Кому, как не  деду  Михею, лучше  тайги знать?! Уж он-то иглу  в стоге сена  найдет, не то, что Ваську в  лесу…

  У дома деда Михея толпились в нерешительности  мужики. Их лица то и дело освещали красноватые огоньки сигарет. Когда  на пороге появился Федотыч, кто-то густым басом  спросил:
- Ну, что ты нам  скажешь?
- А что говорить? Кабы колокольня была  в селе. В набат бы  ударили. А он, глядишь, на  звук бы и пришел. По всему видно, заплутал малец.
Другой голос помягче, с надеждой спросил:
- А может, из ружей пальбу открыть?
С досадой махнув рукой, дед авторитетно заметил:
- Ворон пугать…. Эка невидаль палить удумал….
Бас согласился:
- И то верно. Выстрел то в лесу глохнет.
Кто-то вспылил:
- Да чего мы ждем? Али на необитаемом острове живем? Милицию надо!
Обладатель баса  оборвал говорившего:
- Пока мы  за  твоей  милицией сбегаем, да пока она  прибудет, Васька уже сто раз найдется. К тому же она в тайге, как ты  в филармонии, кумекает….
Мягкий голос раздраженно спросил:
- Ну, что же  делать будем, мужики?
Зевнув, дед Михей спокойно посоветовал:
- Ждать.
- Чего же  ждать?! – раздался чей-то хриплый голос.
Старик, невесело усмехнувшись, ответил:
-А ты не  суетись! Глядишь,  и  дождемся  чего-нибудь…

                *   *   *

Уже занималась заря, когда  вконец продрогший Васька открыл глаза. Костер давно потух, и от ручейка тянуло холодом. Развести новый огонь не удалось, отсырели спички. Василий вскочил на  ноги, энергично размахивая руками, стал бегать по кругу. Согнав дрожь, и немного запыхавшись, глянул на  загадочный храм, спросил шутливо:
- Что трудно тебе  было  дровишек в огонь подкинуть? Вот и сам бы  согрелся.
Купола  заблестели от первых лучей солнца. Василию показалось, будто храм улыбнулся его шутке. Прежде чем войти в него, он решил осмотреть все  вокруг. Но через несколько шагов  замер, увидев полусгнившую лестницу, ведущую в неведомую высь куполов. Решил подняться по ней. Но, сделав первый шаг, услышал скрип, похожий на вздох, и тут же  извинился перед древним великаном:
-  Ты уж прости! Я тебе вреда не  причиню. – Ступив на  вторую ступеньку, Вася вновь услышал загадочный звук. Но теперь ему показалось, что это был вздох облегчения.

Чем выше он поднимался, тем  больше ему чудилось, что из могильного мрака леса он поднимается в  бездонную лазурь неба, согретую солнечными лучами и сияющую потускневшей позолотой куполов.
Оказавшись  на небольшой деревянной площадке, Василий глянул вниз и увидел у своих ног волнующееся море тайги, где-то вдали сливающееся с голубизной утреннего неба. Налетевший ветерок, растрепал волосы на  голове, спутал мысли и заставил быстрее бежать кровь в его жилах. Приятно пьяня, разлив по телу  неведомое до этого блаженство.
  Оглядевшись, Василий понял, что находится на  колокольне, рядом с умолкшими когда-то колоколами. Вдруг ему  захотелось, чтобы эти красавцы вновь запели, гоня прочь тишину и  забвение. Схватив полуистлевший канат, привязанный к пестику колокола, Василий принялся будить уснувшего богатыря. Его серебристый  голос поплыл над  тайгой, словно гимн величию.

                *   *   *

 Задремавший было дед Михей, очнулся:
- Никак к заутрене?..
  Стащив с головы потертый треух, он перекрестился.  Но тут же, тряхнув  головой, изумился:- Да это же, никак, и в самом деле колокола, мужики?!
Все в растерянности  топтались на  месте, недоуменно бормотали: - Да…. Похоже…. Но откуда?! Да чисто как!
 
Над тайгой, вместе с утренними лучами солнца, плыл нестройный колокольный перезвон….

   Чуть успокоившись, дед Михей надел треух и с просветленным лицом ответил на немое  удивление селян: - Белокаменка  это! Её колокола  заливаются.
   Мужики удивленно переглянулись. Не было окрест села  Белокаменки.
Старик, вздохнув и утерев слезы, продолжал: - Храм энто Божьей Матери. Вы об нем ничего не  знаете, потому как запрещенное это место было. У Царского Яра его еще при Петре Великом построили. Из камню белого сложен, а  купола все златоглавы…. Далече наш Васька  забрел, верст пятнадцать отсюдова  будет….

Кто-то непонимающе спросил: - Но как -  запретное?! Мы-то, почему ничего не  знали?
   Старик, сердито глянув на спрашивающего мужика, ответил: - А потому и не  знали, что об этом  храме и заикаться никому не  позволяли. Сколько  у его стен народу перебито – одному Богу  ведомо…. Запретили – и всё тут! Как  царя скинули, так и церковь закрыли. Все подорвать ее грозились….
 Дед Михей еще больше  нахмурил косматые брови: - Только и знали, что жечь да убивать. Отца Андрея - святой человек  был, царство ему небесное, прямо на  алтаре  закололи, ровно куренка какого…. – В голосе Федотыча слышалась  давно сдерживаемая  обида: -  Опосля приехали, приказ прочитали, что, если кто в Царский Яр сунется, того – без суда  и следствия…. Потом говорили, что  заминировано тама всё. А после и вовсе про нашу Белокаменку, видно, забыли. – Старик  злорадно усмехнулся: - А взорвать её все же не  посмели… - Дед Михей умолк, а  над тайгой так и лился  протяжный звон.

Кто-то из баб  заметил:
- И все же  дивно далеко храм стоит, а  звук такой, будто рядом  где-то.
Дед Михей ласково улыбнулся: - Так  она, голубушка, на  холме стоит, Над тайгой  строена была, от того и звон чистый…. Ну, мужики, теперь – айда  за  мной! – Федотыч  лихо сдвинул шапку набекрень. -  Ваську с колокольни снимать будем. Вот ведь пострел…. Так что, к обеду мы с ним  возвернемся.
               
                *   *   *

Прошли года. Случайно оказавшийся в Божьем Храме и разбудивший его Васька окончил духовную семинарию и вернулся в  родные Кутушки, уже  отцом Василием, для того чтобы возродить из праха и забвения Храм Божьей Матери.
И теперь не случайно, а постоянно льется звон Белокаменки оживляя всё окрест.