Подточенный атеизм

    — Вот не зря же говорят, что феминизм —  до первого достойного мужчины; коммунизм — до первого личного капитала; атеизм —  до первой тряски в полёте.
     Лариса повернулась ко мне за поддержкой.
     — Ты же знаешь,  всю жизнь я была  безбожницей. Не верила ни в Бога, ни в Сатану. Но бывают ситуации, когда очевидным становится то, что в голове не укладывается.
      Борин отец (муж рассказчицы)  был человеком чрезвычайной доброты и порядочности. А для меня он был еще и настоящим другом. Он называл меня не иначе как «мой миленький».  Последний год жизни он очень болел. А последний месяц при нем была постоянно медсестра из хосписа. Я отпускала ее на ночь домой. Она доверяла мне, бывшему врачу. А так как бывших врачей не бывает, то лекарств  и уколы были на мне. И должна признаться, что когда я была с ним, он даже чувствовал себя лучше.
     В этот день медсестра позвонила мне на работу, попросив по возможности приехать раньше,  так как свекор очень плох. Я тут же  отпросилась у шефа.  Часа через два все наши родственники были у постели умирающего.  Медсестра сказала, что нужно готовиться к худшему. С минуты на минуту отец может уйти.
     Сейчас я уже могу рассказывать об этом почти спокойно, но тогда, мне кажется, временами я впадала в состояние прострации. А порой вообще ничего не соображала. Но что мне тогда бросилось в глаза —  это небо. Как нас учили в школе на уроках литературы об участии пейзажа в развитии сюжета, так было и здесь. Небо было затянуто плотной пеленой тяжелых серых облаков,  воздух  насыщен влагой, которая пыталась  пробраться в комнату, где лежал отец.  Он уже не узнавал никого. Только, когда приближалась я, казалось, что глаза его оживали. Может быть мне это только казалось.   Вдруг в сером пологе неба прорезалось небольшое окно, и в него проглянул луч солнца. Он  прошел сквозь стекло и упал на лицо больного.  Оно стало  спокойным спокойным, его тронула легкая улыбка, а глаза остались открытыми и смотрели вдоль солнечного луча. И вдруг солнце снова закрыла все та  же серая пелена.
     — Все! Он ушел, —  сказала медсестра.
     — Я схватила отца за руку, которая вмиг похолодела. Стала теребить его: Папа! Папа!
     — Оставь его в покое, —  сказала медсестра, —  Он ушел. Ты же видела, его забрал Ангел.
Вы все счастливые люди потому, что вы видели это. Я тоже это чудо вижу сегодня впервые вместе с вами.
     Потом я раздумывала над ее словами. Что за чушь?! Какие ангелы? Даже не рассказывала    своим знакомым, чтобы не осмеяли.  После похорон все-таки рискнула рассказать  на работе  медсестре. Она — солидная черная женщина с большим стажем работы. Совсем мне чужая и мне было не стыдно поделиться с ней своими сомнениями. Надеялась, что она не осудит меня. И знаешь, что она мне сказала?
     — Боже! Какая ты счастливая! Я только слышала об этом, но никогда не видела сама.

     И второй случай, заставивший меня усомниться в своем атеизме...

     — Мы возвращались домой по 405 фривэю. Ты же знаешь эту дорогу по семь полос в каждую сторону. Я сидела рядом с Борисом, внуки на заднем сидении. Скорость была приличной.  Там все гоняют как сумасшедшие. Чтобы замедлить поток, полицейские машины прорываются вперед и своими корпусами, тормозя, сдерживают водителей. Вдруг я вижу, что наша машина, которая шла в левом крайнем ряду, начинает пересекать все полосы. Я  подумала, что Боря решил по какой-то надобности съехать с фривэя. Посмотрела на него, чтобы спросить, что он задумал. Он держал руль двумя руками, смотрел на дорогу широко раскрытыми глазами, но взгляд его был каким-то застывшим. Я ему «Боря, Боря», но он на меня не реагировал. Машина стала съезжать с дороги. Хорошо, что  глубокого кювета не было. Был только плавный откос. Но впереди росли деревья, и машина проскальзывала между ними, не задевая стволов.
Наконец, мы остановились в полуметре от последнего дерева, за которым был уже глубокий обрыв.  Мы выскочили из машины. Борис сидел за рулем без сознания. Старший внук пощупал пульс. Он не прощупывался. Мы вытащили Бориса из машины, положили на землю и Данька стал делать ему искусственное дыхание.
     Следом за нами по откосу съехал какой-то мужчина. Он сказал, что видел, что с нами что-то случилось, и поехал следом, узнать не нужна ли помощь.  А помощь понадобилась. Второй внук в это время звонил в скорую и, когда те спросили, где мы находимся, этот мужчина взял у него телефон и объяснил, на какой миле фривэя мы застряли. И снова нам повезло. Мы оказались в пяти минутах от госпиталя, крупного кардиологического центра, куда нас тут же и доставили.
     Прощаясь с нами, водитель, спустившийся к нам по откосу, сказал:
     — Я ехал за вами и видел все, что произошло. Должен сказать, что вашу машину вел ангел. Пересечь все шесть полос, не задев ни одной машины, мчащихся на такой скорости, проскочить между деревьев и остановиться перед пропастью, не свалившись вниз, можно только в случае, если за рулем был ангел.
     — Этот случай окончательно победил во мне остатки атеизма.

     Вскоре уже и я стал подозревать, что у них есть свой ангел-хранитель.
     Мои гости уехали в аэропорт. Через шесть часов они должны были позвонить, что уже прилетели домой. В этот вечер звонка я не дождался.   На следующее утро  на мой вопрос, почему  звонка не было, Лариса ответила, что через десять минут после взлета, их самолет вернулся в аэропорт.  Оказалось, была обнаружена неполадка, потребовавшая срочной посадки. Им был подан другой борт, и они прилетели к себе только в два часа ночи. Поэтому и не стали беспокоить меня.