Кухонная философия
О голоде
Неужели до сих пор не была замечена любопытная связь между голодом физическим и голодом душевным? Для её прояснения потребуется ответить на ряд вопросов.
Когда же самая грубая пища вкуснее и желаннее всего, когда она поглощается с невероятной скоростью? Это проделки голода физического, низводящего человека при чрезвычайных обстоятельствах до уровня собаки, обгладывающей кости и обливающейся слюной. Дефицит достоинства властвует в таком удовлетворении потребности, оттого и слишком много животного в человеке, когда он пробирается на кухню и хватает первое попавшееся со стола. Не то же самое делает обруганная человеком собака? Но в таком случае собаку выгоняют из кухни. А человека?..
Когда же душа уподобляется голодному желудку? В минуты голода душевного она ползёт по столу копеечного творчества и заражается инфекцией: копеечку многие подержали в руках, попробовали на зубок, удостоверившись в подлинности металла, и только после всех этих мытарств она попала к своему владельцу. Привычка, как известно, вторая натура. Душа всё чаще радуется копеечкам, даже не помышляя о существовании рублей. Со временем нищета обзаводится собственной кухней, на которой в убогих грязных котлах из объедков и эрзаца высоких чувств готовятся самые мерзкие похлёбки. Счастье и удача собаки в том, что она избавлена от необходимости питаться заменителями еды: невинное, гармоничное и «слишком природное» животное не достойно смерти от крысиного яда.
Как же не допустить оскотинивающего голода двух типов, а именно физического и душевного?
Предусмотрительными изобретено трёхразовое разнообразное питание, а эстетствующими и предприимчивыми — ресторан. Но если цены доводят желудок до изжоги, то почему бы не довести до ресторана хотя бы свою душу?
О кухонном императиве
Каждая вещь существует по своим собственным законам; есть свой закон и у кухни, который разумно проистекает из предосторожности, из жизненно необходимого вопроса: что для любой кухни опаснее всего?
Сильнейшим землетрясением в двенадцать баллов для кухни я считаю двух женщин, готовящих вместе. Слишком тесно для каждой помещение, слишком назойлива близость друг друга. И даже если бы кухня представляла собой огромную пустыню, они бы нашли оазис — плиту, например, — и превратили бы его в яблоко раздора. Кухня требует абсолютной власти одной, грубого деспотизма; парламент для неё губителен. И только при такой форме правления народ сыт и доволен.
Не напоминают ли женщин на кухне два твёрдых характера, волей случая решивших испечь творческий пирог? Вместо удивительно вкусных яблок, сочной вишни и сладкой малины начиняют они свои пироги удивительно вкусным себялюбием, сочными спорами и сладкими фантазиями. Вверх дном переворачивается кухня творческой мысли, раздираемая лицемерной междоусобной войной: соль подменяется сахаром, ложка превращается в вилку, каждый незаметно кормит «коллегу» с ножа, втайне надеясь отрезать ему язык за несговорчивость.
Вредны для желудка публики такие пироги: они вызывают рвоту.
Вредны для поваров искусства любые помощники: они вызывают раздражение.
Пусть каждая женщина да имеет собственную кухню, и пусть каждый твёрдый характер готовит пироги искусства по собственным рецептам на собственной кухне!
Свидетельство о публикации №218100501153