Последний пациент. Часть третья - галлюциногенная

                =1=
   Казалось, что лестница ведёт прямо в преисподнюю. Один за другим рядом проносятся все круги ада, и вот уже близится самый последний, девятый  - ледяное озеро Коцит, где вмёрзшими в лёд по шею томятся люди, предавшие своих родных и близких. Надежде хотелось закричать во весь голос, что она никого не предавала, а в том, что случилось с её покойным мужем, она не виновата. Но женщина лишь ещё больше сжимала губы и сохраняла молчание. “Зачем врать, тем более самой себе?” – думала она при этом.
   Ступеньки закончились именно в тот момент, когда мужество Надежды подошло к концу. Если бы  женщине пришлось сделать ещё хоть один шаг вниз, она точно бы не выдержала и повернула обратно. Луч фонарика выдернул из темноты помещение, захламлённое списанной мебелью и множеством картонных коробок. На противоположной стороне виднелось несколько дверей.  Надежда вспомнила, как пугал молодых медсестёр завхоз Николай Валерьевич,  рассказывая, что в подвале больницы немудрено и заблудиться. Где же тут искать необходимые ей лекарства? Надежда начала открывать коробки и заглядывать в них. Всё не то - какие-то пожелтевшие бумаги, книги, посуда, груды тряпья. Наскоро обследовав первое помещение, женщина перешла в следующее. Там даже не было коробок – всё оно было заполнено трухлявыми стульями. В третьей комнате женщина обнаружила пирамиду, составленную из прикроватных тумбочек, в четвертой - сами кровати. Надежда всё дальше и дальше забиралась в подвал.  Наконец-то ей снова стали попадаться коробки и в одной из них она действительно нашла лекарства. Это были пачки с таблетками аспирина, конечно же просроченными.
“Что я здесь делаю?” – подумала женщина. “Если я и найду что-нибудь из обезболивающего, то у этих лекарств наверняка будет истёкший срок годности. Иначе они бы просто не оказались в подвале”.
Ещё через пять минут своих поисков Надежда вдруг заметила, что луч света от фонарика стал немного тусклее.
 - Не хватало мне ещё того, чтобы остаться здесь в полной темноте, - прошептала Надежда. – Надо отсюда выбираться, и как можно скорее.
И действительно, женщина тут же развернулась и пошла в обратном направлении. В этот момент ей на глаза попалась дверь, на которой, в отличие от других, висел навесной замок.
- Если здесь и есть лекарства, то они за этой дверью.
Надежда стала говорить вслух главным образом для того, чтобы поддержать свою решимость. Батарейки в фонарике продолжали неумолимо разряжаться, и у женщины оставалось лишь несколько минут, чтобы что-то предпринять. Но что? Оглянувшись вокруг, она увидела стопку кирпичей, сложенных у стены. Недолго думая, Надежда отложила фонарик в сторону, схватила самый верхний камень, размахнувшись, ударила им по замку. Затем ещё и ещё. Кирпич крошился и трескался, а ещё через несколько ударов и вовсе разломился надвое. Женщина подобрала с пола следующий и продолжила своё противостояние с замком. Гулкие звуки от ударов нехотя расползались по подвалу. Когда уже стало казаться, что всё это бесполезно, случилось чудо – дужка замка надломилась и отлетела от корпуса. Надежда схватила фонарик и потянула дверь на себя.
 Открывшееся помещение было совсем небольшим, всё его пространство занимало несколько стоящих друг на друге металлических ящиков, покрытых толстым слоем пыли и паутины. Женщина провела рукой по крышке верхнего ящика, смахивая пыль. Появилась почти стершаяся, еле читаемая надпись. Надежда подсветила себе фонариком и с трудом прочла: - Собственность МО СССР.
“Министерство обороны? СССР? Это же сколько они здесь лежат?”
Удовлетворяя своё любопытство, женщина откинула скобы, фиксирующие крышку, и открыла ящик. Она была готова увидеть всё, что угодно – какие-нибудь противогазы или даже оружие с патронами, но вместо этого обнаружила именно то, что искала – пачки с ампулами, в каждой по пять штук. На упаковках, кроме надписи “Промедол”, больше ничего не было указано  – ни срока годности, ни способов применения, ни информации о производителе.
“Странно всё это”, - подумала Надежда, но всё же сунула несколько пачек с ампулами себе в карман. И почти тут же потух фонарик. Женщина осталась в темноте, такой чёрной, что в ней не было даже капли света. Липкой плёнкой тьма обернула Надежду, лишая её сил, высасывая из неё жизненные соки.  Ожили страхи и ужасные воспоминания.
                =2=
- Белка, помоги мне.
Хриплый шёпот, лихорадочный взгляд, исхудавшее лицо – всем своим видом Павел показывал, что он не собирается сдаваться и не хочет, чтобы сдалась она. Наивный романтик, он всегда верил в чудеса. Но Надежда знала – чудес не бывает. И даже операция, которую можно провести в одной из немецких клиник, не гарантирует и десятой доли успеха. Да и где взять денег на операцию? Начальство завода, где работал муж, всячески выказывало своё сочувствие, но помогать отказалось. Конечно, ребята с цеха сбросились, кто сколько мог, Виталик Дерябин, лучший друг Павла, передал ей конверт с деньгами. Надежда дрожащими руками пересчитала купюры и снова заплакала. Плакала в последнее время она очень много. Плакала дома, плакала в больнице, плакала, когда ходила по благотворительным фондам, где ей тоже отказывали.
- Девушка, - говорили ей. – Извините, но мы специализируемся на помощи деткам. Знаете, сколько детей сейчас болеет? А что ваш муж? Тридцать пять лет, смертельный диагноз практически без шансов, и дорогущая операция. Вместо этого мы гарантированно сможем помочь трём детишкам.
Всё вроде бы логично, но это лишь со стороны. А в душе Надежды – океан безысходности и медленно угасающая вера.
 - Белка, помоги мне.
А она не помогла. Был шанс, очень маленький, но всё равно был, а она сдалась, перестала верить в чудо, и лишь безучастно наблюдала со стороны, как он умирал. И знала, что всю свою оставшеюся жизнь будет себя за это корить. И что после смерти её ждёт ад, а если точнее, его девятый круг – ледяное озеро Коцит.

                =3=
Шаг за шагом пробиралась Надежда по тёмным помещениям подвала, выставив руки в стороны. Одной она придерживалась за стену, другую, вытянутую перед собой, использовала для того, чтобы не наткнуться на что-нибудь в темноте. На ощупь стена была очень холодной. Казалось, что если ненароком прижмёшься к ней всем телом, то она распахнёт свои мёрзлые могильные объятия и уже никогда не отпустит.  Сколько продолжалась эта прогулка? Двигалась ли она в правильном направлении? Женщина почувствовала, что у неё заканчиваются силы, и физические, и моральные. Из глаз хлынули слёзы, Надежда опустилась на корточки и обхватила голову руками.
- А-а-а-а, - завыла она. Зловещим эхом отражались от стен звуки её плача и в бешеной пляске кружились вокруг.  В этот момент кто-то тронул её за плечо. Плач резко оборвался. Кожа покрылась мурашками, сердце забилось в учащенном ритме – ещё чуть-чуть и выскочит из груди.
“Я схожу с ума”, - подумала Надежда, но всё же обернулась назад.
Перед ней стоял её муж.  От него исходило слабое сияние, в полной темноте, окружавшей его, он был похож на светлячка.
Женщина попыталась встать, но безрезультатно, её тело словно одеревенело.
- Паша, - зашептала она. – Павлуша, родной, прости меня.
Её муж улыбнулся такой знакомой улыбкой. Надежда вновь заревела, потом оцепенение, охватившее её, вдруг куда-то пропало, женщина завалилась на бок, потом и вовсе упала на пол. Скрючившись в позе эмбриона, она ломала ногти об холодный бетон.
- Прости меня, - то ли кричала, то ли шептала она.
А Паша так и не произнёс ни слова. Зато зачем-то поднёс ладонь к уху. Вначале Надежда не поняла этого движения, потом вспомнила, что раньше у них с мужем была своя система знаков. Ладонь к сердцу – я тебя люблю, ладонь ко лбу - я о тебе думаю, ладонь к уху – позвони мне.
- О боже, вот я дура, дура, дура. У меня в кармане лежит телефон, а я брожу тут на ощупь.
Силы вернулись к ней, женщина поднялась с пола, опустила руку в задний карман джинсов, нащупала мобильник.
- Спасибо, родной, - прошептала она.
Сияние, исходившее от мужа, начало меркнуть, ещё немного, и его образ растворился во мраке. Но в самое последнее мгновение Надежда увидела, как Павел приложил ладонь сначала ко лбу, потом к сердцу.
- И я тебя люблю, родной, - одними губами произнесла женщина. В этот момент лёд озера Коцит дрогнул и наконец-то выпустил её из своих холодных объятий.
                =4=
Окровавленными пальцами Надежда включила мобильник. Индикатор зарядки на экране показывал лишь девять процентов. Хватит, но совсем  ненадолго. Найдя в приложениях фонарик, активировала его. Яркий свет ослепил женщину, заставил её на какое-то время прикрыть рукою глаза. Зато когда она наконец-то смогла осмотреться вокруг, из её груди вырвался вздох облегчения.  Прямо рядом с Надеждой возвышались ряды сложенных одна на другую больничных кроватей. Получалось, что она практически добралась до выхода из подвала, ей оставалось преодолеть лишь несколько помещений. Через минуту женщина уже поднималась по лестнице.
   Серафима Ивановна с изумлением взирала на появившуюся  из двери  Надежду. Выглядела она не ахти: джинсы перепачканы в грязи,  в волосах -паутина, на руках – кровь. И в то же время что-то неуловимо изменилось в самой женщине. Серафима Ивановна не понимала, что именно, а вот если бы на Надежду сейчас взглянул Марк Островский, он бы заметил одну, но очень важную деталь – из глаз женщины  необъяснимым образом безвозвратно исчезла вселенская грусть.
- Что случилось, Наденька? – спросила Серафима Ивановна.
Старшая медсестра отвечать не стала, лишь отмахнулась, мол, всё в порядке, зато вытащила из кармана три пачки с ампулами.
- Нашла лишь это. Правда, никакой маркировки и срока годности, и почему-то на ящиках, где лежали лекарства, стояла надпись, что они принадлежат министерству обороны СССР.
- Промедол, - прочла Серафима Ивановна. – Тогда ничего удивительного здесь нет. Ты знала, что промедол активно использовался в советской армии в качестве обезболивающего? Шприц-тюбики с этим препаратом лежали в каждой армейской индивидуальной аптечке. Сколько таких уколов в своё время я сделала нашим ребятам в Афгане.
- Вы воевали в Афганистане? – не смогла сдержать своё удивление Надежда. Про этот пункт в биографии Серафимы Ивановны она никогда не слышала.
- Не воевала, а служила по контракту в должности медсестры. Хотя если честно, когда шла в военкомат, надеялась, что меня отправят в Германию. Но получилось, как получилось.
- А что насчёт срока годности промедола? Наверняка же уже истёк? – после некоторой паузы спросила Надежда.
- У ампул – пять лет. Конечно, истёк. Но я тебе скажу, что как-то в Джелалабаде мне пришлось делать уколы промедолом со сроком годности, который истёк пятнадцать лет назад. И ничего, никто не умер.
Серафима Ивановна о чём-то задумалась, вероятно, предалась воспоминаниям. Потом, словно очнувшись, взглянула на часы.
- Надюша, наши больные уже  полчаса как без догляда. Пошли обратно в отделение.
- А что делать с этим? – старшая медсестра указала на пачки с ампулами.
- Что-что? Колоть.


Рецензии