Мятеж. Глава вторая

Николай  поднял  бокал:
          -   С  новым  годом  мои  дорогие.  Дай  бог,  чтобы  он  был  легче  предыдущих.
          -   Я  уже  стала  бояться  прихода  Нового  года,  -  не  выдержала  Зина,  -  каждый  новый  год  приносит  свои  беды.  В  восемнадцатом  году  умер  папа,  в  девятнадцатом  году  погиб  Саша,  и  умерла  мама,  в  прошедшем  году  погиб  Андрей,  кто  следующий?
          -   От  судьбы  все  равно  не  уйдешь,  -  философски  заметил  Федя,  -  кому  суждено  быть  повешенным,  тот  не  утонет.
          -  Не  повезло  России,  -  заметил  Николай,  -  она  попала  в  разлом  социальных  пластов.
          -  Да,  кто  был  ничем,  тот  станет  всем  и  называется  это  диктатурой  пролетариата,  -  вставил  Федор.
           -   Скорей  уж  диктатурой  бандитов,  посмотрите,  кто  сидит  в  Кронштадтском  совете,  а  ставленник  Троцкого,  командующий  Балтфлотом,  Федор  Раскольников  -  ему  только  топора  не  хватает.  Они  со  своей  супругой,  Ларисой  Рейснер,  тот  еще бандитский  дуэт  составляют.  Она  выясняет,  у  кого  из  старых  спецов  остались  драгоценности  и  ценные  вещи,  он  объявляет  его  врагом  народа,  участником  заговора.  В  результате  жертва  отправляется  в  ЧК,  а  ценности  реквизирует  окружение  Раскольникова,  -  выпалила  Зина.
Последние  три  года,  прошедшие  после  октябрьского  переворота,  она  воспринимала  как  страшный  сон.  Ей  казалось,  что,  однажды,  она  проснется  в  отцовском  доме,  на  Павловской,  и  все  будут  живы,   и  все  ужасы  последних  лет  окажутся  просто  дурными  сновидениями.
      -   Видел  я  его.  В  ноябре  он  с  дружками  приезжал  инспектировать  наш  корабль.  Инспекция  броненосца   свелась  к  пламенной  революционной  речи  с  последующим  исследованием  винного  погреба.  Ночью  его,  как  бревно,  отнесли  в  шлюпку,   -   с  презрительной  улыбкой  ответил  Николай.
      -   Про  эту  парочку  матросы  рассказывали,  -  вступил  в  разговор  Федя,  -  летом   Рейснер   разгуливала  по  заливу  на  императорской  яхте,  ела – пила  на  царской  посуде,  те  еще  замашки.  На  яхте  принимали  новых  вождей  и  других  нужных  людей.  Прислуживали  ей  матросские  жены  и,  если  что  не  так,  таскала  их  за  волосы,  била  по  щекам  не  хуже  « Салтычихи».  Матросы  на  них  дюже  злые.  Удивительно,  как  до  сих  пор  на  штыки  не  подняли.
      -   Может  скоро  и  поднимут.  Атмосфера  в  Кронштадте    напоминает  семнадцатый  год,  только  тогда  большевики  верховодили,  а  сейчас  их  вот – вот  стрелять  начнут,   -   задумчиво  произнес  Николай
      -   И  скорей  бы  уж  начали,  -  не  выдержала  Зина,  -  все  наши  беды  от  них.  Из –за  них  папа  с  мамой  умерли ,  они  Сашу  убили,  даже  Андрея,  который  им  верой – правдой  служил,  подло,  исподтишка  убили.  Помните,  в  ноябре  приезжал   сослуживец   Андрея,  комполка  его  дивизии  Урджумцев?  Он  же  ясно  сказал,  что  в  Андрея  стрелял  никакой  не  польский  снайпер,  а  стреляли  со  своего  берега,  в  спину,  и  убили  его,  очевидно,  из - за  того,  что  он  обвинил  Тухачевского  и  большевистских  вождей  в  гибели  русских  войск  под  Варшавой.   Чтобы  избежать  возможных  волнений  в  дивизии  и  среди  белорусских  крестьян,  которые  считали  его  героем,  эти  подлецы  наградили  его  орденом  Красного  знамени  посмертно.  Подлые,  низкие  люди…   
      Зина  закрыла  лицо  руками  и  заплакала.
      -   Полно,  полно,  -  Николай  обнял  ее  за  плечи,  -   сегодня  все – таки  Новый  год,  давайте  лучше  споем,  как  раньше.  Федор,  возьми  гитару.
      -   Феденька,  давай  любимый  мамин  романс,  -  всхлипнула  Зина.
      Федя  пробежался  по  струнам,  чуть – чуть  подтянул  колки  и  запел  негромким  баритоном:
      -   Помнишь  скамейку  в  саду  под  сиренью,
          Слушали   песнь  соловья.
          Ты  мне  шептала  страстная,  нежная:
          Верь  мне,  навеки,  навеки  твоя…

      Неожиданно  он  ударил  ладонью  по  струнам:
      -   Сволочи,  они  не  только  убивают  нас,  отнимают  наше  имущество.  Они  хотят  отнять  наши  души,  они  отнимают  нашу  музыку.  Недавно  я  видел,  как  отряд  рабочих – красногвардейцев  марширует  под  музыку  этого  романса,  только  слова  у  них  свои  были.
      И  Федор  запел  «козлетоном»,  нарочито   картавя:
     -   Слушай,  рабочий  -  война  началася.
         Бросай  свое  дело,  в  поход  собирайся!
         
          Смело  мы  в  бой  пойдем
          За  власть  Советов,
          И,  как  один,  умрем
          В  борьбе  за  это.

Все,  даже  Зина,  рассмеялись  и  Николай  резюмировал:
      -   Ничего  удивительного,  музыкального  образования  у  них  ни  у  кого  нет,  зато Демьян  Бедный  каждый  второй.
А  скинуть  Раскольникова  будет  не  просто,  у  него  везде  свои  люди.  Начальник  штаба,  Кукель,  его  приятель  еще  по  Каспийскому  флоту,  а  начальником  политотдела  он,  вообще,  своего  тестя,  Рейснера,  назначил.
Одна  надежда,  что  большевички  перегрызутся  между  собой  и  сожрут   друг  друга,  как   пауки  в  банке.    У  них  в  партии,  я  слышал,  серьезные  трения  между  сторонниками  Ленина  и  Троцкого,  и  Раскольников,  вместо  восстановления  флота,  занят  исключительно  политическими  играми.   Даст  бог,  заиграется.  Он  ставленник  Троцкого,  и  хочет  доказать  ему,  что  он  более  святой,  чем  папа  римский.
       Этот  бездельник  инициировал  дискуссию  партактива  флота  о  профсоюзах,  которая  назначена  на  десятое  января.  Можно  подумать,  что  у  большевиков  других  проблем   на  флоте   нет.
       Вечером  следующего  дня,  после  дискуссии,  Федя  пришел  домой  возбужденный,  его  так  и  распирало  поделиться  с  родными  новостями:
       -   Сегодня  в  кубрике  матросы  говорили  только  о  вчерашней  дискуссии.  Позицию  Ленина  отстаивал  комиссар  флота  Кузьмин,  за  него  было  большинство,  и  они  размазали  Раскольникова.  С  профсоюзов  только  начали,  а  потом  ему  припомнили  все:  и  развал  флота,  и  сдачу  англичанам  без  боя  эсминца  «Спартак»,  и  необоснованные  аресты  спецов,  и  императорскую  яхту.  На  имя  председателя  совета  народных  комиссаров  составили  письмо  от  коммунистов  флота  с  требованием  убрать  Раскольникова,    с   перечислением  его  «заслуг».
      
        Зима  двадцатого  -  двадцать  первого  годов  выдалась  на  редкость  холодной.  Два  оставшихся  в  Кронштадте  боевых  корабля  -  линкоры  « Петропавловск»  и     «Севастополь»   вмерзли  в  лед,  заледенели.  Лед  был  везде:  на  бортах,  на  палубе.  С  палубных  построек,  мостика,  лееров,  со  стволов  мощных  двухсот  и  трехсот  миллиметровых  орудий  свисали  огромные  сосульки.               
        Страшней  морозов  была  другая  беда  -  в  Кронштадте  подошли  к  концу  запасы  угля.   В  феврале  перед  населением  Кронштадта,  моряками  линкоров,  защитниками  фортов  замаячила  перспектива  гибели  от  переохлаждения,  так  как  моряки  и  солдаты  гарнизона,  сидящие  в  городском  Совете,  и  моряцкое  вече,  управляющее  жизнью  линкоров,  за  революционной  болтовней,  забыли  о  пополнении  запасов  топлива  на  складах  города  и  на  кораблях.  Да  это  новое  чиновничество  никто  и  не  учил,  как  обеспечивать  жизнь  города  и  флота  в  эпоху  военного  коммунизма,  когда  были  полностью  отменены  товарно-денежные  отношения,  и  на  смену  им  пришло  централизованное  распределение  национального  продукта.
       Рабочий  на  заводе  за  свою  работу  получал  не  деньги,  а  карточки  на  продукты,  топливо,  одежду.  Все  было  рассчитано  по  минимальной  норме,  так,  чтобы  у  рабочего  хватало  сил  стоять  у  станка,  и  чтобы  не  умерли  с  голода  его  дети.  Беда  в  том,  что  в  этой  централизованной  цепочке  распределения  частенько  бывали  сбои,  и  невозможно  было  отоварить  карточки  и  так  рассчитанные  по  минимуму.                После  национализации  собственности  в  Кронштадте,  да  и  по  всей  стране,  не  работали    канализация,  котельные,  и  в  дома  не  подавалось  централизованное  тепло.  Повезло  жильцам,  в  чьих  домах    были  печи,  тем,  у  кого  не  было  этого  достояния  цивилизации,  приходилось  довольствоваться  буржуйками,  которые  вытягивали  дымящиеся  железные  трубы  в  форточки,  или  в  специально  вырезанные  отверстия  в  окнах  и  стенах.
       Если  до  семнадцатого  года  состоятельные  люди  дарили  друг  другу  золото,  бриллианты  и  другие  предметы  роскоши,  то  теперь  самым  ценным  подарком  было  топливо.  Вот  идет  бывший  буржуй  в  гости  и  несет  подмышкой  березовое  полено  или  пакет  с  углем,  а  в  другой  руке  завернутая  в  газету  ржавая  селедка  или  вобла.
И  будет  у  них  в  этот  вечер  социалистическое  счастье:  и  тепло,  и  еда.  А  могло  и  не  быть!

       Еще  хуже  было  положение  в  деревнях.  У  крестьян,  под  предлогом  изъятия  излишков,  продовольственные  отряды  отбирали  все:  зерно,  скотину,  птицу,  обрекая  крестьян  на  голодную  смерть.   У  них  насильно  обобществляли  земельные  наделы  в  коммуны,  а,  в  последующем,  в  колхозы  и  совхозы,  запрещали  иметь  личный  скот,  торговать  выращенной  на  своем  участке  сельхозпродукцией.
       Большевики  объявили  войну  своему  народу,  стравливая  одни  слои  населения  с  другими.  Крестьяне  ненавидели  и  убивали  рабочих,  которые  в  продовольственных  отрядах  отбирали  у  них  хлеб,  а  наиболее  работящих  крестьян  и,  соответственно,  более  зажиточных,  отправляли  на  смерть  в  Казахские  степи  и  в  морозы  Сибири.  Рабочие  считали,  что  крестьяне  жируют,  в  то  время,  как  их  дети  пухнут  с  голода.
       Тяжелее  всего  было  положение  бывших  имущих  классов.  У  них  отобрали  недвижимость,  реквизировали  все  ценности,  а  у  тех,  кто  пытался  спрятать  золото  и  драгоценности,  добывали  их  пытками.  Наиболее  популярной  пыткой  была  следующая:  арестованных,  в  верхней,  теплой  одежде,  в  которой  их  вели  по  улице,  загоняли  в  небольшую,  битком  набитую  комнату  без  окон,  где  невозможно  было  ни  сесть,  ни  лечь,  и  оставляли  в  жаре,  духоте,  в  вони  от  собственных  испражнений  стоять  несколько  суток.  Люди  теряли  сознание,  у  кого-то  не  выдерживало  сердце,  и  они  умирали,  но,  зажатые  толпой,  продолжали  стоять.  Время  от  времени  дверь  открывалась,  инквизиторы  вытаскивали  трупы  и  добавляли  свежий  «материал»,  после  чего  пьяный  чекист  в  матросском  бушлате  спрашивал:
       -   Ну,  как,  господа  буржуи,  кто  желает  добровольно  выдать  награбленные  у  трудового  народа  «цацки»?
       И  всегда  находился  кто-то,  кто  был  не  в  состоянии  более  выдерживать  эту  муку,  и  он  отдавал  последнее,  свой  спасательный  круг,  ибо  рабочей  продовольственной  карточки  ему  было  не  положено.  Бывшему  дворянству,  буржуазии  и  части  интеллигенции,  которая  не  поддержала  октябрьский  переворот,  был  предоставлен  выбор:  замерзнуть  или  умереть  с  голода.
 Тех,  кто  упрямо  цеплялся  за  жизнь,  отправляли  на  перевоспитание  в  трудовые  коммуны.  Там  бывшие  хозяева  предприятий,  банкиры,  профессора  философии,  журналисты  и  писатели,  не  желающие  воспевать  ненавистную  им  Советскую  власть,  чистили  коровники  и  свинарники,  перебирали  гнилой  картофель  под  руководством  какого-нибудь  сельского  комсомольца  с  двумя  классами  церковно-приходской  школы.
      
Шел  естественный  отбор.  Наиболее  сильные  представители  бывшего  имущего  класса,  чтобы  выжить,  меняли  метрики,  паспорта,  фамилии,  биографии  и,  пользуясь  своим  интеллектуальным  превосходством,  устраивались  в  руководящие  органы  в  промышленности,  в  партии,  в  госаппарате,  в  армии,  в  милиции  и,  даже  в  органах  госбезопасности.  Так  большевики  сами  создали  пятую  колонну.
       Это  послужило  одной  из  причин  чисток  и  массовых  репрессий  тридцатых – сороковых  годов,  в  результате  чего  пострадали  миллионы  безвинных  людей.
       И  даже  на  войну  с  СССР  Гитлер  решился,  потому,  что  рассчитывал  на  помощь пятой  колонны.  Недаром  он  называл  Советскую  Россию  колоссом  на  глиняных  ногах.
       Но  немецкая  разведка  переоценила  силу  пятой  колонны  и  недооценила  патриотизм,  самоотверженность  и  массовый  героизм  русских  людей.  С  началом  войны  миллионы  людей  забыли  об  обидах,  нанесенных  им  Советской  властью,  и  встали  на  защиту  отечества.

       Но  все  это  было  потом,  а,  тогда,  в  двадцатые,  народ  оказывал  сопротивление  большевикам,  захватившим  власть,  и  проводимой  ими  политике  военного  коммунизма.  В  июле  1918  года  эсеры  попытались  вернуть  упущенную  ими  в  октябре  семнадцатого  власть,  но  восстания  в  Москве  и  в  Ярославле  были  быстро  подавлены.
Не  было  у  эсеров  партии  с  такой  железной  дисциплиной,  какая  была  у  большевиков  в  октябре  семнадцатого  года,  и  не  было  лидеров  уровня  Ленина,  Троцкого,  Сталина.
       Но  по  всей  стране  полыхали  крестьянские  восстания.  Особенно  мощное  движение  было  в  тамбовской  области,  известное  как  антоновский  мятеж,  которое  продолжалось  несколько  лет,  и  которое  большевикам  удалось  задушить  только  в  1921  году,  после  использования  химического  оружия  и  регулярных  войск.
       Были  восстания  в  армии  и  на  флоте.  Во  время  гражданской  войны,  одетые  в  красноармейские  шинели  крестьяне  целыми  полками  переходили  на  сторону  белых  и,  если  бы  их  генералы  заняли  более  гибкую  и  прагматичную  позицию  в  отношении  крестьянства,  то  еще  неизвестно,  каков  был  бы  результат  гражданской  войны.
       Об  этом  говорят  и  Ижевско – Воткинское  восстание  фронтовиков,  и,  особенно,  Вешенское  восстание,  когда  большой  район  с  компактным  проживанием  казаков  отошел  под  знамена  генерала  Краснова,  при  этом  были  уничтожены  представители  власти,  назначенные   большевиками.

       На  Северо – Западе  крестьяне  тоже  не  хотели  воевать  за  большевиков.
Когда  генерал  Юденич  начал  свое  первое  наступление  на  Петроград  весной  девятнадцатого  года,  у  него  было  всего  4000  штыков  и  он  начал  наступление  на  полуторамиллионный  город,  который  защищал  десятитысячный  гарнизон  и  Кронштадтская  военно-морская  база,  на  которой  с  учетом  фортов  и  кораблей  находилось  около  тридцати  тысяч  моряков.
       Что  это  было?  Жест  отчаяния  или  точный  расчет?
       Однако,  как  только  войска  Юденича  приблизились  к  Петрограду,  на  их  сторону  начали  переходить  защитники  гарнизона,  пришли  тысячи  крестьян,  озлобленных  большевистскими  продотрядами.  Семеновский  полк,  посланный  на  защиту  города,  с  развернутыми  знаменами,  под  барабанный  бой  перешел  на  сторону  белых.
       Часть  моряков  балтфлота  также  выступили  против  большевиков:  восстали  форты  Красная  горка  и  Серая  лошадь. 

       Ленин,  который  кожей  чувствовал  опасность,  тут  же  издал  декреты  « Все  на  борьбу  с  Юденичем»,  « Все  на  защиту  Петрограда».  И  несмотря  на  то,  что  на  востоке  шли  тяжелые  бои  с  Колчаком,  с  юга  на  Москву  шли  войска  Деникина,  на  Дону  полыхал  белогвардейский  мятеж,  на  Украине  и  в  Белоруссии   шла  война  с  поляками,  большевикам  удалось  подтянуть  верные  им  войска,  и   Юденичу   пришлось  отступить  за  границу  Эстонии.  При  этом  численность  его  войск  была  в  несколько  раз  выше,  чем  та,  с  которой  он  начинал   движение  на  Петроград.
       Параллельно  с  укреплением  обороны  города,  большевики  послали  в  Кронштадт  и  на  корабли  балтийского  флота  своих  агитаторов.  В  результате  мятежные  форты  были  подавлены  моряками  Балтфлота.  Несколько  тысяч  оставшихся  в  живых  мятежников  влились  в  состав  войск  Юденича.

       За  полтора  года,  прошедшие  после  этих  событий,  ситуация  в  стране  еще  больше  обострилась.
       Страна  не  работала,  а  воевала.  Валовой  доход  упал  в  несколько  раз  в  сравнении  с  довоенным  периодом.  На  горизонте  маячил  голод.  Первые  голодные  смерти  были  среди  многократно  обобранных  крестьян.  Нормы  по  рабочим  карточкам  были  сокращены  до  предела.  В  ЧК  ежедневно  расстреливались  десятки  и  сотни  несогласных   жить  под   диктатурой  большевиков.
       За  три  года,  прошедшие  после  октябрьского  переворота,  почти  на  сто  процентов  поменялся  состав  матросов  в  колыбели  революции,  в  Кронштадте.  Основная  ударная  сила  большевиков  -  матросы   с   большевистско - анархическим  уклоном,  сложили  свои  буйные  головы  в  украинских  и  донских  степях,  на  просторах  Заволжья  и  Приуралья,  защищая  друг  от  друга  Кронштадт  и  Петроград.
       Новое  поколение  балтийских  матросов,  это  молодые  крестьянские  парни,  вкусившие  прелести  большевизма,  пострадавшие  от  политики  военного  коммунизма.  За  их  спинами  угнанные  в  Сибирь,  расстрелянные  большевиками  родные  и  близкие,
умирающие  с  голода  братья  и  сестры.  Они  пришли  во  флот  и  увидели  бездарное  руководство,  которое  интересовало  лишь  личное  обогащение,  пьянство  и  революционная  болтовня.  Флотом  никто  не  занимался,  и  даже  в  холодную  зиму  1920/1921г  его  оставили  без  топлива:  линкоры  вмерзли  в  лед,  автоматическая  подача  снарядов  из  погребов  не  работала,  и  полутонные  снаряды  для  305мм  орудий  приходилось  поднимать  вручную,  так  что  говорить  о  скорострельности  не  приходилось.  Если  бы    на  рейд  Кронштадта  забрел  вражеский  эсминец,  то  мощные  линкоры  стали  бы  его  легкой  добычей.

       Словом,  достаточно  было  спички,  чтобы  вспыхнул  антибольшевистский  мятеж,  и
 даже  снятие  в  конце  января  Раскольникова   с  должности  командующего  Балтфлотом  уже  не  снижало  напряженности.
        Этой  спичкой  стали  голодные  бунты  Петроградских  рабочих  в  январе – феврале  1921  года.   В  конце  февраля  митинг  матросов  « Петропавловска»  решил  послать  делегацию  к  бастующим  рабочим  Петрограда.  Там  матросы  узнали,  что  забастовки  подавлены,  а  лидеры  бастующих  в  ЧК.
         Двадцать  восьмого  февраля  состоялось  собрание  команд  линкоров  «Петропавловск»  и  «Севастополь» , на  котором  было  принято  решение  поднять  восстание  против  узурпировавших  власть  большевиков  и  была  принята  программа,  включающая  в  себя  следующие  лозунги:
       -   перевыборы  Советов  и  исключение  из  них  коммунистов;
       -   власть  Советам,  а  не  партиям;
       -   упразднение  большевистских  комиссаров;
       -   свобода  деятельности  всех  социалистических  партий;   
       -  свобода  слова,  собраний;
       -   обеспечение  свободы  торговли; 
       -   разрешение  кустарного  производства  без  наемного  труда;
       -   разрешение  крестьянам  пользоваться  своей  землей  и  распоряжаться  продуктами  своего  хозяйства;
       Известие  о  начале  восстания,  его  программе  и  целях  было  передано  на  весь  мир  с  мощных  корабельных  радиостанций.  Еще  свежа  была  память,  как  в  семнадцатом  году,  три  тысячи  кронштадтских  матросов,  по  призыву  большевиков,  заняли  трехмиллионный  город  с  десятками  тысяч  вооруженных  людей,  совершили  госпереворот  в  пользу  большевиков,  и  в  течение  трех  недель  удерживали  власть,  пока  большевики  не  создали  свои  вооруженные  силы.  Сейчас  моряков  на  кораблях  и  в  фортах ,  вместе  с  солдатами  гарнизона,  было  в  шесть  раз  больше,  и  они  чувствовали  свою  силу,  Петроградский  гарнизон  сочувствовал  кронштадтцам,  и,  в  определенных  условиях,  мог  их  поддержать.  Рабочие  Петрограда  только  что  проводили  антибольшевистскую  забастовку,  и  на  ряде  предприятий  она  еще  не  закончилась.  Крестьяне  только  и  ждали  сигнала,  чтобы  поднять  на  вилы  своих  зарвавшихся  большевистских  начальников.   Находящийся  в  эмиграции  лидер  эсеров,  Чернов,  передал,  что  готов  оказать  экономическую  и  военную  помощь  восставшим.  Могло  полыхнуть  по  всему  Северо-западу.               
       Первого  марта  на  Якорной  площади  Кронштадта   собрался  митинг  моряков,    жителей  и  солдат  гарнизона.  Все  ждали  Ленина,  ведь  для  него  они  брали  власть  три  года  назад,  ему  они  ее  вручили.  Все  ждали,  вот  приедет  Ленин,  ему  расскажут  о  всех  безобразиях,  которые  творят  здесь  его  наместники,  и  все  наладится.  Ведь  Ленин  так  радеет  за  трудящегося  человека,  за  простого  матроса,  солдата.  Вот  все  и  разрешится,  и,  дай  бог,  обойдется  без  крови.  Кровь  никому  не  нужна!
       Но,  Ленин  не  приехал.  Вместо  себя  он  послал  члена  ВЦИК,  Калинина.  Почему  его?  Да,  потому,  что  он  из  крестьян,  а,  значит,  легче  подберет  ключик  к  матросам,  вчерашним  крестьянам.   Обиженные  кронштадтцы  встретили  его  свистом.
       -   Власть  Советам,  а  не  партиям,   -   скандировала  Якорная  площадь,  не  давая  Калинину  говорить.  Увещевания  его  никто  не  слушал.  В  конце  концов,  он  сорвался:
        -   Кровью  умоетесь,   -  прокричал  он  митингующим,  и,  под  свист  и  улюлюканье  толпы,  бежал  с  трибуны.
       Прогнав  Калинина,  митинг  выбрал  Временный  Революционный  Комитет,  ВРК,  во  главе  с  писарем  линкора  «Петропавловск»,  Степаном  Петриченко.  По  составу  членов  ВРК:  матрос  Яковенко,  машинный  старшина  Архипов,  мастер  электромеханического  завода  Тукин,  заведующий  третьей  трудовой  школой  Орешин  -  было  видно,  что  это  рядовые  матросы  и  технические  специалисты,  отражающие  чаяния  простых  людей.
       Тем  не  менее,  большевики  в  Петрограде  пустили  дезинформацию,  что  Кронштадт  во  власти  белых,  и  мятеж  возглавил  генерал  Козловский.  При  этом  они  арестовали  жену  и  детей  генерала,  а  родственников,  в  том  числе  и  дальних,  отправили  в  Архангельскую  губернию.
       Петроград  и  губерния  были  объявлены  на  осадном  положении.  Демьян  Бедный  тут  же  разразился  разгромным  стихотворением  на  первой  полосе  «Правды»:
       -   Все  те  же  игроки  -  враги  Советской  власти.
           Предатели,  офицера,  дворянские  сынки  -  минувшего  обломки….
       В  ответ  на  действия  большевистского  руководства,  ВРК  Кронштадта  арестовал  комиссара  флота  Кузьмина  и  председателя  Кронштадтского  Совета  Васильева.    Понимая,  что  без  крови  теперь  уже  не  получится,  что  придется  воевать,  и  воевать  по-взрослому,  ВРК  решил  организовать  штаб  обороны,  в  который  пригласили  бывших  офицеров  царской  армии.  В  состав  штаба  вошли:  бывший  капитан  Соловьянинов,  бывший  контр-адмирал  Дмитриев,  офицер  генштаба  царской  армии  Арканников  и  нынешний  командующий  артиллерией  крепости,  бывший  генерал-майор  Козловский.  Штаб  возглавил  капитан  Соловьянинов,  несмотря  на  то,  что  он  в  этой  компании  был  низшим  по  званию.  Сейчас,  спустя  три  года  после  октябрьского  переворота,  бывшие  звания  играли  меньшую  роль,  чем  авторитет  у  матросских  масс,  нынешнего  варианта   «Запорожской  Сечи».
  Командующий  артиллерией  Козловский  до  последнего  отказывался  примкнуть  к  мятежу,  так  как  он  в  восемнадцатом  году  дал    Дзержинскому   слово  чести  верой  и  правдой  служить  большевистской  революции,  и,  потому,  не  был  расстрелян  надо  рвом  у  Якорной  площади  вместе  с  адмиралом  Вереном  и  другими  высшими  офицерами  флота.  И  только  когда   узнал  об  аресте  семьи,  и  о  том,  что  из  него  сделали  козла  отпущения,  он  согласился  войти  в  штаб  обороны.
       Все  офицеры  понимали,  что,  участием  в  работе  штаба  обороны,  они  подписывали  себе  смертный  приговор.   Единственный  шанс  выжить  -  взять  Петроград,  объединить  всех  недовольных  большевиками  и  исправить  ошибку,  допущенную  матросами  в  семнадцатом  году.  На  первом  же  совместном  заседании  штаба  обороны  и  ВРК,  Соловьянинов  с  Козловским  попытались  убедить  Петриченко  и  других  членов  ВРК  в  необходимости  принятия  срочных,  превентивных  мер,  пока  большевики  не  укрепили  свои  позиции  в  Петрограде:
       -   Степан  Макарович,   -   обратился  Козловский  к  Петриченко,   -   сейчас  позиции  большевиков  в  Петрограде  крайне  слабы.  Если  мы  выступим,   Питерский  гарнизон  встанет  на нашу  сторону,  рабочие  дружины,  после  того,  как  ЧК  подавила  в  крови  рабочую  забастовку,  большевиков  не  поддержат.  Выступить  необходимо  не  позднее  завтрашнего  утра,  иначе  большевики    успеют  подтянуть  из  Москвы  верные  им  войска.
        -   Очевидно,  план  операции  у  Вас  проработан,  Александр  Николаевич?   -   поинтересовался  Петриченко.
       -   Безусловно.  Рано  утром,  а,  еще  лучше,  сегодня  вечером  мы  в  полном  составе,  оставив  только  артиллерийские  расчеты,  выступаем  на  Сестрорецк.  Через  четыре  часа  занимаем  город  и  станцию.  Реквизируем  весь  имеющийся  в  наличии  подвижной  состав,  и,  через  два  часа,  мы  в  Петрограде.  Здесь  все  распределяются  по  группам,  во  главе  каждой  стоит  офицер,  который  уже  получил  от  меня  конкретное  задание.  Таким  образом,  почти  одновременно,  мы  арестовываем,  а,  в  случае  сопротивления,  уничтожаем  большевистский  Петросовет,  партшколу,  школу  красных  курсантов,  милицию,  и,  самое  главное,  ЧК.  В  здании  ЧК,  на  Гороховой,  томятся  сотни  противников  большевиков,  которые  помогут  нам  найти  и  ликвидировать  большевистских  лидеров.
       На  Николаевский,    Витебский,  Варшавский  и  Балтийский  вокзалы  мы  пошлем  по  роте  пулеметчиков  на  случай  прибытия  помощи  большевикам  из  Москвы  или  из  Минска.  В  Петроградский  гарнизон  сразу  пошлем  представителей   для  решения  вопроса  их  воссоединения  с  нами.  Судя  по  предварительным  переговорам,  они  перейдут  к  нам  в  полном  составе,  а  это,  как-никак,  десять  тысяч  штыков.
       Занимаем  редакции  всех  основных  газет  в  первые  же  часы,  и,  на  следующий  день,  во  всех  газетах  сообщение  о  том,  что  ненавистная  диктатура  большевиков  сброшена,  власть  переходит  к  народу,  а  осуществлять  ее  будет  Временный  революционный  комитет  во  главе  с  матросом  Петриченко.  Так  что  думайте,  Степан  Макарович,  кого  пригласите  в  состав  Петроградского  правительства.  В  этих  же  газетах  напечатаем  призыв  ко  всем  патриотам  России  вступать  в  ряды  народно-революционной  армии  для  борьбы  с   коммунистической   диктатурой.  По  радио  сообщим  всему  миру,  что  в  колыбели  революции,  Петрограде,  диктатура  большевиков  сброшена,  и  попросим  помощи  для  борьбы  с  Москвой.
       В  Китае,  Турции,  Греции,  в  старой  Европе   -   миллионы  эмигрантов,  горящих  желанием  вернуться  и  поквитаться  с  большевиками  за  поражение  в  гражданской  войне,  это  сотни  тысяч  обученных,  мотивированных  бойцов.
       Так,  когда  прикажете  выступать?
       В  зале  повисла  напряженная  тишина.  Члены  ВРК  переглядывались,  никто  не  решался  ответить  Козловскому.  Наконец,  заговорил  Петриченко:
       -   Я  думаю,  нам,  вообще,  не  надо  выступать.
       -   Объяснитесь,  Степан  Макарович.  Вас  не  устроил  план  операции?
       -   Да  нет,  Ваше  Благородие,  план  разработан  по  всем  правилам  военной  науки,  вашей  буржуазной  военной  науки.  Но,  есть  еще  вещи,  которых  вы  не  знаете.  Это  солидарность  трудового  человека:  рабочих,  крестьян,  солдат,  матросов.  Это  любовь  к  родине,  ответственность  за  ее  судьбу.
         Только-только  гражданскую  войну  закончили,  сколько  миллионов  человеческих  жизней потеряли,  в  стране  разруха,  голод,  а  вы  новую  войну  предлагаете,  почище  прежней.    В  гражданскую,  в  основном,  воевали  имущие  с  неимущими,  и  неимущие,  которых  было  абсолютное  большинство,  закономерно  победили,  изгнав  и  уничтожив  имущих.    Теперь  вы  предлагаете  внутриклассовую  войну,  чтобы  рабочий  стрелял  в  рабочего,  а  крестьянин  в  крестьянина  до  полного  уничтожения,  а  потом  вы  хотите  позвать  на  помощь  своих  белоэмигрантов,  чтобы  добили  тех,  кто  останется  в  живых.
       -   Товарищ  Петриченко,  я  таких  задач  не  ставил.  Разработанный  план  предусматривает  лишь  захват  Петрограда  и  объединение  антибольшевистских  сил.
       -   Вот-вот,  объединение!  Сейчас,  на  волне  недовольства  военным  коммунизмом,  против  большевиков  пойдут  миллионы,  и,  если  ты  пойдешь  на  Москву,  то  число  это  будет  расти  и  расти.  Но  и  большевики  уже  не  те,  что  в  семнадцатом  году.  У  них  сейчас  в  партии  около  миллиона  человек,  Красная  армия  несколько  миллионов,  а  сколько  миллионов  фанатиков  среди  рабочих  и  крестьян  их  поддерживает,  это  пока  неизвестно.  В  одном  я  уверен   -  Россия  эту  войну  не  переживет.  Вместе  с  белоэмигрантами  хлынут  в  Россию  охочие  до  наживы  иностранцы,  опять  будет  интервенция,  как  в  восемнадцатом  году,  только  защищать  Россию  будет  уже  некому.
        -   Но,  если  мы  не  возьмем  Петроград,  большевики  соберут  силы  и  раздавят  нас  как  клопов,  никого  не  пощадят.  В  крепости  нам  не  отсидеться,  погибнем  все,   -   отстаивал  свою  точку  зрения  Козловский.
        -   Пусть  лучше  погибнет  двадцать  тысяч,  чем  вся  Россия.
        -   Какой  смысл  было  поднимать  восстание,  если  мы  не  хотим  отбирать  власть  у  большевиков?   
        -   Видите  ли,  Александр  Николаевич,  восстание  во  многом  произошло  стихийно.  Это  как  вулкан,  в  котором  давление  превысило  предельные  значения,  и  он  взрывается  огнем,  дымом  и  лавой.  Я  согласился  встать  во  главе  восстания,  чтобы  попытаться  направить  его  в  нужное  русло,  чтобы  революционные  матросы  не  превратились  в  банду  грабителей  и  насильников.  И  я  думаю,  восстание  заставит  большевиков  понять,  что  проводимая  ими  политика  уничтожает  и  рабочий  класс  и  крестьянство,  и  приведет  к  гибели  страну.  Восстание  заставит  их  изменить  свою  политику.

       Утром,  первого  марта,  Зина  проснулась  около  девяти  часов.  Первый  день  весны встретил  ее  хмурым  рассветом.  Зина  поискала  в  душе  весеннее  настроение  и,  не найдя  ничего  подобного,  решила  еще  поваляться  и  понежиться  в  постели.
        Из  дремоты  ее  вывел  звенящий  колокольчик  в  прихожей.  Это  пришла  Даша, приходящая  домработница  и,  по  совместительству,  кухарка.  Даша  была  женой  одного  из  матросов  с  линкора   Петропавловск,  который  служил  в  команде  Николая. Они  были  одного  возраста  с  Зиной,  и  между  ними  сложились  отношения  не  как между  работницей  и  хозяйкой,  а,  скорей,  как  между  подругами.  Даша  с  шумом ворвалась  в  квартиру:
       - Зинаида Михайловна,  Вы  еще  спите?  Весь  город  собирается  на  Якорной площади.  Ночью  радиостанции  приняли  сообщение,  что  к  нам  из  Москвы  на переговоры  выехал  представитель  правительства.  Ой,  что  будет,  что  будет!  Все ждут Ленина!  Вы пойдете?
       - Ну, конечно, Даш. Подожди минуту, я оденусь.
       Якорная  площадь  встретила  девушек  сырым  ветром  и  взволнованной человеческой  толпой,  в  которой,  среди  черных  матросских  бушлатов, мелькали  серые шинели  гарнизонных  солдат,  и  пестрели  неформенной  одеждой  любопытные горожане. На  вновь  сколоченной,  невысокой  трибуне  стоял  неформальный  лидер восставших, писарь  с  линкора  Петропавловск,  матрос  Петриченко  в  окружении нескольких матросов. Под  одобрительные  выкрики  толпы,  он  зачитывал  собравшимся программу и цели восстания.      После  этого  он  рассказал,  как  делегация  матросов ездила  в  Петроград  и  узнала, как  была  подавлена  в  крови  забастовка  рабочих,  он рассказал, как  у  крестьян  забирают  землю  в  коммуны,  и,  не  разрешая  им  держать личный скот, обрекают  их  на голодную смерть. И  все  это делают  большевики,  которые называют себя властью рабочих и крестьян.
       Петриченко напомнил, что именно они,  революционные  матросы,  взяли власть в семнадцатом  году  и  доверили  ее  большевикам.  Очевидно, это  было  ошибкой, которую  сейчас  необходимо  исправить.
Шел  уже  двенадцатый  час. Толпа  шумела и волновалась, раздавались недовольные выкрики:
- Чего не едут- то, обещались  с  утра, а, сейчас, время к обеду….
- Ничего, мы подождем, лишь бы Ленин приехал. Пусть узнает, что его сатрапы здесь вытворяют.
- А ты думаешь, он не знает? По его указке все беззаконие творится.
- Вот приедет и спросим. Пусть отчитается перед народом, как он распорядился даденной ему властью.
- Мы как дали власть, так и обратно забрать могём.
Около  полудня  к  площади  подъехали  аэросани,  из  которых  выбрался интеллигентного вида  человек  в  очках  и  с бородкой,  на  нем  было  драповое  пальто  и высокая  каракулевая  шапка.  Его  сопровождали  два  солдата  в  буденовках  и  длинных шинелях.  В  руках  у  них  были  винтовки  с  примкнутыми  штыками.
Человек  поднялся  на  трибуну. Толпа  разочарованно  зашумела:
- Это не Ленин, а какой-то хрен.
- Я говорил, что Ленин  побоится  приехать.
- А  на кой  нам  этот  хрен?  Бей его!
И на трибуну полетели снежки. Человек, пытаясь привлечь  внимание  толпы,  поднял руку и прокричал:
- Я  кандидат  в  члены  политбюро,  Калинин  Михаил  Иванович.  Меня  прислал  Ленин. Я готов  выслушать  и  обсудить  ваши  требования.
Из  толпы  понеслись  крики:
- Катись  колбаской  по  Малой  Спасской!
- Почему  Ленин  не  приехал?
- Долой   коммунистов!
- Власть  Советам,  а  не  партиям!
Последний  лозунг  толпа  подхватила  и  начала  скандировать,  не  давая Калинину говорить. Разъяренный  Калинин  понял,  что  говорить  ему  не  дадут  и  контакта  с мятежниками  не  получится,  погрозил  толпе  кулаком  и,  крикнув:
-    Кровью  умоетесь, - скатился  с трибуны  и  уехал  под  свист  и  улюлюканье  толпы.
       Ленин,  не  хуже  матроса  Петриченко,  понимал,  чем  грозит  Кронштадтский   мятеж  партии  большевиков  и  России  в  целом.  Сразу  по  получении  радиограммы  о  начале  восстания,  его  целях  и  задачах,  было  созвано  экстренное  заседание  политбюро  ЦК   Российской  Коммунистической  Партии  большевиков.  Всю  ночь  четыре  еврея  и  грузин  (Зиновьев,  Каменев,  Ленин,  Троцкий,  Сталин)  гадали,  кто  мог  организовать  в  Кронштадте  восстание  моряков.  Вроде  все   политические  противники  убиты  или  в  изгнании,  на  флоте   всегда  было  сильно  влияние  большевиков,  и  сейчас,  в  Кронштадте,  около  одной  тысячи  коммунистов.  Комиссар  балтфлота  Кузьмин  -  проверенный,  опытный  политработник,  член  партии  с  девятнадцатого  года.
       И  тут  вспомнили:  а  начальник- то  артиллерии  Кронштадта,  Козловский  -  бывший  царский  генерал,  которого  в  восемнадцатом  году  Дзержинский  пожалел  и  не  расстрелял  с  другими  офицерами  флота,  и  даже  под  честное  слово  оставил  на  должности.
Ленин  облегченно  вздохнул:
       -   Вот  вам,  батенька,  и  объяснение,  оно  же  и  решение  проблемы.  Во  всех  газетах  объявить  немедля,  что  в  Кронштадте  контрреволюционный  мятеж,  который  организовали  недобитые  белогвардейцы  во  главе  с  царским  генералом  Козловским,  действующим  по  заданию  французской  разведки.  Петроград  и  всю  губернию  объявить  на  военном  положении.  Двинуть  туда  верные  войска,  укрепив  их  политработниками.  Всех  родственников  Козловского  взять  в  заложники.  И  пусть  стихоплеты  что-нибудь  напечатают  в  газетах  на  тему  мятежа.  На  переговоры  с  мятежниками,  полагаю,  надо  послать  Калинина.  Он  из  крестьян,  значит  легко  найдет  общий  язык  с  матросами  ( бывшими  крестьянами).   Ликвидацию  мятежа  предлагаю  поручить  товарищу   Троцкому.   Лев  Давидович  большой  дока  в  мероприятиях  такого  рода,   -   и  он  хитро  улыбнулся  Троцкому.
        Бронштейн  Лейба  бен-Давид,  в  миру  известный,  как  Лев  Давидович  Троцкий,  с  присущей  ему  энергией  принялся  за  дело.  Прежде  всего,  он  вызвал  из  Тамбовской  губернии  командарма  Тухачевского,  который  занимался  там  подавлением  Антоновского  мятежа.  Тухачевский,  которого  Троцкий  с  плохо  скрываемым  восхищением   называл  демоном  революции,  был  весьма  неоднозначной  личностью.  Безусловно,  талантливый  полководец,  выигрывавший  сражения  у  колчаковских  генералов,   громивший  тылы  деникинских  войск  на  Кубани,  испытывал  какой-то  животный  страх  перед  большевистскими  вождями.   Причина  его,  возможно,  скрывается  в  происхождении.  Тухачевский  происходил  из   обедневшего  старинного  дворянского  рода,  а  его  отец  женился  на  прачке  из  крестьян,  но  изумительной  красоты.  Это  давало  Тухачевскому  возможность  заявлять,  что  он  из  крестьян,  при  этом  он  всю  жизнь  боялся,  что  вскроются  его  дворянские  корни.  Как  часто  бывает  в  таких  случаях,  он  все  время  стремился  доказать,  что  он  «святее  папы  римского».
       Троцкий  частенько  ему  поручал  грязные  делишки  по  подавлению  крестьянских  волнений,   и  Тухачевский  выполнял  эти  поручения  с  особой  жестокостью,  расстреливая  тысячи  людей  без  суда  и  следствия,  расстреливая  крестьян  только  по  подозрению  в  участии  в  мятеже,  убивая  сотни  заложников.
       Он,  не  задумываясь,  выполнил  поручение  вождя:  проиграл  битву  под  Варшавой.   При  этом   погибли   десятки  тысяч  русских  солдат.  Но,  что  такое  сто  тысяч  русских  солдат  в  сравнении  с  мировой  революцией?  Для  большевиков  идея  всегда  была  дороже  человека.  Тухачевский  был  идеальный  исполнитель  ликвидации  Кронштадтского  мятежа.
        Ожидая  Тухачевского,  Троцкий  не  терял  времени.  Он  передал  в  Петроградскую  ЧК  указание  Ленина  об  аресте  семьи  и  родственников  генерала  Козловского  и  в  Петроградский  Совет  текст  ультиматума  Кронштадтским  мятежникам  о  безоговорочной  капитуляции,  при  невыполнении  которого  всем  грозила  смертная  казнь.         
        Кронштадтцы  спокойно  приняли  от  Петроградского  Совета  ультиматум  Троцкого.  На  собрании  матросов  было  принято  решение  держаться  до  последнего,  и  под  руководством  Козловского  стали  готовиться  к  обороне  острова.
        Мощные  береговые  батареи  острова  Котлин  и  окружающих  его  двух  десятков  насыпных  фортов  делали  крепость  Кронштадт  неприступной  с  моря.  Но  с  востока,  со  стороны  Петрограда,  крепость  была  не  защищена.  При  строительстве  оборонительных  сооружений  никому  в  голову  не  могло  придти,  что  опасность  Кронштадту  может  угрожать  со  стороны  города,  который  он  должен  был  защищать.  Предстояла  большая  работа  по  строительству  оборонительных  сооружений  на  восточном  берегу  острова,  по  передислокации  туда  хотя  бы  части  орудий,  более  легких  и  маломощных,  но  не  закрепленных  в  бетонных  казематах,  ориентированных  на  запад.
        Еще  одна  проблема,  осложняющая  оборону  острова  -  большая  толщина  льда,  возникшая  в  результате  морозной  зимы,  что  позволяло  атакующим  использовать  кавалерию  и  тяжелое  вооружение,  и  не  позволяло  защитникам  эффективно  использовать  вмерзшие  в  лед  линкоры.  Козловский  предложил  взорвать  лед  вокруг  острова,  чтобы  осложнить  атаки  на  остров,  и  освободить  от  ледового  плена  линкоры.  Необходимое  количество  мин  было  в  арсенале  крепости,  но  рота  минеров,  не  поддержавших  восстание,  отказалась  произвести  взрывные  работы.  Козловский  и  другие  офицеры  штаба  обороны  предлагали  силой  оружия  заставить  минеров  провести  взрывные  работы,  но  пацифистски  настроенные  члены  ВРК  их  не  поддержали.
           Передав  штабу  обороны  задачи  укрепления  обороноспособности  Кронштадта,  члены  ВРК  самоустранились  от  этих  проблем,  занявшись  хозяйственными  вопросами,  как  будто  им  была  отпущена  целая  жизнь,  а  не  дни  и  недели.  Тем  более,  что   за  три  года   большевистской  власти  вопросов  этих,  хозяйственных,  накопилось  на  десятилетия:  заводы  и  фабрики  стояли,  лишенные  специалистов  и  разворованные  в  период  революционного  экстаза,  центральное  отопление   в  дома  не  подавалось,  так  как  раньше  эти  работы  финансировались  хозяевами  жилья,  а  теперь  жилье  стало  общественным,  значит  ничьим.  Канализация  в  домах  не  работала,  и  новые  жильцы  многоквартирных  домов  справляли  нужду  в  соседних  дворах,  чтобы  в  своем  не  гадить.  В  результате  везде  была  грязь  и  нечистоты.  По  улицам  невозможно  было  ходить  -  везде  валялись  нечистоты,  старый  хлам,  обрывки  бумаг,  газет.
          Надо  было  произвести  инвентаризацию  складов,  чтобы  понять,  на  какое  время  хватит  продовольствия,  дров  и  угля  для  военных  и  для  гражданского  населения  города.
          Начать  Петриченко  решил  с  наведения  порядка  в  городе.  Через  газету  «Известия  ВРК»  он  призвал  граждан  Кронштадта  выйти  на  субботник  по  очистке  дворов  и  улиц.
          Зина,  которую  Даша  вытащила  на  субботник,  вечером  делилась  впечатлениями  с  мужем:
          -   Ты  знаешь,  Николя,  сегодня  творилось  что-то  необычайное.  На  улицы  высыпал  весь  город,  от  мала  до  велика.  На  уборку  нечистот  люди  пришли,  как  на  праздник.  Было  так  весело.  Все  шутили,  смеялись,  кто-то  принес  гармошку  -  пели  частушки.  За  день  мы  убрали  всю  грязь,  которая  копилась  несколько  лет.  Я  потеряла  счет  машинам  и  телегам  мусора,  который  сегодня  вывезли.  Сегодня,  я  поняла,  какое  это  счастье  заниматься  свободным  трудом,  не  по  принуждению,  не  ради  денег,  а  для  того,  чтобы  принести  пользу  людям.  Сегодня,  я  впервые  подумала,  может  у  новой  власти  что-то  и  получится.
           -   Под  новой  властью  ты  подразумеваешь  ВРК  или  большевиков?   -   поинтересовался  Николай.
           -   Не  вижу  между  ними  принципиальной  разницы.  Просто  одни  у  власти,  а  другие  в  оппозиции.  А  возьмет  в  стране  власть  ВРК  -  чтобы  удержать  власть,  будет  проявлять  ту  же  жестокость,  что  и  большевики.
           -   Здесь  ты,  солнышко,  ошибаешься.  ВРК  стоит  на  эсеровской  платформе.  Они  тоже  за  социализм,  но  с  человеческим  лицом.  Они  не  такие  ортодоксы,  как  большевики:  не  собираются  силком  загонять  людей  в  коммуны,  они  за  частную  собственность  на  землю,  за  свободу  предпринимательства,  они  противники  политического  руководства  страной.  Отсутствие  жестокости  у  ВРК  -  это  их  сила  и  одновременно  слабость.  Из  моральных  соображений,  из  ложной  любви  к  родине       ( Какой  родине,  большевистской?  Уничтожающей  свое  население? )  они  не  дали  Козловскому  двинуть  войска  на  Петроград.  В  результате  они   не  только  потеряли  реальную   возможность  взять  власть  в  стране,  но  и  создали    угрозу  жизни     защитникам  крепости  и  гражданскому  населению  Кронштадта.  Рано  или  поздно  большевики  возьмут  и  форты,  и  крепость,  а  они  церемониться  и  либеральничать  не  будут  -  всех  поставят  к  стенке.
            А  эта  история  с  минерами!  Если  бы  удалось  взорвать  лед  вокруг  острова,  то  большевики  бы  не  сунулись,  у  них  не  осталось  кораблей,  способных  соперничать  с  нашими  линкорами.  Большевистски  настроенные  минеры  отказались  взрывать.  Штаб  обороны  предложил  их  арестовать,  а  зачинщиков  расстрелять.  Сейчас  уже  льда  бы  не  было,  но  Петриченко  опять  начал  либеральничать  -  устроил  переговоры,  пытался  их  переубедить.  В  результате  лед  остался,  а  минеры  забаррикадировались  в  казарме,  теперь  их  голыми  руками  не  возьмешь,   -   Николай  огорченно  махнул  рукой  и  ушел  в  спальню.
            Троцкий  торопил  Тухачевского  с  началом  штурма  Кронштадта.  Очень  ему  хотелось   на  десятом  съезде  большевистской  партии,  который  начинался  восьмого  марта,  появиться  победителем  мятежников.  Пятого  марта   Тухачевским  была  сформирована  седьмая  армия  численностью  семнадцать  тысяч  человек,  усиленная  большевистскими  политработниками.
             И  вот  седьмого  марта  начался  обстрел  крепости  и  городских  кварталов  из  тяжелых  орудий,  а  утром,  восьмого  марта,  войска  пошли  на  штурм.  Первый  штурм  оказался  для  большевиков  неудачным.  Шестьсот  атакующих  были  убиты,  а  два  батальона  кубанцев  перешли  на  сторону  восставших.
            Большевики  поняли,  что  с  кондачка  Кронштадт  взять  не  удастся.  На  начавшемся  съезде  Ленин  заявил,  что  Кронштадтский  мятеж   для  большевистской  революции   опасней  Деникина,  Колчака  и  Юденича  вместе  взятых,  и  призвал  делегатов  съезда  и  коммунистов  всей  страны  принять  участие  в  подавлении  мятежа.   Тухачевскому  была  поставлена  задача,  в  кратчайшие  сроки,  доукомплектовать  армию  и  проработать  вопрос  ее  технического  оснащения.
            Через  неделю  в  составе  армии  было  уже  сорок  пять  тысяч  человек,  в  ее  состав  была  включена  кавалерийская  дивизия,  в  армии  насчитывалось  сто  пятьдесят  девять  штурмовых  артиллерийских  орудий,  четыреста  сорок  пулеметов.   Двадцать  пять  самолетов  должны  были  уничтожать  противника  с  воздуха.
            Легкая  победа  восьмого  марта  сослужила  плохую  службу  защитникам  крепости.  И  до  того  не  отличавшиеся  дисциплиной,  матросы  уверовали  в  свою  победу.  Обезоружив  охрану,  они  вывезли  со  складов   спирт  и  несколько  дней  отмечали  победу  над  большевиками.  Пили  за  победу,  за  братание  с  кубанскими  батальонами,  за  победу  мировой  революции.  С  большим  трудом  членам  ВРК  и  штаба  обороны  удалось  изъять  остатки  спирта  и  разогнать  матросскую  вольницу  по  гауптвахтам,  кубрикам  и  фортам.  Если  бы  в  эти  дни  Тухачевский  рискнул  повторить  атаку,  он  бы  легко  взял  крепость,  не  увеличивая  численности  войск,  пушек  и  пулеметов.
            В  ночь  на  шестнадцатое  марта  Тухачевский  начал  второй  штурм  Кронштадта.  Удар  наносился  с  двух  сторон.  Северная  группировка  наступала  со  стороны  Сестрорецка  и  мыса  Лисий  нос.  Южная  группировка  выступила  из  Ораниенбаума.  Нападавшие  были  одеты  в  белые  маскировочные  халаты,  шли  молча,  не  открывая  стрельбы.  В  эту  ночь  была  сильная  метель,  и  прожектора,  на  стенах  крепости,  в  белой  пелене  не  могли  выявить  движение  нападавших.  В  то  же  время,  они  были  хорошим  ориентиром  для  нападавших,  которые  по   ним  определяли  направление  движения.
            Защитники  крепости  заметили  атакующие  цепи,  когда  те  были  уже  в  нескольких  сотнях  метров.  По  атакующим  был  открыт  огонь  из  пулеметов  и  артиллерийских  орудий.  Так  как  оборона  острова  была  ориентирована  для  нападения  с  запада,  основная  надежда  была  на  огневую  поддержку  линкоров.  Но  матросы  еще  в  восемнадцатом  году  расстреляли  своих  офицеров,  которые  могли  обеспечить  точную  стрельбу  по  целям,  так,  что  процент  попаданий  был  невысоким.  К  тому  же  основная  часть  снарядов  была  бронебойной,  предназначенной  для  стрельбы  по  кораблям  противника.  Эти  снаряды  либо  пробивали  лед  и  взрывались  глубоко  на  дне,  либо,  не  взрываясь,  прыгали  по  льду,  как  металлические  болванки.
              Вскоре,  атакующие  ворвались  в  казармы,  расположенные  на  берегу,  в  районе  Петроградской  пристани.  Однако,  развить  наступление  красноармейцам  не  удалось,  ввиду  ожесточенного  сопротивления  защитников  крепости.  Матросы  неоднократно  переходили  в  контратаки  и  сбросили  бы  атакующих  на  лед,  если  бы  те  не  имели  постоянной  подпитки  свежих  сил,  подходящих  по  льду  со  стороны  Ораниенбаума.  Защитники  крепости  установили  пулеметы  на  водонапорной  башне  и  пожарной  каланче,  которые  простреливали  площадь  перед  казармами  и  близлежащие  улицы.  Вскоре  площадь  перед  казармами  была  покрыта  трупами  атакующих.  Наступление  захлебнулось.
              И  только  подход  кавалерийской  дивизии  и  дивизии  Дыбенко  качнул  чашу  весов  в  пользу  большевиков.  В  составе  дивизии  Дыбенко  были  старые  революционные  матросы  с  уголовно – анархическим  прошлым,  бравшие  с  ним  власть  в  семнадцатом  году,  и  делегаты  десятого  съезда  большевиков  -  молодая  поросль,  безоговорочно  верящая  в  правоту  Ленинских  идей.  И  те,  и  другие  дрались  отчаянно,  не  щадя  себя  и  противника.
              Кавалерия  ворвалась  на  улицы  города,  рубя  налево  и  направо  всех  без  разбора,  и  военных  и  гражданских.  Матросы,  цепляясь  за  каждый  дом,  отошли  вглубь  городских  кварталов,  и  отвечали  контратаками.  Набережная  Обводного  канала,  любимое  место  прогулок  горожан,  была  покрыта  трупами  нападавших  и  защитников.
              Гражданское  население  активно  помогало  защитникам  города.  Рабочие  взяли  под  контроль  крыши  и  чердаки  домов  в  районах,  где  шли  бои,  и,  если  коммунисты  пытались  где-то  установить  пулемет,  то  пулеметчиков  немедленно  сбрасывали  вниз.  Женщины  вытаскивали  раненых  из-под  обстрела  и  отправляли  их  в  госпиталь.  Причем,  спасали  они  не  только  защитников,  но  и  нападавших.  Другая  часть  женщин  ухаживала  за  ранеными  в  госпитале,  перевязывала  раны,  ассистировала  хирургам.  Подростки  подносили  матросам  патроны.  Все  это  очень  напоминало  Парижскую  Коммуну,  с  тем  же  трагическим  финалом.
            Когда  конница  ворвалась  на  улицы  города,  Козловский  дал  команду  развернуть  корабельные  орудия  и  открыть  огонь  шрапнелью  в  спины  несущейся  лавы.  Каждый  кусок  железа  нашел  свою  цель.  Атака  кавалерии  была  сорвана.
            Тухачевский  посылает  всю  свою  авиацию,  все  двадцать  пять  самолетов,  бомбить  линкоры,  срывающие  штурм  города.  Но,  многомиллиметровая  сталь  палубы  и  орудийных  башен  не  пробивалась  от  взрывов  маломощных  авиационных  бомб.  Матросы  задраили  люки  и  спокойно  пережили  бомбардировку.  Взбешенный  Тухачевский  хотел  использовать  бомбы  с  отравляющими  газами,  но  штабу  удалось  его  отговорить,  убедив   в  том,  что  матросам,  с  задраенными  люками,  вреда  газы  не  принесут,  а  ветер  может  снести  их  на  колонны  атакующих.
            Семнадцатого  марта,  во  второй  половине  дня,  на  обоих  линкорах  закончились  снаряды,  стал  ощущаться  недостаток  патронов  и  в  рядах  защитников  города.  Особенно  чувствовалась  нехватка  пулеметных  лент.  Оставшиеся  в  живых  члены  ВРК  и  штаба  обороны  собрались,  чтобы  обсудить,  что  делать  дальше.
             Было  понятно,  что  в  сложившейся  ситуации  дальнейшая  защита  города  была  невозможна.  Сложить  оружие  и  сдаться  на  милость  победителя  -  означало  верную  смерть  всем  защитникам  города.  Они  хорошо  знали  методы  работы  ЧК.  Тогда  было  принято  решение:  семнадцатого  марта,  с  двадцати  трех  до  двадцати  четырех  часов,  всем  защитникам  крепости,  оставив  прикрытие,  тремя  группами  покинуть  город  и  идти  по  льду  Финского  залива   в  Финляндию.  Тем  более,  что  до  финской  границы  было  в  два  раза  ближе,  чем  до  Петрограда,  менее  десяти  километров.
            Среди  защитников  крепости  был  кинут  жребий,  и  восемьсот  смертников  остались  прикрывать  отход  основной  массы  мятежников.  В  одиннадцать  часов  вечера  первая  группа,  возглавляемая  Петриченко,  спустилась  на  лед  с  западной  стороны  острова  и  двинулась  на  северо-запад,  в  направлении  финской   границы.  Петриченко  на  автомобиле  поехал  вперед,  чтобы  решить  проблемы,  которые  могли  возникнуть  с  финскими  пограничниками.  Через  полчаса  вышла  вторая  группа,  и,  в  полночь,  на  лед  спустились  последние  защитники   города,  решившие  покинуть  родину.  Эту,  арьергардную  группу,  возглавлял  генерал  Козловский,  до  последнего  сомневавшийся  в  том,  что  делать:  уходить  или  оставаться.  В  конце-концов,  он  убедил  себя  в  том,  что  оставшись,  он  ничем  не  сможет  помочь  арестованным  близким,  и  будет  расстрелян.  Уйдя  же  в  Финляндию,  он  сохраняет  шанс  когда-нибудь  воссоединиться  с  ними.
            Николай  с  Федором  уходили  с  последней  группой,  возглавляемой  Козловским.  Они  заскочили  за  Зиной  и  за  вещами  в  половине  двенадцатого.  Зина,  предупрежденная  за  несколько  часов  до  этого,  уже  сидела  на  узлах.  Много  ли  можно  было  взять  с  собой,  если  идти  до  границы  с  Финляндией  пешком,  по  льду  и  снегу,  около  десяти  километров.  Она  взяла  теплые  вещи,  икону  Казанской  божьей  матери  в  золотом  окладе,  которая  когда-то  висела  в  спальне  родителей,  золотое  колечко  с  бриллиантами,  память  о  маме,  серебряные  столовые  приборы  и  продукты.  Все  это  она  завернула  в  три  простыни,  и  стала  ждать  мужа  и  брата.
            Она  вспомнила,  как  совсем  недавно,  они  праздновали   втроем  Новый  Год,  и  гадали,  какая  их  ждет  судьба.  Время  все  расставило  по  своим  местам.  Судьбе  было  угодно  сохранить  им  жизнь,  но  жизнь  изгнанников. 
            Зине  стало  казаться,  что  она  умерла  и  осталась  здесь,  рядом  с  могилами  предков,  рядом  с  папой  и  мамой,  вместе,  с  еще  живыми  Иваном,  Михаилом,  Костей,  Лизой.  А  в  чужую,  холодную  страну  уходит  какая-то  другая,  незнакомая  женщина.  Она  автоматически  оделась,  и  пошла  с  Федором  и  Николаем,  испытывая  это  странное  чувство  раздвоения  личности.
             Бушевавшая  несколько  дней  пурга  закончилась.  Небо  прояснилось  и  сразу  похолодало.  Появились  звезды,  осветившие  протоптанную  предыдущими  группами  дорогу.
            Матросы  шли  с  оружием,  молча,  временами  оглядываясь,  не  смяли  ли  большевистские  цепи  слабое  заграждение,  и  не  стремится  ли  за  ними  беспощадная  погоня.  Многие  матросы  были  с  семьями.  Все  несли  с  собой  узлы  и  мешки  с  нехитрым  скарбом.  Часа  через  два  впереди  показались  огни  прибрежного  финского  поселка.
            Начиналась  новая  жизнь.


                Октябрь  2018 года.