Грета, яйца и антисемитизм
ГРЕТА, ЯЙЦА И АНТИСЕМИТИЗМ
Лёнька Ивашов проснулся рано. Почесал яйцо. Потом — другое. Понюхал руку и удовлетворённо кивнул.
— Норма, — сказал он. — Малышева утверждает, что это профилактика инсульта. А она в телевизоре — не абы кто. Почти министр по яйцам.
Плеснул в гранёный стакан 200 грамм самогона и залпом выдул. На закуску вдохнул аромат родных яиц. И правда — культурное наследие! Ни тебе Ван Гога, ни Хемингуэя, ни какого-то там... Эриха Марии Ремарка — тьфу ты. Одно только почесывание — и какое... вдохновение!
Вдохновлённый, Лёнька встал в стойку и заорал на кухню, как на митинге:
— Жиды, мать вашу, мы вас всех переиграем! Мы — военные, не танцуем под сионистскую дудку!
Он потряс папиросой «Казбек» и, сам себе аплодируя, добавил:
— Армия — не танцплощадка для сионистов!
Легчало. Казбек пошёл в ход. Но желудок подло урчал. Лёнька вскинул руку с папиросой:
— Только военной силой! На всех фронтах! Мать вашу!
Соседка за стеной шепнула мужу:
— Вань, вызывай. Опять началось. Третий день без таблеток. Белая у него… Снова про жидов орёт — то они всю нефть и газ спёрли, то климат изгадили.
А Лёнька продолжал. Он чувствовал себя частью большого движения: «Долой жидов!» Он нажал кнопку и включил телевизор эпохи Брежнева.
В городе Стокгольме девочка Гретта с развевающимися на ветру жидкими органическими косичками орала:
— Израиль загрязняет Газу! У детей ХАМАСа нет будущего! Нефть и газ — плохо, ракеты — хорошо! Природа — за Палестину!
За её спиной красовались баннеры:
«Свободу джихаду!»
«Грета — голос планеты и ХАМАСа!»
Лёнька расплакался.
— Молодец девка. Не то, что наши…
Новости воодушевили и сподвигли на следующие 200 грамм. Он хлопнул себя по лбу:
— Вот же… Девка шведская, а какая цепкая! Не зря катарцы кормят. Тоже ведь за добро борется…
Новости продолжали радовать.
Гарвард. На лужайке сидят 300 будущих интеллектуалов с бубнами, баннерами и выражением глубокой тупости на лицах.
— Геноцид! Бойкот Израиля! — кричали они, попивая капучино с овсяным молоком. — Идите вон с Газы!
Лёнька заворожённо смотрел.
— Вот это сила! Настоящие союзники! Бей жидов — спасай Россию! — орал он неистово.
В Бруклине — митинг. Чёрный рэпер с еврейской фамилией призывал «убить всех сионистов». Берни Сандерс вручал премию «За борьбу с колониализмом» бывшему члену Исламского Джихада.
Зелёные там же требовали переименовать улицу Теодора Герцля в «Улицу угнетённых». В Париже громили синагоги во имя «равенства». В Осло школьники рисовали карикатуры на Давидову звезду в рамках «урока толерантности».
Лёнька выдохнул:
— Вот оно… Жиды, мать вашу… Я не один. Раздавим!
Он вышел на балкон и заорал во двор:
— Хватит кормить Израиль! Грета права! Смерть углеродному следу сионизма!
Снизу дворник Жора крикнул:
— Лёнь, заткнись, шизик!
Пока Ваня набирал номер скорой, Лёнька вещал о тайном заговоре жидомасонов, глобалистах, Бильдербергском клубе и о том, что маленькая девочка Грета из Швеции давно уже стала символом борьбы с жидовским засильем.
— Против нас даже климат науськали! Это жиды тундру растопили! — визжал он, прыгая на одной ноге.
Через 15 минут приехала скорая. Санитары были приветливы — уже знакомы.
— Опять про евреев?
— Ага. И про климат.
— Ну, значит, обострение.
Лёнька неистово орал:
— Передайте в ООН! Я с ними! Я с Гарвардом! Я с Гретой!
Соседка смотрела вслед машине:
— Жаль мужика. Рехнулся. Крыша поехала совсем. Белая, горячая.
Лёньку доставили в «особое отделение» — с охраной, с решётками. В коридоре пахло хлоркой и антиутопией.
— Проходите, проходите, — вежливо сказал санитар. — У нас тут элита.
В палате было уютно: портрет Че Гевары на стене, занавески с цитатами Ленина и даже маленький глобус, где Израиля не было вовсе.
У окна восседал Карлуша Маркс — в больничной рубашке и с гениально растрёпанной бородой. Он сам сшил себе «Капитал» из туалетной бумаги и читал его вслух с выражением мессианской тоски.
— Пролетарии всех палат, объединяйтесь! — закричал он, увидев Лёньку. — Присаживайся, брат, расскажи, как тебя загнобили буржуазные сионисты!
На соседней койке лежал Сталин — с подушкой с надписью «СССР» и карандашом вместо трубки. Он подозрительно щурился:
— Кто прислал? МОССАД? ЦРУ? Или этот… как его… Берия?
Кутузов сидел у шкафа и повторял:
— Я всех победил…
Наполеон приподнялся с кровати, показал рукой на окно и сказал по-французски:
— Сдаюсь. Пусть Газу забирают. Только дайте сыр и свободу слова.
В углу сидел граф Лунин — декабрист с биполяркой и блокнотом. Он писал письмо царю с требованием освободить всех студентов Гарварда от их собственного маразма.
— Мы сражаемся, брат! — прошептал он Лёньке. — Нас тут много. Ты не один.
Лёнька сел, огляделся, вдохнул полной грудью и с удовлетворением сказал:
— Вот оно. Нашёл. Мировое сопротивление. Грета — молодец, но тут покруче. У нас тут закрытое, но знатное отделение. Не палата — парламент. Не дурка — прогрессивный фронт.
Карлуша Маркс подмигнул:
— Мы не безумны. Мы — опережаем время. И только время… этого не знает.
Все хором запели «Интернационал». Кутузов снял повязку с глаза. Наполеон достал ложку. Лунин плакал.
Сталин укусил глобус.
А Лёнька Ивашов снова стал верить в человечество.
Он сел на кровать, вдохнул полной грудью и вдруг вспомнил:
— Чесать яйца — это сила. Настоящая, народная! Ни тебе философия, ни вам климатический саммит… Вот она, основа бытия! Да здравствует доктор Малышева и её идеи покорения мира! Это вам не морковкой лечить геморрой!
И на сердце у него стало легко, как после первого глотка самогона. Он понял всё. Он пророк.
Просто его время ещё не пришло.
А может — уже пришло? А?
Свидетельство о публикации №218100500357