90 - 990

 После окончания института я год служил в армии рядовым. Я был солдатом, но так не стал военным. Объясняю отличие: военный человек никогда не задаёт командирам никаких вопросов. А у меня вопросы появились сразу же, как только на меня одели солдатскую форму. Например, зачем новобранцев надо обязательно стричь «под ноль? Это что, знак отличия молодого от старослужащего? Или целый месяц нас дрессировали выполнять команду «Подъём» и «Отбой» за 45 секунд. Ну, подъём я ещё могу понять – не успеешь уложиться в 45 секунд, считай, война проиграна. Но что изменится в обороноспособности страны, если я улягусь в кровать не за сорок пять секунд, а за минуту? Но со своими гражданскими понятиями в армейский монастырь лучше не лезть.   
Армейские будни оказались достаточно однообразными. Меня назначили связистом, и целыми днями я должен был дежурить на телефонном коммутаторе. Когда звонивший просил соединить его с кем-то, то моей обязанностью было воткнуть в нужное телефонное гнездо штекер, чтобы разговор состоялся. Такие коммутаторы до этого я видел только в кино, и на них обычно работали барышни-телефонистки. Когда я поинтересовался, почему здесь стоит столь допотопное оборудование, то мне объяснили, что это сделано в интересах секретности. Оказывается, такие разговоры никакой враг не мог прослушать. С этим я согласился: подобная техника поставила бы в тупик любую разведку мира.
Кошмаром для всего офицерского состава является приезд всякого рода проверяющих. Однажды и в нашу часть должен был приехать какой-то генерал. Тут же вся военная, военно-политическая и прочая подготовка были отодвинуты на задний план, и весь личный состав дружно занялся уборкой казарм, туалетов и прочих помещений. Всё должно было быть не просто чистым, а сверкать чистотой. Офицеры ходили нервными, очевидно, степень сверкания напрямую влияла на их продвижение по службе. И вот наступил день «Х». К части подъехал автомобиль и из него вышел проверяющий генерал. Офицеры приготовились к торжественной встрече, и тут произошёл казус: генерал направился не к главному входу, который сверкал как медный таз, а к чёрному, которым давным-давно никто не пользовался. Началась настоящая паника, все кинулись искать ключ, никто не знал, где он находится. Наконец, ключ всё-таки нашли и побежали впускать генерала. Но оказалось, что перед дверью находится небольшой предбанник, про который все забыли, и он не убирался со времён царя Гороха. Войдя внутрь, генерал только глянул на клубки паутины, свисавшие со всех сторон, мусор, валявшийся на полу и, ни слова не говоря, развернулся и уехал. Что тут началось – не передать! Тут же вытащили на свет божий какого-то прапорщика, который, якобы, отвечал за это помещение и, как коршуны накинулись на беднягу. От него только пух и перья полетели. Получалось, что проверку боеспособности наша воинская часть не выдержала.      
Важным событием в армии являются учения. К ним готовятся целый год. И однажды нас привезли в небольшой посёлок, где находились казармы для курсантов военных училищ. Там еще никто не жил, за исключением одного полковника, отвечающего за этот участок. Двух связистов – меня и моего сослуживца, он сразу же направил в штаб, где был установлен единственный на весь посёлок телефон. Нашей задачей было днём и ночью дежурить у аппарата и когда кто-то позвонит, немедленно разыскать нашего полковника и сообщить ему об этом. При этом, мы выяснили одну важную вещь: телефон оказался полупроводниковым: от нас можно было позвонить куда угодно, а вот до нас дозвониться было невозможно. Вначале мы хотели сообщить об этом, но потом решили не торопиться. Мы ведь могли и не знать об особенностях местной связи.
Пока мы спокойно прохлаждались в тиши своего телефонного рая, кругом царило невообразимое. Каждый день в посёлок наезжали всевозможные проверяющие и устраивали полную неразбериху. Особенно всех достал один полковник. Не успев приехать, он тут же начинал орать – на солдат, офицеров, гражданских лиц, бездомных собак. Однажды ему не понравилось, что вокруг колодца не выщипана трава. Обозвав всех разгильдяями, приказал её немедленно выщипать. Вскоре прибыл другой проверяющий, который очень удивился, застав солдат за этим занятием, ведь трава вокруг колодца – это красиво. На следующее утро явился предыдущий полковник и чуть не лопнул от ярости, увидев, что его приказ не выполнен. После всех этих перипетий трава пожухла сама. На этом проблема была решена.
Так как людей не хватало, нас регулярно пытались отправить на общие работы, но мы упорно ссылались на приказ своего полковника, и никто не мог заставить нас покинуть важный пост. Именно тогда до меня дошло, почему в войсках связистов принято считать армейской интеллигенцией. Кстати, телефон починили только в тот день, когда мы уезжали из посёлка.
Когда начались стрельбы, мы должны были обеспечить связь между батареями с ракетными установками «Град» и командным пунктом. Незадолго до этих учений к нам во взвод поступило пополнение – несколько новобранцев из Эстонии. Эстонцы оказались добросовестными ребятами, поэтому быстро освоили все премудрости профессии и никаких проблем с ними не было. Держались они, как правило, вместе. Прибыв на место, мы развернули радиостанции, проверили, что связь работает и стали ждать приказаний. Вскоре на командный пункт прибыли офицеры, и поступил приказ: «Батарея номер один, репер 90 – 990». На первой батарее были как раз эстонцы. Перед тем, как передать данные ракетчикам, требовалось повторить приказ, чтобы «Грады» случайно не пульнули в другую сторону. Нам рассказали, что на одних учениях наводчики перепутали координаты, и снаряд полетел в сторону командного пункта. К счастью, артиллеристы оказались такими же бестолковыми, как и наводчик, и снаряд пролетел мимо. И вот, после тщательного инструктажа, наш эстонский связист бодро рапортует: «Репер девяносто…» и тут у него от непривычного сочетания звуков заплетается язык и он произносит: «Репер девяносто–девяносто». «Отставить!» – послышался грозный окрик с командного пункта, «Репер 90 - 990. Повтори!» Эстонец сглотнул воздух и попытался выговорить: «Репер девяносто…» Но его уже заклинило, и он закончил: «девяносто». На командном пункте сдержанно выругались, но всё-таки продолжили попытку договориться. Но когда и в третий раз бедный связист, как ни старался, но так и не смог выговорить необходимый набор цифр, начальство не выдержало: «Другой связист есть?» – заорало оно. Второй связист был, но тоже эстонец. И когда медленно выговаривая слова, он выдал всё те же злосчастные «Девяносто-девяносто», на командном пункте уже не стесняясь в выражениях потребовали заменить и его. Остался последний эстонец. Он очень старался произнести правильно. Но эстонский язык явно не был приспособлен для подобных звукосочетаний. И когда он произнёс свои «девяносто-девяносто», на командном пункте что-то грохнуло. Я решил, что это офицер, подающий команду, застрелился. Но у него, видимо, хватило сил удержать себя от этого шага, и он тоскливо спросил, есть ли там хоть кто-нибудь, не иностранец. Единственным русским оказался водитель. Подскочив к рации, он бодрым тоном отрапортовал о своей готовности. Начальство, услышав родную речь, облегчённо вздохнуло и после короткой инструкции повторило приказ. Водитель чётко повторил всё с самого начала, и уже приготовился произнести злополучное число, как вдруг запнулся и почему-то с эстонским акцентом произнёс: «Девяносто-девяносто». Спохватившись, он захотел исправиться, но было поздно. Всё, что я услышал дальше по рации от отцов-командиров привести нет никакой возможности. На этом в тот день учения закончились.               
После демобилизации все знакомые, конечно, интересовались моим мнением о службе в армии. И я честно признался: насчёт танкистов и артиллеристов не знаю, а связь лучше была бы курьерская. Надёжнее! И когда через много лет советские войска выводили из Афганистана, я услышал, как один из генералов рассказывал, что нужно уделить больше внимания организации связи, из-за чего были проблемы с управлением армией. А ведь я предупреждал! Генералам нужно чаще прислушиваться к тому, что говорят их солдаты.