Если бы я только знал

Говорят, мужчины не бывают сентиментальными. Но это не так.

Она была такой же, как все, и в то же время совершенно удивительной. Она светилась изнутри и, сама того не замечая, освещала всё вокруг. Она сияла, и с ней было по-настоящему тепло. Каждое утро я закрывал за ней дверь, а она хитро смотрела  и просила подойти по любой из тысячи возможных причин, но на самом деле просто, чтобы обнять. За день она могла проделывать этот трюк десятки раз, и этой ей не надоедало. Она знала мои границы и старалась их не переходить, но я всегда чувствовал, как она едва-едва касается губами моей шеи и спины, когда мы засыпали. Она была совершенно удивительной…
Она не умела сидеть на месте даже когда говорила, что очень устала. Я возвращался домой, а меня ждал ужин. Сама она не ела - берегла фигуру. Вечерами мы могли смотреть сериалы, обсуждать что-нибудь совершенно серьёзное с таким же энтузиазмом, как что-нибудь совершенно нелепое, но чаще она находила себе занятие. Готовила что-нибудь на завтра, а если нет - убиралась, а если нет - что-нибудь раскладывала, а если нет - писала что-нибудь в своей книжечке. Я перестал беспокоиться о том, чтобы у меня были чистые вещи, они всегда оказывались у меня на полке раньше, чем я даже мог об этом подумать.
Нет, она не была идеальной, как могло бы показаться. Она часто забывала о том, о чём я просил её уже много раз, становилась невыносимо назойливой, когда мне так нужно было побыть одному.
Она, пожалуй, была самым эмоциональным человеком, которого я когда-либо знал. Она могла разрыдаться от красоты заката (и это даже стало нашей шуткой - “посмотри, какое небо красивое!”), могла смеяться над какой-нибудь ерундой до животных хрипов. Она рыдала даже над фильмами, которые не вызывали у меня никакой реакции. Но иногда это надоедало. Она могла развернуться и пойти обратно домой, просто потому, что я как-то не так по её мнению упомянул, что мы не взяли сумку для покупок. Могла начать плакать посреди улицы, потому что я её обидел. Обижалась ли она на самом деле? Совершенно точно, нет. Обижал ли я её? Наверное, да.
Она была жуткой транжирой, и могла за день спустить половину своей зарплаты, при этом каким-то чудом сохраняя нормальное существование весь оставшийся месяц.
Да, я конечно забыл сказать, что она, тем не менее, была прилежной ученицей. Она тщательно слушала всё, что я ей говорил, и должен признать, что ни в ком и никогда я не видел таких разительных перемен, как в ней за то время, пока мы были вместе. Иногда мне даже начинало казаться, что её забрали инопланетяне и вживили ей новый мозг, настолько сильно она изменилась. При этом она осталась собой - чуткой, жизнерадостной, по-своему мудрой. Я завидовал её лёгкости и тому, как смело она готова решать сложные вопросы.
Она не была хрупкой и не вызывала желание её бесконечно защищать, но находиться с ней было настоящим удовольствием.
Я часто делал вид, что не замечал её перемен настроения и изображал равнодушие, хотя и видел, что она переживает. И знаете, что? Она меня любила. Она никогда мне этого не говорила, но я чувствовал это в каждом её движении, в каждом её жесте. Они были совершенно не такими, как у других людей, она всё делала мне навстречу. Когда мы ходили в магазин, она как маленькая спрашивала у меня - можно? И я часто не разрешал ей какую-нибудь глупость. Если бы я только знал…
Мы много путешествовали, и ей это по-настоящему нравилось. Как только я вскользь упоминал новое направление, она становилась буквально одержимой и не успокаивалась до тех пор, пока мы не покупали туда билеты. За несколько месяцев мы объехали десяток городов, и в каждом она обязательно дёргала меня за руку и восторженно шептала - “смотри, как красиво!”, неважно, что там было, какой-нибудь особняк, церковь, мост, берег реки или просто цветущее дерево.
Я откровенно пытался навязать ей свою версию происходящего. Помню, как она хотела уйти насовсем, потому что ей хотелось чего-то большего, а я предлагал только дружбу. Спустя пару часов мы занимались сексом… Я не хотел признаваться в этом ни себе, ни ей, но я не мог её отпустить. Она была какой-то важной субстанцией в моей жизни, название которой я не мог придумать. Поэтому я молчал. Она плакала, а я молчал. Она смеялась, а я молчал. Она пыталась поцеловать меня, а я делал вид, что сплю.
На самом деле, я просто боялся. До встречи с ней я долго выстраивал крепость внутри себя и убеждал, что все чувства мне чужды и не имеют никакой практической ценности. Но ей удалось что-то сломать внутри меня, растопить лёд. Именно это и вызывало у меня неподдельный страх. Я просто не мог признать, что кто-то меня обыграл, причём так искренне и так легко. Поэтому я сбежал. Мы прожили вместе около года, но как только я понял, что должен сдаться, собрал вещи, снял квартиру на другом конце города, чтобы случайно с ней не встретиться и ушёл, сказав, что устал.
Она всё поняла, точнее, так сказала. Мне кажется, она была к этому готова с самого начала. Она не плакала, не пыталась меня остановить, она просто молча смотрела, как я ухожу, и даже улыбалась. Если бы я только знал…
Сначала у меня даже была лёгкая эйфория от наконец наступившей свободы. Но неделю спустя, сидя в пустом и тёмном квадрате комнаты, я вдруг осознал, что убил её, как самый безжалостный убийца, как самый изощрённый маньяк, медленно мучивший свою жертву. Вырубил её светильник, оставив ей только это её бесконечное красивое небо. Кажется, я даже немного научился на него смотреть так же, как она.
Почему я пишу о ней в прошедшем времени? С ней всё хорошо, она жива, и я часто прихожу к её дому посмотреть на свет в окнах. Мне становится тепло уже от мысли, что она есть. Я знаю, что если я однажды наберусь смелости и позвоню в дверь, она откроет мне с улыбкой, обнимет, как тогда, и будет стоять не двигаясь, пока я не скажу “ну хватит!”. Но я не могу простить себе того, что убил её, а особенно своей трусости: сначала признаться, что я её люблю, потом не уходить, а потом - вернуться. Если бы я только знал, что тот, кого я так тщательно и долго менял, так сильно изменит меня самого...