Сигурд из Фондхейма

История одного пари*

Усадьба джентльмена, в меру запущенная. Лес, в меру дремучий. Шахта, в меру доходная. Любовница своего круга, без меры увлечённая готическими романами. Кризис среднего возраста и безбедное монотонное житьё.
Его звать, скажем, Лемюэль, её Анной, его друга-охотника – Чарли.
«Ты совсем закис», – говорит Чарли. «Ты сидишь со своими прошлогодними журналами, ради бога, сделай уже какой-то шаг. Она метёт подолом все известные мне приличные студии, о неприличных я не спрашивал. Эти любители разведённого красного сделают из неё французскую селёдку. Вот увидишь, она ещё начнёт позировать неглиже. Женись, и дело с концом, она перестанет мотаться туда-сюда, тебе будет хотя бы с кем поболтать зимой». – «Брось, ерунда. Она яйца разбить не умеет. Да и тебе-то какой резон, свободная спальня и коллекция ружей всегда к твоим услугам. Она развесит здесь своих мазил и разведёт паутину. Мне весело с ней в сезон, но стоит ли…»
Спорят, пьют настоящий коньяк, потому что он любит коньяк, её фотопортрет в греческом костюме смотрит на них со стены.

Они идут на охоту, пугают оленя, находят прошлогодние рога, снова пьют коньяк и снова спорят. «Славные мы охотники! Повесь над камином, только дядю Ленни в гости теперь не зови, а больше никто и не догадается».
«Дядя Ленни наблюдает меня каждый месяц, а мои рога куда старше прошлогодних оленьих, если вспомнить всех её гениев».
Он прикладывает рога к голове, прыгает по комнате, горничная застывает с открытым ртом. «Видишь, Чарли, только так женщину и удивишь. Марта, подай мне вон ту шкуру, что висит над диваном».
Он обвязывается шкурой, дурачится, пугает Марту, трубит оленем в открытое окно. За окном весенний дождь. «Беги в лес, мой олешек», – кричит Чарли. «Авось да найдётся на такое чудище охотник удачливей нас». – «Анна любит чудищ. Но ей меня не поймать».
«А тебе не заманить её даже летом, разве что ты нарядишься в греческий балахон или в латы Сигурда. Придётся опять тащиться в столицу и проживать месячную ренту за день».
Лемюэль смеётся. Он придумал отличную шутку. Анна приедет сама, будет слушать каждое слово, пугаться темноты.
«Мы назовём его Сигурдом из Фондхейма!», – кричит Лемюэль. «Анна любит всю эту скандинавскую чушь, пусть будет по-датски». Чарли усмехается.

По объявлению в газете является нищий иностранец. Маска с рогами, мягкая оленья шкура, ржавый кинжал, рог и посох лежат на полу перед камином.
«Полгинеи в неделю. И не смей ходить за снедью в шахтёрский посёлок. Ты должен носить маску и рога и онучи, когда пугаешь крестьян. И трубить в рог»!
Иностранец выходит с поклоном, пинает гравий у крыльца, с ненавистью сплёвывает.
«Держу пари, Чарли, об этом напишут в газетах». Чарли смеётся.

Дорожный сундук у Анны такой, что двум мужчинам не поднять, на крышке резная свиная морда и надпись готическим шрифтом. Платье лиловое, чулки невообразимого цвета. «Ты обзавёлся своей легендой? Перепуганные прачки и кража собаки священника, лесной дикарь в оленьих рогах. Кто бы мог подумать. Пусть Марта не смеет раскладывать моих платьев, хуже нет, когда лезут, я всё сама. И тот кувшин, что я просила для умывания, с ирисами – ты так за ним и не послал. Я начинаю думать, что ты скаред».
Им приятно завтракать и обедать вместе. Он берёт её гулять в лес, пугает из-за деревьев, она цепляет себе за ухо цветок и декламирует какую-то чушь.
Посреди солнечной полянки камень, на камне растерзанная птица, кровью написаны угловатые значки. Она визжит от восторга и страха, бьёт его зонтиком. «Ты как мальчишка, всё бы из рогатки по птицам. Дурацкие эти значки, просто каракули».
Из зарослей прицельно летит острое тонкое копьё с каменным наконечником, пригвождает к земле её подол.

«Он вторую неделю не приходит за деньгами, этот паршивец», – кипятится Чарли. «Поднимись с кресла, в конце концов!» – «Он не совсем же дурак». – «Но ей-богу, я бы устроил облаву с егерями». – «Я верю в его жадность! Спорим?» – «Ну уж нет».

На шахте взрыв, жёны шахтёров толпятся возле конторы, коронер морщится на неприглядные свёртки, которые выносят на божий свет. Анна в сером платье жмётся к Чарли и прячет лицо. Истерически воет, кричит старуха. Её передник в крови, чепец перепачкан золой и пылью. Откланивается коронер, откланивается репортёр, щурится в ожидании разговора управляющий. «Чарли, забери её». Чарли подсаживает Анну в экипаж. Колёса по ступицу в грязи, они уезжают из посёлка притихшие, грустные.

В лесу снова появляются алтари с растерзанными кроликами и птицами, подростки из посёлка свистят хозяину вслед. Управляющего находят онемевшим, белым, окровавленным с отрезанным ухом. Он кричит не переставая.
Священник делает внушение, репортёры ходят стаями, Анна мечется между восторгом и страхом, пишет письма художникам. Но он твёрдо сказал, что не позволит приехать больше никому.
Он идёт по тропинке в закатном солнце, возле камня в полусотне шагов от торной тропы к посёлку лежит ничком старуха-шахтёрка. Изо рта тянется струйка крови, в руках цветы.
«Приходил наш золотоглазый бог, – хрипит она, – его нет в ваших словарях, святой водой его не изведёшь». Цветы осыпаются, руки дрожат, подбородок дрожит.

Дядя Ленни приходит с другом-майором, друг приносит маленький чемоданчик. Ставит на стол тускло блестящий металлический цилиндр, тянется за кочергой помешать угли, шрамы в блеске огня багровеют.
Выпустить газ с утра, когда в низине туман, ему не будет другой дороги, только на загонщиков. Просто, цивилизованно, быстрый эффект.
Он спит тревожно, ему видятся олени, которых никак не догнать, и колючие тёмные заросли. Утром Чарли сосредоточен, бодр, ест с аппетитом. Анна не вышла – рано, её привычек не перешибёшь.
Они бегут со всей мочи, перекликаются рожки загонщиков, тянет жуткой химической отравой из низины. В светлом проёме меж сосен мелькает человеческая фигура с венцом из оленьих рогов на голове. Вырывается вперёд Чарли, упитанный Чарли в зелёных гетрах, Чарли с копьём вместо ружья. Всё нестерпимей вонь, воздух обжигает, щиплет лицо.
Копьё вонзается в шею, двуногий хрипит, опрокидывается на спину, течёт тёмная кровь.
Из-под упавшей маски на джентльменов смотрят бездонные, страшные золотые глаза.

_____________________________________
* При создании этого рассказа ни одного английского классика не пострадало. Содержание шведских перчаток в тексте не превышает допустимых норм.