Дороги любви непросты Часть 1 глава 20

Весть о том, что Илья Заботин провалился в прорубь и сейчас лежит в районной больнице, мгновенно разлетелась по всей деревне. Конкретно о состоянии его здоровья никто ничего не знал, разумеется, кроме всезнающего Егорыча, который не уставал бегать из одного конца деревни в другой, сообщая, что Илюха плох, но жить будет.

- Жизнью своей рисковал, а Илюху с проруби вытащил! – трещал он на каждом углу с раннего утра. - Убыток каков понёс! Шапку свою новёхоньку, только два раза и надевал к куму в гости, потерял в неравной схватке со стихией…

Люди слушали деда вполуха, но когда  из дома Заботиных стало разноситься протяжное мычание, да визг голодных свиней вперемежку с квохтаньем куриц, а сама Аннушка не вышла на работу, забеспокоились.

- Василич, чего брехун-то твой языком мелет про Илюшку? Врёт же поди, старый, – ворчливо спросила Прасковья у забежавшего к ним с утра за молоком Хромова.

- Чего это Егорыч брехун-то? – обиделся за друга Пал Василич. – Петровна ночью к директору бегала, скорую вызывала, увезли Илью в районную.

- А чего он в прорубь-то полез? – забеспокоилась Устиновна.

- А кто ж его знает-то?! Ладно Егорыч припозднился в городе - к куму в гости заехал опосля того, как документы в райком отвёз. Ну, посидели мужики, за жизнь поговорили…

- Да ты толком говори-то! С Ильёй что? – нетерпеливо перебила его Прасковья.

- Я и говорю, что Егорыч ночью возвращался, а Илья в проруби распьяным-пьяна стоял. Был бы трезвый – выбрался! Ну, Егорыч его вытащил, а когда домой приволок, Илюха уже без сознания был.

- Ой, горе-то какое у Аннушки! – разволновалась Устиновна. – Побегу, узнаю, что с Илюшкой.

- Петровна в больнице, нет её дома, и медпункт закрыт – замок висит.

- Чего молчал, стар… -  хотела сказать было «старый дурак», но вовремя прикусила язык, засуетилась, - побегу корову подою, свиньям, курицам дам… Ой, батюшки! – вдруг замерла она с платком в руках. – Зойка-то спит! Вот ведь всегда ранищу поднимется, а сегодня, как на грех прямо, разоспалась.

Сокрушённо качая головой, Прасковья направилась в загородку, хотела было разбудить сладко спящую малышку, но Василич успел схватить её за руку.

- Т-с-с! – приложил он палец к губам. - Не буди Зоюшку, я посижу покуда ты управишься.

- Так ведь минутой не справлюсь…

- Иди! Сказал - посижу! Вот же упрямая ты, Прасковья, ну никакого сладу с тобой нет! – стараясь быть строгим, но в то же время, улыбаясь глазами, тихо сказал Хромов.

В другое время и при других обстоятельствах Прасковья Устиновна бы в долгу не осталась, всё равно на своём настаивала бы и упиралась, но сейчас ей было не до пререканий с Василичем. Торопиться надо, а что коли и вправду Аннушка-то в больнице с Илюшей. Корова-то с утра не доена. Бог с ними, со свиньями, с голоду не подохнут, а Марфушку - её жалко, как-никак кормилица.

Сойдя с крыльца, не вытерпела, глянула на свою крышу. Серебрится на солнце новёхонький шифер,  радует глаз! Что ни говори,  руки у Хромова не то что золотые - бриллиантовые! Всё ровно, нижние углы листов аккуратно подпилены, так, что комар носа не подточит! Копейки не взял с неё! Сам купил, привёз, уложил. А обрешётку какую сделал! Любо-дорого посмотреть было!

Не успела Прасковья и пяти шагов от дома сделать, как увидела бегущего навстречу Егорыча.

- Здравия желаю, Прасковья Устиновна! – поприветствовал её с гордо поднятой головой Егорыч, сбавляя обороты своих кривоватых ног, скрытых под неимоверно широченными шароварами, заправленными в валенки.

- И тебе, Егорыч, не хворать!

- Я чё хотел сказать-то, Устиновна…

- Недосуг мне, Егорыч, лясы с тобой точить! – осадила его Прасковья, торопливо направляясь к дому Заботиных.

- Пал Василич не у тебя часом подзадержалси? - спросил он, ехидно посматривая сбоку, и здесь же, развернувшись на сто восемьдесят градусов, как на военном параде, засеменил рядом, приноравливаясь к размашистым шагам Прасковьи.

- А коли и у меня, тебе какое дело? Не видишь – тороплюсь. Отсюдова слышно, как Марфушка Аннушкина мычит недоенная, - попыталась отмахнуться от него Устиновна.
 
- В правление его кличут! Меня отправили найтить, вопросы партейные решать надо.

- Да с Зойкой он остался! Некому за девчонкой досмотреть: Людмила на дойке, а я к Заботиным – со скотиной управиться надо.

Дед стащил с себя старую шапку-ушанку и поскрёб в своей розовой лысине. Зная характер Прасковьи, думал с чего начать разговор, внутри так свербило, что удержу не было, как хотелось похвастаться своим геройским поступком.

- Илюху ночесть тащил из проруби! Чуть сам Богу душу не отдал, - нахлобучивая сикось-накось шапку, проговорил Егорыч, - но от неминуемой смерти спас! – гордо закончил он и замолчал, видимо, в ожидании вопросов.

Но Прасковья шла молча, со двора Заботиных послышался рёв скотины, она ускорила шаг, не обращая на Егорыча никакого внимания.

- Чего спрашивается, Илюха в прорубь полез? Вроде до крещения далече… - сам с собой рассуждал дед, не забывая коситься на Устиновну, а вдруг да разговорится.
- Пятровна-то побежала к директору скорую вызывать, а я к Илюхе… Говорю с ним, а он молчит. Значит, думаю, не в сознании…

Устиновна подошла к Аннушкиному дому и перед самым носом Егорыча хлопнула калиткой, даже не пытаясь его дослушать.

- Ох, и тяжёлый у тебя характер, Прасковья Устиновна! Как только с тобой Пал Васильевич уживается! Поговорить и то не можешь! – безнадёжно махнув рукой, прокричал ей вдогонку Егорыч.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2018/10/11/67