4. Некоторое несогласие

НА СНИМКЕ: Страница из вкладыша к диплому Клары Петровны Штерн «Очерк истории советской генетики в период строительства социализма». Подписан ректором НГУ член-корр. АН СССР С.П. Беляевым и деканом гуманитарного факультета член-корр. АН СССР В.А. Аврориным. 29 июня 1968 г.


1968 год был годом крутого перелома эпох.

Прошёл бардовский фестиваль, в городке «закручивались гайки» вольнодумия и вольномыслия. Партийные и кагэбэшные органы рьяно взялись за воспитание молодого поколения в правильном направлении.

Зоя Софроньевна была известна своим вольнодумством и свободомыслием. Керкис был более осторожен.

Короче, поставили мне 4. Всё было хорошо, кроме замечания моего соруководителя о том, что рано ещё заниматься такой темой, рано обнародовать, пока живы участники шельмования и «уничтожения» генетики, как науки и т.п».

Я этому не удивился.

Юлий Яковлевич был испуган на всю жизнь. Поэтому он часто перестраховывался. Вот и при обсуждении на учёном совете Института цитологии и генетики дела Раисы Львовны Берг, подписавшей «Письмо 46» он говорил:

– Раиса Львовна концентрирует вокруг себя тех, кто считает себя непризнанными литераторами, обиженными.

Я слышал на банкете вашего Делоне, когда он сказал, что Галич вернул поэзии свойство хлеба. Так я его хотел по морде бить.

Он считал, что надо сидеть смирно и тихо работать. А если будет шум, снова начнутся репрессии и генетиков опять закроют.

В данном случае оценка «отлично» означала полное согласие с его содержанием, а вот «хорошо» будет означать некоторое несогласие.

И в случае возможного разбирательства всегда можно будет сказать, что в дипломе утверждалось нечто, с чем мы не согласны.

Я это говорю не понаслышке. С Юлием Яковлевичем я не раз разговаривал по поводу наших общественных дел. Он был довольно активен. И всегда он занимал соглашательскую позицию. Он всегда был за компромисс, – лишь бы не было шума. Лишь бы не стало хуже.

А как бывает «хуже» он запомнил на всю жизнь. Эта память приводила его к жёсткой самоцензуре и соглашательству. И в мае 1968 года его самоцензура достигла апогея.

Я не касаюсь его научной деятельности, где его заслуги бесспорны. Речь идёт только о его гражданской позиции: лишь бы не было хуже; спасибо за то, что есть.

А Кларе Петровне Штерн до сих пор обидно за такую оценку её дипломной работы.

Продолжение следует: