Повесть о приходском священнике Продолжение 82
Для Бируте..
— Эта тётка тебе кто? — спросила Ауксе, когда мы направлялись к месту моего временного жительства.
— Тебе какое дело?! — грубо ответил я, чувствуя, как бестактность этой девицы возбуждает волну гнева. — И вовсе она не тётка!
— А ты ей нравишься, — продолжала Ауксе. — Я видела, как она на тебя смотрит.
— Послушай!.. — остановился я, чувствуя, как внутри всё накипает со страшной силой, готовое взорваться бурей эмоций.
— Ауксе, — строго произнесла девушка. — Запомни сразу, чтобы потом не коверкать моё имя и не склонять его, как делают здесь многие. Повторю последний раз: меня зовут А-у-ксе! Ауксе Лаурите, с твоего позволения!
— Хорошо, Ауксе Лаурите... Прошу, и ты запомни и заруби себе на носу: мои отношения с Алисой и с кем-либо другим тебя не касаются! Ясно?! И вообще, обращайся ко мне на вы! Я тебе не пацан из подворотни, в конце концов!
Ауксе посмотрела на меня абсолютно спокойным взглядом. В её серо-голубых глазах царило равнодушие, озорная надменность, где-то даже детская игривость. Она пожала плечами, нагнула голову, обошла меня и устремилась дальше по узкой асфальтированной дорожке, ведущей к нескольким аккуратным домикам, покрашенным бирюзовой краской, проронив в мою сторону:
— Я поняла. Ты не нервничай так, а то спать будешь плохо.
Мы подошли к крыльцу одного из домиков с обширной верандой, сплошное остекление которой не поддавалось никакому воображению, представляя собой мозаику из треугольных стёклышек, разделяемых узенькими деревянными промежутками. Ауксе негромко постучала в окно и, не дождавшись ответа, тут же вошла в веранду, резко толкнув старенькую дверь, простонавшую неприятным скрипом.
— Молитвами святых… — девчонка выкрикнула отрывок молитвы, отворяя громадную дубовую дверь на стальных завесах, скрывавшую вход в дом.
В небольшой прихожей, устланной полинявшими от ветхости половиками, чисто выметенной и убранной, нас встретил паренёк чуть моложе меня, в рваной фуфайке с ведром в руках. Лицо молодого человека буквально излучало приветливую радость. Его ясные водянисто-зелёные глаза светились искренней добротой, невольно приковывая к себе внимание. С лица парня не сходила лёгкая улыбка, словно всё происходящее вокруг он воспринимал как счастливый миг, выражающий неподдельное ликование всему тому, с чем он соприкасается. Весьма вероятно, так преподобный Серафим Саровский встречал своих посетителей. Глядя на хозяина дома, я почувствовал, как всякая тревога и сомнение куда-то подевалась, и в душе незаметно воцаряется умиротворение.
— Вот, Федя, жильца тебе привела, — довольно строгим тоном обратилась к парню Ауксе.
Но тот не обратил никакого внимания на суровость девушки. Играя той же лучезарной улыбкой, он слегка кивнул нам обоим, произнеся:
— Слава Богу! Одесситы неделю как уехали, а мне немного скучновато теперь.
— А Тихон что, не компания? — я заметил, как Ауксе сказала это с неким сарказмом.
Федя махнул рукой в сторону гостиной, видневшейся в открытую дверь, ответив:
— А что Тихон? У него очередные чудачества. Почти неделю не разговаривает. Ни одного слова не услышал от него. Это он с празднословием борется… Икону Феодора Молчаливого Печерского пишет.
Ауксе еле заметно улыбнулась. Затем оглянулась в стоявшее в прихожей трюмо, наспех прихорошилась и вмиг выбежала за дверь, на прощание бросив сухую фразу:
— Счастливо оставаться!
— Зайдёшь ещё сегодня? — оклик Федьки догнал Ауксе на крыльце.
Она резко остановилась, задумалась, скривив лицо как капризная барышня, затем обернулась, сказав:
— Ну, на ужин загляну, если позовёте.
— Конечно, конечно! — восторженно воскликнул Федька.
— Тогда приготовьте что-нибудь вкусное, — девчонка ловко повернулась на одной ноге и устремилась игривой походкой к храму.
Федька провёл её долгим взглядом, проронив тяжёлый вздох. Мне показалось, что Ауксе нравится ему, только не отвечает взаимностью. Хотя, какое мне до этого дело?
— Что ж, проходите, не стесняйтесь, — отставив в сторону ведро, сказал Федька. — Комнатка ваша тут…
Сбрасывая на ходу фуфайку, он завел меня в гостиную, в которой помимо шикарного мягкого уголка, занимавшего две стены, огромного вазона с декоративной пальмой и столика было три двери. Одна из них, лакированная, с витражным стеклом посередине, вела в комнату Федьки. Две следующие двери располагались рядом. Первая, довольно странная, непривычно узкая, обвешанная всякими листочками со всевозможными молитвами, бумажными образками, чётками, крестиками и ещё непонятно чем. Рядом с ней вторая, — ничем не примечательная, разве что двустворчатая, вела в мою комнату. В отличие от двери, комнатушка выглядела совсем крохотной и какой-то удлинённой. Практически у входа стояла низкая койка, такие обычно ставят в больницах или в малобюджетных санаториях. Сразу за ней каланчой возвышался старый шкаф, скрывавший за собой ещё одну кровать. На стенке висели две иконы.
— Скромно, — как-то виновато произнес Федька, — зато отдельно.
Я ничего не ответил, вспомнив халупу бабки Бабаихи. Человек может приспособиться к любым условиям, а я особо не прихотлив, так что слава Богу.
— Меня, кстати, Фёдором зовут, — сказал парень, протягивая руку для знакомства.
— Отец Виктор, — ответил я.
— Вы священник?! — Федька снова засиял улыбкой, выражая удивление и в тот же миг неподдельную радость.
— Ну, в общем, да, — почувствовалась лёгкая обескураженность, и я застенчиво опустил голову.
— Конечно! Стояло догадаться по внешнему виду. Но я подумал, мало ли? Может, вы неформал или вам нравится носить волосы и бороду.
Признаюсь, борода у меня была небольшая, а волосы я подстригал, чтобы было удобнее за ними ухаживать, так что они едва достигали плеч, и носил я их, как правило, распущенными.
— Ладно, увидимся ещё, — сказал мой новый знакомый, не меняя радостного выражения лица.
Сразу видно было, что Федька, человек деловой. Он ни секунды не сидел на месте. Схватив своё ведро, парень моментально убежал на улицу, и уже оттуда слышался его звонкий голос и хохот. В доме царила непривычная тишина. Ни журчания бытовой техники, ни тиканья часов. Даже происходящее за окном представлялось будто в немом кино. Немного стало скучновато. Вспомнились службы на моём приходе, спевки под сенью ветвистого клёна во дворе Бабаихи, родительский дом, маленький Марк и, конечно же, Аня. Воспоминания погрузили в тоску, и я почувствовал, как муторная тяжесть в очередной раз охватывает душу. Положив голову на подушку, закрыл глаза. Хотелось забыться во сне, но на дворе утро, так что уснуть сейчас выглядело бы нелепо, тем более в чужом доме.
дальше будет.....
Свидетельство о публикации №218100600689