Триумф блондинки

Любовное невезение Ролан Барт сравнивает с невыводимым пятном*. От него невозможно избавиться. Философ, может быть, прав – что невозможно. И все-таки «невыводимое» есть у всех, и оно – свое у каждого, не только любовное.
    У меня –  примерно такое. В моих руках ломается то, что должно, наконец, сломаться,  а в помещениях, где я поселяюсь, взрываются лампочки. Так что было бы странно, не возмутись я однажды:
    За что???
    То, что стихия электротока не ладит со мной, стало ясно давно. Как близка мне была кинематика! Разнообразные силы, приложенные к какому-нибудь телу, будили мою фантазию, и однажды я обнаружила, что не часто испытываю тот душевный подъем, с каким решаю задачки, придуманные А.П. Рымкевичем. И неспроста. Лицом ньютоновской механики стала для меня молодая особа, прибывшая к нам из брянского пединститута. Что тут, казалось бы, необычного? Глубокие, как два колодца, зеленые зрачки ее миндалевидных глаз... Эти глаза и все, что проглядывалось сквозь черный шелк ее изящного платья... Но это, отличающее многих хорошеньких женщин, «все» в альянсе с тремя законами Ньютона приобретало особый смысл. Ее глаза источали силу ума, который обскуранты называют «неженским», ведь он позволяет барышне распоряжаться собой, как мужчина, свободно: всё, что считается «предосудительным», может отстоять логика. Вот и представьте, что это – вертихвостка с логикой и без предрассудков.
    Иными словами, зеленоглазая дива меня здорово вдохновила. В целом, правда, ожидания дедушки не оправдались. Дед-педагог, лет до шести учивший меня арифметике, обещал мне будущее чуть ли не Ковалевской, но в школе математика показалась мне нудной, и подобное отношение переносилось на все точное знание. Когда же, уже студенткой, я рванула в противоположную сторону, было поздно. Импульс от удивления перед метафорой, соотносящей бесконечную дробь и непостижимость Бога , остался бесплодным. Учить меня вышке на тот момент было некому.
    Зато с Ньютоном я продвинулась далеко – попала на городскую олимпиаду и набрала среди всех наибольшее количество баллов. Я, разумеется, ликовала (тщеславная!), не зная, какая участь мне уготована дальше. Ведь физика не заканчивается на Ньютоне, а включает в себя и такие увлекательные разделы, как электродинамика...
    Это, «электро-», и стало для меня «гвоздем программы» в десятом классе. Чтобы что-то понять, мне нужно было это представить, если воображение было бессильно, рассудок ничем не мог помочь пониманию. А как представить себе магнетизм? И почему непротяженное поле изображается в виде изогнутых параллельных линий? И что же это такое – поле, сила, материя? В чем их «чтойность»?
    Об этом речи не шло ни в учебниках, ни на уроках. Однако и я в те дни не сушила мозг над разгадками этих тайн. Рано или поздно я бы забыла и сам образ магнитного поля со всеми его минусами и плюсами.
    Но Алиса... Назовем ее так. Она делала все, чтобы этого не случилось. Прелестница в кокетливом платье осталась в прошлом, а в настоящем возник совершенно неподражаемый педагог, на произвол которого был отдан наш класс. Что такое физика с педагогом Алисой? Все просто. Вот – учебник. А дальше... «Копаем от забора и до обеда» – решаем все, всё подряд, и сдаем в назначенный день.
    У «неподражаемой» было уникальное чувство юмора, ее шутки не понимал никто. Не только школьники. Однажды, встретив биолога, Алиса спросила у безобидной коллеги: «Ну что, змеек-то уже накопали?». А подтекст был такой. Гады просыпаются по весне, ползают тут и там, и грех натуралисту не запастись ими ради анатомических экспериментов. Улыбка остроумицы сопровождалась блеском железа, и потому Алису школьный народ звал Фантомасом. Она внушала нам страх. Но все это – пустяки. Округлая, как та молекула на картинке в учебнике, она, бывало, мелко-мелко семенила между рядами в какой-то недоступной нашему пониманию эйфории. В недоумении класс замирал, а физичка топталась минуты по две возле каждой парты, напоминая собой пуделя в цирке, – словно выпрашивая аплодисменты. Броуновское Движение любило свою науку.
    Я запомнилась ей еще на злополучной олимпиаде. Она не могла не приметить девчонку, набравшую баллов больше, чем ее ученик. Затем я попалась ей на глаза на  школьном концерте. Так Алиса прознала о моих вокально-инструментальных талантах. И вот на один из уроков затейница притащила талмуд под названием «Физика музыки»: ей показалось, что я не смогу жить, не узнав, как, почему и зачем из моей глотки выходят звуки в диапазоне от «ля» малой октавы до «ля» второй. Сначала я колебалась, понимая, что, отвергни я эту «трогательную» опеку над моим интеллектом, он будет изнасилован уже без сентиментальных прелюдий. Но в итоге вернула ей книгу, пояснив: «Я же артистка…». Играть на пианино могу «и просто так», без познаний в акустике.

И все.

То есть не все. Тут-то и началось все самое интересное.


*

В центре пластины, предназначенной под конденсатор, я начертила круг. Это был мой безмолвный ответ на вопрос, как нужно порезать железку, чтобы сделать из нее этот «плоский». (Напомню. Я это уяснила на всю свою жизнь. Конденсатор – плоский, так как состоит из двух  пластин, параллельных друг другу.) По лицу педагога я поняла, что превзошла все ее ожидания.
   Но вот Алиса с торжеством произносит:
   – А что, когда вы мастерите себе какую-нибудь юбчонку, вы тоже вырезаете деталь в середине тряпицы?
   Это был абсолютно прозрачный намек. В школьном конкурсе моделей я показала на подиуме себя и собственные произведения haute couture.
   – От фасона зависит! – заявила «модель» и «артистка» в ответ Фантомасу.
   Повисла пауза. Поджав губы, Алиса нарисовала в журнале самую изящную цифру из всех, имеющихся в распоряжении «препода», сделав неизбежным «тройбан» в четверти.
   Но я не осталась в долгу. В другой раз, от безысходности, я написала строфу из баллады Жуковского. Развернув доску, вместо решения Алиса прочла:

      Растворись моя гробница,
      Гроб откройся – полно жить:
      Дважды сердцу не любить!

Но последнее слово осталось, конечно, за ней. Она хотела достать меня своей физикой, и это ей удалось. Схлопотав «тройку» в четверти, я была вынуждена сдавать выпускной экзамен по физике, чтобы получить хорошую отметку и в аттестат «четыре».
    Алиса с энтузиазмом готовила меня к испытанию. Мы катали тележки, подбирали гирьки и грузики, в разъемы тыркали проводки... Я оказалась единственным таким феноменом на параллели.
    В «Судный день» в кабинет Алисы заявилось все руководство школы. (Тешу себя тщеславной догадкой, чтоб лицезреть, как «модель» сводит счеты с наукой.)
    И что же произошло? Торжество справедливости. Я вытянула последний из выученных за ночь билетов.

*
Читатели могут упрекнуть меня, что, рассказывая о своих школьных печалях, я отдалилась от поставленного вопроса. Что ж, они будут правы…
   Превратиться в ничтожество можно без посторонней помощи, родиться без посторонней помощи, да еще с талантом – не выйдет… Все, плутавшие на пути к себе, поймут, о чем речь. Может быть, неумеха – и есть  гусеница, из которой выпорхнет бабочка райской красы?
   И потому, поступив на желанный журфак МГУ, сделав мелирование и значительно посветлев, я ни в чём не сомневалась. Каждый день я стучала по клавиатуре – сочиняла и получала от этого ни с чем не сравнимый кайф.
   Но однажды случилось вот что. Мне купили новый компьютер и бросили в общежитии, в еще чужом мне городе, наедине с двумя коробками, в коих покоились монитор, системный блок, клава и, конечно же, украшение мироздания – провода!
   Обновление  совпало… с амурной передрягой. Первой выбрасывать белый флаг я не хотела и, обзвонив его друзей, с горечью поняла, что, как ни хотелось бы наладить литературное производство в этот же вечер, обстоятельства категорически против.
Жить так до завтра было никак невозможно. Руководствуясь логикой, интуицией и подсказками космоса, я шарахнула пальчиками по нескольким клавишам... И о чудо! Установленная моими руками система отлично прижилась на компьютере, еще долго служившем не одному поколению юзеров в нашей семье.
   Что было потом? Наконец на горизонте возник тот, по чьей вине я в гордом одиночестве собирала залог счастья своего – «пэ ка». Увидев, что, как ни странно, устройство работает, он не поверил своим глазам. Он заглянул в шкаф и никого там не обнаружил. В туалете и ванной комнате – тоже. Желваки заходили на его скулах и страшным голосом он кричал, что никогда в это не поверит.
   – Я бы все мог понять! Но как смириться с тем, что ты нагло лжешь, что сделала это сама! Кто он?
    Что ж... Слишком часто мне приходилось слышать последний вопрос. Проникнет ли первый луч солнца в мою комнату – «Кто он?», присядет ли голубь на подоконник – «Кто он?», взвоет ли ветер, пробежит ли  таракан вдоль стены, упадет ли тень от фонарного столба... Я оставалась спокойной.
    И тем не менее, как возмутило меня неистовство, вызванное отнюдь не сомнением в моих... э-э... это даже нельзя отнести к «мозгам» или «шевелению» оными. Нет! Недоверием к моей решимости найти общий язык с электроникой, между мной и которой с детства вставала мужская фигура. Эффект был поразительным. Пусть, как и прежде, когда я злюсь, случаются короткие замыкания, мне стало ясно: я, безусловно, способна найти общий язык с «железом».
   В  случившемся, конечно,  была только моя вина. Ведь не дядя же Ваня при первой возможности встал на путь наименьшего сопротивления! Так однажды, в стремлении завладеть моей благосклонностью, некий «джентльмен» и однозначно пособник дьявола, уже бывший студентом и поизучавший управление космическими аппаратами где-то в Санкт-Петербурге, предложил мне помощь в решении неисчислимых задач, коими изводила нас Фантомас. Тут-то и началось. Ах, зачем я буду делать «такое» – вкручивать лампочку, чинить что-то элементарное, соединять провода, выполняя лабораторную... Зачем я буду делать что-то сама, если могу перевалить все это на кого-то другого?! На том основании, что я – блондинка. На том основании, что «настоящая женщина» берет в руки молоток, отвертку, паяльник, серп или молот только в том случае, если ей недостает «женственности», чтобы вложить все перечисленное в мужские руки и с их помощью достичь своей цели.

*
Зависимость, как видим, обходится дорого. Женщин – от мужчин, мужчин – от гарантий. Не умеешь импровизировать - не будет тебе ни триумфов, ни благосклонности.
   Эту мораль подтверждает и то, как сложились судьбы моих персонажей в дальнейшем.
   «Пособник дьявола», вместо того чтоб запускать что-нибудь в космос, делает желтую прессу. Отелло отчислилось из МГИМО, дошло до коммерческого что-попало, опять отчислилось и увлеклось журналистикой.
   Алиса получила Премию Сороса (как неистово даровитый учитель физики). Странная биологиня, равнодушная к анатомическим опытам над хладнокровными, Наталия Николаевна, тоже. Последние факты ничего не подтверждают. Но почему бы не вспомнить о тех, кто посеял в меня кое-что из «разумного, доброго, вечного»?
   Я тоже, так сложилось, преподаю. По иронии судьбы – философию на физическом факультете.
   Моя школа на своем месте – в ста метрах от моего, теперь уже старого, дома. Как-то, глядя в окно на стайку младшеклассников, я отчетливо осознала, что горевать из-за оценок в тонкой тетрадке уже никогда не буду. Что все это – уже на какой-то другой планете, там, где продолжает, независимо от меня, со всей своей фантастической яркостью, жить мое счастливое детство. А в голове бегущей строкой, из любимого:

   «Личность может быть понята лишь как акт, она противоположна пассивности, она всегда означает творческое сопротивление... В акт всегда привходит свобода».

_________
* «Фрагменты речи влюбленного».

       Москва, 2012 г.