Чудесное спасение

ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ
19 апреля 1987 года. Воскресенье. Этот день навсегда останется в моей жизни как день чудесного спасения, духовного очищения и просветления души.
Находясь в очередном, как говорили тогда, трудовом отпуске, я приехал в город Лагань, что расположен на берегу Каспийского моря, к своему другу Демидову Гене. Геннадий работал мотористом на рыболовецком судне Лаганского рыбзавода со знаменитым рыбаком — Зотовым Иваном Михайловичем. Он предложил мне сходить с ними в море, дабы поучаствовать в процессе ловли рыбы. Я с радостью согласился. В море я никогда ранее не бывал.
Немного о себе: Юрьев Георгий Петрович, тридцать восемь лет, женат, имею троих детей, мастер спорта по гандболу, тренер.
В двенадцать часов дня на катере «КС» мы втроём вышли в Каспийское море. Первое, что меня удивило, так это то, что в море не было других судов. Я спросил Ивана Михайловича по прозвищу Морской Лев: «Почему мы одни в море?». Он сказал коротко: «Пасха».
«Великий праздник христиан — Воскрешение Христово», — с некоторым волнением и какой-то скрытой тревогой подумал я. Но вид открытого моря, прекрасная погода полностью поглотили мои мысли. Я наслаждался свежестью воздуха, морским простором и сверкающими на солнце брызгами за бортом катера.
Пройдя от берега миль тридцать, мы забросили в море сети (я помогал как умел) и отошли к Зелёным островам, так называется у каспийчан место в море, поросшее густым, зелёным и высоким камышом, где можно всегда укрыться от непогоды.
Погода была редкостной. «Полный штиль», — сказал задумчивый Геннадий. Вода была — сплошное зеркало, отражение настолько чёткое и точное, что можно было побриться, глядя в воду. Мы бросили якорь.
От радостного настроения я начал насвистывать песенку, но тотчас получил серьезное «морское» предупреждение от капитана. «Не свистеть на корабле!» — пробасил он и, по привычке, ругнулся матом.
Михалыч — так звали уважительно Зотова, был лет шестидесяти, но, как и все рыбаки выглядел значительно старше. Высокого роста, широкой кости и большой физической силы.
 
Руки — одна сплошная мозоль. На рыбный промысел Михалыч ходил в море более сорока лет. Каспийское море знал, как своё жилище.
Гена тем временем приготовил закуску, и мы чисто символически выпили в каюте за удачу, чтобы ловилась рыба большая, а не маленькая. Морской Лев и Гена начали вести немногословную беседу на своём рыбацком языке. О значении многих слов я мог только догадываться. Я задремал.
«Жора! Поднимай якорь!» — услышал я сквозь дремоту голос Геннадия.
«Пойдём смотреть сети». Демидов — мужчина среднего роста, крепкого телосложения с красивыми серыми глазами. Большого юмора человек. Мы с ним ровесники.
Было около 18 часов вечера. Море казалось спокойным, но почему-то нигде не было видно бакланов. Подойдя к сетям метров за 200, мы снова бросили якорь. У штурвала был Михалыч. «Пойдём на куласе», — сказал капитан. Кулас — это узкая лодка, метров пяти, с шестом вместо вёсел.
«Генка! Включи маяк!» — приказал своим прокуренно-простуженным басом Михалыч. «Темнеет», — добавил он. Маяк — это мигающая лампочка на катере.
Спустившись втроём в кулас, мы подплыли к сетям и, слегка поднимая, начали их осматривать. Демидов был на носу куласа, я посередине, а Михалыч на корме. В лодке уже трепыхались три огромных рыбы. Зеркальная поверхность моря продолжала радовать душу, только была эта гладь уже стального цвета. Ни ветерка.
Вдруг я услышал гул и поднял глаза к небу, надеясь увидеть самолёт, но его нигде не было. Гул становился всё сильнее. Я был в замешательстве. Через одну-две минуты по воде пошла мелкая рябь, и в этот момент я увидел изменившиеся и напряженные лица своих товарищей. Они поняли всё!
Геннадий, схватив шест, начал яростно толкать кулас в направлении нашего катера, который на якоре и без присмотра был далековато от нас. Но было поздно. Чудовищной силы ураган нёс на нас волны трёхметровой высоты. Стало темно, холодно и жутко. Ураган был так свиреп, что на расстоянии метра расслышать голос соседа было невозможно, да и словами описать тоже! Стихия! Мощь!
По команде Михалыча я выбросил за борт первый улов и начал вычерпывать воду из куласа эмалированной чашкой. В тёмном, огромном, каком-то фантастическом мире, очень далеко мигал наш маячок — маяк наших трёх судеб. А нас начало относить в открытое море. Шторм только начал набирать свою ужасающую силу. Я слышал раньше о коварстве Каспийского моря, но не думал, что узнаю об этом на собственном опыте. Я впервые в жизни вышел в море, и коварный Каспий меня изумил! Спокойный и прекрасный, за несколько минут он превратился в злобное, гигантское чудовище.
«Вяжись к сетям!» — крикнул Михалыч. И Гена привязал кулас за сети, чтобы снос в открытое море не был таким быстрым.
Страха не было, была просто спортивная борьба — кто кого! Я продолжал вычерпывать воду, но в очередной раз лодка, поднявшись на гребень волны, резко и больно ударила меня бортом по правой руке, и чашка мгновенно исчезла в морской пучине. «Болван!» — услышал я крик капитана и понял, что это относится ко мне. Нисколько не обидевшись, я снял свой резиновый сапог сорок шестого размера и начал им вычерпывать воду из куласа, хотя понимал бесполезность своего занятия. Но азарт борьбы со стихией делал свое дело — я работал автоматически, сидя уже по пояс в достаточно холодной воде. Теперь мы с Геной уже вдвоём вычерпывали воду. Очередная волна вновь и вновь накрывала маленький и беспомощный кулас.
Неравная борьба со стихией продолжалась много часов. Мы сидели по пояс в воде. Кулас держался на плаву, в основном, благодаря сетям. В сплошной темноте ураган был ещё более ужасающим. Только теперь я начал понимать трагичность всей ситуации.
Тело стало чужим, руки всё медленнее делали малоэффективную работу, резиновый сапог казался двухпудовой гирей. Но маячок мигал вдали, и в нём были наши НАДЕЖДА и СПАСЕНИЕ.
Вдруг Михалыч прокричал Генке, чтобы тот освободил лодку от сетей, дабы нас вынесло на один из камышовых островов, но Демидов ответил категорическим отказом. В тот момент я не знал, кто из них прав! Кулас уже не взлетал на гребень волны вместе с нами, он захлёбывался. Я перестал вычерпывать воду. Бесполезно. Навалилась физическая усталость и равнодушие ко всему.
В это время седой, взлохмаченный и какой-то отречённый Михалыч добрался до Гены, что-то прокричал ему на ухо и поцеловал в щёку. Затем он обнял меня, сказав: «Прощай, Петрович, прости! Судьба, видимо!». Он опустился на дно лодки с совершенно умиротворённым видом. Ветер с огромной силой продолжал трепать наш привязанный кулас...
И только после слов прощания Морского Льва меня пронзило, что это Смерть, конец земным радостям, мечтам и любви. Просто я исчезну в этой холодной и противной пучине Каспийского моря! А как прекрасно там, на большой земле! А мне всего 38 лет! А у меня дома сиротами останутся трое детей! И действительно, как пишут в умных книгах, (а читал я их много) вся моя сознательная жизнь пронеслась перед глазами, и всё в ней было прекрасно! Но и теперь умирать было не страшно, только как можно было умирать в такой холод! На мне была одна спортивная майка синего цвета. Зачем я здесь? Ради кого или чего я погибаю? Как всё глупо!
Меня бил озноб. И вдруг непроизвольно, — а был я тогда, как это ни странно, крещёным атеистом, — я поднял голову к чёрному, непроницаемому небу и быстро, умоляюще прошептал, как в детстве учила меня мать: «ГОСПОДИ, помоги!»
Мои товарищи держались мужественно. Прошло не более минуты после моего обращения к ВСЕВЫШНЕМУ, и вдруг, сквозь рёв и вой шторма, Геннадий закричал: «Идёт к нам!!!». Он показывал рукой в сторону маячка. Мы с Михалычем начали всматриваться в далёкую мерцающую лампочку, которая казалась нам такой родной, спасительной Звездой. Действительно, наш шеститонный катер медленно двигался в нашем направлении. Мерцающий маячок становился хорошо видимым сигналом.
Радости нашей не было предела, мы что-то кричали одновременно во всё горло! Но «КС», тяжело поднимаясь и опускаясь на волнах, прошёл метрах в пятидесяти от нас, справа по борту, и так же невозмутимо мигая в кромешной тьме, при вое ветра и шуме страшных волн начал удаляться от нас. Мы растерянно смотрели ему вслед. Михалыч закричал: «Гена! Развяжи сети!». Геннадий метнулся на нос лодки и начал освобождать его от сетей. Но они мокрые, скользкие, скрученные в один невообразимый узел, ему не поддавались. Катер, мигая, уходил от нас в открытое море, в самостоятельное плавание. Он уже был далеко от нас, маячок почти не просматривался! Наконец, ценой неимоверных усилий (Гене это стоило двух ногтей на правой руке и сломанного зуба), он развязал сети и, налегая на шест, мы бросились догонять «КС». Сомнений не было, что мы его догоним. По сравнению с катером мы были пушинкой на волнах моря. Настроение у всех было приподнятое!
Минут через двадцать мы догнали катер, и Гена, лёжа грудью на самом носу куласа, при очередном подъёме волны попытался схватиться за длинную цепь, свисавшую с кормы катера, но неожиданно промахнулся. Нас стало быстро уносить в море, в пяти метрах от такого родного и желанного катера.
Я мгновенно понял опасность такой ситуации: кулас уносит по ветру, и мы уже никогда не сможем вернуться на катер.
И я... выпрыгнул с куласа в ревущее море, ухватился правой рукой за злополучную цепь. Мои товарищи растерянно смотрели на меня сверху вниз, их с каждой волной уносило в море. Что было силы я, взлетая вместе с катером на гребень очередной волны, заорал: «Шест! Шест!!!». Михалыч протянул мне шест, я ухватил его левой рукой и начал подтягивать кулас к катеру. Правое плечо скрипело от боли. Перед глазами поплыли тёмные круги. В спортивной гимнастике, в упражнении на кольцах, такое положение называется «Крест».
Всё было как в фильме ужасов, но только со мной! Наконец, Демидов ухватился руками за корму «КС», и они с капитаном привязали кулас к катеру. Я взобрался на палубу и заполз в каюту, ноги меня не держали. Меня тошнило. Мои товарищи бросили новый якорь, точнее сказать, запасной, и протиснулись в каюту ко мне. Гена сказал: «Жора! Лапу якоря как ножом срезало!». А Михалыч добавил: «Впервые вижу чудо такое. Небывалый случай — якорь без лапы остался! Поэтому катер и приплыл к нам сам!». Они выпили водки за спасение. Я отказался, переоделся в сухую одежду, выпил две кружки горячего настоянного на травах чаю и забылся тяжёлым сном.
Шторм продолжался, но мы были в безопасности.
20 апреля весь день и ночь шторм не утихал ни на минуту. Брызги воды по-прежнему били в иллюминаторы, а по палубе катились волны. Мы читали старые журналы, газеты, играли в «морского козла» старыми потрёпанными картами. Говорили о пережитом. Михалыч, обычно молчун, разговорился, вспоминая другие интересные случаи из своей богатой рыбацкой биографии. Затем твёрдо заявил: «На моей памяти, такой силы шторм был в 1949 году. Большей силы не припомню». И уважительно добавил в мой адрес: «А ты, Петрович, ничего, смелый мужик! Как сиганул вовремя в море! Да и держался молодцом, хотя и впервые попал в шторм». «Теперь мы крестники», — сказал мой друг Гена. И мы согласно кивнули головой одновременно с капитаном.
В шесть часов утра 21 апреля шторм стих так же неожиданно, как и начался. Я вышел на палубу и увидел удивительное зрелище — катер «прилип» ко дну моря. Одев сапоги, я спустился в воду, которая едва доходила мне до икроножной мышцы. Я рассмеялся громко и заразительно. Волны, которые нас едва не лишили земной жизни — исчезли! Пройдя метров 300 от катера я вернулся в каюту и разбудил товарищей. Михалыч, позёвывая, пробасил: «Прилива ждать надо».
Часа через три вода начала прибывать, и мы, снявшись с якоря, малым ходом пошли в Лагань. Счастливые минуты!
Послышался гул самолёта, и на этот раз правда, над нами пролетел в безоблачном небе поисковый самолет АН-2. Как потом выяснилось, они искали нас. Я радостно помахал ему руками, а он мне крыльями.
Так закончился мой первый в жизни выход в Каспийское море на рыболовецком катере.
Лагань предстала перед нашими взорами в удручающем виде: поломанные и вырванные с корнем деревья, с некоторых домов сорваны крыши. Городишко был без электричества...
Прошло десять лет, и я вновь оказался в Лагани. Мы всей семьёй плыли на прогулочном катере по Каспию и случайно услышали рассказ моряка о том, как трое человек чудесным образом спаслись в ужасный шторм, как катер сам, по воле Божьей, приплыл к отчаявшимся людям.
Я не решился признаться, что я был участником тех волнующих и драматических событий, так как внезапно понял, что наше ЧП уже стало легендой.
Мои крестники были живы. Михалыч постарел и в море уже не ходит, а жизнерадостный Демидов по-прежнему работает мотористом на уже новом катере, наш списали на металлолом.
Чудесное спасение в день Воскрешения Христова стало для меня судьбоносным.
Я вновь пришёл к православию и понял, что Господь сохранил мне жизнь и для того, чтобы я рассказал об этом людям. Что я и сделал.

Элиста, 19 июля 2000 г.

ОПИСАН ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ МОЕГО ОТЦА - ДЕЕВА ЮРИЯ ПЕТРОВИЧА. #море #Каспий