Потерянное эхо

 Весёлый и беззаботный ребёнок с белоснежными кудрями, играя со своей непоседливой собакой, однажды забрёл в горы и взирал с высоты на деревья, дома, поля: даже с вершины казались они ему большими, неизведанными и загадочными. Преисполненный особым чувством счастья, доступным только детям и тем немногим взрослым, сумевшим сохранить в своей  душе внутреннего ребёнка (счастье без конкретной на то причины, на первый взгляд не имеющее под собой основы, хотя в действительности же сама жизнь и её тончайшее ощущение восприимчивой душой составляют его суть), он громко закричал что-то невнятное, нечто понятное на его собственном, детском языке.
 Неожиданностью для него стало то, что он не услышал обещанного эха: звуковая волна предательски убежала в будущее, и, только там изменившись практически до неузнаваемости внешне и внутренне, повзрослевший ребёнок прошлого расслышал наконец эхо своего собственного восклицания. Нелепым и странным оно показалось ему, но всё же услышал он что-то родное, до боли в сердце знакомое и напоминающее о том высшем моменте счастья, когда в горах раздались слова его, когда всё казалось огромным, масштабным, когда всё удивляло.
 Эхо щекотало своим золотым пером игривую душу, ублажало слух и радовало сердце этого большого ребёнка, который в детях настоящего услышал отзвук эха себя из прошлого. Зачем прислушиваются к детям некоторые восприимчивые, некоторые одарённые тонким слухом взрослые? Они в трепетном ожидании ждут появления потерянного в детстве эха, которое своими едва уловимыми раскатами заставит печалиться по безвозвратно ушедшему, но играющему в детях прошлому.
 Частичку ушедшего себя вижу, слышу, чувствую я, когда передо мной появляется это парящее, лёгкое и быстротечное счастье в образе ребёнка.