Наша жизнь

    Каждое моё пробуждение похоже на перерождение. Открывая глаза, я вижу их, косматых, со спутанным мехом, толстых и неуклюжих; может, я их чувствую — не понимаю до конца. Ледяной жар этой чёрной, бездонной субстанции, с тысячами неизвестных слов внутри, прожигает череп, не щадя ни бледной кожи, ни тусклых волос — ничего.  Убивает и меня, и себя; то, чем является она сама, есть и моя сущность.
    Очень страшно в последнее время: почти не осталось головы. Дрожу, как струна на арфе, но издаю не завораживающие звуки музыки, а скрипящие стоны. Из чего-то, похожего на затылок, выходит мятый толстый провод, в некоторых местах изгрызанный крысами, проводящий животное электричество, не нужное совершенно никому, идущее в пустоту. Он обвивает, как плющ, руки, шею, торс, и заканчивается чудовищами — ими.
    Их не нужно кормить: они сами себя питают собой. Разрастаются каждое мгновение, и кажется, что скоро не останется места в мире.  Будет лишь тьма, будет  всеобщий страх. Всё больше черноты, неведения, и так мало наивно белого света, тепла и ясности.
    Они  любят будить меня по утрам, не давая толком выспаться. Безмолвно кричат на ухо, без прикосновений сотрясают тело, мучают каждое моё движение, выламывают пальцы, высасывают глаза. Терзают, терзают, как волки, вечно голодные и дикие. Кусаются до крови — я весь усыпан шрамами. Мне хотя бы никогда не бывает одиноко: рубцы составляют компанию. Я люблю  их гладить, приручать снова и снова. Они не дают зла, но всем своим существом напоминают о тяготах прошлого.
    Когда встречаю других людей, приходится успокаивать их словами: «Не волнуйтесь; они ручные». Грязная, жалкая, ничтожная ложь. Ведь я знаю, что они способны вгрызться в шею каждого, кто только подойдёт, но только мне подвластно  их сдерживать. У остальных они крохотные и безобидные. Достаточно привязать  их тонкой шелковой ленточкой, и невозможно будет расстаться. Такие легкие, медленные, ласковые... Мои же — титанические, всклокоченные и страшные. На других они пока что только рычат, а расправляются потом со мной. Выпускают всю внутреннюю злобу, а я терплю. Всегда.
    Но, впрочем, живем мы дружно. Только я не понимаю их: у них ведь нет языка — не могут ничего рассказать. Пытаюсь прочитать бессмысленный взгляд. В нём живет тьма, такая чистая и холодная, точно зима. Порой она стреляет мне в живот стальными пулями, похожими на крохотные луны. Они дырявят меня насквозь, и прозрачная кровь течет  из моих жил. Я не чувствую боли, жжения, страдания от них. Доставляют муки лишь обладатели патронов.
    Иногда я выпускаю их погулять, но всегда обязываю возвращаться обратно. С самого начала жизни я должен за ними следить. Мне никто об этом не говорил, но я знаю, что им и мне это необходимо. Да и они привязались страстно, никак не могут отпустить. На воле им тоже хорошо, а когда их нет, я превращаюсь в обычную счастливую оболочку. Без шума внутри, без бури снаружи. Без всего ужасного, чего только только не может существовать в нашем материальном мире. Есть только моё тело в такие моменты. Когда же мы вновь объединяемся, связь только сильнее укрепляется. Возвращаться важно, сколько бы ужаса это не приносило.
    Вот так и живём мы: я и мои мысли.
    05.07.18.