Армия. убить зайца

В один из дней мы, как всегда, загрузились в «Шишигу» и поехали на посты. Была глубокая ночь.  Время года уже не помню, так как снега у нас не было даже зимой: все выдувало ветром. Помню лишь, что в один момент мы поехали уж слишком быстро, нас начало трясти и бросать по кузову (оторвать бы головы у проектировщиков скамей в «Шишиге»), а мы лишь слышали азартные крики, раздававшиеся из кабины, пока не раздался выстрел – один, а за ним сразу другой. Нас трясло и  бросало, мы, как кули, перекатывались по железному полу. Счастье, что автоматы были в незаряженном состоянии. Катался с нами и Игорь Гальперин, попавший в армию в 25 лет, еврей, низенький и пузатенький преподаватель фортепиано в Москве. Мы с ним сдружились.

Кто смог и у кого не зажало руки складывающейся скамьей, за которую мы и держались, слышали крики: «Держи, стреляй!» Прозвучало еще несколько одиночных выстрелов из автомата. Наконец, машина встретила непреодолимое препятствие в виде рва (по нашим ощущениям), нас в последний раз подняло в воздух и бросило на пол в полном беспорядке, машина заглохла и встала. Мы лежали, полностью разбитые, покалеченные ударением о железный пол, острые части автоматов и друг о друга, вперемешку. Как вдруг над задним кузовом поднялась голова нашего разводящего (он ехал в кабине). Он спросил: «Ну вы как тут? А смотрите, что у нас есть!» И поднял в высоко поднятой руке зайца. Вернее, его тушку. А еще вернее, освежеванную тушку. Видимо, мы преследовали зайца. Он не мог убежать из света фар. Попасть в него разводящий не смог, но машина, перелетая через канаву, не только его настигла, но и освежевала. Поднятая тушка была вывернута наизнанку. Кожа полностью была снята с зайца. Он держал его за уши, дальше вывернутая шкура, а чистая тушка висела под ней. Она светилась розовой чистотой в свете звезд и луны. Заяц стал в два раза длиннее.

Нам, конечно, было не до зайца. Мы с охами и ахами медленно поднимались, настраивали дурацкие скамьи, рассаживались. Никто, к счастью, ничего себе не поломал. Но энтузиазма мы не испытывали. Да и на самом деле: нас никто не пригласил на пиршество по поводу убитого зайца. А вот синяки мы еще долго чувствовали на собственной шкуре.