Бычок-дристунок и национальная идея

Тобайес Авенал Мусинг (Prof. Tobias Avenal Mousing, Ph.D.), прогрессирующий мыслитель и эссеист,
создатель и бессменный председатель Общества различных проблем

Бычок-дристунок как зеркало русской модернизации
БЫЧОК-ДРИСТУНОК И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ
Бычок-дристунок и орнитологическая структура русскоязычной ойкумены
Бычок-дристунок и кризис социал-дарвинизма

Почему безобиднейший Бычок-дристунок, даже в названии которого нет и намека на агрессивность или угрозу, вызвал столь негативную реакцию главной государственной защитницы детских интересов? «Детский омбудсмен» - калька с английского “a children's ombudsman”, хотя в данном случае уместнее было бы «омбудсвумэн», но так не говорят, пользуясь иногда, и вполне оправданно, словосочетанием «уполномоченная по правам детей». Объясняется ли проявленный негатив утонченной натурой детской уполномоченной, испытывающей отвращение к простонародной лексике и экскрементам животного происхождения?

Поиски ответа на этот, казалось бы, поверхностный, вопрос приводят к необходимости углубиться в некоторые филогенетические особенности Бычка-дристунка, определяющие его онтологическую сущность. Еще во времена трилобитов среди биологических объектов, населяющих нашу планету и образующих различные биогеоценозы, наметились совершенно различные стратегии выживания, которые в виде соответствующих генетически наследуемых признаков передаются из поколения в поколение и которые в настоящее время - время господства вида Homo sapiens L. - получили название эгоизма и альтруизма.

Эгоистическая стратегия выживания, закрепленная в геноме и выработанная сменой многих и многих поколений, по сути, выражается в подавлении всех, кто является элементами окружающей среды индивида-эгоиста и способных, реально или мнимо, составить конкуренцию за ресурсы, в первую очередь пищевые. У таких достигших высшего развития существ, как быкообразные и Homo sapiens L., яркими представителями которых является античный бонакон и детский омбудсмен любого рода, эгоистическая стратегия часто проявляется в приступах ненависти и агрессии, как на внутривидовом, так и на межвидовом уровне.

Самки бонакона, строящие крепостной вал, разбрасывая свой ядовитый навоз, отравляющий всё вокруг, защищают себя и свое потомство, проявляя таким образом свойственную им эгоистическую стратегию выживания, характерную для многих как сказочных, так и реальных существ. (При этом следует иметь в виду, что герои сказок бывают иногда гораздо более реальными, чем окружающие нас реальные персонажи.) Но если детская уполномоченная омбудсменша, по своему разумению формирующая черный список детских сказкок, хотя и является носителем генов эгоизма, всё же относительно безобидна (этакая современная матушка Епистимья), то другие самки Homo sapiens, занимающие завидные места в социально-экологической системе русскоязычного ойкуменического пространства и явно направляющие свою деятельность на сокращение своей же популяции, используя для этого свое доминирующее положение в трофических пирамидах и немалые скрытые резервы, переплюнули даже известную своей изощренной жестокостью бабушку индейцев бороро и далеко выходят за рамки сказочного бестиария. Поглощающие ресурсы в той степени, в какой позволяет их положение в сформировавшейся пищевой вертикали, и извергающие потоки вербальной информации, которая весьма часто превращается в реальные действия, эти во многих отношениях выдающиеся представительницы вида Homo sapiens проявляют качества весьма даже схожие с оборонительной реакцией бонаконов, с той лишь разницей, что у них это не только защитные действия, но и нападение, которое, как известно, лучше всякой защиты.

Когда стая обезьян убегает от преследующего её ягуара, несколько самцов-альтруистов остаются чтобы отвлечь коварного хищника и, даже ценой собственной жизни, повысить шансы на выживание всей популяции. Бычок-дристунок, невзирая на силу и мощь волка-преследователя (в украинском варианте медведя-педофила), спасает неразумную юную героиню, рискуя не только своими копытами, но и головой. Это ли не проявление высшей альтруистической стратегии, хотя и воплотившейся в определенном смысле аналогично защитным механизмам бонаконов и других упомянутых представителей эгоистического лагеря.

Эти и многие другие примеры наводят на мысль, что у разных видов живых существ, к каковым в контексте данного опуса с полным правом относятся и сказочные персонажи, под воздействием факторов меняющейся среды образуются разновидности (в понимании К.Линнея), отличающиеся друг от друга стратегиями выживания. Особи, относящиеся к противоположным разновидностям, упрощенно говоря, эгоисты и альтруисты (численность последних в человеческой популяции, как показали недавние исследования американских ученых, в три раза меньше), проявляют неприязнь и антагонизм друг к другу. Социальные противоречия, политические интриги, расовая ненависть – всё это вторично, первопричина скрыта на филогенетическом уровне!

Но ведь такое положение вещей, скажете вы, неизбежно приведет к непреодолимому конфликту, к чудовищному обострению борьбы за существование, что может обернуться, в конечном счете, полной деградацией сообщества. Должно же быть что-то, способное примирить вражду? К примеру, какая-нибудь объединительная идея, всех делающая альтруистами? Да разве ж такое возможно, отвечу я вам! Какая идея может объединить Кащея, чахнущего над златом, и Ивана-дурака? Что может примирить ограбивших и ограбленных, тем более что потенциальных грабителей среди последних куда больше, чем явных альтруистов.  Ну, разве только угроза прилета Змея-Горыныча с тремя головами, способного в считанные мгновения испепелить и т.д. И то маловероятно – Иван-дурак может и поведется по началу, а вот Кащею на огнедышащего Горыныча по большому счету плевать, он же бессмертный!

Но всё же стоит поискать среди множества того, что разъединяет, нечто, пусть маленькое, но способное объединить, как говорят теперь, и очень даже справедливо,  лидеры левого крыла русскоязычной ойкумены.

В различных частях известного нам мира время от времени раздаются голоса, провозглашающие наличие той или иной объединяющей, или даже национальной, идеи. Характерный пример, получивший широкую известность и горячо обсуждаемый как в семейных группах, так и на общепопуляционном уровне, связан с обозначением в качестве национальной идеи для русскоязычного мира «силы, наглости и хамства». С таким утверждением невозможно согласиться: не может быть единой «национальной» идеи в популяции, где присутствуют ярко выраженные антагонистические разновидности. Автор такого высказывания навлекает на себя проклятия и упреки как представителей эгоистической разновидности, не желающих обнажения их филогенетических основ, так и альтруистов, исповедующих совсем иные принципы. Поэтому высказывание, утверждающее наличие одной единственной главной идеи, пусть даже и «национальной», в существующих условиях окружающей нас природной и антропогенной среды следует признать неконструктивным и даже опасным, во всяком случае, для его автора.

В этом ракурсе нелогично даже думать об объединительной идее, уместнее говорить о скрепах. По крайней мере одна такая скрепа есть: никто не хочет оказаться в дерьме! Такой поворот исторического процесса необычайно усиливает значение Бычка-дристунка, подчеркивая его онтологическое своеобразие, возвышая его над сонмом сказочных персонажей и мифических героев и придавая ему всеобъемлющий сакральный смысл.

Очевидным представляется то обстоятельство, что Бычок-дристунок соединяет в себе альтруистическое и эгоистическое начало: готов рискнуть собой для спасения ближнего, но и «дристнуть» может изрядно, не оставляя никаких шансов противнику или конкуренту. Такой дуализм, обусловленный спрятанными в глубинах хромосом стратегиями выживания, не приводит, тем не менее, к развитию внутренних конфликтов и к раздвоению личности Бычка-дристунка. Несмотря на многочисленные труды современных психологов и психоаналитиков, с уверенностью определивших, что в одном человеке может существовать много различных личностей (а что уж говорить о сказочном персонаже!), Бычок-дристунок является на редкость цельной натурой, повинующейся своему внутреннему компасу, указывающему единственно правильный путь. Не это ли объясняет  столь ожесточенную ненависть, проявляемую по отношению к нему, а заодно и к другим, не столь значимым сказочным фигурам со стороны детского омбудсвумэна и прочих фигурантов загадочной истории, происходящей на бескрайних просторах русскоязычной ойкумены?