Криошок. Глава 12

 — Прежде, чем мы отправимся в путь, — сказал Фридман, оказавшись вне пределов их бывшего спасительного убежища, — я бы хотел закончить одно дело. Больше всего на свете не люблю незаконченных дел. Заглянем ненадолго в лабораторию, мне нужен образец присадки.
   Шумилов не стал спорить и послушно последовал за профессором. Они поднялись на веранду и вошли в дом, Герман включил фонарь, осветив перед собой сумрачный коридор.
  — Ненавижу холод, — произнёс Шумилов, закашлявшись. — Вы знаете, я ведь совсем не лыжник и не биатлонист. Хоть и стоял пару раз на лыжах. Жена, видите ли, обожает горнолыжные курорты, фигурное скольжение с заснеженных высот и всё такое. Любит и умеет кататься на лыжах. А я-то так, по ходу дела… подкаблучник, наверно, — он издал смешок.
 — Конечно, знаю, Вячеслав, — отозвался профессор, не оглядываясь. — Но нашей группе исследователей было интересно понаблюдать за человеком, не имеющим отношения к столь экстремальным видам спорта. И потом, как нам известно, ты — отличный дайвер.
  — Сумасшедший, профессор, я — сумасшедший дайвер. Я прекрасный пловец, у меня была даже безумная идея — переплыть в одиночку океан, побить все возможные рекорды, может, даже войти в Книгу Гиннесса… Но, конечно, это нереал.
  — Да уж, — буркнул в ответ профессор, будто погружённый в себя.
   Они прошли в одно из центральных помещений, в котором стояли несколько стеллажей с заполненными чем-то мензурками и пробирками. У стены находился небольшой письменный стол и два стула по бокам, на столе — обесточенный персональный компьютер, раскрытая общая тетрадь в чёрной обложке, брошенный заточенный карандаш (возможно, Шахицкий пытался делать какие-то записи даже во время своего временного заключения в лаборатории, и лишь только одну эту тетрадь, свой научный дневник он не решился сжечь в «буржуйке» в момент паники). Фридман взял тетрадь и торопливо пролистал. Встав у него за спиной и заглянув через плечо, Шумилов заметил на страницах какие-то странные пугающие иллюстрации, как ему показалось, отображавшие человеческие органы и загадочные формулы. На одной из страниц он увидел схематическое изображение человеческого глаза и надпись: «Порой повреждение века приводит к частичной потере зрения. Удивительный Киреев!» На другой броскую неряшливую надпись, которую он едва смог разобрать: «Вот S. Вот S. Вот плоти срез!»
   Фридман задумчиво покачал головой, напоминая человека, расшифровавшего древнеегипетские иероглифы, но не особенно удивившегося тому смыслу, который они в себе таили.
  — Всё верно, — проговорил он еле слышно, видимо, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они искали это и нашли…
   С какой-то брезгливостью он бросил тетрадь обратно на стол, и повернулся к стеллажу. На одной из полок лежал небольшой серебристый металлический кейс с кодовым замком. Чуть ниже, на соседней полке стоял средних размеров алюминиевый крио-контейнер с яркой наклейкой «биохазард», но профессор удостоил его только беглым взглядом.
   Он уверенно набрал шифр, крутанув колёсиками замка, открыл кейс и с воодушевлением посмотрел на ни о чём не догадывающегося Шумилова. Затем профессор вынул из кейса ампулу с бесцветным веществом, одноразовый шприц, склянку с семидесяти процентным спиртом и медицинский жгут.
  — Я надеюсь, ты понял, Вячеслав, что я хочу сделать то, ради чего вас всех, собственно, сюда и пригласили. Деньги вам всем перевели, так что отказаться вы формально не имеете права. С той патогенной дрянью, которой занимался вольно или невольно Шахицкий, а это целиком и полностью, на его совести, — эта присадка не имеет ничего общего. Напротив, препарат должен помочь тебе выжить, пока мы будем идти во льдах на полюс. Это должно тебя согреть, как согревает приятный алкоголь. Уверяю, что он безопасен для жизни и, в общем, безвреден для здоровья… Конечно, если у тебя нет аллергии. Средство это не известно науке, его не существует в природе, естественно, за исключением отдельных компонентов, которые никогда не связаны вместе, и поэтому я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, что побочные эффекты исключены. Я знаю только, что это не смертельно, не вызывает привыкания, не сказывается на потенции и…
  — Простите, профессор, вы сейчас говорите об опытах на мышах? Видимо, они были успешны?
  — На крысах. И скажу честно, ни одна из крыс не умерла, — улыбнулся Фридман. — А ты будешь первым человеком, кто испытает присадку на себе и получит удивительный дар — никогда не замерзать. Впрочем, лучше присядь пока за стол и успокойся, я бы хотел тебе кое о чём рассказать. А ты будешь слушать меня, как прилежный ученик на уроке, хорошо?
   Вячек исполнил просьбу Фридмана, присев на стул, стоявший сбоку от стола, а Герман уселся перед ним, разложив на столе все предметы, изъятые из кейса, и положив фонарь так, чтобы луч света бил в сторону. Из-за этого их лица были почти полностью скрыты в темноте, в которой лишь слабо мерцали белки их глаз.
  — Я был намного моложе, чем ты сейчас, — начал профессор, — когда узнал историю сэра Джона Франклина, возглавившего в 1845 году экспедицию на Северный полюс. Его трагическая судьба и крах всей экспедиции произвели на меня настолько неизгладимое впечатление, что я решил навсегда связать свою жизнь с порабощением этого сурового ледяного края и борьбой с тем лютым жестоким зверем, который зовется холодом, гипотермией, криошоком. Этот зверь унёс многие жизни, он коварен и опасен, но я посвятил исследованию его слабых сторон полжизни и могу сказать, что многого добился на этом поприще. Недавние события напомнили мне историю Франклина, в которой было много таинственного, шокирующего и неправдоподобного. В 19-м веке викторианская Англия пришла в ужас, узнав подробности мытарств команды этого известного всему свету мореплавателя, потерпевшего фиаско в самом конце жизни… Ты готов к длительному рассказу, Вячеслав, или ты уже замерзаешь? Я смотрю, ты весь дрожишь…
  — Я бы охотно выслушал вас, профессор, если бы вы дали чего-нибудь согревающего, — проговорил Вячек, чувствуя, как его по рукам и ногам сковывает мороз, пробравшийся внутрь необогреваемого помещения, и выразительно посмотрел на склянку со спиртом.
  — Согревающего, безусловно, — встрепенулся Фридман. — Будь добр, закатай рукав правой руки. Быстрее! А левой подержи пока фонарь. Я введу тебе содержимое этой ампулы, и ты быстро согреешься.
   Шумилов сделал то, что просил у него учёный. Затянув резиновый жгут на плече Вячеслава, профессор велел ему поработать кулаком, затем наполнил шприц десятью миллилитрами бесцветного вещества из ампулы, обработал кожу ватным тампоном со спиртом и уверенно ввёл иглу в уплотнившуюся вену, после этого левой рукой развязал жгут и ввел сам препарат из шприца. Он сделал всё это с каким-то методичным автоматизмом, как робот. Затем, столь же быстро приложив на место укола новый тампон, извлёк иглу, положив на стоявший рядом металлический лоток почти пустой шприц, пристально посмотрел на Шумилова и спросил:
  — Что чувствуешь?
  — Пока ничего. Хотя… какое-то тепло вроде пошло по руке.
  — Это нормально, — кивнул профессор. — Главное, ни о чём не волнуйся, ничего не бойся. Просто согни руку в локте, зажми тампон и посиди так спокойно несколько минут…
  — Так вот, — продолжил он, снова отложив фонарь, свет которого стал к тому времени немного слабее, видимо, из-за того, что батарея на холоде начинала разряжаться. — В 1845 году два прекрасных больших корабля, оснащённых по последнему слову военно-морской техники, экипажи которых в целом насчитывали 129 человек, покинули берега Великобритании и отправились в направлении северной Канады. Корабли назывались «Эребус» и «Террор», что можно перевести на русский, как «Мрак» и «Ужас». У нас есть поговорка: как корабль назовёшь, так он и поплывет, и называть корабли подобными именами в наше время вряд ли придёт кому-либо в голову. Но в Англии в те времена думали иначе и нисколько не подвергали сомнению надёжность кораблей, которая была проверена уже в нескольких антарктических экспедициях. И, тем не менее, я бы хотел в будущем ещё раз вспомнить этот незначительный факт, безусловно, совпадение, в котором всё же есть оттенок мистики.
  — Не знал, что вы мистик, профессор, — заметил Вячек.
  — Как ощущения? Голова не кружится, не тошнит?
  — Да вроде нет. Дрожь проходит… или мне только кажется?
  — Думаю, что нет, — улыбнулся Фридман. — Всё идёт по плану. А насчёт мистики, полагаю, что я больше скептик и, кроме того, убеждённый атеист. Просто я заметил ряд удивительных совпадений, объяснить которые научно в данный момент бессилен. Но продолжим… «Эребус» возглавил контр-адмирал Джон Франклин, формально руководитель экспедиции, «Террором» командовал капитан Крозье. К 1848 году королевское адмиралтейство, подстёгнутое не в последнюю очередь беспокойством жены сэра Франклина, впервые озадачилось столь длительным отсутствием экспедиции и поручило нескольким мореходам начать поиски. Поначалу все попытки обнаружить следы кораблей Франклина не увенчались успехом, и только в 1850 году один из кораблей флотилии, кстати, под наименованием — «Леди Франклин», обнаружил на пустынном острове Бичи три одинокие могилы — захоронения трёх моряков из команды контр-адмирала. Судя по датам на надгробиях, они погибли в первую зимовку экспедиции. И это была первая странность в череде множества мрачных загадок, окружавших печальную историю этого ледового похода. С 1854 года официально всех участников экспедиции стали считать погибшими, и всех исключили из рядов Королевского флота. Однако о них вспомнили несколько позднее, в том же году, и по тем временам это было сродни мировой сенсации, взбудоражившей всё образованное европейское сообщество.
   Некий врач-путешественник, сотрудник канадской компании, опираясь на рассказы эскимосов, проживавших в тех краях, предположил, что часть команды Франклина, если не вся, сойдя с ума от голода, предалась людоедству. Это вызвало в английском обществе бурю негодования и недоверия, за репутацию Франклина вступались самые известные деятели науки и искусства, а канадского доктора вначале попросту подняли на смех, впрочем, правительство в итоге перешло на его сторону. Между тем неутомимая жена пропавшего без вести контр-адмирала, та самая леди Франклин, приобрела на свои средства небольшую паровую яхту «Фокс», снарядив её на поиски хотя бы единиц выживших из команды мужа. Безусловно, это была леди во всём!
   Яхта «Фокс» добралась до мест первой зимовки пропавшей экспедиции лишь в 1858 году. В письмах доктора-путешественника был упомянут остров Кинг-Уильям, где эскимосы якобы и видели «белых людей», разбивших на нём лагерь и варивших в котлах человеческие кости. Эти координаты помогли экспедиции спасателей к 1859 году найти первые документальные доказательства попыток команды Франклина спастись самим. В сложенной из камней пирамиде был найден стандартный бланк адмиралтейства, исписанный от руки везде, где только было можно.
По двум записям, оставленным на нём в разное время, можно было понять, что оба корабля экспедиции были безнадёжно зажаты во льдах и вынуждены стоять так две зимы — с 1845 по 1848 год, выдавшиеся особенно морозными. Франклин умер в июне в 1847 году. Обе записи, сделанные на бланке, были не совсем логичны и даже противоречивы. Так, в короткой заметке, датированной маем 1847 года, содержатся сведения о том, что зимовка началась лишь с 1846 года, а не 45-го, и присутствует фраза «Всё в порядке», которую можно перевести с английского и как «Все живы», хотя спасателям было доподлинно известно, что ещё во время первой зимовки погибли как минимум трое членов экипажа. Странностью можно считать и то, что первая запись на бланке не была подписана самим Франклином, хотя он должен был быть ещё жив. И, наконец, как бы невзначай упомянуто, что двое офицеров и шесть матросов покинули корабль в том же мае 1847-го. Куда и зачем — в записи указано не было.
   Из второй приписки выясняется, что капитан Крозье с подчинёнными с 26 апреля 1848 года решают покинуть злополучный скованный льдами корабль (или корабли) и направиться в сторону Рыбной реки Бака, расположенной к югу от стоянки. Количество погибших, как сказано в записи, исчислялось уже более, чем двумя десятками человек.
   В том же 1859 году на вышеупомянутом острове Кинг-Уильям нашли скелет моряка и замёрзший блокнот, содержимое которого оказалось едва ли менее интересным, причудливым и нелогичным, чем путанные записи на бланке адмиралтейства. Фразы на ней были написаны в обратном порядке, крайне неряшливо и безграмотно, без знаков препинания. На одном листке был нарисован человеческий глаз с пометкой: «залив-веко». На другой странице красовалась витиеватая надпись: «Лагерь ужаса пуст». Всё это производило пугающее впечатление на исследователей, также претерпевавших немало неудобств и лишений, осуществляя поиски. Наконец, спасатели наткнулись на большую тяжёлую парусную лодку, возведённую на сани, вес которых был чуть меньше веса самой лодки. Там же нашли останки двух скелетов, возможно, разорванных дикими зверьми. Лодку могли тащить минимум семеро человек, следовательно, все участники того смертельного похода покинули лодку, оставив в ней двоих умирающих ослабевших моряков. По-видимому, они решили вернуться на свои корабли, потеряв веру в собственные силы.
   Профессор умолк, погрузившись в свои мысли.
  — Печальная история, — произнёс Шумилов. — Но к чему вы всё это?
  — Никто из пропавшей экспедиции так и не был найден живым, — ответил Фридман. — Смертность этой экспедиции поражает! Ни раньше, ни позже в исследовательских походах столь мучительно не погибало столько людей. Они действительно оказались один на один с Мраком и Ужасом и не смогли им противостоять. Они начали погибать уже в первый год путешествия, с первой же вынужденной стоянки, и это необъяснимо.
  — А причина смертности? Она известна?
  — В общем, и да и нет. Учёные эксгумировали останки тех трёх моряков, похороненных в первую зимовку с почестями, и нашли в телах замороженных мумий смертельную дозу свинца. Это связывают с пищевым отравлением — в середине 19-го века свинец использовали даже при производстве банок для консервов, не говоря уже о системе опреснения воды на кораблях, в которой тоже использовались свинцовые детали. Противники этой версии считают главной причиной смертей — цингу и ослабленный голодом, холодом и, возможно, тяжёлыми металлами, иммунитет. Я же считаю, что именно бешеный холод подкосил этих людей. Если бы не холод, то все они бы выжили, дошли до этой несчастной Рыбной реки, наловили бы в ней рыбы и отправились под парусом на юг Канады. Но всех их покарал мрак и ужас полярных льдов и холодных ветров, которым со всех сторон открыты те пустынные края. Ты видел эту пустошь? Острова Бичи, Кинг-Уильям? Это мёртвые, покрытые льдом и снегом земли, ужасающие и вселяющие тоску и тревогу одним своим видом.
   Профессор посмотрел на Шумилова и с улыбкой подмигнул:
  — Я рассказал ужасную историю катастрофы, исчезновения более сотни людей, которые так никогда и не были найдены живыми. Но есть ещё одна история, являющаяся полной противоположностью предыдущей, история, которая воодушевляла меня с юности, история победы человека над лютым холодом, тем монстром, с которым я борюсь столько лет! Она займёт совсем немного времени, Вячеслав, хоть и длилась две тяжелейшие зимы на северном полюсе.
   История Фритьофа Нансена поучительна, она говорит о возможности человека приспособляться к тяжелейшим условиям жизни, там, где выжить практически нельзя. Началось это в 1893 году, когда норвежское судно «Фрам» отправилось в плавание к недружелюбным полярным льдам. В те времена Россия оказывала этой экспедиции некоторую помощь, в частности исследователю было подарено с три десятка сибирских ездовых собак во время его остановки у северных берегов Российской империи. Судно было построено с тем расчётом, чтобы оно не было зажато и расколото во время сжатия льдов, и конструкция себя успешно оправдала — «Фрам» уцелел во время всех зимовок. Корабль медленно дрейфовал, с трудом продвигаясь в сторону полюса, но это могло продолжаться бесконечно, и Нансен принял решение добраться до Вершины мира на пару с компаньоном, опытном лыжником Йохансеном при помощи собачьих упряжек. В 1895 году, оставив корабль во льдах, они выступили на трёх нартах, которые тянули двадцать восемь собак. Как всегда, исследователями было сделано много ошибок — не совсем подходящая одежда, просчёты в планировании времени и установления точных координат, а также тяжелейшие погодные условия, замедлявшие поход. С момента вылазки прошло не более месяца, когда, не дойдя до полюса около четырёхсот километров, Нансен решил повернуть назад. Это может показаться провальным решением, но оно было адекватным — представь себе лишения двух людей, боровшихся с ледяным ветром изо дня в день в обледеневшей шерстяной одежде, с обмороженными пальцами при температуре от – 30 по Цельсию.
   Вскоре начал ощущаться недостаток провианта, собаки слабели и голодали, и тут Нансеном был открыт нехитрый, но жестокий метод выживания во льдах. Это началось со скармливания слабых собак остальным во избежание краха всей экспедиции, однако количество собак неминуемо сокращалось. С момента начала похода прошло не более трёх месяцев, а их уже осталось всего несколько. Съестные запасы людей тоже подходили к концу. Нансен вспоминал, что его компаньона чуть было не разорвала медведица, но тому удалось в последний момент увернуться, и начальник экспедиции пристрелил зверя. Ненадолго это пополнило их мясной рацион, но уже через месяц они были вынуждены убить двух последних, своих самых любимых собак. Нансен вспоминал об этом с болью и жалостью, но, по его мнению, это было необходимо для выживания. После этого он принял решение остановиться на зимовку до следующей весны, построив землянку из камней на безжизненном северном острове. Таким образом, они провели в этом ужасном суровом краю ещё почти год. Весной компаньоны продолжили путь по полынье на лодках-каяках, а летом случайно столкнулись с британской полярной экспедицией, оказавшейся в тех же широтах. Судно «Фрам» благополучно вернулось к родным берегам почти одновременно с возвращением Нансена и Йохансена. В этой экспедиции не погиб ни один человек, более того, никто даже не переболел ни цингой, ни другой опасной болезнью. Но именно Нансен по возвращении назвал Северный полюс — Страной ледяного ужаса. Какой скрытый смысл он вложил в эти слова, известно ему одному.
   Профессор умолк, потупив взор.
  — Мне кажется, я его понимаю, — нарушил тишину Шумилов. — Я понимаю, что он перенёс. Я даже понимаю, почему они съели всех собак.
  — Да, они действительно съели своих собак, — ответил Фридман, хмуро взглянув на Вячека. — Но они не убили друг друга и вышли из этой схватки с безысходностью и лютым холодом победителями, в отличие от их предшественников, отплывших под чёрным парусом тщеславия, обернувшимся ужасной катастрофой.
  — А теперь, — произнёс профессор, вставая, — не продолжить ли и нам свой поход к Вершине мира? — И он протянул руку к стоявшей в углу «оси земли».