Дежавю Глава 11

Глава 11

      В этот последний вечер племянника в Париже они с тетушкой засиделись далеко за полночь. И несмотря на то, что Максим вылетал утренним рейсом и встать нужно было спозаранок, они  все не могли наговориться. А если уж совсем начистоту - просто не хотели расставаться…
      - Вот ты спрашивал, откуда я знаю современный русский язык, - сложив руки на коленях, вымолвила Клэр.
      - Да? – Заинтригованно вытянул шею Макс.
      - Сама по себе это длинная история и вряд ли она будет тебе интересна. В двух словах ее все равно не расскажешь, но основой тому стало… одиночество. Да-да, - перехватила она изумленный взгляд молодого человека, - именно так: безродное, отшельническое существование.
        - Да надо ли оно тебе, милый? Старое ворошить, что прогоревшие угли – зола одна. - Она быстро отерла щеку тыльной стороной ладони. – Может, еще чайку согреть, Максик?
      - Нет, тетушка, спасибо. – Он перебрался к ней поближе, устроился на коврике у ног и нежно погладил ей руку: - Продолжайте, Клэр, мне очень интересно!
      - Ах, ты подлиза! – Она потрепала его по макушке. - Ладно, слушай уж.
Макс благодарно прильнул щекой к ее запястью.
      - Как ты уже знаешь, муж меня покинул, родителей уже давно не было на свете, да и других родственников тоже, а новых друзей я тут не нажила. И когда уехала Люси, я осталась в этой квартире совсем одна. А жить-то надо. Помыкалась туда-сюда, в посудомойки-горничные – гордость не позволяет, гувернантки никому не требуются, когда все и так уже - «зубы на полку». В общем, дело швах. С полгода продержалась на прежних сбережениях и небольшой ренте, а зимой тридцать седьмого стало совсем туго: франк обесценивался и цены росли, как на дрожжах. И не было бы счастья - да, как говорится, несчастье помогло: Всемирная выставка в Париже! Советская Россия тоже павильон привезла с огромной скульптурой «Рабочий и Колхозница», да ты знаешь. Большой интерес вызвал тогда, даром что точно напротив экспозиции Германии располагался. А у немцев павильон с орлом ихним выше оказался, да и красный же стяг с фашистской свастикой еще. Ясное дело, русские захотели выглядеть мощнее. И советский оргкомитет уж расстарался: гиды, служители, переводчики – все из местных пришлось добирать. Тут-то мой Смольный Институт и пригодился. Взяли гидом-переводчицей - русский-французский-немецкий.
      - И что же дальше, тетушка? Вас завербовали?! – Молодой человек сверлил ее нетерпеливым взглядом.
       - Да что ты, милый! – Женщина всплеснула руками. – Нет, все гораздо прозаичнее. Стала работать с советскими – по контракту, разумеется. С непривычки тяжеловато было, а потом ничего, освоилась. Голова-то у меня всегда по-русски думала, видно это и выручило. Наших русских эмигрантов много туда приходило – ностальгия, сам понимаешь. Вот один из них меня и заприметил.   Несколько раз приходил, а потом визитку свою мне вручил – дескать, обращайтесь, коли нужда будет. Нужда не заставила себя долго ждать. Выставка закончилась, и я снова оказалась не у дел. Тут-то визитка давешняя и пригодилась. В общем, почти полвека отработала потом редактором «Бюллетеня Парижского научно-лингвистического общества» по разделу русской словесности. Такие дела.
      - Что же вы молчали?! – Макс подпрыгнул от возбуждения. – Выходит, мы с вами коллеги, Клэр!
      Женщина усмехнулась:
      - Выходит, что так, милый…
      - Ну, во-о-бще! Вы снова меня поражаете!
      Глухой, словно набат мелодичный звук донесся их глубины квартиры и, повиснув под потолком, медленно растворился – полночь. Тетушка торопливо захлопотала, убирая со стола.
      - Ох, и засиделись мы с тобой! Все, давай-ка спать, тебе завтра вставать ни свет, ни заря!
      Но не тут-то было! У молодого человека – сна ни в одном глазу, и он снова подластился к драгоценной рассказчице.
      - Неужели я так и не узнаю конца этой удивительной истории, Клэр? Что же случилось с Люсьеной и ее возлюбленным, расскажите, умоляю!
      Тетушка, засобиралась было, ко сну, но перехватив умоляющий взгляд племянника, сдалась.
      - Ах, ты господи! Да тут и рассказывать-то почти нечего. – Она снова опустилась на стул, и подперев подбородок ладонью замерла на минуту, словно вглядываясь в то далекое, давнее…
      За окном тихо гасли уличные огни,  вечер плавно переходил в ночь.
     - В июле тридцать шестого «фалангисты» подняли мятеж против Испанской Республики. Из Марокко им в помощь выступил Иностранный Легион – обученные регулярные войска, танки, пушки, самолеты. А у республиканцев – охотничьи ружья, да ножи – партизанщина одна. И началась гражданская война. А Ингмар, хоть когда-то и служил в Легионе, но их идеями не проникся и, учитывая его нелегальный «бизнес» оказался по другую сторону баррикад. Стал поставлять оружие республиканцам, как я понимаю. И дело даже не в бизнесе. Я уверена, что действовал он по внутренним своим убеждениям.
     - Почему вы так решили, тетушка?
     - Не могу тебе объяснить точно, но просто знаю, что по-другому он не смог бы. Еще, как по радио начнут про Испанию, да про Гитлера и Франко, он фразу какую-то дурацкую стал повторять, даже не знаю, к чему он это, - задумчиво проговорила Клэр.
      - Какую фразу, тетушка? – Глаза Максима разгорелись от любопытства.
      - Ты, как мальчишка, Максик! Все тебе вынь, да положь. Не помню уже, - отмахнулась Клэр.
      - Ну-у, пожа-а-алуйста! – Елейным голосом заныл племяш.
      - Хорошо-хорошо, - сжалилась Клэр, - сейчас вспомню. А-аа, вот она, слушай. Но что означает, ей богу не знаю.
Она наклонила голову и  понизив голос, произнесла: «Зулус добьет тебя сзади!».
      - Это значит - «Пятая колонна»,* - выдохнул Макс. – Но откуда он знал?!
      Молодой человек поежился, словно холодок пробежал между лопаток мимолетным дуновением прошлого.
     - Ну вот почти и вся история, - обычным голосом продолжила Клэр. – В конце июля Ингмар уехал «в командировку»,-  так тогда это обзывалось – интербригады только-только начали создаваться. Первое время слал телеграммы для Люси на мой адрес. Только подпись была странная - «Капитан». А в ноябре телеграммы прекратились. И все – молчок. Люська с ума сходила, невозможно передать как. Все твердила: «не верю!», «он жив», «обещал!»… - Ее голос прервался, и женщина поспешно поднесла к лицу кружевной платочек.
      - Извини, милый. Ну и вот, измаялась она в конец, поревела ночи напролет, а потом вдруг возьми и за Ингваром своим подайся. В Испанию, в самое пекло – тогда уж там вовсю полыхало. Оказалось, она тут в монастыре кармелиток на курсы сестер милосердия ходила, специально, чтоб в интербригаду ее взяли. Вот и доходилась – отправили, наконец. Она только попрощаться забежала – лицо сияет, счастливая – «теперь уж найду его!», говорит, - «даже не сомневайся!». «А это тебе на память, если что», и фотографию мне свою сунула, дуреха...  - Ох, плохая это примета! – Она замолчала.
      - И что, вы ее больше не видели?
      - Нет. Как в воду канула – ни писем, ни телеграмм. Одна только фотка осталась.
      - Та, что у меня в комнате? - Тихо спросил Макс.
  Тетушка оживилась.
      - Э-э нет, другая! Та, что у тебя - это, когда она еще со мной и мужем моим вместе здесь жила. И с любовью своей не встретилась еще… - тихо добавила Клэр.
      - А Ингмар? Его фото осталось, хоть какое-нибудь? – Дрогнувшим голосом произнес Макс.
       - Ингмар…. Сейчас. – Она встала и неспешно вытащила из серванта шкатулку сандалового дерева, от которой исходил еле слышный пряный аромат.
      - Вот, - она вытянула бумажный квадратик из перевязанной бечевкой стопки. – только фото дурацкое. Прислали на мой адрес в тридцать девятом – для Люси, понятно. И на конверте одно слово «команданте». По-ихнему – «капитан». Вот и все,  она протянула ему фото.
      Максим торопливо подхватил снимок, заглянул. Он так и остался – молодой, ладный парень возле Стены Любви, дурашливо выкативший светлые глаза и раскинув руки, словно пытался закрыть своим телом доморощенные любовные скрижали от неумолимого бега времени. Парень, как парень - ничего особенного.
     Максим собрался вернуть фотку, но что-то его удержало. Глянул еще раз. На темном фоне позади еле угадывалось начертанное мелом слово. Он вгляделся, его губы шевельнулись.
      - Jamais, - повторил он, - «никогда».


      Ночью началась гроза. Дождь накатами хлестал по крышам, и казалось, будто это волны бьют в железный борт корабля. Раскаты грома, сопровождающиеся  яркими вспышками молний,  напоминали пушечную канонаду. И только неизменные островки светящихся реклам дамского белья и сигарет «Gauloises» на крыше соседнего здания опровергали мрачную иллюзию, возвращая в мирную повседневность бытия.
      Максу снилась война. Куцый обрывистый берег Бискайского залива на подходе к старому порту д’Альгорта оказался изрезан узкими подводными шхерами с грядами скальных обломков размерами с фермерский дом. Два судна – небольшой буксир, замаскированный под рыболовный траулер и грузовая баржа на тросе, пытались пришвартоваться к полуразрушенному причалу, но попали под прицел ночного патруля фалангистов из береговой охраны Бильбао. Чернильную тьму ночного неба разрезали слепяще-белые полосы прожекторов и короткие оранжевые вспышки пушечных выстрелов. Вдобавок, начался прилив и волны, разбуженные разрывами снарядов, раскачали его в настоящий шторм. Два выстрела один за другим - почти дуплетом, достигли цели: нос буксира раскололся надвое и судно, завалившись на бок, стало тонуть. Команда в спешке начала покидать корабль.
      Словно в замедленном кинофильме, Максим видел малейшие подробности разыгрывающейся драмы. – Суетные конвульсии экипажа, пытающегося отцепить буксировочный трос от баржи груженой снарядами и динамитом, перекошенный в крике рот боцмана в черной морской фуражке, распоротой надвое от виска осколком снаряда, ржавую якорную цепь, с грохотом убегающую с перекошенной палубы в беснующуюся морскую пучину…
      Макс метался на постели, не находя места. В странном сне-фильме все происходило бесшумно, будто киномеханик выключил звук, но до ужаса реально: и ветер, и холодные соленые брызги на лице, и вздыбливающиеся совсем рядом фонтаны разрывов. Истекающий кровью боцман с рассеченной головой продолжал что-то кричать прыгающим за борт матросам, указывая слабеющей рукой на баржу, мотающуюся на привязи буксирного троса в двадцати метрах позади. Максиму даже показалось, что он разобрал по сведенным судорогой губам слово: «ко-ман-дан…те». Взгляд молодого человека метнулся в сторону, куда указывала бессильно упавшая рука, и он увидел его.
      На квадратном носу тяжело переваливающейся в трехметровых волнах баржи, широко расставив ноги и вцепившись в ржавые поручни, стоял человек. Он был единственным живым на этом судне. Минуту он стоял неподвижно, оценивая возможности для спасения команды гибнущего корабля. Девяносто тонн взрывчатки в трюмах баржи, смертоносным балластом повисшей на тросе буксира, не оставляли шансов никому. Решившись,  мужчина перегнулся через ограждение и расцепил трос.  Освободившуюся от ярма баржу развернуло и понесло в сторону шхер наперерез смертоносным скальным быкам. Изображение, бегущее кинопленкой перед взглядом Макса, замерло, выдав финальный стоп-кадр:  темные валы беснующихся волн пенными бурунами тяжело стекают по изодранным ржавым бортам, а на палубе все еще видна одинокая коренастая фигура, упрямо сжимающая скользкие поручни. Нет, он никогда не был моряком, и даже не умел плавать. Но в этот решающий миг – здесь и сейчас, от него зависело: случится что-то еще с нами в этом мире  или уже нет…  Сomandante.
       Макс сложил ладони рупором и, срывая голос, крикнул изо всех сил, перекрывая включившийся вдруг звук бури, взрывов и гортанных людских криков:
      - Ка-пи-та-а-ан!..

               
      Он проснулся, как от толчка. Сквозь распахнутое настежь окно безмятежно отсвечивал серым   пасмурный, блеклый рассвет. Дождливая морось монотонно долбила залитый водой подоконник, мелкими холодными брызгами оседая на разгоряченном лице. Макс протянул руку и взял с тумбочки часы – шесть двадцать. Вылет в десять пятьдесят, можно еще полежать минут двадцать. Грусть прохладной ладонью тронула сердце. Придется прощаться с Клэр. И с Люси. Он повернулся на бок, чтобы еще раз взглянуть на фото в темной рамке. На тумбочке стоял его собранный чемодан и заботливо перевязанный тетушкой пакет с сувенирами. Фотографии не было.