Через мост

Бродяга сидел на сырой лавке. Косился исподтишка на парня, курящего папиросу. И только бычок стукнулся об асфальт, как грязная ладонь метнулась за добычей. Уголёк не успел потухнуть. Обветренные губы жадно втянули дым:

— Ничего такая... — кашлянул бродяга, будто в пустоту.

— Находишь? — отозвался ангел-хранитель.

Моросила непроглядная ночь октября.

Уходя, парень обернулся и коротко кивнул бродяге. Они были знакомы косвенно и не называли друг друга по имени. Просто однажды начали кивать при встрече или прощании.

— Да, очень даже! — выдохнул дым бездомный, — Видит Бог, я бы не стал разбрасываться такими папиросами. Здесь больше половины! Королевский бычок!

— И каково это, докуривать за другими?

Сутулая фигура курящего вздрогнула в кашле. Уголёк заплясал в тусклом свете фонаря. Бродяга почесал за ухом:

— Обычное дело. Так же, как допивать пиво или доедать обед...

— Доживать жизнь...

Курильщика вновь разобрал кашель. С этим приступом он долго не мог справиться. Лавка содрогалась так, что у седого ангела заколыхалась борода. Заметив это, он рассмеялся и похлопал бродягу по плечу:

— Полноте, Игорь. Гляди, сколько ещё курить осталось. Рано захлебываться жизнью, — он вынул новую папиросу из пачки и, смяв у основания, закурил, — Жизнь прекрасна! Смирись ты с этим, наконец.

Горло Игоря перестало першить. Он пригляделся к пачке и прочёл: «Жизнь прекрасна». Затем поёрзал на лавке и затянулся:

— Всё же я никак не пойму, зачем ты спасаешь людей. Жизнь прекрасна, когда она одна. Вроде последней папиросы, ею делиться не станешь…

Седой ангел смахнул пепел с рукава и выпустил дым через ноздри:

— А кто сказал, что есть вторая?

— Ты! Разве ты сам не есть второй шанс?!

Если бы в этот поздний час в переулке появился случайный прохожий, он бы увидел жалкого одинокого бомжа, который спорил сам с собой. Игорь сидел согбенно, раскачиваясь взад-вперёд и походил на сумасшедшего.

— Посмотри-ка на себя, дружище! — вдруг возвысил голос седой собеседник и вскочил, скрипнув лавкой, — Ах да! У тебя же нет зеркала, но... загляни как-нибудь в витрину магазина или хотя бы в лужу. Ты найдёшь там падшего человека. Только взгляни! И ты сразу поймёшь, что никогда не имел никаких шансов. Всю жизнь ты катился вниз и сумел растерять всё, даже душу!

Ангельская речь нисколько не тронула Игоря. Он лишь перевёл бездумный взгляд на тлеющий уголёк:

— То-то и оно… спаситель…

— Я не…

— Постой-постой. Дай наговорюсь, пока бычок этого парня совсем не истлел, — бродяга вновь приложился к папиросе, но та вдруг показалась ему омерзительной. Едва сдерживаясь, чтобы не пульнуть бычком куда подальше, Игорь затянулся и начал свой рассказ:

— В детстве мама тоже засверливала меня правилами. В этом мире сильные всегда ограничивают слабых...

— В этом?! Тебе известен другой?

— Чёрт побери! Ты можешь не перебивать?!

Седой ангел поправил шапку и пустил молчаливый дым по бороде.

— Прости за ругань, — осёкся бродяга, — Просто я пытаюсь разобраться в себе... Мать говорила: «У тебя никогда не будет второго шанса произвести первое впечатление!» Видимо, она считала это высказывание остроумным, потому что всякий раз усмехалась ему, а затем добавляла: «Будь хорошим мальчиком!»

Я кивал: «Да, мама». И при знакомстве с людьми старался производить наилучшее впечатление. Читал много книжек. Да! Ведь маленькие люди всё воспринимают буквально. И я не только о детях.

Легко быть хорошим, когда мама так сказала. Маленькому человеку достаточно поставить выполнимую задачу, чтобы он жил спокойно.

— Какой хороший мальчик! — умилялись взрослые.

— Бей ботаника! — кричали ровесники.

На переменах я прятался от них в туалете. Унизительно. Так я угодил в первый жизненный тупик. До этого мне казалось, что достаточно всегда быть хорошим, и полюбишься всем…

— Вот ты где, очкастая мразь! — их было трое. Одноклассники. Двое стояли на стрёме, а третий рванул меня за волосы и ударил туфлей под коленку, как заправский МЧСник. Я упал и треснулся башкой об унитаз.

Тогда этот мерзавец схватил меня за ноги и поволок через весь туалет, вытирая пол моим лицом, размазывая достоинство.

Тогда и появился он. Этот самый парень, который только что курил здесь. Он ещё не был таким здоровяком, зато учился на два класса выше. И этой разницы хватило, чтобы раскидать трёх моих злейших врагов.

Уткнув зубы в шершавый кафель, закрыв голову руками, я боялся пошевелиться. Слушал звуки борьбы. Тогда мне показалось, что в школу ворвался какой-нибудь маньяк или террорист. И теперь кромсает всех подряд.

— Эй, партизан! Подъём! — его голос, удесятерённый эхом высоких школьных потолков, едва не разодрал мне перепонки, — Скажешь этим козлам, что их отметелил Илья из 5 "В"!

Я, наконец, поднял голову и разглядел протянутую мне руку неулыбчивого пятиклассника. Я знал его лицо, потому что часто видел, как он горделиво вышагивает в сутолоке школьных коридоров.

— Да... — вздохнув, бродяга поднялся с лавки, — прогуляемся?

Бородатый ангел мрачно кивнул и сам задал направление прогулки, держась на шаг впереди.

— Да... — снова вздохнул Игорь, — он вечно пытался выделиться из толпы. А я мечтал в неё втянуться. Но всё получалось наоборот. Дурацкий мир... — бродяга шел, прихрамывая, вертя головой по сторонам, а затем вовсе остановился у витрины ювелирного магазина. Здесь он опять вздохнул, — Да-а-а... Ты прав. Нужно хоть изредка смотреть в зеркало. Трудно поверить, что я моложе того подтянутого спортсмена на два года! Неудивительно, что он меня не узнаёт. Когда это я так обрюзг?! — Игорь обернулся к ангелу-хранителю, который дымил неподалёку. Папиросы обоих собеседников всё ещё тянулись, как бесконечная круговерть серых будней.

Бомж зашаркал в сторону ангела:

— Ты спасаешь людей от смерти, но не от преждевременной старости... А это куда хуже. Или вот Илья. Зачем ты бросил ему спасительную папироску?! Он ушёл, надеясь сегодня поменять свою жизнь! Ты жесток...

Седой старик сбил шапку набекрень и молча двинулся дальше. Похоже, ему не очень хотелось быть ангелом в эту ночь.

Игорь пустился хромой рысцой и вскоре нагнал своего спутника:

— Нет! Нет! Я, конечно, благодарен, ведь ты спас меня в детстве, а потом ещё и ещё.

— Я. Не. Спасал, — с расстановкой ответил старик и ускорил шаг.

— Знаю-знаю, тебе отчего-то не нравится это слово, — затараторил бродяга, — и всё же, вспомни тот случай…

Я учился в третьем классе и мечтал стать героем, как Илья. Когда он спас меня от унижения — всё изменилось. Одноклассники взглянули на ботаника иначе. Они не считали меня своим, но проявляли уважение. Можно сказать, что я стал популярным на время.

Н-да. Получил то, что хотел и разочаровался. Ведь это была не моя заслуга. Поганая гордость — вот, что губит людей! Поэтому-то я толком не обзавёлся друзьями. Всё мечтал погеройствовать. И попутно следил за Ильёй. Больше всего на свете мне хотелось отплатить геройством ему.

Но, как всегда, всё вышло немного иначе. Как и всё в этой… прекрасной жизни.

Слежка — это, конечно, громкое слово, если речь идёт о третьекласснике. Но я сумел выяснить адрес дома своего спасителя. Однажды проследил за ним до самого подъезда. Потом, разумеется, поспешил к маме.

И признаться… с тех пор я не сильно преуспел. Ведь до сих пор не знаю номера квартиры Ильи. Но тогда меня распирала гордость, и в сторону дома я шагал уверенной походкой пятиклассника. По-моему, это главная проблема неудачников. Мы ликуем от всякой мелкой победки. И вместо закрепления результата напиваемся вдрызг, скатываясь ещё ниже.

Конечно, в третьем классе я ещё не позволял себе спиртного. Вернее, не позволяла мама. Сам я вообще ни черта не решал, плыл по течению.

Первой своей победе я радовался «на сухую». И всё же был опьянён ею, когда повстречал реальную возможность стать героем.

За моим домом проходили две водопроводные трубы, по которым дети вечно шлялись, играли в салки или даже курили. Отчего-то малолеткам нравится околачиваться где-нибудь среди развалин, строительных лесов, по теплотрассам. Я тоже любил такие места, пока они не заменили мне дом родной.

Так вот. По трубам в тот день гуляли две мои одноклассницы. Ходили взад-вперёд, балаболя о каких-то бестолковых вещах вроде цвета колготок математички или тщетности бытия. Болтали и не ведали, что рядом рыщет смерть...

— Ты-то, конечно, всё-ё-ё знал, — Игорь прищурился на ангела-хранителя, будто и впрямь плохо видел.

Бог весть, сколько уже эти двое странствовали по пустым дворам, игнорируя беспросветную изморось. С начала рассказа минуло не меньше вечности, но вроде бы не больше получаса. А папиросы всё тянулись, как заунывная песня попрошайки о невзгодах.

Ангел молчал и даже не глядел в сторону бродяги, который явно устал беседовать с пустотой:

— Почему ты уже чёртову прорву времени молчишь?! Будто сам с собой говорю…

— Так и есть, Игорь, — хмыкнул дед, — ведь я существо бесплотное и в «вашем» мире считаюсь галлюцинацией.

— Нашем? А что есть кроме «нашего»?

—Думал, ты уже разобрался. Столько времени ходишь вокруг да около…

— Да я сам в себе не могу разобраться! Какое время?! Я живу одним днём!

— Знаю-знаю, — хрипло усмехнулся седовласый ангел и облокотился о перила моста. Они курили над рекой, — Твоя жизнь подобралась к фильтру. Хотя… у тебя папироса. Так что докуривай пустоту. Да… ты был третьеклассником и мечтал спасать девочек с большими бантами. Одной из них посчастливилось провалиться в колодец, чтобы облагородить тебя.

— Посчастливилось?! — вздрогнул Игорь, — это такой чёрный ангельский юмор? Ей обварило ноги!

— Точно! Посчастливилось той, что не провалилась. Она сейчас живёт в другой стране.

— Ты издеваешься?!

— Нет-нет… восстанавливаю события. Ты видел, как девочка ухнула в незакрытый колодец. Слышал этот скрипучий крик падения. И почти бросился на помощь, когда…

— Меня остановили: «Постой-ка, партизан! Ты что следишь за мной?!» — Илья сбил меня подсечкой. Я шандарахнулся грудью о какую-то корягу. Дыхание перехватило, и я только показал в сторону девчонок. Подруга потерпевшей носилась вокруг зёва люка, срывая голос, а затем убежала искать помощи.

— Илья понял, куда ты указываешь и, не раздумывая, бросился спасать потерпевшую.

— А ты остался со мной! Держать за горло, чтобы я не сорвался в тот кипящий люк. Я так жаждал стать героем, но ты удержал меня!

— Возможно... — ангел покрутил папиросу пальцами и швырнул в реку, — А может, ты просто испугался. Ведь был ребёнком. В любом случае, Илья прекрасно справился. У девочки слегка пострадали ноги. А теперь остались только белёсые шрамы. Зато больше ценит жизнь.

— Илья вытащил её наружу и крикнул мне: «Ты знаешь, что им сказать!» — и почему-то ушёл.

— У него были другие дела…

— В пятом классе? Тебе виднее… А я остался с ней, ведь я любил её… люблю. От боли она потеряла сознание. Через несколько минут прибежали взрослые и нарекли меня героем.

Не знаю, что я должен был сказать, по мнению Ильи. Только я промолчал. Обо мне судачил весь город. Дети тыкали в меня пальцами, когда видели в автобусе. В местной газете даже вышла статья с таким заголовком: «Приёмный герой нашего времени!» Какой-то проворный журналист вызнал, что я приёмыш. Видимо, они хотели сказать: «Хорошие новости! Отказники тоже люди. Усыновляйте детей!»

Может и так. Но это оказалось новостью и для меня. Мать не рассказывала, что я приёмный.

— Вся жизнь под откос, — пробурчал ангел и двинулся дальше по серой улице.

Игорь заметил под ногами недопитую бутылку пива. Подумав, взял её и поспешил за ангелом:

— Конечно! Это подкосило меня! Псевдогерой... псевдопобедитель… псевдомать… может, и псевдожизнь?!

— И вот ты здесь!

— Нет. Последней каплей стала она…

— Точно! Псевдолюбовь!

— Да! Илья стал её героем! Не знаю, как она поняла, что герой не я. Вряд ли он ей рассказал... Иногда, вспоминая всё, мне кажется, что я и есть Илья…

— Герой-шизофреник… интересная версия. Впрочем, ты и сейчас общаешься с галлюцинацией. Неужели это всё, что ты вспомнишь, докуривая свою последнюю папиросу? Где попытки сделать мир лучше? Взлёты и провалы? Где борьба?

— Это чужая папироса, да и с чего ей быть последней? Ты же сам показывал полную пачку.

— Эти папиросы не твои. Ты выбрал ту, что сейчас докуриваешь. Пусть она чужая. Но не ты ли всю жизнь мечтал оказаться на чужом месте?

Игорь промолчал. Они вышли на широкую улицу. Здесь сновали машины даже в эту дождливую ночь. Вдоль дороги теснились слепые дома. Собеседники остановились у одной из арок во двор.

— Ты никогда не мечтал стать героем. Ты хотел стать Ильёй. Поэтому у него есть шанс, а ты свой...

Из арки донеслись крики. Игорь выпрямился, вслушиваясь. За всё время разговора они не встретили ни единой души и теперь бродяга чувствовал себя выдернутым с того света. Похоже, напали на девушку.

В этот последний раз Игорь не стал раздумывать:

— Раз уж моя жизнь такая тухлятина, то нечего её беречь, — и, отшвырнув бычок, двинулся в жерло неприветливой арки.

Ангел кашлянул и обратился тенью бродяги. Они прокрались во двор, где спорили трое. Среди них Игорь разочарованно заметил клофелинщицу Галю, с которой уже встречался этой ночью. С ней общались двое парней в ярких штанах с лампасами. Нижняя губа у девушки была разбита.

В первую секунду Игорь решил, что эта тварь заслуживает такого, и даже попятился обратно в арку.

И если б не «последняя папироса», то мир вздохнул бы, сбросив бремя несчастной куртизанки. Но бродяга взвинтил себя. Казалось бы… поспорил сам с собой. Но…

— Эй, народ! Это моя девушка! Расходимся! — фраза выпросталась небрежно, сама собой. Лампасы вздрогнули, когда бомж появился из темноты совсем рядом. Один хулиган даже выхватил нож, но рука Игоря не дрогнула и бутылка разбилась о голову второго хулигана. Тот ошеломлённо упал, а под ребро бродяге вошёл нож. Да так там и остался.

— Ты чё, грохнул его, дебил? — хулиган с разбитой головой поднялся и быстро оценил ситуацию, — Тикаем!

Две фигуры с лампасами мигом исчезли в зёве мрачной арки. Игорь попытался вздохнуть и брякнулся на асфальт. Тогда, удивлённая таким геройством клофелинщица, не скрылась, а вопреки своим привычкам набрала «03».

Она неловко прошептала ему: «Прощай, мой герой…» — когда умирающего Игоря грузили в карету скорой помощи.

* * *

Игорь очнулся в больничной палате. Перебинтованный. Он протёр глаза, пощупал рёбра. Всё это походило на какой-то фильм, которых бродяга не видал лет пять. И столько же он не спал в постели:

— Где я? — просипел обветренный рот. Ведь именно так говорят в фильмах.

Бродяга окинул палату взглядом и увидел на краю подушки папиросу. Он облокотился, чтобы получше рассмотреть находку и…

— Разыскал второй шанс? — хранитель лежал на соседней койке, прикинувшись больным.

— Нет, но, кажется, я понял, почему хранитель, а не спаситель.

— Вы, люди, и сами себя горазды спасать.

— Спасибо, что сохранил мне жизнь.

— Вот! — ангел скрипнул кроватью, поправляя шапку, — Живи по-настоящему. Второго шанса не будет!

— А можно дурацкий вопрос? — спросил Игорь, глядя в потолок.

— Валяй…

— Почему у тебя такой глупый облик? Ты же ангел!

— Сам таким придумал. Бывай…

— Что? — Игорь повернулся и не увидел деда. На соседней койке лежал какой-то молодой парень, — Бывай…

Бродяга хмыкнул и, кряхтя, перевернулся на другой бок.

Он засыпал и думал, как с утра встанет и выкурит эту прекрасную папиросу. Первую в его новой жизни.